Семь капель счастья

Наталья Баклина (2007)

Если тебе уже 28 лет, а в личной жизни — сплошные разочарования… Если вся твоя семья — активная и неунывающая бабушка… Если работа на провинциальной коммерческой телестудии — единственная радость, хотя там и платят гроши… То появление богатого бизнесмена-москвича на горизонте — невероятное событие, практически, подарок судьбы. Первая совместная поездка в Египет обещает стать началом новой жизни! Она и становится, но только совсем не той, что представлялась героине. Роман написан в те времена, когда Египет был открыт для русских туристов. Книга вошла в серию «Про любовь и обстоятельства»

Глава 3

Отель назывался «Ай-Гюль» и встречал гостей белым каменным цветком-фонтаном в маленьком дворике перед зданием ресэпшн. Само здание, где Инку регистрировали и выдавали ключи от номера, напоминало дворец: мраморные пол и колонны, огромный зал с мозаичным полом, с куполом потолка, расписанным сценами из арабских сказок, бронзовые скульптуры и множество дверей с витражами по окружности зала. Русская девушка-администратор выдала Инке ключи, план отеля, ловко закрепила на запястье жёлтый пластмассовый браслетик и показала на самую большую дверь с витражами на другой стороне зала — добро пожаловать!

Инка пересекла роскошный холл, толкнула двери и оказалась в сказке про тысячу и одну ночь: слева и справа возвышались ряды двухэтажных дворцов-коттеджей из красного кирпича, а между ними голубели маленькие озёра со скалистыми островками и гнутыми горбатыми мостиками. Территория, огороженная коттеджами, уходила вдаль, насколько хватало взгляда. Моря отсюда видно не было, зато бассейны были видны далеко впереди, насколько хватало Инкиного взгляда. И всё это — под сенью финиковых пальм, раскинувших высоко в небе султанчики листьев. Правда, кое-где эти султанчики были обмотаны какими-то рогожками, словно пальмы принесли из магазина и не полностью распаковали. Но Инка не стала отвлекаться на рогожки, чтобы не портить себе сказку, а сверилась со схемой территории — «Так, восемнадцать-А, это левая сторона» — и отправилась искать свой коттедж.

Коттедж стоял по соседству с самым большим бассейном размером с приличный пруд. Загогулистые берега делили бассейн на две части, соединённые узким перешейком. В дальней от Инки части виднелся внушительный остров, увенчанный чем-то вроде каменной арки. Ближнюю часть бассейна украшал горбатый мостик из свётлого дерева. Рядом с мостиком из воды полузатопленным островом высовывалась стойка бара. За стойкой абсолютно одетый и сухой бармен разливал напитки раздетым и мокрым отдыхающим, сидевшим на чём-то, не видимом из-под воды. Инка перешла по горбатому мостику на нужную сторону и вскоре уже отпирала массивную тёмно-коричневую дверь тяжёлым бороздчатым ключом.

Её сумка оказалась уже у порога номера, и Инка успокоилась, поняв, что напрасно боялась отдавать багаж смуглому мальчишке в униформе. Доставил всё в целости и сохранности! Она вошла сначала в маленькую прихожую, а потом шагнула дальше, в большую комнату, как бы разделённую надвое арочной перегородкой. В этом отеле вся архитектура была арочной — полукруги, по-арабски сходившиеся остриём на вершине, украшали и вход в коттедж, и оконные проёмы, и веранды. Да, веранда! Инка пересекла комнату и открыла балконную дверь. За ней обнаружилась площадка, огороженная невысоким барьерчиком с решёткой в восточном стиле. Справа барьерчик не доходил до стены и оставлял проход к бассейну. Инка бросила взгляд на манящую голубизну воды и вернулась в комнату надевать купальник.

