Дела забытые

Наталья Никольская

Детектив из серии «Близнецы» Натальи Никольской

ГЛАВА ПЕРВАЯ (ПОЛИНА)

В тот вечер все вроде бы было хорошо и ничто не предвещало никакой трагедии. Во всяком случае, внешнего мотива для беспокойства не было. Но я с утра чувствовала, что что-то должно случиться. Прямо места себе не находила.

На работе я часто выходила из спортзала, пила кофе, курила и успокаивала себя тем, что нет никаких причин для волнений. В душе же я не могла дождаться, когда этот злополучный день закончится. Просто сама себя не узнавала.

Доехав до дома и поставив свой «Ниссан» в гараж, я поднялась к себе и быстро заперла дверь изнутри. Фу-у-ух ты! Слава богу, ничего не случилось, а теперь уже и не случится — я же дома и никуда не собираюсь выходить.

Быстро повеселев, я позвонила своей сестре Ольге, поболтала с ней о том-о сем, потом полистала журнал и отправилась в кухню готовить ужин. Вообще-то я не ужинаю на ночь, но сегодня мне хотелось чем-нибудь себя побаловать. За то, что переживала целый день непонятно из-за чего.

Увлекшись, я развила бурную деятельность: прокрутила фарш для беляшей, поставила вариться куриный бульон для лапши, а сама уже нарезала эту лапшу тонкими полосками, предварительно приготовив для нее пресное тесто.

Решив еще приготовить на десерт взбитые сливки, я отправилась в зал за миксером. В этот момент зазвонил телефон.

— Алло! — проговорила я недовольно, снимая трубку. Не люблю, когда меня отвлекают во время кулинарных упражнений. Я подумала, что это, как всегда, Ольга хочет сообщить мне какую-нибудь очередную глупость и заранее злилась на сестру — мы же закончили разговор полчаса назад!

— Полина? — послышался в трубке мужской голос. Он был мне как-будто знаком.

— Да, — немного удивленно отозвалась я, напрягая память и пытаясь понять, кому принадлежит этот голос.

— Полина, ты только не волнуйся… Это Миша Соколов… Тут понимаешь… Жора…

Жора Овсянников, мой бывший муж, работал старшим следователем УВД Тарасова. А Миша Соколов, молодой лейтенантик, работал вместе с ним. И довольно хорошо меня знал, хотя мы с Жорой и развелись давно.

По Мишиному голосу я поняла, что случилось то, чего я так боялась весь день. Вернее, я еще не знаю, что, но явно что-то очень неприятное.

— Что с Жорой? — вся окаменев внутренне, спросила я, сдерживаясь, чтобы не раскричаться. — Говори сразу!

— Он, понимаешь… В больнице.

— Что с ним? — закричала я, уже не сдерживаясь. — Что случилось? Он жив?

— Ну что ты, конечно!

У меня сразу же отхлынуло напряжение, сковавшее, как оковами, мои ноги. Бессильно я опустилась в кресло.

Миша тем временем продолжал:

— Кто-то стрелял в него… Ты приезжай, все узнаешь. Я тебе на работу звонил-звонил…

— Так у нас телефон сменился, — глотая непрошенные слезы и злясь на себя за эту слабость, прокричала я. — Миша, я сейчас же приеду! В какую больницу?

— В первую городскую, — сообщил Миша. — Третий этаж, я буду в коридоре.

— Бегу! — прокричала я и помчалась в кухню. Выключив плиту и наскоро прикрыв приготовленные продукты полотенцем, я сдернула с вешалки куртку, впрыгнула в ботинки и помчалась на улицу.

Было уже холодно: октябрь подходил к концу, и моя непокрытая голова мерзла, пока я возилась с гаражным замком. Черт, не помогли моя хитрость и желание уберечься от неприятностей: они все равно нашли меня, и приходится выводить машину из гаража.

Подув на покрасневшие от холода руки, я быстренько запрыгнула за руль и повела машину к первой городской больнице.

