Разгадать загадку

Наталья Калашник

Что может быть общего у загадочной «Мистери» и мрачного писателя в отставке? Они оба с первой минуты знакомства поняли: ничего. Однако меньше чем через двадцать четыре часа оказываются в салоне одного автомобиля. Так начинается история превращения избалованной папочкиной дочки Дианы Олениной в самодостаточную женщину. История, полная конфликтов и сумасшедшей страсти.Сможет ли Диана исправить ошибки, которые наделала по собственной глупости, а потом выжить без отцовских кредиток, заручившись поддержкой единственного человека, который невзлюбил ее с первого взгляда? Ведь маловероятно, что писатель-неудачник, Илья Игнатьев, вообще воспринимает ее жалкие попытки оставаться на плаву всерьез. Его собственная жизнь летит к черту, поэтому чужие проблемы ему ни к чему.Но двое в одной лодке против целого мира – возможно, из этого что-то получится…

2

Стоя у окна, Илья Игнатьев проследил за направлением, в котором скрылась странная незнакомка. Он так и не понял, что именно она пыталась найти в его номере, и оттого чувствовал себя не в своей тарелке: Илья привык докапываться до истины. Весь ее бред казался нелепым и никак не вязался с ее внешним обликом: «Грейс Келли» явно не походила на женщину, которой можно дать отворот-поворот. И на ищейку она едва ли тянула. Дерзкая на язык, наглая. Уникальный образец извращенных современных нравов.

Время между тем близилось к обеду. Добыть нормальный кофе в этом злополучном мотеле так и не удалось. Илья энергично тряхнул термосом, надеясь, что в нем все же осталось пару спасительных глотков. В последний раз ему делала кофе симпатичная девочка-школьница на заправке недалеко от Балаклеи. Она мило улыбалась ему, упрашивая оставить автограф. Как будто его несчастный автограф чего-то стоит! Илья, однако, как подобает настоящему интеллигенту, выполнил просьбу. Он всегда был предельно вежлив с любым незнакомцем, утверждавшим, будто обожает его книги. А эта девочка на заправке охарактеризовала одну из его книг словами «просто отпад» и не пожелала брать денег за кофе. Илья незаметно оставил в ее окошке сто гривен.

На душе было пусто, как, собственно, и в голове. Старинная печатная машинка марки «Ремингтон», давно забытая, покоилась в багажнике его «Шевроле-блейзер».

Простояв еще какое-то время у окна, Илья попытался заставить себя включить голову и перенести наконец печатную машинку в номер. Он даже воображал в голове, как это сделает: как сядет писать, как введет в действие главного героя — маленького мальчика из небольшого городка, которого мучают странные кошмары; это все, что он мог придумать, потому что с головой уйти в нирвану творческого процесса у него давным-давно не получалось. И потом эта «Грейс Келли», пошатнувшая его спокойствие… С досадой Илья потянулся за термосом, пока не вспомнил, что тот был пуст.

Через три дня его ждали в Киевском национальном университете с первой лекцией. «Профессор по зарубежной литературе»! Илья до сих пор не мог понять, как его угораздило подписаться на эту глупейшую, на его взгляд, авантюру. Он разорвал все связи со своим бывшим гнездышком в Одессе и не жалел об этом: этот город не дал ему ничего хорошего, кроме того там погибла его жена. Илья уже сбился со счета, сколько месяцев без толку колесит по стране, в то время как Антон Давыдов роет для него глубокую яму. Бывший приятель не верил, что Илья способен написать новую книгу.

— Пусть твой очередной слюнявый «шедевр» издает кто-то другой! — грубо бросил ему Антон во время последнего телефонного разговора.

Вся загвоздка заключалась как раз в том, что по условиям контракта со «Стар-Паблишер» Илья еще два года не имел права печататься где-то в другом месте, а если бы Антон подловил его на чем-то подобном, то это позволило бы ему затаскать Илью по всем возможным судам. Недавно его электронную почту уже пытались взломать. Вполне логично он предположил, что незнакомка в его номере была подослана именно Антоном.

