Альфа-женщина

Наталья Андреева, 2012

Нелегко быть альфа-женщиной, коварной соблазнительницей, расчетливой стервой и хитроумной интриганкой… Но с этой ролью Георгина Георгиевна Листопадова отлично справляется. Завоевать понравившегося мужчину, построить сногсшибательную карьеру, устранить врагов и недоброжелателей – все это ей по силам. Теперь же она метит еще на один лакомый кусочек – пост ректора гуманитарного университета. Прежний ректор Курбатов был найден мертвым в своем собственном доме. Следствие подозревает в убийстве опасную красотку Георгину, ведь на месте преступления найден ее пистолет. Как он там очутился, она объяснить не может или не хочет. Вместо этого она соблазняет симпатичного следователя Глебова и пытается с его помощью уйти от правосудия. Но вдруг объявляется новая свидетельница, такая же альфа-женщина, как она сама, у той есть неопровержимые улики против Листопадовой. Неизвестно, чем закончится схватка двух хищниц…

Львенок

У гиен два врага: львы и собаки. Приручить льва — дело непростое. Но он еще не лев. Львенок. Мой Ярослав Борисович Глебов. Ему так не терпится меня посадить, что и недели не проходит после нашей первой встречи, как я получаю очередное приглашение. Поскольку я знаю, о чем пойдет разговор, я к нему готова.

— Здравствуйте, Георгина Георгиевна! Проходите, присаживайтесь! — выстреливает он. Ни одного прокола! Даже мое имя-отчество произнес без запинки! Способный ученик! Начало многообещающее.

Я сажусь и скромно натягиваю юбку на колени. На мне ажурные летние сапоги на высоченном каблуке, а ноги у меня очень красивые. Мужчина не может этого не заметить.

— В деле открылись новые обстоятельства! — откровенно радуется Ярослав, извините, Борисович.

— Объявились свидетели, — говорю я с усмешкой.

— А вы откуда знаете? — он ошарашен. — Вам что, известно, что вас видели?

— Поскольку я не отрицаю, что вечером двадцатого июня была в доме у Курбатова, то, разумеется, меня могли видеть. Вряд ли соседи. Полагаю, гастарбайтеры. Молдаване, так?

Поселок, где жил Курбатов, элитный. Не думаю, что там нанимают узбеков. А молдаване замечательно кладут плитку. Я знаю, что в одном из домов идут отделочные работы, поэтому молдаване.

— Так вы тоже их видели?!

— Раз они видели меня, почему я не могла видеть их? На зрение не жалуюсь. Мало того, у меня дальнозоркость. Ведь я старая жопа.

— Мы с вами, кажется, договорились, что вы будет вести себя как подобает!

— То есть не материться? А вы, Ярослав? Вы знаете плохие слова или только хорошие?

— Я на работе нахожусь!

— А я нет. Приходите ко мне на работу и сможете убедиться в том, что я всегда соблюдаю правила хорошего тона.

— Господи, вы же интеллигентная женщина! Ученый! Доктор не каких-нибудь там, а педагогических наук! Педагогических!

— Что, по-вашему, несовместимо с употреблением ненормативной лексики?

— Разумеется!

— Как вы ошибаетесь! Матерятся все, причем люди интеллигентных профессий так же охотно выпускают пар, как и укладчики шпал. В московских пробках научится материться лауреат конкурса имени Чайковского и романтический поэт, девочка-скрипачка и рафинированная дама, чьи предки голубых кровей веками носили графский титул. Суть нашей теперешней жизни невозможно выразить нормальными словами. Зато есть одно словечко, которое подходит в точности. Это полный…

— Замолчите!

— Молчу, молчу… — Я демонстративно зажала ладошкой рот. Ишь! Неприличные слова ему не нравятся! А как я еще могу выразить свое отношение к тому, что со мной происходит? Каким таким словом? Пятнадцать лет за решеткой! Это и есть полный… Молчу-молчу.

— Вы считаете ваше поведение нормальным?

