Забытая ария бельканто

Наталья Есина (2021)

Максим Стрельцов возвращается из Лондона на оглашение завещания внезапно скончавшейся бабушки. Но вместо рутинной процедуры попадает в весьма запутанную историю. Ученица покойной Виолетта Юданова выдвигает против него обвинение. Отношения между молодыми людьми не складываются сразу, но странные письма вынуждают Максима и Виолетту держаться вместе. Смогут ли герои разгадать тайну, окутывающую прошлое семьи Максима? И какое отношение имеет к дому Стрельцовых призрак, обитающий в усадьбе?

Глава 2

Он проснулся от настойчивого стука. Окинул комнату рассеянным взглядом, соображая, где находится. Сквозь неплотно задернутые ночные шторы пробивалось солнце, оставляя яркую полоску на кейсе гитары. Нераспакованный чемодан привалился к платяному шкафу. Из расстегнутого рюкзака свисали вещи. На письменном столе, в бутыли, декорированной салфетками, — большой букет сухих физалисов. Бабка любила эти цветы, называя «разбитыми сердцами». По осени собирала в саду охапками и расставляла по комнатам в хрустальных вазах.

Максим взял с тумбочки мобильник и взглянул на экран:

«Ого! Полпервого. Ну я и дрыхну». — Вскочил с кровати, натянул штаны, босиком подбежал к двери и отпер щеколду.

На пороге стоял Иван Семенович в темно-сером костюме и при бабочке. Выбритый, густо пахнущий одеколоном.

— Добрый день. Через час выезжаем.

— Куда?

— К нотариусу.

Максим взъерошил густые волосы:

— Забыл, — и начал оправдываться: — Обычно рано встаю, а тут…

— С дороги не грех поспать.

На кухне раздался звон разбитой посуды. Иван Семенович недовольно поморщился:

— Жанна Яковлевна.

«Домработница», — в памяти Максима мгновенно всплыл облик плотно сбитой курносой женщины. В детстве он ее побаивался.

После завтрака садовник, как обычно, отвозил бабку на лекции в консерваторию. Максим сидел на кухне, жевал ароматный оладушек, макая его в пиалу со сметаной, и нахваливал стряпню Жанны Яковлевны:

— Вам на шоу поваров надо выступать, — он старался усыпить бдительность домработницы.

— Ешь, ешь, — она улыбнулась, обнажив верхние десны, и подложила Максиму добавки.

«На пирата похожа. Зубы, наверно, специально вставила, чтобы надежнее золото спрятать», — Максим брезгливо поморщился, увидев, как Жанна Яковлевна помешала суп, зачерпнула ложкой из кастрюли дымящуюся жидкость, подула на нее и шумно втянула губами.

«Сколько раз бабушка просила из общей посуды не пробовать! Не буду ее борщ!» — он соскочил со стула, бочком подошел к большой деревянной кадке, стоявшей у батареи. Приподнял накрахмаленную тряпицу, отщипнул кусочек липкого теста и незаметно запихнул в рот, облизнув пальцы.

— Спасибо, Жан Якливна!

— Иди, уроки делай, — она собрала со стола грязные тарелки и загрузила в посудомойку.

Максим добежал до своей комнаты и нарочито громко хлопнул дверью. Осторожно, стараясь не скрипеть ступеньками, поднялся на второй этаж. Минуты три наблюдал за домработницей, прячась за перилами:

«Котлеты жарит».

Он преодолел коридор, вдыхая терпкий чесночный запах, юркнул в гостиную и включил телевизор. Сразу убавил звук. Компьютер бабка строго по часам выдавала и то после проверки домашнего задания. А в одиннадцать передача про животных!

Максим переключил на детский канал, забрался с ногами на кожаный диван и мгновенно переместился вместе с диктором в саванну.

Африканские слоны, радуясь долгожданным дождям, набирали воду в хоботы и окатывали друг друга. У самого берега торчала рельефная морда крокодила.

