Васильки

Натали Ку

Мать и сын – особый мир, особая связь. Легко ли им отпустить друг друга, когда настает пора? Что чувствует каждый из них, когда они отдаляются друг от друга? Будут ли они связаны всегда, даже если между ними пропасть?

Редактор Наталия Шевченко

Фотограф Наталия Макарова

© Натали Ку, 2022

© Наталия Макарова, фотографии, 2022

ISBN 978-5-4490-8409-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все герои вымышлены, все совпадения случайны

ВАСИЛЬКИ

Предисловие

Этот дневник я начинаю вести для тебя. Возможно, не всегда мы могли с тобой поговорить по душам. Возможно, далеко не все сказали, что хотели. Ты сейчас далеко. Но, пожалуй, ты далеко уже давно. Не знаю, в чем тут дело, но отца ты всегда понимал больше, чем меня, всегда вставал на его сторону. Может, дело в том, что вы оба — мужчины, может, потому что ты был похож на него больше, чем на меня. Может, мне кажется, ведь когда-то мы были так близки с тобой? Мне о многом хочется сказать. И прежде всего о том, как я без тебя скучаю. Несмотря ни на что, у нас немало общих хороших воспоминаний.

Ты помнишь, как мы с тобой гуляли в пшеничном поле, недалеко от нашего первого дома? Еще заблудились тогда. И ты спросил, глядя на васильки: «Мам, а почему таких красивых синеньких цветочков так мало, а этих колосков так много? Почему не наоборот?» Знаешь, до твоего вопроса я об этом не задумывалась. Мне казалось совершенно естественным: пшеница — полезная культура, а васильки — сорняки в поле. Я тебе это объяснила. Но ты продолжал свои расспросы: «Разве такие красивые цветочки могут быть бесполезными? Они мне нужнее, чем какие-то колоски. Почему их не сажают просто так?» Я ответила, что васильки можно посадить в саду и там они не будут сорняками, а будут радовать глаз.

Наверно, так же обстоит и с людьми. Где-то мы оказываемся сорняками, а где-то объектами любования, восхищения, даже любви. Все зависит от места и того, кто тебя окружает. И времени, добавлю я. У людей от времени тоже многое зависит.

Когда же началось наше отдаление друг от друга? Ведь когда ты родился, не было никого ближе и роднее, чем мы с тобой. А сейчас соседский мальчишка относится ко мне лучше тебя. И ты об этом знаешь. Неужели не ревнуешь? Хотя почему ты должен ревновать? Это ведь он относится ко мне лучше, а не я к нему.

Помнишь, как ты ревновал меня в детстве? Когда во дворе к нашей игре присоединялись другие дети, ты отталкивал их в сторону и говорил: «Моя мама!» Говорил так настойчиво и властно, даже зло, но мне было так сладко от этих слов.

Я ужасно скучаю по тебе маленькому! Давно начала скучать. Как же мы были близки с тобой, как открыто и сильно ты любил меня. Я была для тебя самой лучшей и родной, самой близкой и необходимой! С какой тоской я вспоминаю, как ты не мог прожить без меня и нескольких часов, помню теплоту твоей маленькой ладошки, которая доверчиво сжимала мою ладонь, помню, как, уставший после длинного дня, ты засыпал у меня под бочком под какую-нибудь сказку, как радостно встречал меня с работы или из магазина и как, шутя, спрашивал про мои дела. Мне казалось, что так будет всегда. Но постепенно все изменилось… Как горько, что ничего больше не вернуть. А от воспоминаний теплее не становится, только грустнее.

Как я хочу поговорить с тобой по душам, как хочу быть услышанной и понятой… Хочу быть твоим другом. Хочу поддержки и тепла, нежности… Я так много хочу?

Может, сейчас, когда ты сам стал отцом, когда на твоих глазах взрослеет уже твоя дочь Маша, может, сейчас ты начнешь лучше понимать меня? Может, сейчас почувствуешь то, что чувствовала я? Может, сейчас наши отношения улучшатся?