— Абсолютно.

— Нормальные людей не убивают.

— Но я никого и не убивала.

— А вот свидетели утверждают обратное.

— Зовите.

— Как? Вы знаете, что они здесь? Вы их видели?

Я не стала говорить ему, что сейчас увижу этих людей впервые. Им заплатили. Или запугали. Они будут врать. Ну, так я вру лучше.

Они вошли, тонкий и толстый. Большой и маленький. Лица загорели до черноты. Негры прямо, а не молдаване! Застыли в дверях. Не ожидали, что я так выгляжу? Вам сказали: доктор педагогических наук, по возрасту в бабки годится. У меня и в самом деле могли бы уже быть внуки. Если бы у меня были дети. Но у меня нет детей, и я не бабка. Я никогда не выглядела как бабка. И даже как тетка. Ко мне до сих пор обращаются: девушка.

Увидев вместо педагогини девушку, они растерялись. Что же им мое фото не показали? Судя по тому, что и недели не прошло, сценарий написан небрежно. Главная улика — пистолет. Остальное — детали.

«Детали» явно мялись и к разговору были не готовы.

— Садитесь, — раздраженно сказал Ярослав Борисович. Я его все-таки подзавела.

Они присели, оба на самые краешки стульев. И заерзали, косясь на мои ноги. Сколько они уже без женщин? Все их жесты выдают крайнюю неуверенность в себе. Я нарочно развернулась всем корпусом, отодвинулась от стола и выставила на обозрение ноги в ажурных сапогах.

— Вам знакома эта женщина? — спросил Глебов.

Толстый покосился на мои коленки и судорожно сглотнул:

— Точно так, начальник.

— Обращайтесь ко мне: гражданин следователь. Или Ярослав Борисович. Так вы ее видели?

Оба кивнули.

— Опишите, как, когда, при каких обстоятельствах.

— Да с месяц назад, — сказал один.

— Двадцатого июня, — выпалил другой. Я сразу поняла, что он идиот законченный, в отличие от первого, находящегося по своему умственному развитию в умеренной степени идиотизма.

— Вы так точно запомнили дату? — насторожился Глебов.

— Так нам это… того… Зарплату в тот день давали! — переглянувшись с товарищем, сказал умеренный идиот.

— Хорошо. Где вы видели эту женщину?

— Мы на стройке работаем, — затянул тонкий. — Живем там, начальник Ярослав Борисович. Приезжие мы. Регистрация есть, не сомневайтесь. Хозяин у нас хороший…

— Переходите к делу, — нетерпеливо сказал Глебов. Мальчишка, да дай ты им к ногам моим привыкнуть, а то ляпнут чего не то.

— Так вот, отработали мы, аванс получили и двинули в магазин. А в конце улицы богатый дом стоит.

— Триста пятьдесят квадратных метров,  — кивнул толстый.

— Вы что, его измеряли? — не удержался Глебов.

— Мы ж строители! — обиделись они.  — Там горячие полы во всех трех ванных и плитка цвета карамель со сливками внизу на кухне.

— Вы что, там были?

— А как же!

Я кусала губы, чтобы не рассмеяться. Свидетели! Значит, вас водили в дом Курбатова. Там и давали инструкции.

— И что было двадцатого июня?

— Так это… — тонкий скосил взгляд на мои коленки. — Убийство было.

— Кого убили? Кто?

— Да вот эта баба, — кивок на мои сапоги, — хозяина грохнула.

— Вы это видели?

— А как же! В окошке свет горел. Вот и мы подошли.

— Зачем?

— Так это… кричали!

— А почему полицию не вызвали?

— Так мы это… вызвали.

— Вечером двадцатого июня звонок в дежурную часть не поступал, — сказал Глебов, заглянув в свои бумаги. — Труп нашел сын потерпевшего уже под утро, когда вернулся из ночного клуба.

— Мы хотели вызвать, — нашелся тонкий. — Но потом подумали: кто ж нам поверит? Уж если будут копать…

— В смысле искать убийцу?