— Берегись! — предупредил Максим об опасности зазевавшуюся антилопу.

— Та-а-ак! — раздалось за спиной.

Максим ойкнул и вжал голову в плечи, словно кровожадный хищник только что клацнул зубами около его шеи. Перед ним возникла Жанна Яковлевна и уперла руки в бока:

— Это мы так уроки учим? Вот я сейчас Алисе Вита…

Максим заткнул уши.

«Дождевая лягушка. Один в один. Глаза выпучила, надулась, того гляди лопнет! Рот маленький. Обиженный такой ротик, — он непроизвольно хихикнул, — и платье маскировочное, светло-коричневое. Сливается с обоями».

Жанна Яковлевна шевелила губами.

«Бородавок только не хватает. А, может, есть?» — Максим разжал пальцы.

–… Семенович с города приедет, вот он тебе задаст трёпку! — продолжая верещать, домработница взяла с журнального столика пульт и нажала на кнопку. Саванна исчезла. Максим вскочил с дивана:

«Теперь не узна́ю, чем схватка с крокодилом закончилась!»

Он увернулся от Жанны Яковлевны, размахивающей руками:

— Неправда! Иван Семеныч меня ни разу не наказывал! — и шустрой мышкой проскочил в свою комнату.

— Там полотенце свежее. Зубная щетка и паста, — Иван Семенович прервал воспоминания Максима, — бритву на свой вкус купил, не знаю, какой пользуешься.

— Спасибо.

— Будешь готов — спускайся. Надо распоряжения дать домработнице.

— Распоряжения?

— Ты хозяин теперь. Она справлялась, что и когда готовить. И во сколько приходить.

Максим нахмурился:

«Какой я хозяин?! — он не собирался тут задерживаться, — дом продам, куплю фургон и уеду».

Словно подслушав его мысли, садовник сказал с досадой:

— Хотя… Молодежь теперь все больше деньги интересуют, да городская жизнь, — он повернулся и поплелся на кухню.

Максим сконфузился:

«Будто ростом меньше стал».

Послышался заносчивый возглас домработницы:

— И долго мне еще дожидаться?

— Сколько надо, столько и подождёте, — отрезал садовник.

Максим наскоро заправил постель, распахнул шторы, открыл форточку, впуская порыв свежего ветра и птичий гам.

В ванной тщательно брился. Глядя в зеркало, хмурил брови, чтобы в разговоре с домработницей выглядеть солиднее. Пока умывался холодной водой, вспомнил случай из детства.

Бабка всегда прятала сладости. То на верхнюю полку буфета, то в кладовку, среди коробок с обувью. Но у Максима словно нюх обострялся, и ноги сами несли к «тайнику». Попытки стащить пару конфет редко удавались, когда домработница была дома. Он ненавидел ее за привычку неслышно подкрадываться и портить удовольствие.

— Ну-с, и что ты тут делаешь, а? — победоносно звучал над самым ухом ее противный голос.

Максим вздрагивал и застывал с развернутой шоколадкой в руке, а Жанна Яковлевна доставала из кармана фартука блокнот и карандаш.

— Украл конфеты из ящика для рассады, — записав, она удивленно подняла брови: — Я ж сама Алисе Витальевне посоветовала сюда схоронить; думала, в теплице точно не найдешь.

«Я везде найду!» — Максим злился и пытался сообразить, как перехитрить противную Жабу. С того дня он решить следить за ней.

«Должна же она проколоться?!»

И однажды случай представился.

После обеда обитатели дома расходились на тихий час. Садовник — во флигель. Бабка — к себе наверх. Мама облюбовала диван в гостиной, а Жанна Яковлевна обычно устраивалась в холле, у печки. Она сдвигала два мягких кресла, застилала их пледом и укладывалась, как в люльку. Ноги в плотных колготках не умещались и торчали, словно куриные лапки из хозяйственной сумки.