Вода была тёплой и едва уловимо пахла хлоркой. Хотя, вполне возможно, Инке это мерещилось после бассейна в Нижнем, где она плавала по абонементу, и где воду хлорировали на совесть. Здешняя вода при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж и голубой — просто дно и стены бассейна были выкрашены в лазоревый цвет. Инна поплыла аккуратным брассом к островку, который тоже оказался имитацией: был сделан из чего-то вроде цемента и подкрашен серо-голубым цветом. Впрочем, это ничуть не мешало отдыхающим сидеть по краю острова, а их детям — лазать под фальшивыми каменными арками. Глубина возле острова была изрядная — её ноги дна не доставали. Инка прицепилась к островку и огляделась. Какой-то мальчишка лет семи в яркой бейсболке лазал туда-сюда сквозь «каменные» нагромождения и постоянно звал по-русски писклявым голосом: «Пап, смотри, где я!» Папаша не откликался, и Инке он представлялся каким-нибудь тщедушным мужичонкой, уткнувшимся в газету и уставшим от активности собственного чада.

Она проплыла мимо острова, через перешеек вернулась во вторую часть пруда-бассейна и вскоре причалила к бару.

— Жус, кола, биир, вотэ? — белозубо поинтересовался бармен, стоявший в своей загородке словно Ной в ковчеге, со всех сторон защищённый от воды высокими барьерами.

— Оранж джус, — выбрала Инка, устраиваясь на круглом сидении, почти скрытом водой. И получила пахнущую апельсинами оранжевую жидкость с кубиками льда и соломинкой.

— Эй, бой, а выпить у тебя есть? Ну, там, виски, джин, водка, дринк. А? — к бару подплыл бронзовый от загара детина с толстой золотой цепью на могучей шее и мордой тигра, вытатуированной на левом плече.

— Вы-пьить? Дринк? Ноу, вы-пьить — там! — замотал головой бармен и показал в сторону дворца ресепшн.

— Да я, блин, и без тебя знаю, что там наливают, — ругнулся детина. — Только в лом мне туда шлёпать по жаре. Не, ты прикинь, — вдруг обратился он к Инке и показал на такой же браслетик на запястье, как и у неё, только не жёлтый, а оранжевый. — Заплатил по полной, типа, всё включено, а чтобы включиться, нужно в этот их кабак на входе бегать. Выпивку дают только там. И всегда — толпа. Всё включено, блин! Мусульмане, блин, и сами не пьют, и реальным людям гадят!

Детина досадливо покрутил остриженной коротким ёжиком башкой и опять повернулся к бармену:

— Ладно, нету водки — пиво давай. Бир!

Бармен плеснул пива в широкий бокал и ловко придвинул к парню.

— А почему у меня браслет жёлтый, а у вас оранжевый? — потрогала Инка своё запястье. — Это что-нибудь означает?

— То, что хавать ты можешь от пуза, и водичку эту хлебать — тоже. А если чего покрепче захочешь — башлять придётся, — объяснил парень.

— Да ну, спиртное пить в такую жару, — передёрнулась Инка и потянула свою водицу через трубочку.

— А что тут ещё делать? Тоска! — Парень отпил пива и поморщился. — И пиво у них — дрянь. Писи сиротки Хаси. Ладно, хоть холодное! Митяй.

Инка не сразу сообразила, что ей представились.

— Инна.

— Чё, недавно приехала?

— Да, пару часов назад.

— А я своё отмотал, завтра уезжаю из этой богадельни.

— Почему «богадельни»? Вам здесь не понравилось? Красиво ведь!

— Да, и пацан мой прётся до поросячьего визга, и жене нравится. А я терпеть не могу курорты эти муторные. Жрачка да пляж — вот и весь отдых. Если бы не Жанка моя — хрен бы я сюда сунулся. Я, реально, лучше бы с мужиками на Селигер рыбачить рванул. Да разве с вами, бабами, договоришься? «Ребёнку море нужно, ребёнку солнце нужно», — пропищал он противным голосом, видимо, подражая жене. — Ну, я и повёлся, тем более путёвки стали предлагать со скидкой, горящие. Короче, погнался, как поп, за дешевизной — по четыреста баков на рыло, пять звёзд, всё включено. А нас развели, как лохов — подсунули этот отстой. Понятно, почему путёвки горящие — сами они тут скоро погорят, нахрен, синим пламенем.

— Да почему же отстой? — удивилась Инка. — Здесь классно!

— Ага, классно. Нафигачили этих своих понтов шамаханских, а моря нет!

— Почему — нет? — оторопела Инка. — Отель ведь на Красном море, я читала!