Долетела я до нее минуты за четыре, обдавая грязными брызгами неуклюжих прохожих, лезущих на проезжую часть, и игнорируя их запоздалые ругательства в мой адрес. Расторопнее нужно быть, товарищи. Я тоже спешу.

Выскочив из машины, я понеслась на третий этаж, перемахивая через две ступеньки.

— Куда без халата? — перегородила мне дорогу пожилая полная санитарка.

— Я жена тяжелораненого старшего следователя УВД Овсянникова, — крикнула я ей, размахивая руками. — Попробуйте только меня не пустить!

— Никого не пускаем к нему, — она была непреклонна. — Нельзя, доктор запретил.

— Полина! — мне навстречу уже спешил Миша Соколов. — Пропустите, она со мной посидит в коридоре, — обратился он к санитарке.

Та пожала широкими плечами и отошла.

— Ну говори, что? — вцепилась я в Мишин рукав.

— Операцию сделали два часа назад, — прошептал он мне. — Удачно, говорят. Но к нему нельзя. Он без сознания. В реанимации лежит. К аппарату искусственного дыхания подключен.

— А что случилось-то, Миша? Как его ранили? На каком-нибудь задании, да?

— Да в том-то и дело, что нет! Не поймешь ничего! Он сегодня в отделении оставался, а мы все по городу мотались. Операция «Наркобарон». По притонам всяким ездили, наркотики искали, короче. Ну, и как ребята говорят, домой он собрался уходить… Пораньше. Хотел с какими-то материалами дома поработать. Вышел, все нормально… А потом нашли его… за три квартала от отделения… Огнестрельное ранение в грудь. Вот так… Сразу в больницу отправили, начальник меня тоже туда послал, я подъехал… Но меня к Жоре так и не пустили. Операцию, сказали, делать будут срочную. Я тебе звонить… Начальник сказал, позвони обязательно. Еле-еле уж домой дозвонился.

— Господи, Миша, но почему? Кто в него стрелял? Что могло случиться?

— Сам не знаю, — пожал плечами Миша и вытер пот со лба, хотя в коридоре было прохладно. — Кошмар какой-то!

«Действительно, кошмар!» — подумала и я спросила:

— А что врачи говорят?

— Да ни хрена они не говорят! — разозлился Миша. — «Ничего определенного сказать не можем, сделаем все возможное…» Ну, как обычно. Ждать, короче, надо.

— А когда он в сознание придет?

— Да кто ж его знает! Врачи говорят, что он может пробыть в коме неопределенное время…

— Ох! — вздохнув, покачала я головой. — Недаром я весь день как на иголках… Вот и случилось…

— Успокойся, Полина… — Миша неловко взял меня за локоть. — Все будет хорошо, верить надо в лучшее. Пойдем-ка покурим.

Я поднялась, и мы спустились в вестибюль. Курить здесь, конечно, тоже было запрещено. Пришлось выходить на улицу.

Руки мерзли, обдуваемые холодным ветром. Я подняла воротник куртки.

— Миша, подумай, кто мог желать Жоре зла? — задумчиво спросила я.

— Я думаю, Полина, все время об этом думаю. Ты не волнуйся, мы его найдем! Обязательно найдем. Это я тебе твердо обещаю!

— Не сомневаюсь, — ответила я. — Потому что я со своей стороны тоже сделаю все возможное…

— Что? — Миша удивленно поднял на меня глаза. — Ты-то здесь при чем?

— Я найду того, кто стрелял в Жору, — твердо повторила я и прямо посмотрела ему в глаза. — Такого я ему не прощу!

— Полина, — успокаивающе гладя меня по закоченевшей руке, сказал Миша. — Ты успокойся… Успокойся и рассуждай трезво. Я понимаю, что у тебя внутри все кипит. Но, поверь, будет лучше, если ты не станешь соваться в это дело. Мы все сделаем сами. В конце концов, это наша работа. Ну? Договорились?

