Ложа Белого мопса

Наталия Беззубенко (2024)

Марта возвращается в родной городок, чтобы начать жизнь с чистого листа. Случайная находка на чердаке — дневник журналиста начала века — приводит ее к женской масонской ложе, которая существует и сегодня. Марта решает присоединиться к масонам, ей очень нужно найти ответ на вопрос «Как жить дальше?», но вскоре она понимает, что за красивыми словами и волнующими ритуалами скрываются темные тайны и опасные игры. Бывший одноклассник, от которого Марте изрядно доставалось в школьные годы, тоже проявляет интерес к масонской ложе. Кто же он — единственный союзник или тайный враг — в ее увлекательном приключении?

Глава 2

Зашелестели шины, скрипнули тормоза. Огромный черный джип обдал Марту пыльным облаком. Она попятилась.

— Сорокина, ты, что ли?

Из приоткрытого окна высунулась небритая рожа в кепке и солнцезащитных очках. Нет у Марты таких знакомств. Хотя… голос с легкой хрипотцой вызвал воспоминание, не самое приятное в ее жизни.

Девятый класс, в школьном дворе бушуют одуванчики, а из ее кремового рюкзачка квакает противная, склизкая лягушка. И где-то совсем рядом оглушительно хохочет Топалов — неисправимый троечник, провокатор и хулиган. Почему бывший одноклассник вспомнился? Где Ленд Крузер и где Дима Топалов? На разных полюсах земного шара. Наверняка в тюрьме или спился.

— Сорокина! Давай подброшу. — Незнакомец небрежно сдернул очки. В хитровато прищуренных серых глазах плясали до боли знакомые чертенята. И ухмылочка все та же, нагловатая.

— Привет, Дима, — холодно ответила Марта. — Я и сама прекрасно справляюсь.

Как нарочно, чемоданное колесико застряло в колдобине, Марта дернула посильнее за ручку. Крак! Колесо отлетело и закатилось в пыльную траву на обочине.

— Вижу, как справляешься!

Топалов выпрыгнул из машины, проворно подхватил ее чемодан и закинул в багажник. Подобрал отбитое колесико, мотнул головой и зашвырнул подальше в кусты. Жестом показал на пассажирское сиденье: давай усаживайся, чего тормозишь?

— Мусорить-то зачем, — начала было Марта, но ее перебила барабанная дробь. Трезвонил топаловский телефон. Он взглянул на дисплей, нахмурился.

— Да… да, скоро буду. Минут через тридцать. Пусть Аркадий Петрович не переживает, раз обещал, значит, успею.

Ну вот все и объяснилось. Водитель.

— И твой начальник не будет против, если узнает, что в обеденный перерыв ты катаешь дамочек на его машине? — спросила Марта, усаживаясь в кожаное кресло и косясь на красную сумочку на приборке.

Топалов покрутил в руках косметичку и забросил ее на заднее сиденье. Завел мотор и непонимающе уставился на Марту, а потом раскатисто рассмеялся:

— Не будет. Он добрый. Даже премию может выписать за помощь.

— Так за место держаться надо, где еще такое найдешь, — назидательно произнесла Марта, пристегивая ремень.

— Я и держусь. — Он демонстративно покрепче схватился за руль.

— Ремень — лишнее, гаишники здесь не водятся. — И Топалов ткнул пальцем в нейлоновую ленту на ее плече.

— Я это делаю исключительно для своей безопасности. Правила дорожного движения не просто так придумали. И тебе, Дима, не помешало бы их соблюдать. Давай замок защелкнуть помогу, не нужно отвлекаться во время поездки. — Марта развернулась к Топалову, но тот отмахнулся:

— Сорокина, ты все такая же нудная! Да ладно тебе, не усложняй! По таким ухабам можно только с черепашьей скоростью тащиться… Сорока, признайся, ты думала, я, как алкаш последний, под забором валяюсь? Или в тюрягу загремел?

Марта потупилась.

— Я рада, что ты человеком стал, Топалов. Водитель — достойная работа, особенно для такого оболтуса, как ты.

Топалов хмыкнул.

— Сама как? Пригодилась тебе твоя литература? Докторскую пишешь?

