Прохиндиада «профессора» Черносвитова. Проверено – правды нет

Наталья Колева, 2023

В книге Натальи Колевой «Прохиндиада „профессора" Черносвитова. Проверено – правды нет» последовательно и документально разоблачается ложь, в изобилии присутствующая в произведениях Е. В. Черносвитова, выдающего себя за всемирно известного учёного и родственника людей, памятью и наследием которых по праву родства располагает Наталья Игоревна Колева.

Глава 1. Детство. Отрочество. Юность

Мальчик Женя родился сразу после войны, в сентябре 1945 года, в деревне Щитниково, Московской области. Этот период он не помнил, что странно, зная невероятную склонность к фантазиям, но хорошо описал себя в шестилетнем возрасте, после переезда семьи в Хабаровск. Единственная правда в биографии Жени — что он родился и учился, но интересно же, что осталось в памяти с того времени.

«Я рано начал читать, ещё до школы, в которую пошёл в шесть лет. Сначала читал всё подряд, но быстро перешёл к умным книгам. Прочитывал собрания сочинений от корочки до корочки. Так к шести годам прочитал Драйзера, Оскара Уайльда, Диккенса. В первом классе я приступил к чтению французской литературы: Бальзак, Стендаль, Мопассан, Золя, Доде, братья Гонкур». Вопросов по этим воспоминаниям много, но главный один: откуда у семьи, приехавшей из деревни в 1951 году, полные собрания сочинений таких авторов? Зато понятно, откуда больная, да что там — маниакальная сексуальная озабоченность (в каждую напечатанную книгу обязательно вставлял либо рассказ на эту тему, либо что-то из личной жизни, где он, естественно, Дон Жуан, Казанова, этакий неотразимый маленький гигант большого секса) — из безоблачного детства.

А ещё его хотела «усыновить первая учительница», это при живых-то родителях. Да и как не усыновить такого вундеркинда?! К слову сказать, она не первая и не последняя, но всё по порядку. Забыл Женя, что выложил школьную фотографию своего класса и кокетливо спросил: «Где я?» Конечно, можно сказать, что нет его на фото, болел или что-нибудь ещё, но из фото лица не выкинешь, как из песни слов. Мальчик с таким именем только один, под номером девятнадцать, но вот фамилия совсем не Черносвитов. Меня терзают смутные сомнения: а он, вообще, родной сын? Да и с похожестью на папу и маму как-то совсем плохо. На бабушку тоже не похож. Кстати, а где фотка знаменитого деда-архитектора, графа Новокрещёнова? Где «бабушка рядышком с дедушкой, столько лет, столько лет вместе…»? Свадебная, например? Фотография уже существовала. А… он, наверно, не любил фотографироваться? Не желал запечатлеть себя для потомков! Опрометчиво с его стороны.

Может, отсюда и желание усыновления? Учительница знала мальчика до Черносвитовых? Просто если отсчитать от сентября 1945 года девять месяцев, мама должна была забеременеть в декабре 1944-го, на худой конец — в начале 1945-го. Но по сведениям из архива Министерства обороны, папа — Василий Петрович — в это время воевал в Польше и на подступах к Берлину. Ранен не был, вернее, был, но раньше, в отпуске — тоже, как мальчик-то появился? Конечно, это мои домыслы, но, согласитесь, они объясняют желание мальчика Жени состряпать себе новую, «родовитую» биографию, оплевав этим дедушек и бабушек. Фамилия-то позволяла. Да и нужные люди нашлись. Помогли. Уж не знаю, что получили взамен, но, думаю, их не обидели. И пошла плясать губерния! По большому счёту, мне глубоко плевать, как он появился в семье Черносвитовых: родной он, приёмный, подкидыш — наплевать! Не наплевать мне на то, что он влез своими грязными ногами в мою семью, в мой род. Не лезьте и не будете биты!

Давно уже пришла пора защищать известных людей от всякого рода проходимцев. Этим и займёмся.

Начнём со школы и выложенной фотографии.

Ну что? Нашли Черносвитова? Мальчик подрос и поступил в медицинский институт.

«Я окончил Хабаровский медицинский институт в 1968 году. Кафедру психологии возглавлял профессор с мировым именем, друг и лечащий врач А. М. Горького, приятель и коллега по работе в Австрии и Швейцарии Зигмунда Фрейда Иоганн Барух Галант. Я учился в одной группе с дочкой Галанта, Надей, у нас с ней был роман, мы даже собирались пожениться. Однажды, как бы мимоходом, он бросил: „Не раздумывай, женись на Наде, еврейские жёны самые удобные жёны… В наследство получишь, всё, что я смог накопить за жизнь, не только в СССР“». Предвосхищая события и чтобы не возвращаться к вопросу: дочь Ивана Борисовича звали Любовь Ивановна, живёт она сейчас в Израиле, где и работает врачом.