— Нет, — решительно ответила я. — Так не пойдет! Даже не уговаривай меня!

— Но, Полина…

— Даже слышать ничего не хочу! — я зажала руками замерзшие уши.

Миша постоял немного с открытым ртом, подумал-подумал и закрыл его. И махнул рукой.

— Я еще поговорю об этом с Димычем, — вяло сказал он.

Врет. Не будет он ничего говорить Димычу, начальнику своему, седовласому громкоголосому полковнику Вадиму Дмитриевичу. Тому сейчас не до всяких глупостей, поэтому он просто пошлет Соколова подальше. Это он так, пугает меня. Не на ту напал!

— Миша, ты все-таки постарайся вспомнить, может, Жора с кем поругался в последнее время? Ну, кому он мог так помешать, что в него стреляли? Ведь то, что он жив — это, как я понимаю, чистая случайность? Ну, и еще организм молодой, крепкий…

— Полина, так, может, тебе лучше знать, кто мог его ненавидеть? Все-таки тебе о его жизни почти все известно, хоть вы и не живете вместе? Ну, может, у него… — Миша замялся. — Может, его любовница какая приревновала и решила убить? Или муж ее?

— Это абсурд! — ответила я, покраснев.

«Хотя это было бы неплохо!» — подумала про себя злорадно.

У Жоры столько любовниц, что если бы все они ревновали друг к другу, Овсянникова бы уже давно не было в живых. Он чудом выжил после того, как я, будучи еще его официальной женой, застала его с одной… А уж если его каждая начнет отстреливать…

— Почему абсурд? — взвился Миша. — Ты извини, конечно, Полина, но Жора живет по принципу «женщин мало не бывает», и тебе это хорошо известно!

— Да чего ты передо мной извиняешься! — вяло махнула я рукой. — Из-за того и развелись…

— Ну и вот! Что, скажешь, у него не могло быть любовницы, у которой ревнивый муж? Ха! Да я сам знаю одну его такую, — Миша поднял голову и скосился на окно Жориной палаты, как будто тот мог слышать, о чем мы говорим. После этого он склонился к моему уху и зашептал:

— Он одну прямо в кабинет таскал! Точно тебе говорю! Молодая совсем, рыженькая такая, Эллочкой звать. Она замужем — у нее кольцо на пальце. Вот тебе первая версия!

— Так, интересно… — задумчиво проговорила я. Интересно-то интересно, но больно уж мерзкая версия! И неужели мне теперь придется проверять всех Жориных баб, если эта Эллочка окажется тут ни при чем? И как я буду их проверять на ревность? Или их мужей?

— Вот и занимайся! — радостно проговорил Миша.

Интересно, чего это он так обрадовался? То Димычу грозился на меня нажаловаться… И тут я подумала, что Миша, наверное, просто сам не верит в то, что говорит. Может быть, он просто выдумал эту Эллочку? Может быть, он нарочно подсовывает мне дурацкие версии?

Я подозрительно посмотрела на Мишу. Взгляд его был честен, невинен и светел, как у девы Марии.

— Что знаешь еще об этой Эллочке? — тяжело вздохнув, спросила я, меряя его угрюмым взглядом.

— Ну… Телефончик ее наверняка у него записан. Могу узнать.

— Вот и узнай! — огрызнулась я.

Миша как будто немного обиделся.

— Узнаю, — буркнул он в ответ.

— Ладно, — я отпульнула окурок. — Поеду я домой, раз к нему все равно не пускают. А завтра обязательно приеду. Работаю я завтра с утра, так что после обеда буду.

— Ты все так же, тренером?

— Да, тренером.

— Агентство-то сыскное так с Ольгой и не открыли? — поинтересовался Миша. — Вы ведь вроде бы все собирались…

— А-а-а! — махнула я рукой. — Бог с ним, с агентством! Канители больно много! Ладно, пока!

— Пока. Жду тебя завтра.