Возвращаясь обратно к мыслям о цели своей поездки, Илья рассеянно провел пятерней по волосам.

Какой из него профессор истории литературы, если писательская карьера — самое важное в его жизни — летит в пропасть? В последние полтора года творческое вдохновение иссякло, фантазия сказала «стоп» любым попыткам наклепать что-нибудь мало-мальски сносное, а единственный изданный рассказ, в котором нашествие летучих мышей терроризирует частную школу маленького городка, слишком попахивал Кингом. Трудно было разубеждать критиков в обратном. Обвинения в плагиате — такого Илья себе позволить не мог: даже в молодости, когда им были написаны лучшие из его произведений — романы «Кольцо Антуанетты» и «Страх в Подземелье» — он никому не подражал. И позднее, женившись, он творил, как ошпаренный, не позволяя себе подолгу оставлять печатную машинку. Пять лет назад Илью Игнатьева признавали одним из лучших в своем жанре. Он работал до тех пор, пока перед глазами не начинали расплываться слова, и даже тогда, с покрасневшими глазами, продолжал писать.

Сумасшедший трудоголизм или, скорее, помешанность на том, чтобы творить, даже если вокруг начнется землетрясение, сыграл с ним злую шутку. Так, во время увековечивания своего имени как писателя, он утратил возможность стать нормальным мужем. Он был кем угодно, по мнению собственной жены: «нудным кретином», «невнимательным ублюдком», а потом и «злобным тираном», — но только не хорошим семьянином. Благодаря упорным стараниям Ани пресса была в курсе того, как выглядит Илья Игнатьев в домашней обстановке: «…Повернутый на своей писанине маньяк, который на двадцать часов в сутки запирается в кабинете в обнимку с печатной машинкой, еще три — ведет переговоры с редактором и издателями, а в оставшийся час колотит жену за то, что она, к сожалению, не вписывается в его плотный график и в жизнь в целом…»

Он никогда не колотил Аню. Что же до всего остального — чистая правда.

На то время Илья слишком равнодушно относился к рецензиям собственной жены. От него не последовало ни малейшего опровержения. Как результат — имидж безукоризненного интеллигента-писателя треснул по швам и окончательно был разрушен, когда в его карьере последовал длительный застой, растянувшийся на последние полтора года, следующие за трагической гибелью жены. Родной городок, затерявшийся в Киевской области, по-прежнему верил в него, и как раз поэтому Илья не мог заставить себя вернуться.

Он, что называется, ушел в ступор: писал всего по четыре часа в день — остальные же двадцать часов отводились на то, чтобы изводить свой мозг в поисках гамлетовских истин: с какой целью он вообще появился на свет, если умудрился не только уничтожать собственный брак, но и испохабить карьеру?

Такое бывает. Кажется, один из его ранних героев тоже страдал от удушливого бремени семейных уз; правда, он разорвал эту связь, прикончив поочередно сначала своего брата, а затем жену.

Но это лишь в книге, а наяву, в отличие о тех, кто считал Илью Игнатьева бездушным чудовищем, превратившим жизнь собственной жены в ад, Илья сделал ровно столько, сколько было в его силах ради этого брака. Пускай он не испытывал любви и обожания к супруге, однако определенные чувства привязанности, разумеется, удерживали его рядом. Они знали друг друга со времен учебы в университете, по окончанию которого и поженились. Однако спустя почти два года с момента гибели Ани у Ильи не оставалось других чувств, кроме горькой досады. Неприятное чувство. Порой хотелось лезть на стенку.

И вот его снова вело в родные края. Мать звонила по несколько раз на день с требованием приехать как можно скорее — Илья задерживался преднамеренно. Сегодня, может, ближе к вечеру, он заставит себя залезть в «блейзер» и вырулить на шоссе.

Он снова подумал о черновых страницах своей новой рукописи, но в голове вместо образа главного героя, которого Илья набросал лишь в общих чертах, маячила очаровательная родинка незнакомки, странным образом нарушившей его покой.