— Ну, на Красном. Только хрена ты в том Красном море искупаешься — везде кораллы и глубина по щиколотку. Вот и плещутся все в этих ссаных бассейнах. Так что, подруга, зря ты своему мужику мозг клевала, чтобы он тебя сюда вывез!

— Я не клевала… — начала зачем-то оправдываться Инка, но тут над их головами раздалось грозное:

— Ми-и-тя! Митя, ты что там делаешь, а? Ты же обещал больше не пить!

Детина враз сгорбился, а Инка подняла взгляд. На мостике стояла особа с габаритами под стать Митяю. Её собственные мощные стати были задрапированы полупрозрачным парео, которое не очень-то скрывало выпирающий из купальника пышный бюст и мощные бёдра. От того, что Инка глядела снизу вверх, особа казалась особенно монументальной.

— Митя, а где Андрюша? — продолжала допрос особа.

— Там, играет, — мотнул Митяй головой.

— Где — там?

— Ну, на острове.

— Что? На острове? И ты оставил его одного? — завопила вдруг женщина, срываясь на визг.

— Да ладно, Жанка, ну чё ты! Он же плавает, как рыбка!

— Какая рыбка! Изверг, ты что, ребёнка хочешь утопить? А ну, бросай своё пойло и плыви к Андрюшке! Боже ж ты мой, что за наказание такое! У всех мужья, как мужья, а у меня — пивная бочка! Ребёнка готов променять на кружку пива, а родную жену — на первую попавшуюся дрянь!

— Да хорош орать, кому сказал! — гаркнул Митяй и, ухнув в воду тюленем, поплыл к острову. Бармен наблюдал за спектаклем, улыбаясь во весь рот и с восхищением глядя на пышную Жанку, которая уже удалялась, победительно виляя монументальным задом.

«Первая попавшаяся дрянь — это, надо полагать, я, — подумала Инка, крутя в руках пустой бокал. — Хорошенькое начало отдыха!» Плескаться в воде расхотелось, и она поплыла к берегу в сторону своего коттеджа.

В номере сняла мокрый купальник, повесила его в невиданной красоты ванной, облицованной белой плиткой, сверкавшей хромом и большим, в треть стены, зеркалом. Облачилась в висевший тут же махровый халат. Потом вышла в комнату, пощёлкав тумблерами, запустила кондиционер и улеглась на одну из двух кроватей — кровати в номере были почему-то раздвинуты и разделены двумя тумбочками. Восторг от отеля испарился, и Инке стало отчаянно одиноко.

«Первая попавшаяся… Вот приедет завтра Николай Евгеньевич, поглядим, кто тут дрянь, а кто почти невеста!» Инка повернулась на бок и стала вспоминать тот вечер, когда бабуля кормила его пирогом, а он сказал, что отвечает за Инку. А потом спросил, потерпит ли она две недели до серьёзного разговора в Египте. И вот она уже здесь, а он ещё в Москве.

Инке стало тревожно, и она постаралась отогнать дурные мысли. У Николая Евгеньевича внезапные дела. Завтра утром, в крайнем случае — вечером, он обязательно приедет. И всё-таки, что там у него происходит?

Это что-то началось ещё в поезде, когда ей оставался час езды до Москвы. Они договорились, что Николай Евгеньевич встретит её на вокзале, и они сразу поедут в Домодедово. А он позвонил и сказал:

— Детка, извини, но у меня небольшие изменения в программе.

— То есть? Мы никуда не летим?

— Летим, но порознь. Ты сегодня, а я — завтра утром или, на крайний случай, вечером. Ты же проживёшь там без меня одни сутки?

— Николай, ты о чём? Какие сутки? Я без тебя никуда не полечу!

— Зая, ну не сердись! У меня тут некоторые… события, и я должен их разрешить. Ты должна лететь, номер уже забронирован. А я завтра появлюсь, поживёшь всего один день без меня! Ну, не трусь!

— Я не трушу. Я просто не знаю, что мне делать. Я ни разу не была за границей.

— Детка, тут нет ничего сложного. Ты самолётами раньше летала?

— Да, два раза, в Семфирополь к тёте Вере и один раз к папиным дальним родственникам в Иркутск.

