Адвокат под гипнозом

Наталья Борохова, 2009

Молодому адвокату Лизе Дубровской досталось гражданское дело о наследстве: Кристина Каменева пыталась опротестовать завещание отца, который все свое состояние оставил ее мачехе. Брак продлился всего полгода, жена была младше мужа в три раза, и Кристина сразу заподозрила, что ее отец покинул этот мир не без посторонней помощи. Дубровская пыталась найти доказательства, и Кристина решила помочь своему адвокату: она записалась в группу психоанализа, которую ее отец посещал под вымышленным именем прямо накануне гибели…

Глава 4

— Ну почему? — вопрошала Кристина, адресуя свой вопрос не то Богу на небесах, не то расстроенному адвокату. — Почему так получилось? Ведь эта драная кошка не сказала ни слова!

— Фи, как грубо! — произнесла Ника, смотрясь в крошечное зеркальце пудреницы. — А ведь еще профессорская дочь…

— К сожалению, на ответчице не лежит обязанность что-либо доказывать, — бормотала Дубровская. — Иск заявили мы. Значит, и должны были приводить доказательства, спорить, убеждать.

— Но у нас были свидетели!

— Свидетели ничего не доказали. Я сожалею, — опустила голову Лиза. Конечно, она должна была знать об этом с самого начала.

— Но нотариус же заявил, что отец решил аннулировать завещание! Неужели это не имеет никакого значения? Как же его телефонные звонки? Его решимость вернуть все назад? — едва не плакала Кристина.

— Нотариус прав, — горько признала Дубровская. — По телефону такие дела не делаются. Нужен личный визит в нотариальную контору и составление нового завещания.

— Опять формальности!

— Да, но это закон, — напомнила Елизавета. — Мне неприятно об этом говорить, но решение судьи является правильным. Я не вижу оснований для пересмотра.

— И это говорите вы, мой адвокат?! — вспылила Кристина.

Дубровская только развела руками. Для убедительности ей осталось только посыпать голову пеплом.

— Закон не всегда справедлив, — огорченно заметила она.

— Ну-ну! — раздался насмешливый голос мачехи. — Все преходяще, а материальные ценности вечны. Я, кстати, говорила это твоему отцу. Жаль, что он со мной не соглашался. Сколько драмы из-за какого-то завещания. Тебе понадобится хороший психолог, детка…

Кристина не успела ответить резкостью — перед ними, как из-под земли, выросла высокая фигура доктора Левицкого.

— Бывает же такое! — всплеснула руками Ника. — Вот уж, когда его совсем не ждешь…

Игорь Всеволодович выглядел смущенным.

— Я, наверное, не должен был к вам подходить, — обратился он к Кристине, словно не замечая направленных на него взглядов двух других женщин. — Но по-другому я не смог. Видите ли, я чувствую себя ответственным за судьбу своих пациентов, и когда в их жизни все идет не так, как хотелось, я воспринимаю их неудачи как свои собственные. Судьба профессора потрясла меня до глубины души. Но после известия о том, что его дочь пострадала дважды, я просто не нахожу себе места.

Он стоял перед ними, засунув руки в карманы брюк, и не выглядел сейчас, как маститый профессионал, попасть на прием к которому стремятся все успешные люди города. Левицкий был похож на сконфуженного подростка, объясняющего рассерженным жильцам, что мяч в их окно попал по чистой случайности.

— Вы зря вините себя, доктор, — сказала Кристина. — Я вам даже благодарна за то… за то…

— За то, что поспособствовал личному счастью профессора, — подсказала ей Ника.

— Как вам не совестно! — воскликнул он, обращаясь к мачехе. — Неужели в вас нет ничего святого? Если бы я знал… — Он сжал кулаки. — Если бы наши сеансы продолжились, полагаю, я бы смог повлиять на профессора. Жаль, что он мне ничего не говорил о своем решении.

— Спасибо вам за то, что не оставили отца, — произнесла наконец Кристина. — Он на самом деле был в ужасном состоянии. Я была так рада, когда он начал приходить в себя. Конечно, я не ожидала такого поворота…

— Я и сам не ожидал, — признался доктор. — Понимаю, если бы я немного изменил показания в процессе, решение суда могло быть совсем иным. Ведь так? — Он повернулся к Дубровской.