Кто же все-таки она такая?…

Мужественно преодолев около трех километров вдоль узкой дороги, Диана жалела о двух вещах: о том, что у нее не оказалось удобной пары обуви, и о том, что она струсила выйти на главную трассу, где ее уже, наверняка, подобрал бы какой-нибудь славный добряк. Она была бы уже на границе с Полтавской областью.

А еще она могла бы позвонить папуле… Мобильный телефон все еще оставался при ней, хотя толку от него было мало: горе-детектив Зубров не отвечал на звонки, а у Бешкетова номер по-прежнему оставался вне зоны досягаемости. Вполне вероятно, что этот шарлатан уже в России.

Диана Оленина не привыкла, что ее шпыняют. Проклятые слезы наворачивались сами собой. Ступни горели огнем, а все из-за туфлей от Джозеппе Занотти: они, конечно же, шикарные, из лаковой кожи, на высоком каблуке, но не приспособленные к подобным походам. И все-таки она не смогла бы расстаться с последней парой обуви, которая у нее была.

Позвонить папуле…

«Ты совсем рехнулась, Диана! Мистери, объявившая себя самостоятельной и независимой, должна разгребать все это сама!»

Диана не знала, куда она идет.

Алексей Оленин, возможно, и не догадывался сейчас, в какой передряге оказалась его маленькая дочурка. Отпраздновав свое двадцать пятое день рождения, Диана тайно уехала из Николаева, которым практически заправлял отец, и отправилась доказывать свою независимость прямо в столицу, правда, с папочкиными кредитками. Она всего однажды позвонила отцу, чтобы сообщить, что чувствует себя отлично и что у нее появился новый верный друг и защитник, которого зовут Иван Бешкетов. Тогда Диана еще не знала, что на самом деле представляет собой этот человек. Она собиралась утереть нос Лиде и ее дурацкому магазину подарков…

Оступившись на очередной выбоине, она молча поклялась, что в ближайшем магазине обзаведется парой мокасин, даже если выложит за них все, что у нее осталось. А что если уговорить какую-то женщину поменяться с ней обувью? Любая уважающая себя модница продаст душу дьяволу за пару «Занотти»!

Какая же она жалкая!..

У нее еще осталась маленькая коричневая сумочка от «Прада» из крокодиловой кожи, которая стоила огромных денег, но в которой не осталось ничего, кроме двухсот гривен и помады. Может, удастся ее продать? Только бы поскорее добраться до какого-нибудь городка…

«Одуванчик, аккуратно! Ты ведь можешь пораниться…» — услышала она в голове заботливый отцовский голос. Папуля не позволял ей и шагу ступить, даже когда она выросла.

Не давая себе раскиснуть окончательно, Диана мужественно преодолела еще один бесконечный километр, пока вдали не показался серый «блейзер», а лицо добряка, готового подкинуть одинокую странницу, не высунулось из окна.

— Только не говорите, что решили податься следом за горе-любовником?

Диана достаточно громко чертыхнулась. Пароидальный шизофреник, занудный маразматик… Короче, он не понравился ей с первого взгляда.

Илья, однако, был удивлен не меньше. Он не рассчитывал когда-нибудь снова увидеть эту особу. А тут одна, посреди безлюдной дороги, в своем невероятном наряде, да еще и проклинает его. С чего вдруг?

— О, нет! — Диана обреченно вздохнула, но с гордым видом зашагала прочь, поспешно забыв о том, как устала.

— Имейте в виду: возможно, я — единственный, кто встретиться вам на этой безлюдной дороге, — заметил он, усмехнувшись, пытаясь в то же время разобраться, что творится в голове у этой сумасбродной девицы. Он медленно ехал следом, переговариваясь с ней через открытое водительское окно.

— Всегда мечтала повстречать маниакального шизика!

Илья усмехнулся, чувствуя, что хорошее настроение возвращается. К сожалению, это чувство тут же рассеялось, стоило незнакомке снова открыть свой чудный рот:

— Катись, куда ехал, Игнахин.

— Игнатьев.

— Вот я и говорю: катись.

