Двойная петля

Наталья Никольская

Когда вездесущая баба Дуся сообщила своему племяннику о том, что у них пропала соседка, Игорь поначалу и не думал, что ему придется заниматься этим делом – муж пропавшей отказался от услуг частного детектива. Но когда его самого задержали по подозрению в убийстве, он уже заговорил по-другому и сам попросил Костикова помочь. Найдя в конце концов с помощью бабы Дуси главного преступника, Игорь и сам удивился, насколько запутанным оказалось данное дело…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Участковый дядя Вася Куропаткин с утра мучился от абстинентного синдрома. Проще говоря, болел с похмелья. И обходить свой участок, следя за тем, чтобы на нем все было в порядке, ему совершенно не хотелось. Так как сам дядя Вася ощущал себя в большом непорядке.

Он с утра лежал на диване, а на голове его красовался большой капустный лист, положенный заботливой рукой его жены.

— Вась, — сунулась в комнату сама Варвара Семеновна. — ожет, рассольчику?

— Ох, да сколько ж можно его хлебать, рассольчик этот! — простонал дядя Вася. — Видишь же — не помогает!

— Ну, давай я тебе бульончику куриного налью — может, полегчает?

— Не надо, — отказался дядя Вася.

Жена подсела рядом и стала гладить мужа по больной голове прямо через капустный лист. Дядя Вася поморщился, но ничего не сказал.

— Вась, ну давай я тебя поцелую, — предложила жалостливая жена.

— Ну, поцелуй, — обреченно согласился дядя Вася, а про себя подумал: «Может, вырвет!»

Это он вспомнил анекдот, услышанный вчера на вечеринке, посвященной дню рождения капитана Бобкова, и долго над ним хохотал. После этого он вспомнил, сколько на этом дне рождения было выпито, как он, раздухарившись, танцевал краковяк на пару с Бобковым, а также вспомнил, что дальше он ничего не помнит.

Стойко выдержав смачный поцелуй супруги, дядя Вася почувствовал, как боль просто запульсировала в его бедной голове, растекаясь по всему телу…

— О-о-о! — застонал он, раскачиваясь из стороны в сторону.

Жена испуганно отпрыгнула в сторону.

— Вась, ну давай я… — робко начала она.

— Да пошла ты! — неожиданно заорал дядя Вася. — Не видишь, без тебя тошно!

Выражение лица Варвары Семеновны моментально сменилось на ненавидящее. От былого сочувствия не осталось и следа.

— Ах, ты, алкоголик чертов! — прошипела она. — Нечего было нажираться вчера, как свинья, сегодня бы и не болело ничего! Еще и оскорбляет, алкаш! Сегодня же напишу жалобу тебе на работу, что ты службу прогуливаешь!

С этими словами она круто развернулась и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью, и демонстративно начала греметь в кухне посудой, да погромче. Каждый удар отзывался в висках участкового Куропаткина тяжелой болью, словно по голове его колотили кувалдой.

— Тьфу! — послал вдогонку жене дядя Вася увесистый плевок и перевернулся на другой бок.

Облегчения это не принесло, и он, кряхтя и охая, стал подниматься с постели, ворча:

— Эх, и дура! Ну, и дура! Угораздило же жениться на этой дуре!

Не переставая расточать нелестные эпитеты в адрес своей половины, дядя Вася с трудом натянул форменные брюки и рубашку, пиджак, а на больную голову, содрав с раздражением вялый капустный лист, водрузил фуражку.

Протопав в коридор, он начал обуваться. Варвара Семеновна выглянула из кухни.

— Куда это намылился? — подозрительно спросила она.

— На службу! — рявкнул, не поворачиваясь, дядя Вася, у которого в этот момент никак не развязывался шнурок на ботинке, который он еще вчера не был в состоянии развязать.

— Знаем мы твою службу! — противореча сама себе, поджала губы Варвара Семеновна. — Опять похмеляться идешь, алкоголик! Опять с Бобковым своим водку жрать! Вот напишу на вас обоих жалобу…

— Черт, еще шнурок этот! — взвился дядя Вася, не слушая жену.