Максим подозревал, что Жаба выбрала это место специально, чтобы надзирать за ним. В тихий час не разрешалось ни читать, ни рисовать. Дверь в его комнату держали приоткрытой. Иногда удавалось заснуть, особенно, если уставал на тренировке по брейку. Но чаще всего мучился, ворочаясь с боку на бок.

В тот день за завтраком Жанна Яковлевна проворно налила бабке кофе:

— Алиса Витальевна, мне бы отлучиться после обеда.

— Надолго?

— Всего на часок.

Бабка посмотрела на мать:

— Софья, у меня репетиция к прослушиванию. Ты никак свою встречу отменить не можешь, Максимушку чтоб одного не оставлять?

— Нет, я заранее предупреждала, что уеду, — мама сделала глоток, поставила чашку, встала. Отмерила Максиму дежурный поцелуй в макушку и упорхнула.

Бабка тяжело вздохнула, отложила на блюдце кусок тоста и молча вышла из-за стола.

«Опять из-за меня ссорятся», — от досады Максим пролил какао. Жанна Яковлевна тут же затерла пятно на скатерти и посыпала солью:

— Аккуратнее!

— Я не специально, — настроение скатилось, как ледянка с горки. Максим поблагодарил за завтрак и побрёл в свою комнату.

В холле одевалась бабка:

— Максимушка, поднимись ко мне. На столе оставила либретто. Перечитай «Аиду» — в выходные в Большом дают, — а вечером перескажешь мне.

«Ненавижу оперы!» — Максим сжал кулаки.

— Можно я телевизор посмотрю? — спросил он с вызовом.

— Вот он когда-нибудь и погубит человечество, — назидательно произнесла бабка, — там много полезного, но только безумец оставит ребенка в его сетях без присмотра.

— А глаголы учить за шестой класс вместо четвертого я значит не ребенок?!

Бабка часто заморгала:

— Но тебе же легко дается английский, репетитор отзывается очень лестно.

— Ага, ему деньги платят, вот и льстит, — пробурчал Максим себе под нос.

— Что?

— Ничего.

После обеда Жанна Яковлевна вперевалочку протопала к калитке. Максим спрыгнул с окна и бухнулся в одежде на кровать. С полчаса разглядывал лепнину на потолке и соединял в узоры мелкие трещинки в побелке.

«На печку что ли забраться? Ага! Сразу Жаба появится по закону подлости, — он промаялся еще какое-то время и вдруг услышал, как открылась входная дверь. — Вернулась?! — Второпях скинул покрывало и залез с головой под одеяло. Замер и плотно зажмурился.

Знакомые шаги осторожно проследовали к его комнате. По спине пробежал неприятный холодок. Скрип. Тишина. И снова вкрадчивая поступь домработницы. Теперь уже по лестнице на второй этаж.

«Пронесло, — Максим встал. Любопытство побороло страх. — Надо посмотреть, что она делает». — Бесшумно прокрался к двери и выглянул из комнаты.

Никого. Пол неприятно холодил босые ноги. Максим на цыпочках поднялся по лестнице. Вжимаясь в стену, двигался по коридору, проверяя двери. В гостиной пусто. В туалете с ванной темно. Гостевые комнаты заперты.

«К бабушке? Зачем? — его вдруг осенило. — А вдруг это воры? Жаба им сказала, что я один остался, вот и залезли. — От страха затряслись руки. Зря не взял лук или кочергу! Он вернулся в гостиную и выхватил из чехла бильярдный кий. — Отбиваться буду».

Перед дверью бабкиной комнаты остановился и прислушался. Ни звука. Не мог же он ошибиться? Точно кто-то проник в дом! Максим заглянул в замочную скважину.

Домработница рассматривала в большую лупу какую-то вещицу. Максим поднял кий, напряг шею и пинком открыл дверь:

— Что вы здесь делаете?!

— А-а-а! — Жаба вскочила, уронив деревянную резную шкатулку. Драгоценности рассыпались по полу.

— Это бабушкино! — продолжал вопить Максим.