— Ну вот и чудненько, ты почти всё уже знаешь. Приедешь в Домодедово, пройдёшь в международный зал, в таможенную зону. Покажешь там загранпаспорт, ваучер, если спросят… Хотя ваучер в Египте спрашивают, там, кстати и визу купишь…

— Какой паспорт, какая виза? Николай, все документы у тебя!

— Детка, тебя встретит на вокзале молодой человек по имени Александр и всё тебе отдаст, и паспорт, и ваучер. И проводит на Павелецкий вокзал, и поможет сесть на экспресс до Домодедово. Лети, и ничего не бойся, никто тебя не остановит. Разве что ты контрабанду везёшь… Ты не везёшь контрабанды?

— Я везу новый купальник-бикини, вечернее платье с голой спиной и босоножки на шпильке. И я боюсь лететь одна!

— Детка, ну перестань, ты же взрослая девочка. Ты должна понять: у меня случился форс-мажор, непредвиденные обстоятельства. И я должен с ними справиться. Лети, малышка, я задержусь всего на день. И мы с тобой потом всё наверстаем, я обещаю!

«Что же у него могло случиться?» — Инка положила ладонь под щёку и свернулась клубочком: кондиционер наяривал, в комнате ощутимо похолодало, но вставать и разбираться с ним было лень. «Может быть, что-нибудь с бизнесом? Наехали конкуренты, и он задержался на этих, как их, разборках!». Инке представилось, как на Николая Евгеньевича наседают здоровенные мужики, типа Митяя из бассейна. А он, раскрыв баночку с кремом, загребает оттуда и кидается в противников. И они покрываются белыми плюхами. Или даже не так. Николай Евгеньевич выхватывает из кармана тюбик с гелем-лифтингом и, открутив крышечку, точным нажатием пальцев посылает струю геля в глаза врагов! Инка хихикнула получившейся картинке: образ вальяжного Николая Евгеньевича, пуляющего гелем из тюбика, получился прекомический. И тут в дверь постучали.

«Приехал?!» — она кинулась к двери, на ходу поправляя халат, распахнула её… На пороге вежливо улыбался брюнет в малиново-зелёной униформе.

— Hello, room-service. Do you need something?

— Что, простите? — забуксовала Инка, срочно претряхивая в мозгах свой английский, который от неожиданности вылетел оттуда напрочь.

— О, рашн? — с чего-то вдруг замаслился брюнет. — Ты — окей?

— Простите? — опять не поняла Инка. Что за слесарь-сантехник, и что ему нужно?

— Я пройти-смотреть, — сообщил брюнет.

— Пожалуйста, — отступила Инка.

Брюнет вошёл, заглянул в ванную, покрутил краны, пощёлкал выключателем. В комнате тоже пощёлкал, потом взял пульт с тумбочки:

— Так делай, — и понажимал кнопки, отчего кондиционер сбавил обороты.

— Спасибо, — кивнула Инка, на всякий случай вежливо улыбаясь. Чем-то этот служащий был ей неприятен, но раз надо человеку проверить, в порядке ли номер, не выставлять же его за дверь.

— Другой желать? — спросил брюнет и покачал матрас на кровати.

— Спасибо, больше ничего не надо, — отошла к стене Инка. Странный он какой-то, этот слесарь-сантехник. Он что, собрался прямо сейчас кровать починять?

— До свиданя, — наконец сообразил брюнет и вышел, чуть не задев её плечом и оставив в комнате какую-то тягостную недосказанность. «Учи английский, двоечница, — попеняла себе Инка. — Сейчас бы живо объяснилась с этим сантехником, а так только киваешь, да улыбаешься, как дебилка!».

Тем не менее, странный сантехник отвлёк её от мыслей о Николае Евгеньевиче. Инка глянула на часы — настало время ужина — и принялась переодеваться. На ужин она решила пойти в платье без рукавов, накинув — вечер всё-таки — свой любимый палантин.

Про план-схему отеля она позабыла, и поэтому ресторан отыскала после некоторых расспросов. Иностранцы, на которых она наткнулась по дороге (вначале — на парочку французов, затем — на пожилого немца) хоть и не говорили по-русски, слово «ресторан» поняли и махнули в нужном направлении. Инка пошла, куда махнули, прошла мимо ещё одного бассейна, на этот раз — круглого и не такого большого, и вскоре вышла к очередному дворцу, не менее роскошному и огромному, чем дворец-ресепшн.