Дернув еще раз изо всех сил, он оторвал кусок шнурка и с удивлением рассматривал этот жалкий обрывок. Несколько секунд он молча вертел его в руках, потом повернулся к жене и с выпученными глазами заорал:

— А все ты, дура, под руку лезешь!

— Да я разве что… — начала жена, но дядя Вася, швырнув в сторону кухни обрывок шнурка, в одном ботинке прошел в зал и рванул на себя ящик комода, где лежали всякий запасные тряпочки.

Выбрав подходящий по цвету шнурок, он выпутал из ботинка остатки прежнего, вставил новый, обулся наконец, как положено, и, тяжело вздохнув, вышел из квартиры. Варвара Семеновна на этот раз даже не выглянула из кухни.

Лейтенант Куропаткин вышел на улицу, поежился от пронизывающего октябрьского ветра, потуже запахнул воротник и пошел грузной походкой по двору. Путь его лежал к Маньке Скворцовой, или просто Скворчихе, как звали ее все во дворе.

Манька жила в доме, напротив того, в котором проживал Игорь Костиков, и характер имела весьма премерзкий. Это была ядреная бабенка лет под пятьдесят, крикливая и базарная. Кроме того, Манька считала, что стоит на страже порядка в своем родном дворе и постоянно совала свой нос туда, куда не следовало.

Куропаткин, с одной стороны, понимал ее — баба лет десять назад схоронила своего мужа и с тех пор жила одна. Чем еще ей было заниматься, как не копанием в личной жизни соседей, среди которых она пыталась отыскать закоренелых и замаскировавшихся под честных граждан преступников?

Куропаткин уже неоднократно попадал в различного рода казусы, когда Манька, вытаращив глаза, сообщала ему, что, например, в сорок восьмой квартире проживает самый настоящий чеченский боевик, который, никого не боясь, каждое утро выходит «на дело» с автоматом Калашникова.

Когда же дядя Вася шел разбираться, выяснялось, что «чеченский боевик» — всего лишь мирный студент консерватории, который носит в своем футляре не что иное как скрипку.

После таких историй Манька очень конфузилась и старалась угодить дяде Васе как только могла. А надо сказать, что, несмотря на всю свою зловредность, обладала Манька одним весьма ценным качеством.

Его особенно ценили представители мужской половины двора, к которой принадлежал и сам дядя Вася — Манька гнала самогон. Причем отменного качества. В любое время дня и ночи любой житель мог получить свою порцию за весьма умеренную плату.

А дядя Вася, как наиболее почетный гость, получал и бесплатно. Вот и сейчас он направлялся к Маньке Скворцовой в надежде получить избавление от головной боли и мучительно перебирал в мыслях, чем Манька провинилась за последнее время.

Не припомнив ничего такого, за что ее можно было бы привлечь хоть как-то, лейтенант Куропаткин вдруг вспомнил, что сам факт самогоноварения уже уголовно наказуем, поэтому пусть Манька не надеется, что ей все так просто сойдет с рук. Иначе он просто прикроет ее лавочку, как давно обещал, ни на секунду не думая и всерьез исполнять свои угрозы. Где бы он тогда стал бесплатно похмеляться?

Он прошел через двор, по своей выработавшейся за многолетнюю службу привычке вяло оглядывая мутным взглядом, не происходит ли вокруг чего-либо криминального, и, не отметив или не заметив с похмелья ничего такого, вошел в подъезд, где проживала Манька Скворцова.

На дяди Васино счастье, после его звонка за дверью послышалось громкое шлепанье ног. Это шлепанье ни с чьим другим спутать было нельзя — Скворчиха была дома.

Отперев дверь, она уставилась на Куропаткина и по его страдальческому виду сразу поняла, с какой целью он к ней пожаловал.