А что теперь? Когда я тебе пытаюсь рассказать о Матвее и объяснить, что он для меня значит и почему, ты только зло щуришь глаза и уходишь от разговора, переводя его в другое русло. Почему ты не хочешь понять меня? Не только понять — даже выслушать меня не хочешь. Вот поэтому я и начинаю вести этот дневник. Может, когда-нибудь ты все-таки найдешь время и узнаешь, что я думаю и чувствую. Может, станешь относиться ко мне как прежде. Я ведь перед тобой ни в чем не виновата.

Но, может, ты думаешь по-другому? Конечно, в нашей жизни все мы хотели что-то изменить. Всегда есть то, о чем можно пожалеть, то, что можно было сделать как-то по-другому. Но обычно об этом начинаешь судить только по прошествии времени.

Я не помню в своей жизни моментов, когда я сильно колебалась, как поступить. Да и жизнь моя сложилась так, что по большому счету не было ситуаций, когда бы требовался серьезный выбор. Кроме одной… Но об этом чуть позже.

В чем ты можешь обвинить меня? Что я слишком много времени отдавала работе? Но работа сейчас это единственное, что у меня осталось. Если бы не было и ее, то я, наверно, вообще не смогла бы выжить тогда, когда ушел твой отец. И тогда, когда я сама добровольно отказалась от своего счастья.

Это только казалось, что твой отец ушел один, — ты ушел вместе с ним: сначала мысленно, а потом… потом ты тоже оставил меня. Конечно, этому есть рациональное объяснение. Ты начал учиться, захотел самостоятельной жизни. Отец снял тебе квартиру. Я осталась совсем одна. С котом. Из всех мужчин нашей семьи он единственный не бросил меня. Но будь у него выбор — кто знает?

Нет, я совсем не считаю себя плохой, недостойной вас с отцом. Просто так сложилась жизнь. Я, наверно, фаталистка, верю в то, что все заранее предрешено и сопротивляться этому только хуже. Надо просто с достоинством переносить все то, что посылается тебе свыше и… уповать на лучшее. Поэтому я и не злюсь на твоего отца. Он счастлив, и это уже немало. Значит, его выбор был в свое время правильным. Я надеюсь, что он счастлив.

Думаю, что и работай я меньше, он все равно бы ушел от меня. Конечно, поначалу это служило хорошим объяснением краха нашей семьи: я недостаточно внимательна к вам, все время отдаю школе и ученикам.

Во-первых, далеко не все время. Во-вторых, я все равно бывала дома поболее твоего отца и поболее тех своих подруг, которые трудились не двадцать часов в неделю, как я, а больше, да еще и на дорогу тратили время, живя далеко от школы. От них мужья почему-то не уходили. И для меня по-прежнему загадка, почему ты, когда отец объявил о своем решении уйти, принялся зло кричать на меня. Помню, как стояла и глупо улыбалась. Происходящее казалось какой-то несуразной, нелепой реальностью. Но все-таки реальностью?

Представь, что я давно начала думать, что с твоим отцом что-то не так. Он стал со мной реже разговаривать, замкнулся в себе. Подолгу где-то пропадал. Естественно, объяснял это загруженностью на службе. Ты знаешь, об измене я тогда совсем не думала. Может, потому что сама ее не допускала. И считала, что человек, с которым я связала свою жизнь, ее тоже не допускает. Я почему-то начала переживать тогда за его здоровье. Думала, что он подозревает у себя какую-то страшную болезнь. Осунулся, стал бледным, похудел. Нервничал и срывался по пустякам.

И вот когда он объявил мне со скорбью в голосе, что больше так жить не может, что нам лучше расстаться, что так будет лучше для обоих, я не выдержала и засмеялась. В моей голове творился полный сумбур. С одной стороны, я радовалась, что мой муж совершенно здоров, по крайней мере физически — за его душевное здоровье я тогда ручаться нe могла. С другой стороны, я все равно его теряла. И тут, опять же, одной стороны, было облегчение, что я наконец-то узнала, чем были вызваны все эти странности в его поведении. С другой стороны, открывшаяся действительность была пусть и легче воображаемой, но лишь на самую малость. Сначала мой мозг обработал информацию о том, что смертельная болезнь мужу не грозит, потом взялся обрабатывать тот факт, что угроза совсем в другом — только уже не ему, а мне.