Пускай у нее беспощадно болели отекшие ноги, раскалывалась голова, но Диана не собиралась любезничать с этим отвратительным типом, который так нагло издевался над ней. И это после того как он бесцеремонно обвинил ее непонятно в чем и залез своими лапищами в святая-святых — ее сумочку. Не говоря уже о том, что ощупал ее карманы в поисках телефона!

Она продолжала свой путь, решив, что так ей и надо. Она не будет ныть и молить о помощи. По крайней мере, пока.

«Блейзер» прихрамывал позади.

— Не поверите, но после вашего ухода меня съедало чувство вины, — с обезоруживающей улыбкой сообщил Илья из окна. И хотя мисс Спесивость не обращала на него никакого внимания, продолжал: — Видите ли, я всегда слишком осторожен в том, что касается моего творчества. На случай, если я не говорил: я вроде как писатель. Когда я застукал вас лазящей сами знаете за чем, я естественно предположил наихудшее. Сейчас я вполне допускаю мысль, будто вы действительно кого-то искали и по ошибке попали в мой номер.

В ответ на эти душещипательные признания Диана невозмутимо пожала плечами:

— Можно подумать, кого-то это волнует. Что-то еще?

— Вы были правы: за мной, действительно, замечен грешок в мании преследования. Хотите, подкину вас?

— Нет.

— Не боитесь опоздать на вечеринку в самом центре столицы?

— Я еще не определилась с конечным пунктом назначения.

— А ослепительный наряд для отвода глаз? — не унимался он.

Диана в ответ оскалилась:

— Когда добираешься автостопом, другое не срабатывает!

Он не уезжал. Диана попыталась вспомнить, когда раньше она встречала таких тупиц. Кажется, никогда.

— Что еще?

— Обещаю ни слова не говорить о вашем странном появлении в моем номере. Залазьте в машину.

— Я не сажусь в машины к незнакомцам.

— А для чего же вы тогда здесь? Или и впрямь вздумали покорить сотни километров в своем наряде, оставшись при этом незамеченной?

— Я, кажется, поняла. — Диана остановилась, вцепившись в ремень сумочки изо всех сил. — Вас загрызла скука неимоверная, вот вы и не придумали ничего лучше, как изводить ни в чем не повинных людей. Верно?

— Я всего лишь пытался казаться вежливым, — непонятно, почему он еще пытался ее уговаривать: ясно ведь сразу, что эта избалованная девица не ведется на мелкую наживу вроде него.

— Вы рылись в моей сумочке. Такое не прощается.

— Вот, стало быть, как. В таком случае единственный для меня выход, чтобы загладить вину, — подвезти вас. Безвозмездно, если вы все еще сомневаетесь.

Будто задумавшись над поиском философской истины, Диана еще раз оглядела ничем не примечательный серый автомобиль, наградила его хозяина пренебрежительным взглядом, но все же снизошла принять его помощь. На другое ей явно не приходилось рассчитывать.

— Никаких поползновений. Ясно? — предупредила она надменно.

Про себя Илья непроизвольно подумал, что будь он моложе и наивнее, вряд ли устоял перед ее огромными, как пропасть, глазами. Одной ее крохотной родинки над губой было достаточно, чтобы вскружить голову. Было видно, однако, что незнакомка не имела ни малейшего желания пускать в ход чары — это получалось у нее само собой или же являлось результатом тщательно отточенного мастерства: раздражать и притягивать одновременно. Имея за плечами кое-какой опыт, Илья знал наверняка: эта дамочка с тараканами — еще та штучка. Но, будь он проклят, если ему в голову придут хотя бы малейшие «поползновения»!

— Как я и рассчитывал, мы с вами чудесно поладим, — заключил он, выходя из машины, чтобы открыть для нее пассажирскую дверцу. И хотя удивился, когда она, проигнорировав этот жест, заняла место на заднем сиденье с видом самой королевы Англии, никак не прокомментировал данный поступок.

— Мне нужно убраться отсюда, — только-то и сказала она.

— В столицу, должно быть?

— Вряд ли.