Я пошла к машине. Дело в том, что мы с сестрой Ольгой уже не раз были втянуты разными обстоятельствами в криминальные истории, которые нам приходилось распутывать. И, надо признать, всегда успешно. Сперва это было вынужденно, но со временем мы вошли во вкус и даже стали зарабатывать на этом деньги. То есть, находились люди, готовые оплатить наши услуги. Мы даже подумывали открыть частную контору, но все собирались-собирались, да так и не открыли.

Вообще-то у меня была постоянная работа тренера по шейпингу в спорткомплексе, кроме того, я имела черный пояс по карате и за отдельную плату помогала желающим овладеть этими приемами, а Ольга, психолог, кандидат наук, работала на дому. Принимала клиентов, нуждающихся в помощи специалиста, проводила с ними психологические сеансы… Правда, она лентяйка ужасная и по любому поводу старается от работы увильнуть, но ее бывший муж, Кирилл Козаков, после развода с Ольгой ударился в коммерцию и теперь жил вполне безбедно. Так что алименты на двоих детей Ольга получала более чем щедрые. А зачем напрягаться, когда деньги есть? Это она так считает. Есть на что прожить сегодня — и замечательно, можно на диване лежать с бокалом мартини или стаканчиком «Анапы».

Я ехала домой и рассуждала над тем, что случилось с Жорой. Конечно, за расследование этого дела мне никто ничего не заплатит. С Жоры взятки гладки, да и зарплата у него такая, что мне просто совесть не позволит брать с него деньги. Менты — о них вообще говорить смешно. Они мне точно платить не станут.

Но Жора, несмотря на то, что давно уже не мой муж, все-таки не чужой человек. И, расследуя очередное дело, я практически всегда обращалась к нему за помощью. И вообще… Несмотря ни на что, он меня все-таки любит! Любит… Любвеобильный, мать его, кобель чертов! Допрыгался!

Я обругала Жору про себя и тут же спохватилась. Не надо так, хотя бы в такой момент. Вот выздоровеет — я с ним поговорю по-своему. Только бы выздоровел…

Опять что-то защипало в носу. Слез мне только не хватало. Надо о делах думать. Так, чем же мне завтра заниматься? Этой Эллочкой? Как неохота, Господи… Она может подумать, что я ревнивая женушка, приехавшая к ней на разборки… Чушь какая! Терпеть такое унижение? Тьфу!

А подсуну-ка я эту Эллочку Ольге! А что? Это идея! Она как раз у меня психолог, вот пусть и прощупает, так сказать, ее психологию. А я займусь чем-нибудь поважнее. Только вот телефон ее у Миши узнаю.

На следующий день я после работы заехала домой, переоделась, наскоро пообедала и поехала в больницу. Халат на этот раз я захватила с собой.

В вестибюле я заметила большую толпу народа. Ее возглавлял высокий, сухощавый мужчина с худым, вытянутым лицом. Он был серьезен и что-то громко говорил. Я подошла поближе.

–…Это дело непременно должно быть раскрыто! — услышала я его речь. — И вы должны приложить к этому все усилия. Тем более, что раскрываемость по району, прямо скажем, невысокая. И уж это дело, касающееся сотрудника милиции, старшего следователя УВД, должно быть раскрыто. Отчитаетесь за него лично мне, — он посмотрел на Димыча, который также присутствовал здесь. Тот молча кивнул. — Условия в этой больнице, конечно, неважные, — продолжал высокий. — Но все же лучше, чем в других. Поэтому надеюсь, что врачи приложат все усилия к тому, чтобы Георгий Михайлович выздоровел и вновь смог вернуться к своим обязанностям… — он обвел глазами присутствующих медиков. Те согласно молчали.

— Пойдемте дальше, — проговорил мужчина, и, круто развернувшись, пошел по коридору. Толпа за ним.

Они прошли мимо меня, и среди них я заметила Мишу. Димыч меня, конечно, узнал, но лишь кивнул головой.

— Кто это? — шепотом спросила я у остановившегося Миши, показывая на высокого.