Надо сказать, что у Маньки к визитам участкового было двойственное отношение. С одной стороны, халявный самогон, выпиваемый Куропаткиным, было жалко, но с другой — Манька считала себя как бы негласным агентом участкового и от души надеялась, что тот когда-нибудь ее отблагодарит материально или еще как — там видно будет, или хоть хлебать самогонку пореже будет приходить, паразит этакий!

Ладно бы уж хоть приходил как мужик, а то ведь только как участковый. От этого Маньке порой становилось обидно за себя как за женщину.

Да это и понятно — кому приятно чувствовать собственную невостребованность? Или, тем более, востребованнотсь только как поставщицы халявного самогона?

Ведь даже «важные секретные сведения», которые Манька добывала путем подслушиваний, подглядываний и прочих шпионских дел, дядя Вася выслушивал с возмутительным равнодушием. То есть не воспринимал ее даже как агента.

Конечно, Манька пару раз лопухнулась, она и сама понимала, но ведь с кем не бывает? Но на этот раз она готова была встретить участкового со всей серьезностью, поскольку обладала сведениями просто-таки потрясающими.

— Фу-у-ух-ты, — обмахиваясь фуражкой, проговорил дядя Вася, проходя в квартиру Маньки. — Запарился совсем. Когда у вас лифт-то починят?

— А вот ты бы и поинтересовался! — не осталась в долгу Манька. — Только не у меня!

— Это не по моей части, — тут же отреагировал Куропаткин. — Мое дело — криминал.

— А раз криминал, — уперла Манька локти в крепкие бедра, — чего ж от прямых обязанностей увиливаешь?

Манька, видно, решила лишить на сегодня дядю Васю самогонки, поскольку вела себя больно уж уверенно и даже, как отметил дядя Вася, нагловато.

Одета Скворцова была в стеганый домашний халат розового цвета, ее крашеные в ярко-рыжий цвет волосы были накручены на бигуди, лицо было красным и распаренным — похоже, она недавно принимала ванну.

— Погоди, Маня, — миролюбиво начал дядя Вася, никак не желавший лишаться чудодейственного средства от похмелья, — когда это я от своих обязанностей увиливал?

— А вот сейчас, например! — заявила Манька. — По двору убийца расхаживает — а ему хоть бы хны!

— Погоди, погоди, — у бедного дяди Васи и так раскалывалась голова и он никак не мог дождаться вожделенного спасения, а тут эта ненормальная баба опять с какими-то бреднями.

— Ты по делу говори! — повысил он голос, сменив тон на строгий ментовский, зная, как пронять Маньку. — Ты мне тут напраслину не наводи на людей! И так уже сколько из-за твоих подозрений мне каши расхлебать пришлось!

Манька часто-часто заморгала ресницами, отводя глаза, видно, вспомнив все свои огрехи.

— Да я что ж, дядь Вась, я разве зря говорить буду… — забормотала она. — Весь двор уж знает.

— Так, — строго произнес дядя Вася. — Еще раз повторяю — говори по делу. Не станешь — сейчас пойду и привлеку тебя за клевету! — блефанул Куропаткин, который все равно никуда бы не ушел, не опохмелившись.

Но на Маньку его строгий тон подействовал. Она прижала красные ладони с толстыми распаренными пальцами к груди и выдохнула:

— Ох, ну ты со мной прямо как с преступницей! Да разве ж ты меня не знаешь? Разве ж мы не в соседях живем столько лет? Э-э-эх!

Манька поднатужилась и выжала слезу.

— Разве ж я не старалась всегда органам угодить? — продолжала Манька. — А уж тебя всегда уважала! И сейчас! Хочешь, самогоночки плесну? Свежайшая, как слезиночка, чистая!

Манька Скворцова тоже знала, на какие клавиши нажать в организме Куропаткина.

— Самогоночки, говоришь? — почесал дядя Вася затылок, делая вид, что ему совершенно не хочется, но раз уж настырная баба настаивает…

— Вообще-то я на службе, — предупредил он.

— Ой, да куда ж она денется, твоя служба, — засуетилась Манька, проскальзывая на кухню и доставая с антресолей банку с прозрачной жидкостью. — Ты вот посиди, самогоночки выпей, да послушай, что я тебе скажу! А потом и пойдешь по делам своим служебным. Тем более, что дело-то серьезное, — понизив голос, добавила она.