Внутри ресторан тоже впечатлял. Потолок высотой в два этажа венчался стеклянным куполом. Второй этаж присутствовал частично, в виде круглой галереи по окружности зала. Сам зал казался просторным, несмотря на расставленные столики и сновавших между ними людей. В центре зала возвышалась горка с фруктами и десертами.

«Ого!» — подивилась Инка, обходя по кругу это изобилие: жёлтые и красные яблоки с восковым блеском тугих бочков, крупные персики с розоватыми штрихами на мохнатой шкурке, виноград трёх видов, что-то вроде фиников, но не сморщенных и коричневых, а гладких и тёмно-вишнёвых. «Может, это и есть финики в свежем, не завяленном виде? Такими они и растут на своих пальмах?», — Инка взяла диковину, надкусила. Мякоть на вкус и цвет была похожа на помесь яблока с огурцом, а косточка — точно как у финика.

А пирамида всё не иссякала изобилием: пошли блюда с грушами и гранатами, за ними — роскошнейшие торты с фруктами и холмами взбитых сливок, уже разрезанные на куски. Здесь же обнаружились и напитки, булькающие в прозрачных квадратных ёмкостях. Нечто оранжевое вроде сегодняшнего «оранж джуса», нечто мутно-желтоватое и тёмная жидкость гранатового цвета, которую Инка и нацедила в стакан. Жидкость оказалась кисло-сладкой, очень приятной на вкус. «Так, с фруктами понятно, а как насчёт еды посущественнее?»

Еда посущественнее нашлась чуть дальше по ходу. Слева у стены тянулся прилавок, уставленный тазами — по крайней мере, Инка так назвала для себя длинную никелированную стойку, уставленную хромированными ёмкостями — с закусками. Глаза разбегались от разнообразия, но Инка, будто бы уже глазами и наевшись, взяла пару ломтиков рыбы и тушеных баклажанов.

— Эй, девушка, а почему так скромно? — спросили за спиной, Инка обернулась. Позади неё какая-то толстуха в свободном платье венчала маринованным огурчиком курган из еды в своей тарелке. При взгляде на неё Инке вспомнилась миссис Клювдия из диснеевского мультика про Мак Дакка: круглое приплюснутое лицо, круглые слегка на выкате глаза, маленький носик, а под ним — широкий рот с губами, вытянутыми вперёд и сложенными на манер утиного клюва.

— Ой, простите! Обозналась, приняла вас за даму из нашей компании! — сказала толстуха. — Со спины похоже, у неё такой же палантин!

— Вряд ли такой же, — улыбнулась Инка. — Это батик, авторская работа.

— Да, теперь вижу. Но у неё он тоже такой воздушный и розовый с серым, я и попутала. А что же вы так мало еды берёте? За всё же уже уплачено, кушайте!

— Спасибо, мне достаточно, — разглядывала «миссис Клювдию» Инка. Причёска у толстухи была странной, не вязавшейся с щекастым лицом: обесцвеченный до белизны ёжик волос, открывающий лоб и сверху перехваченый крупными солнечными очками, сдвинутыми на макушку. Погода тут, что ли, так людей располагает? То Митяй с ней по-свойски заговорил, теперь эта вот чревоугодница.

— А я тоже, вроде, не очень голодная, — толстуха сделала приглашающий жест, и Инка пошла к столику следом за ней. — Но когда вижу столько классной еды, не могу удержаться, чтобы всё не попробовать. Меня, кстати, Лана зовут.

— А я — Инна.

— Слушай, а ты давно приехала? — спросила Лана, переходя на «ты» и поддевая кусок мяса. Курган на тарелке дрогнул, но устоял.

— Сегодня.

— Ты одна, что ли?

— Пока одна, а завтра мой… жених должен приехать, — споткнулась Инка о непривычное применительно к Николаю Евгеньевичу слово.

— Так ты сюда со своим самоваром! А я вот — в секс-туре.

— В секс-туре? Это как? — заморгала Инка.

— Ну, за сексом приехала. Здесь нас таких уже пятеро. Понятное дело, я про русских баб говорю, англичанок всяких и немок не считаю, как и с кем они кувыркаются, не знаю!