Та пожала плечами:

— Конечно, мы хотели доказать, что старый профессор был «не в себе», и ваше заключение как эксперта имело решающую силу…

— Но ведь он не мог лгать! — вступилась Кристина.

— Да, за это предусмотрена ответственность, — нехотя согласилась Дубровская. — Заведомо ложное заключение эксперта карается по закону. Это не шутки.

— Как жаль, что я не могу ничего для вас сделать! — воскликнул он, в отчаянии стукнув кулаком по стене.

— Почему же? — ухмыльнулась Ника. — Вы можете посвятить ей несколько своих волшебных сеансов. Может быть, тогда она тоже выскочит замуж и оставит идею отомстить мне.

— Кстати, а это мысль! — воскликнул он, с надеждой глядя на Кристину. — Конечно, не вся эта чепуха с замужеством. — Он махнул рукой в сторону улыбающейся мачехи. — Почему бы вам не навестить меня в офисе? Я уверен, что после нелегких испытаний вы нуждаетесь в человеке, которому можно было бы открыть душу.

— Спасибо, но у меня все в порядке с головой! — ответила девушка.

— Ну вот, вы опять за старое! — упрекнул он. — Неужели кто-то говорит сейчас о сумасшествии? Ко всему прочему, я не психиатр.

— Не вижу особой разницы, — проговорила Кристина. — Кроме того, у меня сейчас и денег-то нет. Я не потяну еще дополнительную статью расходов «на собственного психотерапевта».

Она горько усмехнулась.

— Об этом не беспокойтесь! — взял ее за руки Левицкий. — Позвольте мне сделать для вас хотя бы эту малость.

Кристина колебалась.

— Быть может, это неплохая идея, — вмешалась Дубровская. — Подумай, что ты теряешь?

— Конечно! — подхватил доктор. Но, все еще видя сомнения на лице девушки, добавил: — Давайте договоримся так. Вы придете ко мне на пробную сессию… Скажем, во вторник. Если после этого вы так же будете упорны в своем стремлении никогда не обращаться к психотерапевту, я пойму вас и не буду настаивать.

— Хорошо, — нехотя согласилась Кристина.

— Вот моя визитка. — Он передал ей в руки тисненую карточку и, развернувшись на каблуках, стремительно направился прочь.

— Надеюсь, что жених будет с деньгами! — крикнула вслед Ника, но он даже не оглянулся…

…Время до вторника пролетело стрелой. Настало утро назначенного дня, а Кристина все еще находилась в тягостных раздумьях, принимать ей приглашение доктора Левицкого или нет.

В семье Каменевых уделяли мало внимания духовному воспитанию дочери. Профессор всю жизнь посвятил изучению физических процессов, поэтому его интересовал только материальный мир с его законами и закономерностями. О существовании души он высказывался категорично: «Человеческое тело исследовано учеными вдоль и поперек. Оно разобрано по частям, нашинковано, как капуста, исследовано под микроскопом до уровня клетки. Эту так называемую «душу» никто не видел. Да и где ей находиться? В сердце, как говорят некоторые романтики? Чушь! Это всего лишь мышечный орган, перекачивающий кровь. В голове? Опять ерунда! Там только мозг, в котором происходят мыслительные процессы, но все они имеют вполне научное объяснение. Так где же она еще может быть, эта таинственная обитель? В животе? В пятках? Нет уж, увольте! Все эти выдумки подведены под религиозную базу и имеют своей целью одно: доказать существование Бога. Но его тоже никто не видел».

Наина, женщина практичного ума, воспитанная на идеях коммунизма, считала, что человек — сам хозяин своей судьбы, и если у него что-то не ладится в жизни, то вопросы нужно задавать самому себе, а не надеяться на помощь посторонних. Психологов она считала шарлатанами, пользующимися человеческими слабостями. «Все проблемы возникают от ничегонеделания, — заявляла она. — Сидит прежде дворянка в своем имении, смотрит день-деньской в окно, тут у нее и мигрени, и хандра, и всякие вредные мысли о смысле жизни в голову лезут. Но если человек трудится по восемь часов в сутки, а потом еще и дома не сидит без дела, ему некогда думать о всяких там глупостях. Помахай лопатой на огороде — быстро блажь из головы выйдет! Вы видели когда-нибудь крестьянина в депрессии?»