Марта натянуто улыбнулась:

— Подумываю. Работаю в университете. Занимаюсь наукой, — отвечала бодренько, а у самой с души воротило: едут вместе десять минут, наврала уже с три короба.

Он снова засмеялся.

— Как вспомню, как ты меня со своей литературой доставала, «подтягивала». Мне от твоего занудства лезть на стенку хотелось. «Учи, Топалов, отрывок. Рассказывай с выражением! А теперь говори, что ты понял, что хотел сказать автор! Какие эпитеты, какие метафоры?» — прогнусавил он, копируя учительские интонации бывшей одноклассницы.

— Я всего лишь выполняла поручение классной, — сдержанно ответила Марта, приглаживая выбившуюся прядь волос.

— Рьяно так выполняла. Честно сказать, мне тебя придушить хотелось. А всех классиков сжечь, в смысле — книжки их… «Я помню чудное мгновенье» до сих в страшных снах снится. Сколько раз стих этот талдычил? Раз сто? Что мы там «отрабатывали»? Интонацию?.. С личным как? Слышал, вы с Тёмиком поженились.

— У нас с Артемом прекрасная семья. Детей, правда, пока нет. — Уголок ее рта дернулся.

Да она сквозь землю провалилась бы, если призналась, что из университета пришлось уйти. Темка без зазрения совести позаимствовал ее научные разработки и защитил на них кандидатскую. А потом стал завкафедрой. «Молодой, перспективный, энергичный», так объяснил его выдвижение научный руководитель, который сам пошел на повышение и освободил для Темика место. Видеть самодовольное лицо мужа, теперь еще и непосредственного начальника, стало невыносимо. Марта подала заявления: одно на развод, другое — на увольнение. Так она попала в гимназию, ну а потом сюда, на эту пыльную дорогу. В глазах защипало, — вот только не надо себя жалеть! — и она отвернулась к окну.

— А в Липки каким ветром тебя занесло? — спросил бывший однокашник.

— В отпуск. Решила немного отдохнуть, — вранье Марте претило, но и правды не скажешь. Особенно этому, самоуверенный нахал расселся в чужой машине и устроил допрос с пристрастием.

— Посреди учебного года? — удивился он.

Троечник всегда хорошо соображал, но изрядно ленился.

— Так сложились обстоятельства… Женат? — Марта сняла травинку с рукава блузки.

— Не, в свободном полете. — Он кивнул в сторону заднего сиденья, видимо, намекая на забытую в салоне сумочку. — И приземляться пока не собираюсь.

Конечно, семья — это ответственность, а обязательства не для Топалова.

Он лихо вырулил на центральную улицу с залатанным асфальтом. Дорога проходила мимо бывшей усадьбы графини Потоцкой. Марта помнила ее обветшалой и никому не нужной. Сквозь металлические прутья ограды, которая каким-то чудом уцелела за столько-то лет, виднелись облупленные стены двухэтажного барского дома с пустыми глазницами окон. Через прохудившуюся крышу пробивались деревца. Место притягивало магнитом. По пути в школу она всегда задерживалась здесь на пару минут и фантазировала, представляя хозяйку особняка.

Графиня Потоцкая была крайне изобретательной дамой. Перед тем, как сбежать из страны в 1917-ом году, она сама закрыла ставни усадьбы и разместила на фасаде громадную вывеску:

«Входъ строго васпрещенъ. Этотъ домъ принадлежитъ советской власти. Потоцкая аристована и помещена в тюрьму!»

И для убедительности сделала пару ошибок в надписи, чтобы не возникло никаких сомнений, — писали люди компетентные в своем деле, печатью невежества заверили свое повеление.

Сотворив «оберег» для родового гнезда, графиня запаковала ценные вещички — и на вокзал. Когда небольшой обман Потоцкой раскрылся, пламя революции поугасло, особняк передали на баланс города. У входных дубовых дверей, случайно не угодивших на растопку, поставили гипсового пионера с горном, приколотили дощечку «Дом культуры». Культурные люди проявили деликатность к старинным интерьерам. Шли годы, дом ветшал, требовал капитального ремонта, и здание «законсервировали до лучших времен», случилось это еще до рождения Марты. Однажды она попала внутрь, хотя родители и запрещали детям подобные шалости, пугая призраком старой графини. Остатки былой роскоши ошеломили Марту.