Жанна Яковлевна кинулась подбирать бусы, кольца, сережки, браслеты, большие красивые ленты с камнями — Максим не знал, как они называются — и складывать всё в шкатулку.

— Конечно, конечно, — красная, Жаба пыхтела, ползая на коленях, — Алиса Витальевна просила свезти к ювелиру сережки: замочек заедает.

— А почему вы крадетесь, как шпионка? — наседал Максим. Страх исчез. Осталось злорадство.

— Чтоб тебя не разбудить, Максимушка.

— Я не спал. Все слышал. И ви-дел! — он взял со стола «Сто балетных либретто», засунул книгу подмышку и чинно проследовал вон.

«Пусть теперь только попробует бабушке на меня пожаловаться!» — вернул кий на место в гостиную, прошел к бабушке, уселся поудобнее и принялся за «Аиду».

Максим перестал таскать конфеты. Всякий раз, как находил лакомства, перед глазами вставала Жаба, копающаяся без спроса в бабкиных вещах. А уж на нее он точно не хотел походить.

Как-то раз он включил телевизор. Домработница тут как тут. Достала свой блокнот, но Максим вытащил из кармана припрятанную бумажку и громко зачитал:

— Десятое апреля двухтысячного года. Шкатулка, — он насмешливо наблюдал, как лицо Жабы покрылось красными пятнами. Она шумно задышала и поджала тонкие губы. С того дня домработница присмирела.

Максим покончил с утренним туалетом, вернулся в комнату, облачился в джинсы, водолазку и заспешил на кухню. В дверях приостановился. Жанна Яковлевна стояла у окна вполоборота к садовнику, раздувая ноздри. Презрительно сжатый рот напоминал куриную гузку. Иван Семенович в длинном белом фартуке поверх пиджака хлопотал у плиты.

Домработница скрестила руки и насмешливо наблюдала за ним.

— Может, вы у нас в кухарки заделаетесь?

— Может, — ответил садовник спокойно и налил в глубокую тарелку три половника супа. Поставил на плоское блюдо и посыпал рубленой зеленью. — Не велика премудрость.

— Ну-ну, — домработница поправила воротничок и переместила кружевную наколку на затылок.

«Раньше на жабу походила, а сейчас матерый такой бульдог. Цапнет, если бдительность потеряешь. Манжеты на запястье не сходятся. Ноги расставила, как на ринге», — Максим представил, как Жанна Яковлевна боксирует и рассмеялся.

Садовник и домработница обернулись.

— Всем добрый день, — Максим уселся за стол, разложил на коленях салфетку и понюхал первое, — традиционный английский сырный с курятиной?!

— Сам варил, — садовник придвинул плетеную корзинку с хлебом.

— Лучше б щи или борщ с пампушками, — подала голос домработница.

— Мы на кулинарном деле готовили такой, — заметил Максим, зачерпнул полную ложку дымящегося супа, подул на него и отправил в рот. — Очень вкусно, благодарю.

Иван Семенович впервые улыбнулся:

— Обедай и поедем. И да… — он вынул из кармана фартука большую связку ключей и положил на стол, — все что есть.

Жанна Яковлевна воскликнула:

— По какому праву вы их у меня забрали?

Садовник невозмутимо поставил второе — внушительный кусок мяса в окружении зеленого горошка — и растер ладони. Максим приподнял брови:

— Ростбиф?

— Да, сэр.

Максим отрезал небольшой кусок, отправил в рот и прикрыл глаза:

— Признавайтесь, петрушку добавляли?

— Грешен, — на лице садовника отобразилось блаженство.

Домработница подскочила и хотела взять ключи, но Иван Семенович опередил ее.

— Что вы себе позволяете? — взвилась она: — Мне на ужин муку и… уборку по средам делаю!

— А вы не торопитесь с уборкой, может ваши услуги не понадобятся.

«Гениальная идея!» — Максим осознал, что садовник озвучил его давнишнее желание.