Неудивительно, что Кристина в своих взглядах на психологию пошла не дальше отца и матери. «На самом деле, что я там буду делать? — размышляла она. — Это же глупо — говорить постороннему человеку о своих переживаниях. Да он поднимет меня на смех!»

И с твердым намерением отменить прием она потянулась к телефонной трубке.

— Офис доктора Левицкого. Чем могу быть полезна? — раздался в ухе приятный женский голос.

— Говорит Каменева Кристина, — сглотнула она.

— Вам назначено на три часа дня, Кристина Константиновна, — мгновенно отреагировала секретарь. — Что-то еще?

— Да, минуточку! — вырвалось у нее.

«Интересно, что же привело отца к психологу? Почему он изменил свое мнение? — пришла ей в голову неожиданная мысль. — Неужели он поверил в существование души? Как все-таки странно».

— Я вас слушаю, — напомнил о себе приятный голос. — Так что передать доктору Левицкому?

— Передайте… что я обязательно буду, — ответила она и повесила трубку.

«В самом деле, схожу туда только один раз», — подумала она, и ей сразу же стало легче…

Офис доктора Левицкого располагался на первом этаже красивого старинного здания в самом центре. Свернув с шумного проспекта в переулок, нужно было пройти всего сотню метров, миновать арку и оказаться в чудесном тихом дворике, засаженном липами. Здесь даже дышалось по-другому, чем в центре забитого машинами мегаполиса. Кристина с удовольствием посидела бы на лавочке под старым раскидистым деревом, но она пришла сюда совсем не за этим.

«Ладно, может быть, я не найду его офис», — подумала она и тут же увидела вывеску, на которой золотыми буквами было выведено слово «Гармония». Далее следовал краткий текст: «Психологическое консультирование. Индивидуальная психотерапия. Психоанализ».

Красивая лестница с коваными перилами поднималась вверх, к заветной двери. «Боже мой! Что я тут делаю? — спросила себя девушка. — Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел меня в этом месте. Это же все равно что записаться на прием в дурдом».

Но ноги упрямо вели ее по ступеням вверх, рука открыла дверь, и Кристина услышала мелодичное звяканье колокольчика. «Поздно!» — пронеслась в голове, и она почувствовала себя, как в западне. Отступить назад означало выставить себя еще большей дурочкой. Девушка вдохнула всей грудью и приказала себе успокоиться.

Молодая женщина за стойкой, скорее всего администратор, приветливо улыбнулась.

— Добрый день! Проходите, пожалуйста. Вы пришли немного раньше назначенного времени, и вам придется подождать.

— Без проблем, — поспешно кивнула головой Кристина, бросив взгляд на большие круглые часы в холле, которые и в самом деле показывали без пятнадцати три. — Я подожду во дворе.

Неизвестно, разгадала ли администратор ее трусливый маневр, но она, мягко улыбнувшись, возразила:

— В этом нет необходимости. У нас есть прекрасная комната ожидания. Я думаю, вам понравится. Следуйте за мной.

Кристина двинулась за девушкой, поражаясь, как мягко та ступает длинными стройными ногами, обутыми в удобные кожаные туфли на каблуке. Шаги же самой посетительницы звонко отдавались на вымощенном плиткой полу и эхом отражались от стен и потолка. Кристину сковала неловкость. Она чувствовала себя лошадью, введенной в парадную залу. Каблуки ее нелепо постукивали, и Кристина думала, какой у нее, должно быть, идиотский вид, с точки зрения приятной девушки, парящей перед ней словно по воздуху…

Комната ожидания оказалась очень милой. Это было прекрасных пропорций помещение, выходящее окнами на тенистый липовый сад. Должно быть, дизайнер изрядно потрудился для того, чтобы создать приятную расслабляющую атмосферу.

Здесь было немного сумрачно, и мягкий свет, лившийся из круглых точечных светильников на потолке, был весьма уместен. Он не слепил глаза, а обволакивал предметы, делая их округлыми и даже какими-то мягкими на взгляд. Звучала тихая умиротворяющая музыка, но Кристина, оглядев комнату, не нашла ничего похожего на проигрыватель. Она утонула в мягких подушках дивана и вдруг почувствовала, что ей хочется остаться здесь на несколько часов. Это был своеобразный оазис спокойствия в сумасшедшей жизни, атаковавшей ее не только на улицах большого города. В собственном доме, где безраздельно властвовала теперь Ника, она не могла расслабиться даже ночью.

