Но здесь наша родина. Сборник рассказов

Наталья Волохина

«… И мы выжили. Мы – другие. Не знаю, лучше или хуже прошлых, теперешних, будущих. Мы – бывшие советские, и все еще в чем-то ими остаемся. Может, это и хорошо». Книга содержит нецензурную брань.

Комсомольцы — добровольцы

Каждый из этих ребят сделал для меня в жизни что-то хорошее. Я люблю и помню их, какими были, надеюсь, и есть. А те из нас, которые без греха, почему не возносятся?

Долгое время испытывала к «ним» презрение. Отправляла на переговоры в парткабинеты по служебным делам методисток. Однажды устроила разнос за низкую результативность, девицы оправдывались, потом заершились — сама бы попробовала. Пошла, попробовала, договорилась. «Комсомольцы» доверия не вызвали, но и большого отвращения тоже. В горкоме сидели помоложе, в обкоме старше и матерее. Забавно, что их карьера соответствовала моему взрослению. Секретари горкома оказались бывшими секретарями райкома, принявшими меня в комсомол. «Вот, значит, какой у них цикл», — вычислила я.

Умненькие. При выгоде русский язык понимали, при шантаже, тем более, а я в обеих областях мастер. Года два училась их терпеть, понимать, прилаживаться, а они меня.

Логика сторон. Моя. Ну, ребята не нашли себя, вернее, нашли, но не там, где другие люди. Ну, карьеристы, а где их нет. Тем более, работа такая. Ну, есть среди них подонки, подсиживальщики, подпевалы. А где без них? И не все подряд. Ну, несут идеологическую чушь. Так, только на работе. Работа такая.

Их логика. Красивая баба, хоть и стерва. Сообразительная. Хоть и наглая сверх меры, но нужная. Зацепить не за что, терпеть выгоднее.

Ухаживали и приставали, но не наглели. Как-то их галстук в сочетании с комсомольским значком отбивал всякое сексуальное влечение. То ли глазки холодноваты, при вполне очевидной эрекции, то ли предубеждение моё.

Коренастый, курчавый красавчик, секретарь горкома Анатолий. Улыбчивый, сентиментальный, отзывчивый, но себе на уме, в критический момент взгляд серых глаз — холодная сталь. Осторожно демонстрирует внимание. Рискнул репутацией, пошел провожать, значит, сильно неймется, а может, имел «серьезные» намерения. Подошли к подъезду, смотрю на него, что будет делать. Не лапает, косит боязливым, просящим, кобелиным взглядом. В открытую не напрашивается, даю от ворот поворот — обижается. Самолюбие оказалось больше роста, после не подходил, превозмог шевеление в штанах — характер нордический.

Женился секретарь на «правильной», симпатичной девчонке, с ней прошел огонь, воду и медные трубы. «Трубы» оказалось сложнее всего пройти. Почему-то всю жизнь не получалось у него высоко прыгнуть. То ли старшие товарищи мешали, то ли привычка ждать начальственного окрика и слушаться. На заре Перестройки еще держался в «их» команде, но там всегда каждый за себя играл. Благодаря «дружеской» «подставе», остался один, мобилизовался и, наконец, прыгнул — дело свое открыл — заводик мясоперерабатывающий. Назвал выразительно — «Варяг», но не потонул. Тут-то «трубы» его испытали. Не столько деньги, сколько привычка запивать напряг водочкой. Но женка «правильная» и на этот раз не подвела — вытащила.

Игорь. Соответствовал своей откровенно славянской фамилии, не то слега, не то мажара. Хоть и прямой, во всех смыслах, как жердь, но «опыленный» идеологической работой, уже хитрил и лицемерил, пока неумело — до откровенного карьеризма еще не дорос, а правила игры уже просек. Иногда, по простоте душевной, шел напролом.

Пригласил на свидание, на реку. Провожатых в тот жаркий день не намечалось, а отдыхать в одиночку девушкам на городском пляже не безопасно. Поплескались, поболтали, ну, насколько он мог. Проводил до пресловутого подъезда. Струсил напрашиваться на продолжение, уж больно категоричным тоном прощалась. Ретировался. Потрепыхался малость еще и остыл, отплыл. Самое неприятное воспоминание: после ныряния вымыло все сопли ему, он не чувствовал, не утирался, так и шел до самого дома, сопляк. Интересно, что сопляком он на всю жизнь и остался, недоучкой с институтским значком.

Валерий, с польской, слегка промозглой фамилией. Хорош собой, интеллигентен, умен. Лукавство, не подлое, скорее, защитное, с посылом: «Ну, мы же с вами понимаем…». Может помочь. Сексуальное превозмогает разумная выгода. Пытается совмещать приятное с полезным. Женился на полезной и симпатичной. В перестройку попытал счастья на исторической родине, вернулся. Там своих «панов» хватало, а денежек для их существования — нет. Старые связи, опыт «комсомольской» работы, соображалка, обаяние, упорство, женина родня — бог его знает, отчего больше, но преуспел.