Домработница взмахнула руками:

— Как не понадобятся?! Я без малого сорок лет в этом доме! Раньше вас, между прочим, намного раньше вас! И жалование Алиса Витальевна обещала в следующем месяце прибавить.

Иван Семенович смотрел в пол. Максим отложил салфетку, встал и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Уважаемая Жа… — чуть не выскочило «Жаба», — Жанна Яковлевна. Я вам очень признателен за то, что вы все эти годы верой и правдой служили моей бабушке. Но ее больше нет, а мне помощь по дому не требуется — нас и с готовкой муштровали в колледже, и убираться могу не хуже пылесоса.

Садовник отпустил смешок. Жанна Яковлевна побледнела. Покраснела. Кашлянула. Повернула голову набок, пристально вглядываясь в лицо Максима, и завопила:

— Вы не можете так со мной поступить! — она топнула ногой, — Я верой, правдой… Верой и правдой.

— Мне очень жаль, но это мое окончательное решение. Выходное пособие вы получите… — он запнулся.

— У нотариуса вся информация, — подсказал садовник.

— Нотариус! Точно! — злобно выкрикнула Жанна Яковлевна. — Вот кто вас на место поставит! Я знаю. Мне Алиса Витальевна говорила.

— Что говорила? — уточнил садовник.

— А это не вашего ума дело! — домработница развязала передник, содрала с головы кружевную наколку и швырнула на подоконник. — Увидимся на оглашении.

— Вас подвезти? — предложил Иван Семенович.

Жанна Яковлевна презрительно фыркнула, выскочила в холл, на ходу скидывая тапки. Достала из шкафа пальто. Кряхтя, вытащила ботинки, уронив стойку для обуви. Натянула берет и вышла, хлопнув дверью.

Иван Семенович посмотрел на часы и снял фартук:

— И нам пора.

Максим быстро вымыл посуду, не обращая внимание на протесты садовника. Заскочил в свою комнату за рюкзаком, накинул куртку и через пять минут сидел в машине.

Ехали быстро. Иван Семенович вёл одной рукой. Вторую вальяжно положил на подлокотник. Максим откинул сиденье. За окном мелькали подмосковные просторы. В голове привычно застучало:

«Зеленое поле преследует взгляд

Сквозь сито осин и берез.

Уж сам от погони отделаться рад:

В глазах зарябило до слез».

Он приоткрыл окно и полной грудью вдохнул насыщенный травяной горчинкой воздух. Вспомнил, как в детстве бабка выводила в луга за поселком.

Сначала сама проходила вдоль участка, проверяла нет ли глубоких ям. Тщательно выискивала битые стекла и мусор. Убедившись, что безопасно, командовала:

— А теперь, Максимушка, бегай и кричи сколько хочешь!

И он кричал. Сначала односложное «а». Осмелев, разгонялся и несся, несся с оголтелыми воплями. Раскинув руки. Едва касаясь ладонями щекочущих стебельков. Навстречу порывам ветра, сбивавшим волосы со лба. Закрывал глаза и бежал, почти отрываясь от земли, представляя себя парящей птицей. Переполняла уверенность, что стоит разогнаться еще сильнее, и он взлетит.

А потом они шагали по узкой тропке среди шелестящей пшеницы ростом почти с бабку. Максим срывал один за другим тугие колоски. Вышелушивал зернышки, набивал ими рот и держал, пока не разбухали от слюны. И с наслаждением жевал.

Стоило об этом вспомнить, и на языке возник тонкий хлебный вкус с молочным оттенком. Максим с грустью улыбнулся.

При въезде в Москву начались пробки. Садовник искусно лавировал среди машин, избегая столкновений. В след ему сердито гудели клаксоны.

— Не люблю город. В Лондоне так же водят?

Максим представил утреннюю толчею в метро, ощутив деликатные тычки локтей в бока и усмехнулся:

— Я пару раз всего кэбом пользовался — очень дорого и не факт, что вовремя доедешь, — он с интересом глазел на яркие рекламные щиты и набитые людьми маршрутки.