— Точно, начальник Ярослав Борисович.

— Вы видели, как она стреляла?

— А как же!

— Что на мне было надето? — спросила я.

Они растерянно переглянулись.

— Че-то я не понял… — протянул толстый.

— Из одежды что? Юбка, брюки?

— Да мы тебя, дамочка, не рассматривали, не до того было.

— Я понимаю, что вы мужчины. Женская одежда не ваш конек. И ситуация двусмысленная. Поэтому я и не прошу подробностей. Простой вопрос: юбка или брюки?

— В самом деле, — встрял Глебов. — Подробностей не надо. Но юбка или брюки… Кто-то из вас должен был это запомнить.

Я положила ногу на ногу.

— Юбка, — сглотнув, сказал тонкий. Толстый промолчал.

Они меня не видели. И никто, похоже, не видел. Дом на отшибе, я въехала прямо во двор, ворота были открыты. В этом мое счастье. Меня никто не видел. Я достала из сумочки конверт:

— Вот запись с видеокамеры. Я скопировала ее на флэшку.

— С какой видеокамеры? — растерялся Глебов.

— Дом, в котором я живу, по всему периметру оборудован видеокамерами, — терпеливо пояснила я. — В целях безопасности. Во втором подъезде круглосуточно дежурят сотрудники вневедомственной охраны. Договор прилагается к записи. Каждый жилец имеет право снять запись с видеокамеры в своем подъезде. Это также отмечено в договоре. Запись, которую я вам вручаю под расписку, разумеется, слегка размытая, но на ней четко видно, что женщина, похожая на меня, одета в брюки. На всякий случай: у меня есть копия. Надеюсь, вы запротоколировали показания этих двух «свидетелей»? — я кивнула на растерявшихся молдаван.

— Зачем вы привезли сюда эту запись? — оторопел Глебов. — Зачем вы вообще сняли ее с видеокамеры?

— Потому что сегодня ее уже нет. Камеру кто-то сломал. Как хорошо, что я сняла запись почти неделей раньше!

— Как… как вам это удалось?

— Я просто не люблю вранья, — сказала я насмешливо. — Я уж не говорю, что Курбатова застрелили в рабочем кабинете на втором этаже. А вы, ребятки, «в окошко заглянули и увидели». Лестницу, что ли, подставили? И где вы ее взяли? С собой принесли? Никогда не слышала, чтобы в магазин люди ходили со стремянкой. Хотя… Вдруг халтура по пути подвернется? Да вы предусмотрительны, ребятки.

Повисла напряженная пауза.

— Нам-то что делать, начальник? — робко спросил тонкий.

— Вон отсюда! Пока я вас за лжесвидетельство не посадил! — заорал Глебов.

Мужики как ошпаренные выскочили из кабинета.

— Еще свидетели есть? — спросила я.

— А у вас? Что еще есть, кроме этой записи? Я вижу, вы хорошо подготовились.

— Я всего лишь защищаюсь. Вы зовите сюда своих свидетелей, а я буду искать в своей сумочке аргументы, чтобы разбить их показания. Я ведь не знаю, кто у вас еще есть. Это, — я кивнула на дверь, — было легко. Но я в вас верю, Ярослав.

— Борисович, — машинально поправил он.

— Вы облажались, поэтому просто Ярослав.

— Прекратите! — он вскочил. — Вы испортили все… своими ногами! Вы зачем так одеваетесь?!

— Я не знала, кто будет. Не знала, что мужчины. Оделась так исключительно для вас. Я вас соблазняю, вы что, не видите?

— Идите домой, — сказал он сдавленно.

Я не стала спорить. Но в коридоре задержалась. Села на стул и достала из сумочки пудреницу и блеск для губ. Когда он вышел из кабинета, я красила губы. Он покраснел, как рак:

— Вы еще здесь?

— Да. Отдыхаю.

— Я тоже хочу от вас отдохнуть!