— А про наших — знаешь?

Разговор был настолько абсурдным, что Инка развеселилась.

— А то! Мы с девчонками впечатлениями обмениваемся, чтобы знать, с кем из местных крутить, а с кем — погодить. Здешние мужики — сказка. Любая баба для них — королева, а не прачка-кухарка, как для наших охломонов. Я уже второе лето сюда приезжаю, сексотерапию себе устраиваю! Ты обратила внимание на парнишку, который сегодня полотенца выдавал?

Инка мотнула головой, а Лана шумно сглотнула, то ли прожевав, то ли вспомнив:

— Это Селим, чудо что за мальчик. Ласковый, как телёнок, кожа просто шёлковая! Фарух ещё хороший мальчик, он бассейны чистит, я тебе его потом покажу.

— Спасибо, Лана, вряд ли мне потребуется, — отказалась Инка. Ей было дико слышать, как эта толстуха, заглатывая еду с тарелки, перебирает местных мужчин, словно закуски на шведском столе. — И вообще я как-то не очень понимаю, как можно предаваться… э… утехам, когда здесь семьи с детьми отдыхают.

— Да и пусть себе отдыхают! — Лана подцепила очередной кусок с тарелки, окончательно превращая курган в руины. — Они мне не мешают, я им — тоже. Мало ли чем я в своём номере занимаюсь, это моё личное дело!

— Слушай, мне сегодня в номер какой-то служащий приходил, — вспомнила Инка. — Вёл себя странно. Свет включал, кровать трогал…

— Среднего роста, плотненький, с усами, в малиново-зелёной униформе? — довольно точно обрисовала давешнего брюнета Лана, Инка кивнула. — Так это Керим, местный секс-гигант. Я с ним ещё не пробовала, а нашим девкам кому нравится, кому — нет. Наглый, говорят, слишком, прям как наши мужики. Это он, наверное, увидел, что ты одна и пришёл себя показывать… Да, кстати, ты учти на будущее: явится такой, — гони немедленно. Тут персонал при постояльцах в номер без вызова не заходит. Им запрещено. Слушай, мне пирожного хочется. Тебе принести?

— Пирожного не надо, грушу принеси, пожалуйста, — попросила Инка, и Лана ушла к горке с десертами. Инка понаблюдала, как та замерла над тортами, выбирая, и вдруг испытала приступ гадливости. «Блин, как-то противно всё это — секс-тур, мальчики по выбору, сантехники по вызову, обмен впечатлениями… Скотство. И обжорство такое — скотство!» Ей вдруг остро захотелось на воздух, подальше от этого скотского пиршества, и она ушла, не дожидаясь возвращения новой знакомой.

На улице совсем стемнело, зажглось освещение, и ночная территория по-прежнему походила на сказку, но уже на другую. Фонари над входами в коттеджи, пунктир круглых лампочек по кромкам бассейнов, веера пальм, перламутровые от подсветки, стволы, похожие на серые колонны — страна чудес, да и только! Сверху что-то упало Инке на голову и отскочило к ногам. Она нагнулась поднять — финик! Настоящий, вяленый, привычный. Инка съела неожиданное угощение и решила сходить к морю.

Территория отеля тянулась долго — она шла минут пятнадцать, прежде чем вышла на пляж, миновав ещё три бассейна, спуск, разделявший территорию на два уровня, рыбный ресторан у самого пляжа. Ресторан, несколько столиков под навесом, плотно занятых людьми, был залит светом. На границе пляжа горели низкие фонарики, а дальше начиналась темнота, после света почти непроглядная.

Инка перешагнула фонарики и пошла подальше от ресторана. Вскоре глаза привыкли и стали различать детали: линию берега, силуэты зонтиков, лежаки, составленные кучей. Добавлял подсветки и месяц, уже выбравшийся на небо и властно умостившийся кверху рогами среди крупных мохнатых звёзд.

— Мамочки мои, как красиво! — пошептала Инка, взяла один из лежаков, и поставила его поудобнее. Села и стала смотреть на звёзды.