— Хватайте кэб, Ватсон — мы едем на Бейкер-стрит! — засмеялся садовник и свернул во дворы.

Машина запетляла по узким дорожкам.

— Долго еще?

— Приехали, — садовник нашел парковочное место, выровнял машину и ловко втиснулся задним ходом между одинаковыми джипами.

Максим вышел и потянулся. Обвел взглядом просторный двор и увидел, как в арку вбежала Жанна Яковлевна.

«Обалдеть! — он подавил зевок. — На ковре самолете добиралась?»

Садовник нажал на брелок. Автомобиль пиликнул, маякнув фарами.

— Идем. Без десяти.

Нотариальная контора занимала подъезд на первом этаже кирпичной многоэтажки. Массивная дверь с позолоченными ручками сразу внушала уважение к тому, кто находился за ней. «Санин Илья Рудольфович», — уточняла надпись на табличке.

«Просторная прихожая. И обувь почистить можно, — Максим снял куртку. — Стойка для сушки зонтов на паука похожа».

Они прошли в небольшую залу. Стены обиты лакированными деревянными панелями. Мягкие кресла. Одно — массажное.

«Да. Непростого нотариуса выбрала бабка».

— Кабинет там, — садовник указал направо.

Широкий коридор мерила шагами Жанна Яковлевна. Заметив Максима, демонстративно отвернулась. Иван Семенович кивнул в сторону обтянутого бархатистой тканью стула. Максим не успел присесть. Из кабинета вышла моложавая женщина в деловом костюме с пышным жабо, подколотым брошью.

— Стрельцов Максим Федорович? — она обвела цепким взглядом присутствующих.

— Я.

Женщина что-то отметила в папке-планшете.

— Климов Иван Семенович?

— Я, — отозвался садовник.

— Юданова Виолетта Игоревна.

— Должна подойти, — ответил садовник.

Максим хотел было спросить «кто это?», но решил, что потом разберется.

— Пахомова Жанна Яковлевна?

Домработница ткнула Максима в спину:

— Посторонитесь, молодой человек, — и первой зашла в кабинет.

Илья Рудольфович сидел во главе длинного стола, инкрустированного под мрамор. Седые волосы уложены в аккуратную волнистую прическу. Окладистая бородка. Приятное лицо.

«Джузеппе Верди с бабкиного портрета в спальне!»

Нотариус встал, с поразительной для преклонного возраста легкостью обогнул стол и подал руку Максиму:

— Здравствуйте, Максим Федорович. Примите мои соболезнования. — Он степенно кивнул садовнику и домработнице: — Располагайтесь, где вам будет угодно, — указал на стулья, окружавшие стол.

— Благодарю, — Максим осторожно присел на край стула, рюкзак кинул под ноги. Положил руки на стол и тут же убрал:

«Не хватало еще потные следы оставить на полировке», — он поднял голову и сравнил с отражением большую хрустальную люстру на высоком потолке.

Жанна Яковлевна с шумом выдвинула ближайший к креслу Ивана Рудольфовича стул и плюхнулась на него. Садовник опустился на небольшой диванчик при входе.

Секретарша нотариуса скрылась за дверью между застекленными стеллажами с документами и через минуту вернулась с большим серебряным подносом. Ловко выставила на плетеную подставку четыре чашки дымящегося кофе, сахарницу и вазу с пирожными.

— Сливки, карамельный сироп?

— Спасибо, не надо, — дуэтом ответили Максим и садовник.

— Милочка, а ликер у вас есть? — бросила Жанна Яковлевна.

Секретарша принесла и поставила перед домработницей узкий высокий стакан с носиком:

— Прошу вас.

Домработница отхлебнула из чашки. Вылила себе весь алкоголь. Потянулась к вазе, чуть не искупав кружевной воротник в кофе, и взяла два пирожных, успев накрошить на стол.

Илья Рудольфович кому-то позвонил:

— Вы на подходе? Хорошо, — и посмотрел на помощницу, — Ольга.