— Может, вам предложить травяного чая? — спросила девушка, и Кристина, повернув голову, с удивлением осознала, что та еще не ушла. Странное дело, но у нее было ощущение полного одиночества.

— Нет, я не пью травяной чай, — сказала она.

— Сожалею, но кофе мы не предлагаем, — опять улыбнулась девушка. — Это территория здоровья и душевного равновесия.

Она продолжала стоять, сложа руки на серой атласной юбке, не сводя с Кристины глаз.

— Вы нервничаете? — спросила она неожиданно.

— Нет. То есть да. Немного, — призналась пациентка. — Я в первый раз у психотерапевта и не уверена, что это хорошая идея.

— В первый раз многие чувствуют себя неуютно, но потом приходят сюда, как к себе домой, — сказала администратор. — Кстати, меня зовут Марина, и я сама еще не в своей тарелке, поскольку работаю у доктора Левицкого всего месяц. Моя предшественница была куда расторопнее, и поэтому мне приходится шевелиться. Ведь я не хочу потерять такую работу.

Кристина почувствовала расположение к девушке. Ее откровенность вызывала доверие.

— Должно быть, доктор Левицкий — очень занятой человек, — сказала она, не зная, как можно поддержать разговор.

— Не то слово, — согласилась Марина. — У него приемы расписаны на месяц вперед, и ни одного окошка.

— Удивительно, но для меня он сразу нашел время.

— Должно быть, он заинтересован в вас как в пациентке.

«Еще бы, ведь он мучается сознанием того, что по его вине известный на всю страну ученый круто изменил свою жизнь и зашел в такой тупик, из которого его вывела только смерть, — подумала Кристина. — Надеюсь, его дочери повезет больше».

— Мы не можем развесить на стенах фотографии его клиентов, — продолжала тем временем администратор. — Но поверьте на слово, здесь бывают самые-самые известные политики и бизнесмены, писатели и художники, актеры и ученые.

— Вот как? Это интересно, — откликнулась посетительница. — Кого же из известных людей лечит доктор Левицкий?

Марина загадочно подняла брови.

— Жаль, но я не могу об этом рассказать вам! Со мной заключен договор. Честное слово, иногда у меня возникает ощущение, что я работаю на секретном объекте. Игорь Всеволодович меня строго предупредил, что сам факт обращения за психологической помощью должен оставаться в тайне.

— Наверное, это разумно, — согласилась Кристина.

— Конечно. Мало кому захочется выставлять свои проблемы напоказ. В нашем обществе пока существует столько предрассудков, что визит к психологу или психотерапевту воспринимается, как признание человеком собственной ненормальности.

— Да. Я тоже думала об этом, — пробормотала клиентка.

— Ну и напрасно! — заверила ее Марина. — Вы ведь не стыдитесь визита к стоматологу.

— Нет, конечно.

— А ведь это означает, что у вас есть гнилые зубы или больные десны, дурной запах изо рта и множество бактерий в ротовой области. А поход к гинекологу? Впрочем, об этом не будем…

Кристину так позабавил логический ряд, приведенный ярой поклонницей доктора Левицкого, что она даже заулыбалась.

— Ну, вот и хорошо! — обрадовалась Марина. — Теперь я уверена, что вы не сбежите от нас через черный выход.

— А что, есть и такой? — развеселилась Кристина.

— Есть, но, правда, для этого нужно зайти в приемную доктора, — сказала она. — Это делается для сохранения той же врачебной тайны. Вы приходите к нам по парадной лестнице, а выходите затем с противоположной стороны дома. Таким образом, вам не нужно опасаться, что кто-то из знакомых увидит вас. Наши пациенты не встречаются друг с другом.

— Здорово придумано, — согласилась Кристина.

В этот момент в комнату зашел Игорь Всеволодович.

— Ну и ну! Вы уже улыбаетесь, — порадовался он за Кристину. — Значит, у нас даже стены помогают.

