Лучшее, что было

Наталья Долина, 2018

Образ пожилого мужчины частично написан по образу моего дедушки. Он не был идеальным отцом, но всю жизнь любил одну единственную, свою жену. Я написала этот рассказ спустя несколько месяцев после его смерти, и он вылечил меня от боли утраты… Пожилой мужчина перестал пить таблетки, которые на протяжение двадцати лет поддерживали в нем жизнь. Вместе с этим он ведет дневниковые записи. Знакомство с подругой внука Адама навеет воспоминания о жене. А фотография из старого альбома перечеркнет прошлое, каким он его помнил.

21 августа.

Вчера снова лил дождь, и я целый день убирал квартиру и даже достал красивую посуду. Пусть дома будет еще уютнее. В ожидании гостей я рассматривал старые семейные фотографии. Среди них был особый снимок. В тот день с собой у меня был новенький полароид. Девушка в нежно-голубом платье стояла в толпе студентов. Она была немного грустная и вместе с этим такая красивая. Я не удержался и сделал снимок. Я ни секунды не сомневался в том, что мы должны познакомиться.

***

Девушка окинула меня рассеянным взглядом, и я, слегка заикаясь от внезапно нахлынувшего чувства, спросил, не хочет ли она забрать своё фото. Она кивнула.

–Спасибо за снимок… — и чуть помедлив, добавила, — я Стася.

Она была студенткой третьего курса, а я только поступил в архитектурный по распределению. Мне не нравились, ни сооружения, ни черчение, но она обожала старые здания, поэтому мы часто гуляли по таким местам. Стася была влюблена в архитектуру, а я в нее. Часто в ее глазах мелькала неподдельная грусть, и причина ее тоски мне была не понятна.

Однажды в наш город приехал писатель. Малоизвестный, но его так усиленно рекламировали, где только возможно, и всеми не запрещёнными способами, что к его приезду город гудел. Конечно, и Стася тоже восторгалась его творчеством. Помимо книг он публиковал стихотворения. Они были жизненные, простые, но с метафорами, о которых ты раньше только вскользь задумывался. После прочтения оставалось послевкусие.

Вечер чтения был назначен. Время года было тёплое, и я купил тюльпаны для Стаси. Она пришла со стайкой подружек (очень легкомысленных), которые тут же захихикали, увидев меня с цветами. Стася, счастливая, взяла цветы и даже чмокнула меня в щеку. Еще бы! За любимые цветы!

Домин — фамилия писателя — был худощавым, высоким мужчиной. На плечи ниспадали длинные негустые волосы. Щетина, тёмные очки и сумка через плечо дополняли его притягательный образ. На сцене он чувствовал себя комфортно. Домин сел на барный стульчик посреди стадиона, достал записную книжку и громко прочёл:

Не помню, сколько отсчитали

Стрелки на запястье из стали.

Для меня оно теперь святыня —

Как больно слышать твоё имя!

Я увидел вдруг слезы на глазах Стаси и понял, что тоска, иногда мелькавшая в ее глазах, была от неразделенной когда-то любви. Весь оставшийся вечер я не находил себе места. Ее прикосновение вырвало меня из собственных мыслей. Чтение стихов подошло к концу. Я рассеянно взглянул на неё. Подруга уверенно потянула меня в сторону поэта, подписывавшего свои сборники.

Домин, подписав книжку, взглянул на Стасю, протягивающую ему мною подаренный букет, озорно улыбнулся и даже снял темнозащитные очки. (Я заметил блеск в его глазах и счел его за флирт. Я разозлился). Писатель взял цветы и в подписанном для Стаси сборнике что-то черкнул.

Смутно припоминаю, как, прощаясь, Стася смущённо, как бы извиняясь, мне улыбнулась. Я ничего не сказал, только кивнул в ответ. Это было не красиво — отдать мои цветы поэту. Последнее, что я видел, — прижатую к груди книгу.

Несколько недель спустя эта ситуация подтолкнула меня сделать серьезный шаг. Стася ответила, что ей нужно время подумать.