Секретарша, бесшумно передвигаясь на высоких каблуках, достала конверт из папки на букву «С».

— Будьте добры, ваши паспорта, — она собрала документы и передала нотариусу.

«Целый ритуал», — Максим расслабился и сел поудобнее.

Дверь распахнулась, и кабинет влетела девушка:

— Прошу прощения… — она говорила с придыханием, — мне очень неудобно… так вышло.

«А это еще кто?» — Максим посмотрел на садовника. Тот улыбался незнакомке.

Илья Рудольфович привстал:

— Виолетта Игоревна, прошу, присаживайтесь.

Виолетта стянула с головы розовую вязанную шапку. Размотала шарф. Скинула длинное пальто мышиного цвета. Сунула в сумку перчатки. Секретарша подхватила ее одежду и повесила в шкаф.

«Еще бы Травиатой назвали, — Максим изучал неожиданную гостью, которой, похоже, здесь кое-кто был рад. — Бледная, как стена. Волосы, правда, зачетные. И глаза. Ничего так. Ресницами хлопает, как веером машет. Руки убрала. Тоже боится стол заляпать. Надо Семеныча спросить, что…»

Его размышления прервал нотариус:

— Еще раз приветствую всех.

Домработница доела пирожное, вытерла рот салфеткой и кашлянула. Секретарша села за письменный стол у окна и застучала по клавиатуре компьютера. Садовник выпрямил спину, а Виолетта уставилась на Максима.

«Ого! Смотрит, как на врага!»

Илья Рудольфович встал:

— Зачитывается завещание восемьдесят четыре эн пэ, за номером сто девяносто четыре, семьдесят шесть, тридцать два. Место составления — город Москва, время составления четвертое апреля две тысяча пятнадцатого года, семнадцать ноль…

— А можно покороче как-то? — перебила Жанна Яковлевна.

— Процедура оглашения — стандартная, — нотариус поправил очки и продолжил: — Я, гражданка Стрельцова Алиса Витальевна, десятого октября одна тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, паспорт…

Максима не волновало наследство. Он хотел разделаться со всей этой канителью и вернуться к лондонской жизни.

«Раз пригласили, что-то достанется. И насчет учебы бабка наверняка позаботилась».

Закончить академию — дело принципа, чтобы доказать ей, пусть и после смерти, что он добился успеха в современном танце.

–…Завещаю своему внуку, Стрельцову Максиму Федоровичу, седьмого декабря одна тысяча девятьсот девяностого года рождения, паспорт… Все имущество… Кроме флигеля…

«Как кроме? — Максим вслушался в монотонную речь нотариуса.

— Флигель со всем содержимым я завещаю Юдановой Виолетте Игоревне, седьмого августа одна тысяча девятьсот девяносто второго года рождения…

Максим чуть не крикнул:

«Какая, к черту, Юданова? — внутри просыпался вулкан. — И как я дом без флигеля продам? — мысли скакали, как би-бой на танцполе. — О чем вообще бабка думала?»

–…Пожизненное содержание в размере…

«Семенычу перепало», — машинально подумал Максим, и тут же вздрогнул от пронзительного крика домработницы.

— Шкатулка?! — она встала, уронив с грохотом стул. — Вы что такое читаете? Какая шкатулка?! — подскочила к нотариусу, пытаясь вырвать бланк. — Это подлог! Я видела завещание Алисы Витальевны, и в нем мне положено…

— Жанна Яковлевна, попрошу вас, сядьте. Вопросы сможете задать после оглашения.

Илья Рудольфович поднял руку с завещанием и отступил к стене.

«Во бабка дает! — Максим скрестил руки. — Знала значит, что Жаба приворовывает. Мой шантаж — детские забавы по сравнению с ее местью. Браво, Алиса Витальевна!»

Домработница тяжело опустилась на стул и принялась что-то шептать себе под нос. Нотариус дочитывал:

— Личность завещателя установлена. Дееспособность его проверена. Подпись подлинная, — он достал из кармана пиджака платок и вытер лоб.