Над головой — облупившаяся фреска с изображением полумесяца и россыпью звезд. Зачем так высоко картинки рисовать, смотреть неудобно.

Под ногами — черно-белая мозаика в шахматном порядке. Жаль, плиточки поцарапались, тащили по ним что-то тяжелое.

Удивительной казалась огромная голубая роза, нарисованная на стене зала. Разве бывают розы такого цвета?

На столбе — глаз в центре треугольника, направленного вершиной вверх. Марта сразу поняла по синим теням на веке, что глаз женский. Он следил за непрошеными гостями, вопрошал: «Зачем явились, недостойные?»

Узоры кафельных печей выглядывали из-под облупившейся синей краски, мифологические герои прятались за дешевенькими обоями. Воображение с легкостью рисовало недостающие элементы: хрустальные люстры и картины в золоченых рамах, мягкий свет и фортепианная музыка, тяжелые портьеры на окнах и диваны, обитые зеленым штофом.

Инициатором этой вылазки был Димка Топалов, который отправился искать клад и заразил своим азартом одноклассников. Никаких сокровищ они, конечно, не нашли. Зато Марта свалилась с лестницы и чуть не свернула себе шею. Больше всего ее огорчило, что занятия с Топаловым пришлось отложить из-за растяжения лодыжки. На костылях не особенно побегаешь за лодырем, Димка наслаждался свободой по полной…

Сейчас Марта с удивлением подмечала изменения: пластиковые окна, жалюзи, новая черепица, кремовая краска на свежевыкрашенном фасаде. У дома появился владелец.

— Неужели кто-то выкупил? — недоверчиво спросила она.

— Да, Хорьков вложился. Хозяин мясного комбината и местный депутат. Вообразил себя потомственным дворянином. Реставрация стен, монтаж кровельного свеса и отливов, шлифовка абразивами, полная гидрофобизация — короче, хренова туча денег ушла. Дешевле было новый построить, но кто платит, тот и музыку заказывает.

Марта подозрительно уставилась на Топалова:

— Ты же вроде не доучился, техникум бросил. Откуда такие познания в строительстве?

— Жизненный опыт, — обтекаемо ответил он.

Все понятно, на стройке калымил. Чернорабочим. Она украдкой взглянула на его руки. Мозолистые, крепкие, с аккуратно подстриженными ногтями. У Артема, к примеру, руки музыканта — тонкие запястья, длинные пальцы, не державшие ничего тяжелее карандаша и компьютерной мышки.

— Недавно госпожа Потоцкая нарисовалась. Не сама, конечно, праправнучка. Хотела права оформить на заброшку, но Хорьков ее опередил, у него ремонт полным ходом, разве отступится? — продолжил Топалов.

— И чем закончилось? — спросила Марта. Надо же, какие страсти кипят в тихих Липках.

— Ничем. Наследница требовала вернуть ей хотя бы бронзовых псов из усадьбы.

— Псов? — Марта задумалась, статуи собак она бы точно запомнила.

— Да черт знает. Но верещала про каких-то мопсов. Сказала: дороги как память о предках. Хорьков — ни в какую. Тычет ей в нос бумажками: все по закону, все мое, — хмыкнул Топалов.

— И откуда такая осведомленность? — усомнилась Марта.

— У нас с Хорьковым одно общее дельце было, я как раз к нему заскочил, а тут эта Жанна Потоцкая ворвалась. Отдай, говорит, хотя бы собак, раз сам дом украл, хапуга проклятый. И умоляла, и угрожала, но Хорьков — кремень. Как вопли надоело слушать, охранника позвал, ну и дамочка быстренько свалила. Я не подслушивал, если ты об этом.

— Совершенно случайно мимо проходил.

— В кабинете сидел, окна открыты, вот и… Стоп, а почему я перед тобой, Сорокина, оправдываюсь?

— Возможно… — невпопад ответила Марта, раздумывая: «И какое у него может быть дельце? Побочный заработок? Палатка с папиросками на конечной остановке? Шаурмичная?»