— Андреев, Виктор Алексеевич. Депутат, — прошептал Миша мне в ответ.

— А что он тут делает?

— Больницу осматривает и все такое… Они сейчас по всему городу ездят, кто по рынкам, кто по вокзалам, смотрят, какие недостатки. Город обустраивать. С нас тоже три шкуры дерут. «Раскрываемость невысокая»! — передразнил Миша. — Откуда ж ей быть высокой? Машин нормальных нет, компьютеров нет, а если и есть, то древние. Никакой техники! Что можно раскрыть в таких условиях? А им лишь бы показатели были хорошие!

— Ладно, не горячись, — остановила я его. — Он что, Жору лично знает?

— Не знаю, — пожал плечами Миша. — Узнал вот, что его подстрелили — разбушевался.

— Как, кстати, Жора?

— Все так же! — махнул рукой Миша. — В отдельную палату перевели…

— Да ты что? — удивилась я. — Из реанимации?

— Ну да! Там же все переполнено… А Андреев как приехал — распорядился, чтобы Жору немедленно перевели оттуда в пятую палату. И все прибамбасы реанимационные ему туда принесли. Ну, систему там, аппарат этот дыхательный и все такое…

— Интересненько, за что это моему Жорочке такие привилегии? — немного удивленно протянула я.

— Андреев рейтинг свой подымает! — хмыкнул Миша.

— К нему пускают? К Жоре, в смысле?

— Не-а. Меня, во всяком случае, не пустили.

— А меня? Я же все-таки жена, хоть и бывшая?

— Не знаю.

— Что ты вообще знаешь! — обозлилась я. — Телефон хотя бы узнал этой Элки?

— Узнал, — обиженно ответил Миша. — На! — он протянул мне клочок бумаги.

На нем были написаны телефон и адрес.

— Спасибо, Миша, — поднимая голову, благодарно ответила я. Я и в самом деле была ему благодарна. Даже адрес узнал! Конечно, для него это не проблема, но все равно спасибо…

Миши рядом уже не было. Он удалялся по коридору к Жориной палате.

— Миша, спасибо! — крикнула я еще раз.

— Не за что, — усмехнулся Миша, не оборачиваясь. Потом повернулся и сказал:

— Понимаю теперь, почему Жора с тобой не живет. Себе дороже!

С этими словами он показал мне язык, а я осталась стоять с открытым ртом, не зная, как реагировать на такую мальчишескую наглость — догнать и надрать уши или рассмеяться…

Решив, что уши надрать я ему всегда успею, я пошла в ординаторскую. Мне хотелось самой поговорить с врачом. Ординаторская была закрыта.

— На обходе все, — сообщила мне проходящая мимо санитарка.

— А когда будут? Мне про мужа нужно узнать, он в очень тяжелом состоянии…

— Да вообще-то обход у нас по утрам. А к обеду они все здесь собираются.

— Так обед давно прошел!

— Так а я о чем! Сегодня депутат этот приехал, вот вся больница и на ушах! Даже не знаю, когда и освободятся. Подожди… — и она пошла дальше.

Я вздохнула и приготовилась ждать. Несколько раз спускалась на улицу, нервно курила, выбрасывая сигарету после четвертой затяжки, потом возвращалась, злилась на себя и снова бежала курить.

Наконец, к ординаторской подошла высокая женщина лет тридцати семи в ярко-зеленом халате и такого же цвета шапочке. Она достала из кармана ключ и стала отпирать дверь.

— Простите, — обратилась я к ней. — Можно с вами поговорить насчет больного из пятой палаты? Георгия Овсянникова?

— Знаю, знаю, он у нас один там лежит, — устало ответила она, проходя в ординаторскую и снимая с головы шапочку. По плечам рассыпались длинные, густые черные волосы, завитые на концах. Женщина повернулась ко мне. Лицо у нее было бледное, с темными кругами под глазами. — Что вы хотели?

Видно, ей с утра мотают нервы всякими проверками.