Первой очнулась домработница:

— Это что сейчас было? — она вскочила и наклонившись вперед, почти легла на стол. — Алиса мне лично показывала завещание! И флигель мне, и деньги, круглая сумма, и…

— Зачитанное завещание единственно подлинное, в чем я удостоверился в присутствии двух свидетелей, — резюмировал нотариус, — а именно…

Жанна Яковлевна перебила:

— Врете вы все! Сговорились, да? И свидетели ваши купленные! — ее лицо побагровело, а рот искривился и дергался. — Я на вас в суд подам! Негодяи! Сорок лет прислуживала, как верный пес, и где благодарность?!

— А вам не кажется, что вы уже получили свое? — встрял садовник.

— На что вы намекаете? — домработница метнула в него колючий взгляд.

— Я не намекаю. Прямо говорю. И нечего тут пыхтеть, как самовар!

Жанна Яковлевна беспомощно хватала воздух ртом. Секретарша принесла стакан воды, но домработница гневно отвела ее руку. Схватила сумку. Выбежала из кабинета, громко топая, и так шарахнула дверью, что закачались стеллажи.

Илья Рудольфович сел в кресло:

— Ольга, позвоните вечером гражданке Пахомовой и напомните, чтобы она взяла ключ от ячейки, где хранится вышеупомянутая шкатулка.

Секретарша быстро сделала запись в блокноте, а нотариус поинтересовался:

— Максим Федорович, вам все понятно в отношении содержания завещания вашей бабушки?

«Ни черта мне не понятно, но спрошу не здесь и не у вас, — Максим посмотрел на садовника: — Он же явно знаком с этой Юдановой! Почему не предупредил о ее существовании?»

Нотариус встал:

— Если что — звоните в любое время.

В прихожей все молчали. Иван Семенович помог Виолетте надеть пальто. Вызвался подержать сумку и перчатки, пока она оборачивала шарф.

«Обхаживает наследницу престола», — Максим презрительно хмыкнул.

— Вас что-то не устраивает? — Виолетта натянула перчатки и уставилась на Максима скептическим взглядом.

«Серая мышь заговорила!» — Максим резко застегнул молнию на куртке, развернулся и вышел на улицу, закрыв дверь ногой.

Виолетта выскочила следом и преградила дорогу:

— Я вам, кажется, вопрос задала?

— А я вам, кажется, на него не ответил.

— Тогда спрошу по-другому, если позволите. Как вам жилось все эти годы, уважаемый Максим Федорович, совесть не мучила?

— А что с моей совестью не так?

— Не ругайтесь, — подошел садовник. — Виолетта, ты в общежитие? Давай подвезем.

— Спасибо, Иван Семенович, я с этим в одну машину не сяду.

— А ничего, что «этот», стоит и все слышит?

— Не нравится, когда на вас не обращают внимания? А бабушке за столько лет ни разу не позвонить — это нормально?! Алиса Витальевна вас любила! Каждый день вспоминала своего «Максимушку»! А вы даже на похороны не удосужились приехать!

— Я…

— Виолетта, не надо ссориться.

— А вы не выгораживайте его, Иван Семенович! Наш «Максимушка» вполне взрослый мальчик. Пусть ответит, если есть что!

— Да ты вообще кто такая, а?! — не выдержал Максим. — Флигель оттяпала и радуйся!

— Перестаньте! — садовник встал между ними.

— Я кто такая? — Виолетта выглянула из-за плеча Ивана Семеновича. — Я та, кто обвиняет тебя, Максим Стрельцов, в смерти Алисы Витальевны…

— Спятила?! — Максим сжал кулаки.

–…если бы ты был рядом, то Алису Витальевну не убили бы! — Виолетта повернулась и побежала прочь.

Максим остолбенел, слово получив удар под дых.

— Как убили? — он перевел взгляд на садовника. Тот развел руками и вздохнул:

— Поехали. По дороге объясню.