— Я могу подбросить вас до границы с Киевской областью. — Она не высказала малейших возражений, так что Илья осмелел и копнул глубже: — Кстати, вы так и не представились.

— Мистери.

— Просто Мистери?

— Просто Мистери.

Она сделала достаточно красноречивое лицо, чтобы парень отвалил. Он так и сделал.

Долгое время они ехали в полной тишине. Диана уставилась в окно, а Илья изредка поглядывал на нее в зеркало заднего обзора. Он еще пытался найти вразумительные объяснения, почему эта девушка оказалась в его машине — в голову приходило одно: мисс Я-никому-ничего-не-обязана-объяснять вляпалась в какую-то неприятную историю.

«Мистери». Да что это за имя такое? Больше смахивало на псевдоним в социальных сетях. Илье оно смутно казалось знакомым, но он не мог припомнить, где мог слышать его прежде. Впрочем, Илья бы не смог проверить его подлинность: насколько он помнил, в ее милой сумочке не было ни документов, ни кредиток. Ерунда какая-то. А то, что оно означало «Загадка», если переводить с английского, бесспорно.

Он бросил взгляд в зеркало заднего обзора. Половину лица Мистери закрывали огромные черные очки, невероятный наряд, прелести которого он уже успел оценить еще при первой встрече, плотно сжатые губы. В голове у его неожиданной пассажирки царил полнейший хаос, в котором Илья не собирался копаться: с него собственных неприятностей было более чем предостаточно.

Ему было плевать, что там происходит в жизни этой красотки, но он всегда был вежлив и обходителен с другими людьми, поэтому нарушил тишину, предложив своей пассажирке кофе.

Она не сразу услышала, что к ней обращаются. А когда Илья повторил вопрос, кивая головой на термос, фальшиво улыбнулась:

— Если у тебя там не «Джек Дэниелс», тогда отвали.

— Боюсь, что придется разочаровать вас, Мистери.

Фыркнув, Диана вновь повернулась к окну с видом, мол, достал. Она успела заметить, что когда этот писатель улыбается, на его щеках появляются крошечные ямочки. Можно подумать, ей есть до этого какое-то дело! А еще у него очень красивые длинные пальцы…

Диана про себя застонала, решив, что она точно сошла с ума, если ее заводит подобная ерунда, в то время как на душе еще никогда не было так тошно. Мозоли на ногах продолжали беспощадно напоминать о себе, а она из-за дурацкой гордости не снимала ненавистные туфли, решив принять эту боль как должное. Нечего было умничать, разыгрывая из себя умудренную опытом зрелую женщину! Послушай она советов папули, ничего бы с ней не случилось.

Начинало темнеть, «блейзер» не спеша покидал границу Харьковской области, и чем дальше оставался Харьков, тем меньше оставалось шансов разыскать Бешкетова. Диана написала смс-ку Зуброву с просьбой позвонить при первой же возможности. Потом долго смотрела на свой мобильный: скорее всего, с ним придется расстаться, но она собиралась заложить его по максимуму — меньше чем за сотню долларов не отдаст. Этой суммы вполне хватит на возвращение в Николаев и покаянное шествие к папуле. Диане ничего другого не остается, как признать, что «Мистери» ни черта не умеет в жизни. Дурацкое имя! Игнатьев прав. Как оно вообще могло прийти ей в голову?…

Во всем теле ощущалась жуткая усталость, но глаза она не закрывала. Из приемника едва слышно доносился голос Хэнка Уильямса-старшего. Диане нравилось слушать слегка хрипловатый голос певца, хотя прежде ей не особо нравилась музыка в стиле кантри.

Игнатьев ни разу не превысил скорость. А вот Диана обожала выжимать из своего «Мерседеса» максимум, когда папочка не мог этого видеть. Однажды он все же отругал ее за «шалости». Тогда Диане едва исполнилось семнадцать. В ответ она капризно надула губки, пустила слезу, зная, что подобное зрелище действует на отца как надо.