Дядя Вася сел на табуретку, наблюдая, как Манька открывает банку и наливает в стакан самогон. О службе он сейчас думал в последнюю очередь.

Манька достала еще одну банку, на этот раз с солеными огурцами. Выловив парочку, она протянула их Куропаткину. Тот взял стакан, аккуратным залпом отправил его содержимое в рот, крякнул и захрустел огурцом.

Он сразу почувствовал, как боль в голове словно рассасывается, а сама голова будто светлеет. Для закрепления эффекта он выразительно посмотрел на банку. Манька тут же налила ему еще, но поменьше, продолжая ждать, когда лейтенант будет готов выслушать ее сведения.

После третьего стакана Манька решительно убрала банку обратно на антресоли, пододвинула свой табурет поближе к тому, на котором сидел Куропаткин и спросила:

— Ну?

— Чего — ну? — не понял дядя Вася.

— Готов дело принимать? Тут тебе все налицо — и преступление, и жертва, и преступник готовый!

Дядя Вася уже принял все, что хотел от Маньки. Принимать же еще какое-то дело совсем не входило в его планы. Но просто так уйти он тоже не мог — Манька, после того, как ею грубо пренебрегли, на весь двор разнесет, что участковый у них алкоголик и тунеядец — словом, все то, что Куропаткин и так постоянно выслушивал от своей жены.

«Ладно уж, послушаю, — решил он, вытягивая ноги под столом. — Наверняка очередной бред. Скажу ей, что все проверю и улажу, да пойду!»

— Ну, давай, Мария, только короче, — разрешил он и кинул

взгляд на часы. — у меня, знаешь, времени в обрез!

— Угу, — хмыкнула Манька, будто поверила. — Так вот. Ты в

курсе, что Тамарка пропала?

— Какая Тамарка? — закурив, спросил лейтенант.

— Господи! — всплеснула руками Манька. — Он даже жильцов со своего участка не знает! Тамарка Беспалова, жена Пашки-автомеханика!

— Ну и что? — флегматично спросил Куропаткин, пуская дым в потолок.

— Как это что? — взвилась Манька. — Искать же надо!

— А на каком основании? Заявление о пропаже где? — пожал плечами Куропаткин.

— Вот! — торжествующе вскричала Манька. — Вот именно! Почему весь дом на ушах стоит, болеет, можно сказать, душой, а родному муженьку хоть бы хны?

Манька в упор уставилась на дядю Васю, ожидая от него

ответа. Так и не дождавшись, она ответила сама:

— А потому, что он сам ее и грохнул!

— Ну, Мария, ты даешь! — хмыкнул Куропаткин. — Уже в убийстве готова человека обвинить. На каком основании?

— А как же? Посуди сам: жена пропала, домой не пришла, а он даже по соседям не побегал, не поспрашивал, может, она к кому зашла!

— Может, она на самом деле к кому зашла? — предположил дядя Вася, которому только убийства на его участке не хватало.

— Ага, и сидит там второй день! — съязвила Манька. — Я тебе больше скажу — как они жили-то? Ругались постоянно, чуть ли не дрались! А я один раз — случайно мимо двери проходила — и слышу, как Пашка орет: «Я тебя придушу когда-нибудь, если еще раз про это начнешь!»

— Про что? — механически переспросил дядя Вася.

— Не знаю! — огорченно ответила Манька. — Она замолчала сразу.

— Ну и что? — снова спросил дядя Вася.

— Что-что! — рассердилась уже Манька. — Ты бы пошел да спросил его: «А что же ты, голубок, в милицию-то не заявишь, что жена пропала?»

— Может, она к любовнику пошла? — предположил дядя Вася, которому, во-первых, не хотелось идти заниматься каким-то высосанным из пальца делом, а в-вторых, портить отношения с Пашкой, который частенько чинил его старенькую убитую «копейку», за которую не брались никакие другие автомеханики. Разумеется, делал это Паша бесплатно и, естественно, только из уважения к Василию Петровичу Куропаткину.