Они горели золотом на чёрном бархате, слегка мерцая в непривычных глазу созвездиях. Море, хотя и мелкое, по щиколотку, шумело волной, как настоящее. И вскоре это всё — шум волн, свет звёзд, чернота неба, серпик рогатого месяца — стало сливаться для неё в красивую и торжественную мелодию, песнь вселенной…

Она даже звуки флейты услышала, и эти звуки даже стали приобретать какую-то форму… Но тут в мелодию ворвался шорох песка под чьими-то ногами, и Инка очнулась. По пляжу шёл мужчина. Увидев её, замедлил шаги и подошёл:

— Бонжюр!

— Добрый вечер.

Мужчина быстро заговорил по-французски. Инка помотала головой, опять коря себя за незнание языков и на всякий случай улыбаясь:

— Я вас не понимаю.

Тот кивнул, сел рядом с ней на лежак и опять заговорил. На этот раз Инка для разнообразия кивнула и повторила:

— Простите, но я не говорю по-французски.

Мужчина простил. Он схватил её за руку и крепко стиснул, а потом опять заговорил что-то, прижимая Инкину руку к своей футболке возле сердца. И тут Инка испугалась. Темнота, пустынный пляж и этот неизвестно кто, который возник неоткуда и, похоже, распалился не на шутку. Вон как курчавой башкой трясёт, усы топорщит! «Мамочки, — мелькнуло панически, — не хватало ещё, чтобы меня прямо тут изнасиловали!» И она заорала, вырываясь, разом забыв и про деликатность, и про незнание языков:

— Да что ты ко мне привязался, козёл паршивый! Русским языком тебе говорю: не понимаю я тебя! Блин, так хорошо сидела, на звёзды смотрела! Явился, звали тебя! Отвали, урод, кому говорю!

Но незваный ловелас от её крика пришёл в такой экстаз, что схватил Инку за плечи с явным намерением целоваться.

Егор наблюдал за этой женщиной с четверть часа. Она вышла на пляж из-за ресторана, вытащила лежак из кучи остальных, села лицом к морю и сидела почти без движения, запрокинув голову к небу. «Ждёт кого-то? Или просто так сидит, смотрит на звёзды?» — подумал он лениво. Сам Егор смотрел на звёзды и усталость, наваливающаяся обычно к концу дня, уходила, утекала куда-то в сторону Южного креста. Тридцати минут одиночества на ночном пляже ему обычно хватало на передышку, после которой можно было работать дальше и весь оставшийся вечер продолжать тормошить и развлекать постояльцев отеля. Это стало ритуалом, и даже сегодня, в выходной, наплававшись за день с Люсьен, он пришёл сюда за покоем. Разглядеть лица женщины Егор не успел в полумраке, да, в общем-то, не очень и пытался. Осталось ощущение, что не старуха — походка, когда она прошла мимо, не заметив его за баррикадой лежаков, была лёгкой. И теперь дама сидела в двадцати шагах от него, глазела на звёзды, кутаясь в какую-то шаль и абсолютно не нарушая покоя этого места. Незнакомка в ночи под звёздным небом выглядела так романтично, что Егору вскоре даже почудилось, что в воздухе зарождается торжественная, красивая мелодия.

Когда по пляжу со стороны соседнего отеля к ней подошёл Мишель, Егору стало досадно. «Всё-таки, ждала!» — подумал он, поморщившись от того, что становится невольным свидетелем свидания этого Казановы с женщиной, которой Егор уже успел, придумать романтический образ. Незнакомка в ночи под звёздным небом, торжественная мелодия… А всё, как всегда, гораздо прозаичнее: дамочка положила глаз на Мишеля, видимо, днём брала у него уроки дайвинга. Ну и сговорились ребята насчёт других погружений. «Ох, как бы отползти поделикатнее, чтобы не помешать?»

Он стал прикидывать путь отползания из нагромождения лежаков, краем уха слушая, как Мишель тараторит про романтическую встречу и не будет ли мадемуазель возражать, если он присядет рядом. Мадмуазель что-то пробормотала, по-видимому, не возражая, потому что Мишель уселся рядом и затараторил про красоту глаз, сравнимую с красотой звёзд, которые в них отражаются, и про нежность кожи, сравнимой с нежностью ветерка, который их сейчас обвевает. «Вот ведь, поэт! — усмехнулся Егор, — Хоть записывай за ним. Но что-то мадемуазель ведёт себя неадекватно». Мадемуазель же стала вырываться из рук пылкого француза, а затем заорала на чистом русском языке:

— Да что ты ко мне привязался, козёл паршивый! Русским языком тебе говорю: не понимаю я тебя! Блин, так хорошо сидела, на звёзды смотрела! Явился, звали тебя! Отвали, урод, кому говорю!