— Я хотела узнать, как его здоровье? На что можно рассчитывать?

— Милая девушка, — закуривая сигарету и выпуская длинную струю дыма, проговорила женщина. — Ничего определенного сказать не могу. Операция прошла успешно. Но в коме может пробыть долго. Очень долго. Пока все.

Это я уже и сама знала.

— Но… Когда можно будет его увидеть?

— Пока нельзя. Как можно будет — скажу.

— До свидания… — тихо ответила я и вышла из ординаторской.

Пошла к лестнице и стала спускаться вниз, на ходу снимая халат и натягивая куртку, которую до этого держала перекинутой через левую руку.

Поежившись от холодного ветра, сразу забравшегося под куртку, я побежала к машине. Нужно поехать к Ольге, рассказать ей обо всем… Она же даже не знает, что Жора в больнице. Теперь мне нужна помощь сестры.

Ольга была дома. Но в этом я убедилась только после того, как, позвонив три раза и не добившись результата, открыла дверь своим ключом. Сестра сидела на диване, ноги ее были закутаны пледом, на носу очки. Она пялилась в экран телевизора, на котором, заламывая руки, страстно объяснялась в любви пышночубому черноволосому красавцу какая-то худенькая мексиканка. Красавец явно страдал, но не от любви. По выражению его глаз я поняла, что ему сейчас больше всего на свете хочется пожрать чего-нибудь, а тут приходится выслушивать откровения этой красотки. Взгляд его был тосклив.

Ольга сидела, погруженная в экранные страсти и даже не видела, как я вошла. Рот сестры был полуоткрыт. Рядом с Ольгой на тумбочке стоял стакан с вином.

Я выразительно постучала ключами об дверной косяк. Никакой реакции.

— Тук-тук, — громко проговорила я.

Ольга зашевелила губами. Красавец мучился на экране. Потом вяло что-то вымолвил. Ольга сокрушенно покачала головой, схватила с тумбочки стаканчик и отпила немного. В это время мимо парочки на экране прошла девушка с корзинкой бананов. Красавчик оживился и стал смотреть ей вслед. Ольга застонала.

Тут я не выдержала и довольно бесцеремонно постучала по ее голове. Несильно, конечно.

Ольга сразу же встрепенулась, испуганно ойкнув и натянув плед до подбородка.

— Ах, Полина, это ты! — облегченно проговорила она. — А я уж думала… Ну что же ты меня так пугаешь? Вечно шуточки у тебя дурацкие!

— Оля, мне нужно с тобой серьезно поговорить, — начала я, убирая ключи.

— Я сейчас никак не могу. Тут очень интересный… Ах! — всплеснула она руками.

Я повернула голову к телевизору. Красавчик, отчаявшись дождаться сытного обеда, решил хоть в чем-то взять реванш, и теперь яростно впился в губы девушки. Та была счастлива. Не зря столько говорила.

— Ты лучше сядь, Полина, давай вместе посмотрим… — предложила Ольга, — недолго осталось…

Я вздохнула, не став принимать предложение сестры. Ольга этого даже не заметила.

Пока она сидела, как зачарованная, я решила пройтись по квартире и посмотреть, что в ней творится. Начала я с кухни. В ней, надо сказать, творилось нечто невообразимое. Гора посуды в раковине меня не удивила — к этому я давно привыкла. На столе же почему-то лежал Ольгин зимний сапог. С оторванной подошвой. И еще куча каких-то маленьких кисточек, палочек и щепочек. Кроме того, на плите захлебывался последними кипящими брызгами чайник. Я быстро подскочила к нему и выключила газ. Приоткрыв крышку, я убедилась, что воды в нем на донышке. Еще немного — и в квартире был бы пожар.

В холодильнике было пусто и уныло, как в пустыне в знойный день… Единственным съедобным предметом была половинка соленого огурца, показавшаяся мне миражом. Господи, чем же Ольга здесь питается? А дети?