— Ха, а муж так спокойно реагирует, да? — возразила Манька.

— Если, сама говоришь, что у них такие плохие отношения, то ему может, и плевать, куда она пошла! Сейчас часто так живут — у него своя жизнь, а у нее своя.

— Вот ты пойди и расспроси! — не отставала Манька.

Дядя Вася вздохнул и с тоской уставился на антресоли. Манька кинула взгляд туда же и сказала как бы между прочим:

— Может, еще налить?

— Давай! — встрепенулся дядя Вася.

— Чтобы разговор у вас легче пошел, — добавила Манька, наполняя стакан наполовину.

Дядя Вася еще раз вздохнул и выпил самогон.

— Ну? — Манька нависла над ним монументальной грозной статуей. — Пойдешь?

— Ой, ну пойду, пойду! — поморщился тот, тяжело поднимаясь с табурета.

В коридоре он опять долго возился с ботинками, но на этот раз, к счастью, шнурок не порвался.

— Ну, смотри, Мария, — разгибаясь, погрозил Маньке пальцем дядя Вася. — Если выяснится, что зря на человека напраслину возвела — упеку на пятнадцать суток, так и знай! С конфискацией! — добавил он.

Манька закрестилась, забожилась на чем свет стоит, но дядя Вася уже топал по лестнице вниз.

Выйдя на улицу, он снова поежился и проклял всех баб вместе взятых. Сначала жена эта, обезьяна старая, теперь эта Манька неугомонная… Делать, что ли, бабам нечего, кроме как мужиков от дела отвлекать?

Как бы было хорошо сейчас заглянуть к Бобкову, перекинуться с ним в шахматишки партеечку-другую… А вместо этого нужно тащиться к Пашке Беспалову, лезть в его частную, можно сказать, жизнь! Тьфу!

Дядя Вася вновь пересек двор и поднялся на этаж, где располагалась Пашкина квартира.

Он уже собирался нажать на кнопку звонка, как вдруг дверь открылась, и дядя Вася увидел, что из Пашкиной квартиры выходит молодой, черноволосый парень с аккуратной бородкой, одетый в строгий костюм. В руках он держал трубку.

Куропаткин знал его — это был Игорь Костиков, адвокат, с недавних пор заделавшийся частным детективом. Жил он в том же доме, что и Пашка.

«Интересно, а что этому здесь понадобилось?» — подумал Куропаткин.

Дядя Вася не любил Костикова. Он не любил частных детективов вообще, более того — он презирал их, считая дилетантами, лезущими не в свое дело.

«Может, у него просто машина сломалась?» — решил дядя Вася.

–…Так что извините, — услышал он голос Павла, — по вашей части тут ничего нет.

«Все понятно, — подумал дядя Вася, — значит, этот прилизанный пижон тут вынюхивает по поводу пропажи Тамарки. И ему уже успели напеть эти стервы!»

Первой мыслью дяди Васи было уйти — Пашка же сам сказал, что по части Костикова здесь ничего нет, а значит, и по его тоже, но Павел уже заметил участкового.

— Здорово, дядь Вась, — подал он ему руку. — Ко мне? Машина, что ли, опять сломалась? Так давай поглядим, я сегодня свободен.

— Да нет, Паш, — со вздохом, вытирая пот со лба, проговорил Куропаткин. — По другому делу я к тебе. По конфиденциальному, — покосился он на Игоря, который, уже собравшийся уходить, вдруг остановился и внимательно прислушивался к разговору.

— По-нят-но, — раздельно произнес Павел. — Значит, и тебе уже настучали, что Тамарка пропала… И что, ты пришел ее здесь искать?

— Поговорить, — коротко ответил дядя Вася.

— Ну, заходи, поговорить можно. Чувствую я, что меня замучают теперь этими разговорами, — вздохнул Павел.

— Извините, пожалуйста, — встрял Игорь. — Разрешите мне поприсутствовать?