Он запер кабинет и ринулся в конец коридора, где нырнул в какую-то дверь. Я не спеша двинулась следом. Обожаю подслушивать. А здесь даже дверь была не заперта. Словно нарочно для моих ушей приоткрыта сантиметров на десять. Я с любопытством заглянула в щель.

— Что она о себе воображает?! Подумаешь, доктор наук! Самая умная, да? Да я в шоке! Доктор наук! Педагогических!!! А ведет себя как проститутка! Матерится! Одевается как блядь! Строит мне глазки! — надрывался Глебов.

И тут вошла я.

— Ярослав, — я стрельнула глазками в слушателей, — Борисович. Мне надо сказать вам что-то очень важное. Я вспомнила.

Я взяла его за руку и вывела в коридор. Он даже не сопротивлялся. По дороге я отобрала у него ключ. Информация была такая важная, что мне не терпелось. Его щеки горели от стыда, ведь он наговорил обо мне черт знает что, а я вся пылала от вожделения. Вела его, как на поводке, и он был ручным, потому что облажался. Войдя в кабинет, я свободной рукой повернула в замке ключ.

— Что вы делаете? — сдавленно спросил Глебов. — Отпустите меня немедленно.

Я разжала руку, но тут же нашла ей другое применение. Обожаю мужчин, которые знакомятся с моим телом впервые. Мягкое и теплое на ощупь, и в то же время стальное, налитое силой, потому что каждая мышца обкатана на тренажерах, оно мгновенно берет в плен.

Эти стены видали всякое, животный страх, раскаяние, слезы. Счастливый смех, когда проблема разрешалась. Но ТАКОГО здесь еще не было. Этот стол всегда использовали по прямому назначению. На него клали протоколы. Папки с подшитыми в них важными документами. На нем писали, по нему шлепали печатями, иногда за дело брался дырокол, и тогда удары были сильнее и громче. Но еще ни разу здесь не лежала такая весомая улика, как голая женщина.

Я устроила допрос с пристрастием. Мои губы жгли, как раскаленные угли, и мой мальчик застонал от боли и страха. Но под пытками ломаются все. Он тоже сдался. Ажурные сапоги легли ему на плечи. За пять минут я решила все свои проблемы.

— Георгина Георгиевна… вы… — он запнулся. Не на моем нелегком имени-отчестве, а потому, что не знал, что сказать.

Я молча стала застегивать на нем рубашку. Пригладила волосы, поцеловала в губы и легко соскочила со стола. Мне было проще: одернула юбку, а трусики засунула в сумку.

— Я дам тебе время. Ты обо всем, как следует, подумаешь, а потом позвонишь мне.

— Скажите честно… вы его убили и… Вам надо отмазаться! — выпалил он.

— Именно так.

Дверь за собой я закрыла бережно. Львы не дружат с гиенами, но львята… Они такие мягкие, от них исходит молочный сладкий запах, и именно из тех, кто в детстве дружил с гиенами, вырастают настоящие львы.

Я вышла, ловя на себе заинтересованные взгляды. Когда я приду сюда в следующий раз, уже буду не просто проходной пешкой, а королевой. Он ведь не удержится, похвастается. И каждый из этих мужчин подумает: на его месте мог быть я. Их жизнь, в сущности, такая скучная, серая. Ну, секс с потасканной проституткой на сдвинутых стульях или на продавленном диване в прокуренной тесной комнате. А тут доктор наук! Да еще и педагогических! Представляете, как это повышает самооценку?!

Саша, я поставила тебе мат. Ты еще об этом не знаешь, комбинация многоходовая. Но ты узнаешь. Приемный сын гиены проиграет львенку, которого я на него натравлю.

Но сначала надо найти подходящую кандидатуру на роль убийцы.

В списке, кроме меня, четверо. Обозначу их условно: Антилопа, Зебра, Тростниковая крыса и Баран. Это животные, которыми питается гиена.

И кто из них вкуснее?