Нет, она ничему не научилась в жизни, несмотря на дорогие частные школы и приватные колледжи. Вот такие, как Игнатьев, легко достигают намеченных целей: серьезный, чересчур правильный, скорость не превышает. Она украдкой взглянула на водителя, но тот, кажется, вообще забыл о том, что на заднем сиденье кто-то есть; он даже по мобильному разговаривал совершенно свободно. Из обрывков фраз Диана догадалась, что он затягивал с рукописью книги. Каков педант! Он даже ни разу не выругался, когда на другом конце провода его явно прессинговали, а когда попрощался, вновь прибавил громкость на приемнике.

— Так что там, с застоявшимся шедевром, часть которого я чуть не стянула у вас?

Илья не сразу сообразил, что Мистери соизволила обмолвиться с ним парой словечек. Кажется, она не просто подслушивала, а жадно ловила каждое слово из его телефонного разговора с агентом, Олесей Гавриловой.

— Временный нок-аут, — пожал он плечами, будто ни о чем более существенном и речи быть не могло.

— А о чем вы пишете? — спросила Диана, хотя и без особого интереса: тишина все же действовала на нее удручающе. Хотелось отвлечься, чтобы на время забыть о собственной беспомощности.

— Если я вам расскажу, вы решите, что у меня больная фантазия.

— Не стесняйтесь. Я обожаю психов. И теперь хотя бы ясно, откуда у вас эта мания преследования!

Проигнорировав последний комментарий, Илья неохотно поведал кое-что о своем творчестве:

— Последний мой рассказ не просто не удался — он откровенно паршивый: на компанию старшеклассников нападают летучие мыши, вынуждая тем самым детей прятаться в библиотеке. Они молодые, а уже насквозь увядшие в пороках. Вынужденное заточение приводит к нервным срывам и даже наркотической ломке у одного из главных героев. Еще один — сходит с ума от желания поскорее задрать юбку на девчонке из группы чир-лидеров. Летающие паразиты медленно пожирают одного за другим, оставляя за собой изувеченные трупы.

— Ну и ну! Счастливый конец не предусмотрен, я полагаю?

— Разделавшись с ребятами из библиотеки, кровожадная стая отправляется в город. Никакого шанса на «happy end». — Илье вдруг стало противно от самого себя, хотя он и не подал виду: — Критики разбили «Школу кошмаров» в пух и прах. Оказалось, проблемы подросткового возраста, которые я затронул на страницах книги, давно не актуальны. Десятки читателей прислали разочарованные письма.

— А вам пишут письма? Серьезно? — Диана придвинулась ближе, чтобы убедиться, что расслышала все правильно.

— Только самые старые из поклонников.

— Могу представить, сколько в них непристойностей! — Она демонстративно передернулась.

— Никаких извращений. Только признания в любви к моим книгам.

— Как же! Я уже вижу эту картину: спальня Ильи Игнатьева, обклеенная любовными посланиями. Это должно здорово вдохновлять.

Илья только хмыкнул в ответ. Странно, что Мистери, или кем бы она ни была, так считает. Вот Аню внимание его поклонников ужасно бесило, а однажды она и вовсе озверела, когда он надумал пригласить парочку верных поклонниц на ужин в их дом; не разговаривала с ним почти неделю и обвинила в том, что фанаты для него важнее родной жены.

— С некоторыми я веду переписку на протяжении многих лет, — сказал он, отогнав неприятное воспоминание.

— С женщинами?

— С женщинами, конечно.

— Должно быть, они все до одной — скучные домохозяйки, которые страдают от безделья и в качестве развлечения читают ваши книги вперемешку с поглощением фаст-фуда.

— Неужели у вас сложилось обо мне столь низкое мнение, Мистери? — Илья усмехнулся: его, безусловно, раздражала манера Мистери выражать свои мысли в чересчур развязной манере, однако он не обиделся. — То, что эти люди умеют читать и писать, а главное — считают меня неплохим парнем, достаточно.

Она видела, что этот человек ничуть не лукавит, и все же продолжала ерничать чисто из вредности:

— Тогда что мешает вам писать сейчас, имея за спиной столь колоритную группу поддержки? Кстати, сколько вам лет?