Дядя Вася недовольно посмотрел на него.

— Я же сказал — дело конфиденциальное. Или непонятно выражаюсь?

— Но вы же сами только что сказали, что пришли просто поговорить!

— Неважно! — отрезал дядя Вася, захлопывая перед Костиковым дверь.

Игорь постоял немного в подъезде, потом сплюнул на недавно вымытый пол, и стал спускаться вниз.

Он был зол на всех — и на Куропаткина, и на Беспалова, и на себя, а особенно — на бабу Дусю, взбаламутившую его зря.

Придя домой, он, почувствовавший запах блинчиков, доносящийся из кухни, проигнорировал его, пройдя сразу к себе в кабинет.

Там он сел в кресло и принялся набивать трубку табаком. Не прошло и пяти секунд, как в кабинет просунулась головка бабы Дуси.

— Ну, чего там? — с интересом спросила она, доставая сой кисет и нюхая табак. — А-а-ап-чхи!

— Чего, чего! — раздраженно закричал вдруг Игорь. — лезете, сами не знаете во что! Не хочет он никого нанимать, ясно? И вообще! Этим делом уже участковый занимается. Да там и дела никакого нет, просто поругались они, и все! Завтра помирятся — и будет ваша драгоценная Тамара дома! А вам мало мексиканских страстей — вы их в родном дворе ищете! Ехали бы уж в Мехико — вы, помнится, как-то собирались туда!

Выкрикнув эту длинную тираду, Игорь демонстративно лег на диван и закурил, показывая бабе Дусе, что он настолько в ней разочарован и зол, что не хочет видеть.

Потом не выдержал, снова вскочил и закричал:

— И опять вы нюхаете свой идиотский табак! Сколько раз я просил вас не делать этого! Сколько раз Ирина выметала за вами эти крошки, которые мы находили даже на нашем диване!

— Уж лучше табак нюхать, чем трубкой дымить, — не осталась в долгу баба Дуся. — Для здоровья, по крайней мере, полезней! Организьм очищает, а заодно и мозги!

Споры о том, что более полезно — нюхать табак или курить трубку, — происходили между бабкой и внучатым племянником постоянно, и оба к ним давно привыкли, каждый оставаясь при своем мнении. Игорь несколько раз в день набивал табаком трубку, а баба Дуся, обладая упрямым характером, продолжала нюхать свой любимый табак, не обращая внимания на протесты Игоря и Ирины, страдавших продолжительным чиханием, если старушка ненароком умудрялась просыпать где-нибудь горстку своего сокровища.

— Что касается моего здоровья, то если кто его и подрывает, то только вы своими бреднями! — выкрикнул напоследок Игорь и теперь отвернулся к стене уже окончательно.

Старушка постояла некоторое время молча, поджав губки, потом сказала как бы самой себе:

— Ну что ж, ушло это дело — придет другое. Не страшно. Страшно, когда человек в животное превращается. А я пойду-ка сметанки куплю к блинчикам.

С этими словами она вышла из комнаты, даже не хлопнув дверью.

Игорь, лежа один — Ирина была на работе в библиотеке, — прекрасно понимал, что обидел старушку, и не зря она его подколола. Злость его потихоньку начала остывать, сменяясь меланхолией.

«Только бы в депрессию не впасть! — подумал он. — Из-за такой ерунды! Что она там говорила про превращение человека в животное? Очень справедливо, между прочим!»

Игорь встал с дивана и заходил по комнате, думая, что перед

бабой Дусей непременно придется извиниться, хотя он

по-прежнему был уверен, что она подсунула ему «липовое»

дело. В том смысле, что никакого дела там и нет. Просто баба

решила, видимо, проучить мужа, вот и все.

Да, но с какой стати приперся участковый? Хотя его, скорее

всего, просто достали расползающиеся по двору слухи, вот и

все. И дядя Вася Куропаткин уйдет от Павла с тем же, что и

Игорь, в этом Костиков не сомневался.

Но перед бабой Дусей все-таки следовало извиниться.