Даже в небе между тучами бывает хоть маленький, но просвет. Или же небо просто черно-серое. В моей ситуации пpосвета не было. Одна туча мгновенно освободила место для другой. Смешались все эмоции: от радости и облегчения до гнева, ненависти и обиды. Я не могла радоваться, не могла плакать или кричать. Я просто глупо улыбалась, а потом начала смеяться. Это была истерика. Ты тогда об этом не знал, ты думал, что я веселюсь. Милый мой, как я могла веселиться, когда от меня уходил человек, которого я любила больше всех на свете после тебя? Сперва даже больше тебя. Пока ты не появился в моей жизни.

А ты тогда обвинял в его уходе меня. Сколько тебе было лет? Ты помнишь? Двенадцать. Ты гневно бросал мне в лицо, что я все время на работе, что я плохо одеваюсь, что мама твоего друга готовит гораздо вкуснее меня, а мама другого друга гораздо ласковее с тобой, чем я. А потом со злорадством добил, сказав, что именно поэтому твой отец и ушел от меня. Ты всегда говорил от меня. Хотя тебя он тоже не слишком часто навещал поначалу и почти никогда не приглашал к себе в гости. Мне было больно все это слушать. Но я молчала. Хотя могла бы многое сказать в свою защиту. Но все это бессмысленно для того, кто уже нашел виноватого и твердо уверен в своей правоте.

Вот сейчас думаю, может, это у тебя выходило не специально? Может, ты боялся, что твой отец бросит и тебя? Может, ты бессознательно дистанцировался от меня, чтобы твой отец отделял тебя от меня? Чтобы он не думал о нас как о едином целом? В таком случае мне следовало бы на него обижаться вдвойне. Ведь тогда он не просто ушел от меня, но и тебя забрал, пусть только эмоционально, душевно и духовно. Как же это много! Но я все-таки надеюсь, что смогу простить его. Обиды ни к чему хорошему не приводят. Самому обижающемуся они ничего не дают, кроме отрицательных эмоций.

Тогда я молчала, боялась сделать все еще хуже, чем было. Поэтому оставила попытки пробиться сквозь твои многочисленные шипы и колючки. Только меня все равно продолжает мучить вопрос: может, я зря тогда остановилась? После твоего яростного неприятия всяких нежностей с моей стороны, может, зря я перестала обнимать тебя, гладить по спине? Я думала, что тебе это глубоко неприятно, но, может, это было не так? Тогда я не сильно думала об этом. Я тоже обижалась и не хотела быть жертвой. У меня тоже была своя гордость. И сейчас есть. Именно поэтому я и хочу тебе все объяснить. Спокойно и без криков. Нет, я не буду требовать от тебя такого же письменного и развернутого ответа. Я просто хочу, чтобы ты стал ко мне относиться по-человечески и не как к чужому человеку. Я слишком много от тебя прошу? Что ж, не буду. На самом деле мне будет достаточно просто того, чтобы ты все знал. Я расскажу тебе про всю свою жизнь. Не пугайся, длинных мемуаров не будет. Я просто опишу все то, что — я надеюсь — поможет тебе понять меня и простить. За что? Не знаю. Но если ты сердишься на меня, значит, считаешь, что есть за что.

И знаешь, я все равно тебя люблю. Наверно, это чувство дается нам свыше и, наверно, оно единственное, которое может выдержать все испытания и не ослабнуть. Я пыталась любить тебя меньше, чтобы меньше страдать. Но ничего не получилось. Мне его не вытравить из себя. Пожалуй, это мой самый большой грех в жизни — желание любить тебя меньше. Многие меня не поймут, со стороны ты — идеальный сын. Но внешняя сторона меня всегда волновала меньше, чем внутренняя, именно поэтому я и пишу тебе все это.