Перешагивая через большую лужу какой-то темной жидкости на полу, я хотела пройти к окну.

Чувствуя, что сейчас потеряю над собой контроль от злости, я опустилась на табуретку и закурила. Сигарета истлела за полминуты. За это время я успела немного успокоить себя и приготовилась к серьезной промывке мозгов своей сестре.

Я уже хотела встать и двинуться в зал, как почувствовала, что не могу подняться. Я дернулась, но брюки мои крепко держала какая-то сила. Я просунула руку и осторожно попыталась проверить, что там такое? Почувствовала на руках что-то липкое…

— О… Ольга! — холодея от ярости и уже догадываясь, что произошло, заорала я.

Сестра, как это ни странно, прилетела сразу же.

— Что случилось? — тоненьким голоском спросила она удивленно.

Я дергалась на стуле, как от электрошока.

— Ч… Что это? Что все это значит?

— Что? — не поняла Ольга.

— Почему я сажусь на твой стул и приклеиваюсь, мать твою растак!?!

— Ах, это, — облегченно проговорила Ольга, поправляя очки, — это новый суперклей. Понимаешь, я хотела подклеить свои сапоги… Вернее, один сапог. Зима же скоро… Вот… В общем, у меня ничего не получилось.

— Это я вижу, — усмехнулась я, трясясь тем не менее от злости, — зато я приклеилась великолепно! А почему же ты ничего не убрала после своей замечательной деятельности?

— Так фильм же начался, — удивляясь моей непонятливости, ответила Ольга.

— Подай мне мокрую тряпку! — потребовала я. — Я не могу подняться!

Конечно, подняться я бы смогла — не настолько этот клей был «супер», — но тогда я непременно порвала бы брюки, а они, между прочим, очень дорогие! Но Ольге этого, конечно, не понять.

— Водой хочешь? — осведомилась Ольга и тут же махнула рукой:

— Бесполезно! Я рукой в него влезла, так потом отмыть не могла. Пальцы словно корочкой покрылись. Сегодня еле-еле отдраила.

— Погоди, погоди… Сегодня? А когда же испачкала?

— Позавчера!

— Так что, этот бардак продолжается у тебя с позавчерашнего дня?

— Да, а что? — наивно ответила Ольга и огляделась, — почему бардак? Нормальная рабочая обстановка!

— А дети где? — мрачно спросила я.

— Их Кирилл забрал. А мне что одной? Я даже и не готовлю ничего. Для одной же не хочется готовить, правда?

— Да тебе ни для кого ничего не хочется! — взвыла я, отчаявшись отодраться от табуретки. — Ты лентяйка!

Мне захотелось стукнуть Ольгу, но я не могла до нее дотянуться.

— Попрошу меня не оскорблять! — выпрямилась Ольга. — Я не лентяйка! Просто у меня сейчас настроение такое… Лирическое!

После этого желание дать ей в глаз пересилило разум. Я резко дернулась, в брюках что-то хрупнуло, я замахнулась…

Ольга взвизгнула, хотя я просто легонько шлепнула ее по плечу, и отскочив, плюхнулась на пол. Прямо в большую лужу непонятной темной жидкости, которая оказалась вишневым компотом.

— А-а-ай! — завопила Ольга. — Что ты наделала?

— А ты что? — зло ответила я, пытаясь повернуться и посмотреть, во что превратились мои брюки сзади. К счастью, они не порвались, и ткань не висела клочками, как я того ожидала.

Ольга, кряхтя, поднялась с пола, ухватившись за ножку стола и, плача, поплелась в ванную. Вышла она оттуда надутая и сразу направилась в комнату, игнорируя меня. Надето на ней было какое-то подобие рубища.

Я заглянула в ванную. Одежда, подпорченная компотиком, валялась в тазу. Ольга ее даже не замочила. Я залила одежду водой, засыпала порошком и прошла к сестре. Та сидела, поджав губы, и тянула из стакана вино с таким видом, словно это был божественный коктейль.