У Вити фамилия не в бровь, а в глаз — Хованский. И ховает, что можно, и ховается вовремя от кого нужно. Дослужился до зав. отделом в обкоме комсомола. Ничего не понимает, но все организует. Хитроватый простачок. Знает, что наверх не пробиться, копает вбок. Когда по возрасту стало «сидеть» в комсомоле неприлично, ушел завучем в школу для умственно-отсталых детей. Бывшие коллеги посмеивались, а зря. Он потихоньку директора пересидел, за это время поднаторел в специфике работы с неполноценными детьми и выгоды все пронюхал. И директорствовал себе потихоньку, когда насмешники тонули в Перестроечном штормовом море. Пересидел он там и катаклизмы национального самоопределения нашей бывшей Советской союзной республики, а в стабильное время с инициативами стал выходить, опыт «комсомольский» и тут пригодился. Скоро из небольшого старенького домишки школа переехала в приличный комплекс из нескольких добротных зданий, мастерские открыла для обучения болезных и для зарабатывания денег, само собой. Слава, почет, уважение со всех сторон. А главное, стабильность. Он и в личной жизни был очень «стабильным». Жил вдвоем с мамой до самой её смерти, а потом стабильно один. Поначалу — удобно, дальше — хороший сын, напоследок — отдавшийся целиком работе… Бывало, давным-давно, в младые годы, отдавался он иным увлечениям — на байдарке греб (правда, в одиночку), девушек иногда приглашал на свидание — соответственно притязаниям: некрасивых, нетребовательных, не ожидающих продолжения.

Боре Пыжилкину, будто специально подобрали имя и фамилию. Маленький, крепенький, все пыжился в борьбе за место под солнцем, тужился прыгнуть выше, дальше, быстрее товарищей. Но маловато ему отпустили и не только роста. Интеллекта, манер, харизмы не доставало, сколько не раздувайся. Глаза, увеличенные «дальнозоркими» линзами, выдавали иногда отчаянное осознание безнадежности своих возможностей в гонках. Стоило слегка тронуть его за живое, человеческое, резко прятался или «перебегал в другой домик», как рак отшельник.

— Замучил ты себя докладами и водкой, Боря. Влюбился бы что ли?

Вздрагивает, вспыхивает, давится словами, наконец, формулирует:

— Да ты что, да я, да у меня… у меня жена красавица! Какая любовь?!

— Ну, да, красавица жена и любовь — понятия взаимоисключающие, — печально констатирую я, вспоминая лошадиную морду и стать его супруги.

Георгий обладал устойчивым иммунитетом к идеологическим бредням, номенклатурному карьеризму и, как следствие, внутриклановым междоусобицам. И в сектор его определили подходящий — культурно — массовый. К работе своей он относился, как любой рядовой инженер. Ходил себе на службу, с коллегами поддерживал дружеские отношения, песни пел по служебной необходимости и от души: «Комсомольцы, добровольцы! Нужно верить, любить беззаветно!».

Он верил в дружбу, любовь, хороших людей. Любил милых женщин, вкусную еду, маму, сестер, дочь, жену, пока она не ушла к более прагматичному парню. Не озлобился, простил, отпустил. Жалобы выслушивал на нового супруга, денег давал, из запоя вытаскивал.

Дружил со славными, свойскими разведенками. Женился после совместных застольных песен на одной из них, еще дочку родил. Очень они друг другу подходили — легкие на подъем, открытые, компанейские. Когда налаженная жизнь рухнула в одночасье под перестроечные марши — его директорство школьное, её техотдел — вдвоем выплывали. Кооператив строительный Жора затеял. Поначалу маленькие заказы втроем — с женой и шурином — сами выполняли. Позже связи «комсомольские», отвращение к тяжелому физическому труду, сообразительность и умение считать (физмат, все же окончил, помимо высшей партшколы) вывели на тендеры. И денег стало много, сколько они оба никогда не видели. Кинулись пробовать все новое: еду, технику, одежду, поездки, бани, тусовки. Тут кто-то один должен равновесие держать, чаще жена. Но аппетит к «вкусной» жизни помешал ей вовремя почувствовать опасность. Слишком поздно спохватилась, когда муж стал в пьяном угаре подводить партнеров и заказчиков, рушить сделки. Деньги кончились, копить — не копили никогда, запасов не делали, очнулись оба. Но как только снова встал на ноги, заработал, все пошло по старому кругу. Воронка крутила их много лет. Она выплыла, кружит по краю, а его засосало.

На службе, среди старших товарищей, Митя слыл хорошим парнем. Синеглазый, курносый, улыбчивый, услужливый — просекал субординацию, но не навязчиво, естественно. И только в сильном подпитии вылезало наружу заветное желание проскочить «наверх». В начале смутных времен одним из первых «унюхал», куда ветер дует и, вместо душевных «комсомольских», стал запевать, к удивлению товарищей, казачьи песни. Дальше — больше: зазывал домой, угощал пирогами мамиными, шашку демонстрировал дедовскую, фотографии семейные — «опасные», где деды его — усатые казаки с «важными» погонами — чинно позировали. Шашкой махать научился не хуже ребят из Кубанского ансамбля. Когда Перестройка комсомол упразднила, уже дорожку себе выстроил — прямиком в окружные атаманы. Не буду томить — был он верный Ленинец, и сколько бы водки не выпил (а мог порядочно), шел верной дорогой, карьеру сделал, при самом президенте казачьими делами стал заведовать. Московская пыльца на «обкомовской» закваске быстро сбродила. Ненужные связи отсёк, нужные «полезным» браком укрепил, нос держит по ветру…

Вполне естественно, что номенклатурным легко давался бизнес. Удивляло другое — многие из них, при проверке деньгами, катаклизмами, оставались порядочными людьми. Еще больше поражали, выплывшие наружу, немыслимые для простого советского человека «отклонения» — гомосексуализм, наркомания. Один из отставных секретарей, замечательный мужик, подгреб в бизнес-команду бывших подчиненных, как на подбор, порядочных ребят и, как на подбор, красавцев. Дело сладилось и лет десять успешно развивалось, но. Но однажды поутру неженатого, одинокого босса, нашли удавленным в собственной постели. Молодой любовник лишил жизни. Похожая история случилась с пожизненно-большим начальником, оказавшимся большим любителем гашиша. Что ж, «Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа».

Конец ознакомительного фрагмента.