И действительно, Иван Борисович, как его называли в России, учился на медицинском факультете Берлинского университета им. Гумбольдта, потом перевёлся в Цюрихский университет в Швейцарии, а потом в Базельский. В 1917 году работал врачом-психиатром в лечебных учреждениях Швейцарии. В 1922 году он вернулся в СССР. Занимался научной деятельностью в Москве, возглавлял кафедру психиатрии в психиатрической клинике Первого Московского государственного медицинского университета им. И. М. Сеченова. А что же сообщает нам об этом времени студент Женя? Что он, вероятно, нравился Галанту и «более того, он спокойно разрешал мне рыться в его личном архиве, где я мог сколь угодно держать в своих руках письма Галанту от Горького, Фрейда, Евгения Блейлера, Карла Юнга, Альфреда Адлера… Было там письмо от Анатолия Борисовича Луначарского (он Васильевич, но это так, к слову) на государственном бланке, в котором Галант официально приглашался в СССР (он был гражданином Швейцарии). Луначарский многих талантливых евреев переманил в СССР суля им золотые горы. Многие… получили. Правда не в Москве и Ленинграде, а на Дальнем Востоке, предварительно „отбыв“ лет пять в лагерях. Пять лет Иван Борисович отсидел в лагерях, а потом организовал кафедру психологии в ХГМИ». Тешить себя фантазиями, что после лагерей человеку дадут что-то организовать, как-то сомнительно. И чувствуете отношение? Не работать в архивах, не смотреть, а рыться. А если «рыться», то, скорее всего, без разрешения. Что же было на самом деле? Про институт им. Сеченова, где работал Галант, написала, а в 1935 году он назначен на должность главного врача психиатрической больницы ДВК (Хабаровск). В этом же году приказом народного комиссара здравоохранения РСФСР Г. Н. Каминского был назначен первым заведующим кафедры психиатрии Хабаровского ордена Трудового Красного Знамени государственного медицинского института в должности профессора. Иван Борисович действительно был арестован в 1937 году. Находился под следствием по обвинению в том, что допустил халатность при подборе больных для лекционных демонстраций. В 1939 году обратился с жалобой в Верховный суд СССР и был реабилитирован. В итоге просидел под следствием двадцать шесть месяцев, то есть два года и два месяца. Разницу чувствуете? Под следствием, а не в лагерях. Ещё одна ложь!

Не знаю уж, каким другом он был Горькому, а вот, как врач, диагнозы поставил ему убойные: «Суицидомания, пориомания (мания бродяжничества, склонность к садизму)». А в письме к «другу» Фрейду назвал его «шарлатаном, которому удалось воспользоваться духовной пустотой в Европе после смерти королевы Виктории». «Если с другом вышел в путь, веселей дорога!»

Но учёба в прошлом, наступила взрослая, самостоятельная жизнь в качестве врача и по совместительству патологоанатома, судмедэксперта. Проработал всего ничего (года три, хотя сам писал, что два с половиной), но за это время успел вскрыть аж три тысячи человек (или правильно «трупов»?), освидетельствовать около пятисот женщин после изнасилования. Это только с его слов. Но работал без устали, как на конвейере. Двое в день, что ли?

Не буду описывать врачебные «подвиги» в начале карьеры, расскажу о двух. Первый — это когда судмедэксперт Женя «опознал в замёрзшем нанайце-охотнике, путём антропологических исследований, японского шпиона и помог нашим пограничникам и специальным войскам заблокировать место высадки подводной лодки японских шпионов у берега Тихого океана в наших водах». Не спрашивайте как, не знаю. Фото замёрзшего нашла. Зацените. Если сможете найти.

Это замёрзший шпион, нашли? Неподготовленный какой-то шпион попался. Картина не просто маслом — маслищем!

До этого в Николаевске-на-Амуре провёл исследования жертв первого серийного убийцы в СССР. Награды не последовало, даже грамоты не дали. Всё-таки первый серийный. Кто-то об этом что-то знает?