У халата в цветочек, который Ольга напялила на себя, была только одна пуговица. Верхняя. Дальше халат распахивался, обнажая Ольгины прелести. На животе он был засален так, что все цветочки были надежно скрыты.

— Что это на тебе? — спросила я.

— А что? — поднялась Ольга, запахивая халат. — Домашняя одежда!

— Да у тебя половая тряпка чище! — простонала я.

— Так это же домашняя одежда! — снова повторила сестра. — К тому же, я одна дома.

— Понятно, меня ты, конечно, за человека не считаешь! А потом удивляешься, почему с тобой не живет Кирилл!

— А почему же с тобой, с такой чистюлей, не живет Жора? — вкрадчиво спросила поганка-Ольга.

Я раскрыла было рот, чтобы доходчиво объяснить этой балбеске, что это не Жора не живет со мной, а я с ним. Существенная разница, между прочим! Но тут вспомнила, зачем я, собственно, приехала к сестре. Господи, Жора лежит в больнице, он при смерти, я ничего не делаю для того, чтобы найти того, кто на него покушался, а уже больше получаса занимаюсь всякими глупостями! И все из-за Ольги!

— Оля, — сразу посерьезнев, сказала я. — Я, собственно, по поводу Жоры и приехала. Ты знаешь, случилось большое несчастье…

Глаза у Ольги сразу стали круглыми. Она очень остро реагировала на любую неприятность.

— Что… такое? — прошептала она.

— Жора в больнице. Кто-то стрелял в него. Он не приходит в сознание.

— Господи! — Ольга тоже моментально стала серьезной и даже приготовилась плакать. — Господи! Что же теперь будет?

— Не знаю, — вздохнула я. — Но надеюсь, что все обойдется. К тебе же я вот зачем…

Я рассказала сестре о своем намерении найти стрелявшего в Жору и покарать его. И про Эллу рассказала.

— И что? — спросила Ольга, когда я умолкла. — Что я должна сделать?

— Ну, поехать к этой Элле поговорить там, я не знаю! Выяснить, могла ли это сделать она или ее муж. У нее вряд ли есть пистолет, но что из себя ее муженек представляет? Может, он бандит? Ты проникни в их семью, разузнай, прощупай все… Ты же у меня психолог! Только в квартире приберись!

— А ты уверена, что нам стоит лезть в это дело? Ведь милиция будет из кожи вон лезть, чтобы его раскрыть? Тем более, им этот депутат приказал… Может, мы только навредим?

— Когда это мы вредили? — возмутилась я. — Мы всегда все раскрывали — раскроем и теперь. К тому же у меня личная заинтересованность!

— У тебя всегда личная заинтересованность! — проворчала Ольга. — Стоит тебе денег предложить — и у тебя сразу личная заинтересованность! Ты очень меркантильная, Полина!

— Так, ты будешь мне помогать или нет? — вскипела я. — Если нет — так и скажи!

— Что ты! — испугалась Ольга. — Разве я так сказала? Я, конечно, сделаю все, что смогу… Ради Жоры.

Не ради меня, конечно.

— Короче, вот тебе ее адрес, — протянула я Ольге бумажку. — Внедряйся. Будешь моим агентом. Узнай все об этой семье. И главное — нет ли у них пистолета? Эх, черт, что же я даже не спросила, из какого оружия стреляли в Жору? Надо будет непременно выяснить! Ладно, мне пора. Звони обязательно!

— Поля, а мне что, прямо сейчас туда идти? — растерянно спросила Ольга, близоруко всматриваясь в листочек. — Это далеко…

— Ох, ну когда уж сейчас! — снисходительно ответила я. — Теперь уже завтра. Только завтра, Оля, а не через неделю!

— Хорошо, хорошо, — закивала Ольга головой.

— Ладно, пока.

Я вышла от Ольги несколько успокоенная. Теперь у меня есть какой-никакой помощник. Значит, я могу не думать про Эллу и отрабатывать другие версии.