— Что-то вроде того, — ответила девушка и заговорщицки подмигнула администратору…

Приемная доктора меньше всего напоминала врачебный кабинет. Это была очень уютная комната, хозяин которой тщательно отобрал каждый предмет обстановки, чтобы любой стул, любая ваза, любая мелочь отвечали предназначению помещения. Здесь не было письменного стола, неизменного атрибута каждого профессионала. Почетное место занимала мягкая мебель — диван и два кресла. Чуть поодаль стояла кушетка, но не такая, какую встречаешь в лечебном учреждении, с клеенкой и простыней, а кокетливая, покрытая мягкой тканью, с удобным валиком для головы. Здесь не было телефонов и устройств с селекторной связью, никаких телевизоров и компьютеров, словом, всего того, что напоминало бы посетителю о внешнем мире, напрягало бы и тревожило его. Вдоль стены стоял стеллаж с различными безделушками на полках. Единственной вещью, говорящей о профессиональном занятии хозяина, была рамочка со вставленным внутрь дипломом: «Игорь Левицкий. Выпускник Международной ассоциации аналитической психологии института К.Г. Юнга. Цюрих. Швейцария».

— Вы можете занять любое место, — с улыбкой предложил Кристине доктор, забавляясь ее растерянностью. — Некоторые мои пациенты предпочитают кресло. Некоторым по душе кушетка. Там можно прилечь, расслабиться, погрузиться в собственные мысли.

Кристина с сомнением взглянула на кушетку. Откровенно говоря, она не была уверена, что будет чувствовать себя комфортно, лежа в обществе молодого, красивого, одетого с безупречным вкусом доктора. Это же неприлично! Кроме того, ей было неясно, следует ли снимать обувь, а если это сделать, насколько эстетично будут выглядеть ее босые ноги, натруженные ходьбой по центру города. Как следует лежать, на боку или на спине? Куда смотреть? Что говорить? В общем, она предпочла знакомый и безопасный предмет обстановки — кресло. Левицкий сел справа от нее.

— Ну, как вам здесь? — спросил он. — Не слишком страшно?

Кристина пожала плечами.

— Даже немного забавно, — ответила она после недолгой паузы. — Только что такое психоанализ? Я прочитала это на табличке, рядом с входной дверью.

Откровенно говоря, ей не было до этого дела, даже если психоанализ представлял собой новейший способ общения с инопланетными цивилизациями. Кристина сознательно оттягивала момент, когда речь пойдет о ее собственных проблемах.

— Психоанализ — это форма психотерапии, — улыбнулся Левицкий, словно разгадав ее уловку. — Это, так сказать, анализ бессознательного, основанный на технике свободных ассоциаций. Вы говорите все, что приходит вам в голову. Запретных тем нет.

— То есть я могу сказать вам, что ненавижу свою мачеху? — кинула пробный шар Кристина.

— Безусловно.

— Я хочу уничтожить ее, разрезать на мелкие куски, сжечь в печке, а пепел развеять над помойкой!

— Отлично. Что еще?

— Я хочу сплясать тарантеллу на ее похоронах. Хочу, надравшись виски, упоминать ее имя только в таких выражениях, от которых даже у базарных торговок покраснеют уши.

— Великолепно.

Девушка с сомнением посмотрела на него:

— И вы после этого не скажете, что я сумасшедшая и меня нужно изолировать?

— Нет, не скажу. Более того, чтобы вас не смущать, я предложу вам занять место на кушетке, а сам сяду вне поля вашего зрения. А вы будете говорить что хотите и в какой угодно форме. Меня трудно смутить, — сказал доктор.

— И вы думаете, что в этом есть какой-то смысл?

Она вспомнила, как Ника, провожая ее до двери, мимоходом рассказала старый анекдот.

«Как долго мне еще можно рассказывать все, что приходит в голову, доктор?» — спрашивает пациент у психоаналитика. «Говорите, батенька, говорите! — отвечает тот. — Время — деньги».

Но у Левицкого был свой ответ на поставленный ею вопрос.