Так скромный молодой врач предотвратил вторжение японских шпионов на территорию нашей страны. О награде не сообщается. Второй «подвиг» не менее существенен и тоже связан с Японией. На этот раз был отравлен родственник правящего императора, на нашей территории, в день празднования 7 ноября. Видимо, тоже отмечал. Тело досталось всё тому же эксперту Жене. Исследование, акт о вскрытии, всё честь по чести. Прилагаю. Как и фото «благодарного родственника», приезжавшего, видимо, поблагодарить уже убелённого сединами эксперта.

Мне всегда казалось, что даже в то время существовали официальные бланки. А здесь ни тебе названия учреждения, ни подписи, ну ничего. Интересно другое! Это если не международный скандал, то происшествие довольно значимое для страны. И никакой тебе комиссии из Москвы, авторитетных экспертов — никого. Местный врач и выпускник Женя. Мало верится! Но есть и наиглавнейший вопрос: «Кто позволил оставить у себя документ?» И ещё — акт вскрытия от 6 ноября. Запомните эту дату, честно, это важно! И год. Это понадобится, когда вы будете читать выдержки из книги его «приёмной дочери» Екатерины Самойловой.

Так ли должен быть составлен акт вскрытия иностранного гражданина, тем более родственника императорской семьи? И могли ли это доверить неизвестному врачу? Всё-таки международное дело.

Не мне решать, акт это или просто листок из конспекта или учебника

А это благодарный «представитель» правящей династии Японии. Хорошо сидят! Если это японец, то я, видимо, Майя Плисецкая! Похоже, нанаец-охотник оттаял

Поработал врач Женя и махнул в Москву, квалификацию повышать и нужными связями обзаводиться. Проверять, где и что именно повышал, не хотелось, тем более что наш «пострел» предусмотрительно вспомнил и приписал себе знакомство и, не побоюсь этого слова, дружбу с давно умершими людьми, да и времени прошло много — кто искать будет? Поэтому обратилась в Комиссию по борьбе с лженаукой. Хотелось знать, честно ли заработано докторство и профессорство. Результат превзошёл ожидания. Нашлась одна-единственная работа «Философский анализ личностного аспекта проблемы сознания» — автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата философских наук за 1973 год. ВСЁ! Причём защитил ли он её, так и осталось тайной за семью печатями. Рассказывает, что «кандидатскую по философии, так как глава Совета, Евгений Казимирович Войшвилло опоздал, пришлось защищать в учёном Совете по защите докторских диссертаций». Видимо, тогда и возникла мысль о докторской: какая разница, кто проверять будет. Так и стал доктором философских наук. Опять же, очень предусмотрительно: кандидат Женя фото диплома нигде не засветил. Ну на худой конец, название работы. Законный вопрос: за какие работы по философии и медицине он получил степень доктора, а за какие заслуги звание профессора? Чтобы было понятно: для доктора наук надо успешно завершить докторантуру (сведений таких нет, только с его слов) и защитить докторскую диссертацию. Обязательное условие — быть уже кандидатом наук. Что касается профессора, есть учёная степень — показатель уровня квалификации, её утверждает ВАК (Высшая аттестационная комиссия), а есть учёное звание. Оно связано с преподавательской деятельностью. То есть даётся за заслуги, длительную и эффективную работу в вузе или любой другой образовательной организации. Это уже утверждает Министерство образования и науки. Как можно догадаться, ни от ВАК, ни от министерства подтверждений нет. С такими амбициями, как у нашего героя, и не выложить это, не похвастаться — весьма сомнительно. Я имею в виду аттестаты и документы, подтверждающие звания. Пробовала в ВАК узнать, интересно же, но увы… «У нас нет архива», — ответили мне. Дают звания и нигде не фиксируют? Пусть это будет на их совести. На всякий случай проверила, кто входит в комиссию, — Жуков, и всё встало на свои места. Это создатель РГСУ (Российского государственного социального университета). Как они встретились, не знаю, но некоторые свои работы и книги «кандидат» Женя печатал под его редакцией, не исключено, что в типографии университета. Вопрос: почему Женю не взяли на работу в РГСУ и не дали вожделенную кафедру, хотя он писал, что именно там и работал? Наврал Женя, наврал. Нога его в качестве преподавателя порог университета не переступала. А как красиво придумано: и письма-то он получал от бывших студентов, и курс был удивительный, вы будете смеяться, но это чудо чудное написало, что это сто пятьдесят глухонемых и сто пятьдесят будущих монахов и монашек. Не поверите: «Сорок лет огромного клинического и методологического опыта…» И опять же, где он «клиничил и методологичил» — тайна за семью печатями.

Конец ознакомительного фрагмента.