— Тридцать один. Не так уж и много, чтобы исписаться, но ничего не поделаешь. К тому же, как я сказал, агрессивная критика убила во мне всякое желание сотворить очередную фальшивку. Ни одно уважающее себя издательство не хочет связываться со мной, считая «нестабильным». — «А все остальное вас не касается!» — уже мысленно закончил он.

— В том числе и «Стар-Паблишер», — предположила Диана. Теперь хотя бы ясно, почему он так взъелся, застав ее в своем номере.

Диана собиралась копнуть глубже, но «блейзер» резко затормозил.

— Нужно поесть.

Илья вылез из автомобиля и открыл для Мистери дверцу. Она только сейчас заметила небольшое придорожное кафе. И хотя с прошлого дня у нее во рту не было маковой росинки, от одной мысли о еде почувствовала легкую тошноту.

— Ну же, худышка, вылезайте. Вам не помешает хороший гамбургер. И снимите, ради Бога, свои очки: на улице вечер, — добавил он невзначай.

— Странно, что я не заметила.

Диана и не подумала избавиться от очков. Более того, она проигнорировала протянутую руку и самостоятельно вылезла из машины. Какую-то долю секунды Илья смотрел прямо на нее, будто надеялся рассмотреть ее глаза сквозь темные стекла, а потом развернулся и двинулся в сторону кафе размашистой походкой, осознав бесполезность собственных усилий. Диане почему-то не понравилось такое поведение.

Есть не хотелось, зато дамскую комнату она посетила с большим удовольствием.

Чертов писатель хотел, чтобы она сняла очки! Диана посмотрела на свое отражение в крошечном зеркале обшарпанного туалета и едва не завыла от отчаяния. Еще никогда она не выглядела так ужасно. Наспех она протерла салфеткой лицо, подкрасила губы и пару раз провела руками по волосам, пытаясь привести их в порядок. Такой Диану Оленину уж точно никто не видел! Папочка пришел бы в ужас, а несостоявшийся жених Влад Юдин сбежал бы раньше, чем она затеяла всю эту глупую историю с необходимостью пожить самостоятельной жизнью. Черт. До Николаева уже, наверняка, дошли слухи о том, как она опарафинилась.

И словно в подтверждение ее догадок на мобильный позвонила папулина секретарша, маленькая Ника Рыбакова, втайне сохнувшая по своему боссу и потому готовая выполнить любое его поручение. Ника, к сожалению, отличалась весьма невзрачной наружностью: маленького роста, с фигурой, далекой от идеальной, веснушками на пухлом лице и очками в роговой оправе с толстыми линзами, которые придавали ей старушечий вид. Женщины, с которыми обычно имел дело Алексей Оленин, были куда более симпатичными, и уж, разумеется, он не путался с секретаршами. Но, насколько Диане было известно, Ника не унывала, работала по двадцать часов в сутки и под дулом пистолета не согласилась бы предать босса. Диане это казалось забавным, но разве можно винить женщин за то, что они находят ее папулю привлекательным мужчиной?

Отвечая на телефонный звонок, Диана почти что знала, что ей сейчас предстоит услышать.

— Диана Алексеевна, — со всей серьезностью начала Ника, по привычке обращаясь к ней строго официально, — ваш отец ужасно зол.

— Он не злится долго. Передай ему, что я возвращаюсь домой.

В трубке повисла напряженная пауза. Удерживая одной рукой телефон, другой — Диана старательно поправляла одежду. Она уже даже смирилась со своим неудавшимся опытом и, скрипя зубами, торопливо пробормотала:

— С приключениями покончено — так и передай отцу. Слово в слово. Я здорово наломала дров и все такое, но, Слава Богу, умею признавать ошибки!

— Дело в том… — Ника откашлялась.

— Что-то не так? — Диана напряглась.

— Видите ли, Диана Алексеевна, ваш отец просил передать, что он запрещает вам появляться в Николаеве до тех пор, пока вы не научитесь самостоятельной жизни.