— Все мы умиляемся детской непосредственности. Ребенок говорит все, что приходит ему в голову. Но постепенно, прививая ему правила поведения, принятые в обществе, мы отучаем его от этого, вводя целую массу запретов и ограничений. Говоря любезности про свою обожаемую мачеху, вы вели себя естественно, пытались удовлетворить естественную потребность выговориться. — Он внимательно взглянул на свою посетительницу. — Но вы сами признали, что в реальной жизни такое поведение небезопасно. Окружающие заподозрят вас в ненормальности, вы потеряете друзей, работу, поддержку и понимание. Психоаналитик же возвращает вас в детское состояние, предоставляя редкую возможность говорить все, что вздумается. Он не навязывает советов, не учит жить, только помогает вам понять себя, а это уже немало. Вы согласны?

Девушка вынуждена была согласиться.

— Так чем отличается психиатр от психолога? — спросил он сам себя и тут же ответил. — Пациенту, жалующемуся на бессонницу, психиатр выпишет реланиум, а психолог посоветует считать овец.

Тут они рассмеялись оба. Кристина почувствовала себя очень уютно, по-домашнему, как за чашкой чая со школьным приятелем. Ей даже захотелось, сбросив туфли, забраться с ногами в кресло, как она всегда делала дома. Но, вовремя вспомнив, что находится на приеме у специалиста, она одернула себя и задала новый вопрос.

— Так кто они, ваши пациенты?

— О! Самые разные люди, — улыбнулся Левицкий. — Я привык их делить на три группы. Условно, конечно. Итак, группа «А». Это те, кто ничем не болеет и приходит к психотерапевту, следуя веяниям моды. Уважающему себя человеку принято иметь личного парикмахера, врача, адвоката и человека, которому можно бесконечно жаловаться на свои проблемы. Вы знаете, что такое «сидеть на психологической игле»?

— Скорее всего, речь идет о какой-то зависимости, — догадалась Кристина.

— Совершенно верно, — согласился он. — Была у меня пациентка, которая мучительно пережила развод с мужем. С божьей помощью мы выкарабкались из того жуткого состояния, в котором она пребывала. Она излечилась, но потребность ходить в мой кабинет у нее осталась. Теперь она советуется со мной по любому поводу. Какой цвет машины выбрать? Куда лучше поехать отдыхать? Ей такое общение дает некое ощущение стабильности и комфорта. Понятно, что я иду ей навстречу.

— Кто же попал в две другие категории? — с интересом спросила посетительница.

— Категория «В», — продолжил лекцию психотерапевт. — Это реальные, а не мнимые больные. У них есть проблемы, они серьезны, но при должном лечении вероятность выздоровления практически сто процентов. Ну, и категория «С»…

— Психи, — подсказала ему Кристина.

— Я бы не стал называть их таким образом, — корректно возразил доктор. — Это больные, как правило, несчастные люди, имеющие серьезные патологии в психической сфере. Иногда они ведут себя вполне адекватно, так что окружающие даже не догадываются об их нездоровье. Порой они способны на малообъяснимые поступки. В эту группу я занес также людей, не сделавших свой выбор между жизнью и смертью, находящихся в состоянии серьезного психологического надлома.

— Простите, доктор, — внезапно став серьезной, спросила Кристина. — Мой отец… он…

— Я его отнес к группе риска, — ей в тон ответил Левицкий. — Он не был невменяемым, как пыталась доказать в суде ваш адвокат. Но у меня были основания опасаться за его жизнь и здоровье.

— Ну а меня, доктор, в какую из групп вы запишете? — спросила она так, словно речь шла о группе инвалидности.

— Это деление весьма условно, — напомнил ей Игорь Всеволодович. — Вы не «А» и не «С», вы — среднее между ними, симпатичный здоровый человек, которого жизнь испытывает на прочность. Вы пережили серьезные испытания, но я готов ручаться, что ваше душевное состояние — это балансирование между настоящим и прошлым. Сила молодости тянет вас вперед, заставляет бороться и жить дальше. Но прошлое еще крепко держит вас в своих объятиях, заставляя вновь и вновь обращаться к тому, что уже пережито. Пока вы не ослабите эту железную хватку и не отпустите то, чего уже не исправить, вы не сможете почувствовать себя свободной и счастливой.

— Значит, мне нужно лечение? — удивилась она.

— Давайте назовем это другим образом, — предложил он. — Вы нуждаетесь в общении, но не в таком, которое вам может предоставить мачеха. Вам нужны силы, которые я вам и помогу обрести. Надеюсь, мы теперь оставим в покое моих бедных пациентов и немного поговорим о вас…