«Вот тебе и глаза-звёзды!» — Егор чуть не заржал в голос. Мишель же, видимо, распалившись не на шутку, её словно и не слышал. Егор понял, что пора вмешаться и встал во весь рост, загремев лежаками:

— Мишель, прекрати, — сказал он по-французски. — Ты же видишь, мадемуазель не настроена на романтические отношения.

Француз отпрянул от девушки и закрутил головой.

— А, Жорж, это ты. Ты ведёшь себя не по-мужски, подкрадываясь в темноте и срывая мне свидание!

— Прости, что помешал, но я услышал, что мадемуазель тебя прогоняет.

— Мамочки мои, теперь их двое! — воскликнула мадемуазель, вскочила с лежака и отбежала к морю. По голосу в котором звенели панические ноты, Егор понял, что она молодая и явно не искательница пляжных романтических приключений.

— Девушка, не бойтесь, это какое-то недоразумение, — крикнул Егор ей по-русски. А по-французски сказал Мишелю: — Извинись немедленно, если не хочешь скандала. Она напугана.

— Пардон, мадемуазель, — француз прижал руки к сердцу, — я не хотел вас пугать. Я всего лишь хотел скрасить ваше одиночество!

— Что он говорит? — спросила девушка у Егора.

— Просит прощения. Не сердитесь на этого дурака. Он решил, что вы ищете романтических приключений. Тем более, вы не возражали, когда он попросил разрешения присесть рядом.

— Да я не говорю по-французски! Как я могу возразить! — вдруг рассвирепела девушка, махнув своей шалью, как птица крыльями. — Боже мой, что за вертеп! Куда я вообще попала! Невозможно к пляжу выйти — тут же какие-то мужики набрасываются! Вы тут что, все поголовно сексуально озабоченные?

— Не все, честное слово, не все, — Егор старался говорить спокойно, по голосу девушки было слышно, что она вот-вот расплачется. — Хотите, я провожу вас в номер? Или на концертную площадку, там шоу начинается.

— Хватит мне на сегодня шоу, — девушка зябко завернулась в свою шаль. — Проводите меня к ресторану, а то я заблужусь с непривычки. А оттуда я дорогу помню.

Она прошла мимо пустого лежака — Мишель уже успел ретироваться — и молча пошла дальше, и Егор пошёл рядом, подлаживая под неё шаг.

— Вы извините, что так вышло, — сказал он, помолчав немного. — Просто здесь одинокая женщина сразу расценивается как искательница романтических приключений.

— Как же я ненавижу этот ваш мужской шовинизм, — его спутница плотнее закуталась в свою тряпку, и Егор при свете фонарей увидел, что это что-то вроде полупрозрачного нежного и красивого широкого шарфа. — Если мужчина один на пляже — это нормально. А если женщина — значит, ищет себе приключений.

— Ну, просто одинокие женщины именно так чаще всего себя и ведут, в смысле, ищут знакомства. Вот Мишель и попытался… э…предугадать ваше желание.

— Желание у меня было одно — посмотреть на звёзды, — устало сказала девушка. — И я не одинокая. Завтра приезжает мой жених. Понятно?

— Понятно, конечно. Извините ещё раз. И если какие проблемы — обращайтесь. Меня Егор зовут, я старший аниматор. Меня днём можно найти возле круглого бассейна.

— Хорошо, Егор. Спасибо. Дальше я пойду сама.

Девушка ушла, почти сразу скрывшись за светом фонарей. А Егор весь вечер, пока смотрел шоу заезжих гастролёров — у его аниматоров был выходной, и эти ребятки, так себе самодеятельность, заполняли паузу — не мог избавиться от тягучей вины. Как будто он должен был не просто защитить эту девушку от сластолюбца Мишеля, но и не позволить ему спугнуть ту мелодию. Теперь он был уверен, что мелодия, послышавшаяся ему на пляже, действительно звучала. Почти.