Пряничные туфельки

Наталья Сапункова, 2019

Дочь графа раз за разом не желает замуж. Так почему бы не наказать её, лишив привилегий и выдав за первого встречного? Только тут «капризной принцессе» не пришлось расписывать горшки, как в известной сказке – она очутилась в бродячем цирке! Она умеет гениально готовить выпечку, превращаться в рысь и совершенно не собирается жить с навязанным мужем. Но не так-то просто сделать всё по-своему и создать из ничего… почти из ничего свой собственный «пряничный замок». Но она очень постарается! И кажется, всё интересное в её жизни только теперь и начнётся… ХЭ, конечно, неминуем, как и в любой книге этого цикла) Содержит спойлеры к роману «Шут и слово короля». Тот же мир тридцать лет спустя.

Глава 4. По камешкам…

Едва цирк приехал в городок Раби, как мужчины-циркачи начали ставить шатёр рядом с площадью, а большая часть женщин разбрелась по рынку. Рик сразу вручил ей увесистый кошелёк.

— Купите всё на первое время. И теплый плащ хорошо бы, скоро похолодает, — он взял её за руку, и тут же отпустил.

Его рука была очень тёплой, даже горячей.

«Будь у нас с вами по хвосту и по четыре лапы…»

Рик и ещё несколько мужчин-циркачей тоже отправились с ними на рынок. Кривобокая, согнутая Мара, мать Клеи, хромала и шла медленно, опираясь одной рукой на клюку, другой — на руку одного из мужчин. Ринна сразу почувствовала жалость к этой женщине, и в то же время — расположение. Циркачка казалась спокойной и уверенной, несмотря на увечье, говорила негромко, но как-то так, что её слышали. И взгляд у неё был умный и острый.

В лавку, торгующую тканями, мужчины входить не стали.

— Это полотно как раз на сорочки, — Мара тронула её за руку, — нравится?

— Подойдёт, — согласилась Ринна.

Она выбрала бы тонкий батист, но такого не было в этой лавке.

— А как тебе эта шерсть на платье? — Мара показала на штуку ткани. — Рик одобрит. Тонкая, шелковистая, и носиться будет долго.

Ткань была простая, гладкая, глубокого синего цвета, Ринне понравилась. Насчет долго носиться — она не видела ещё своих сношенных платьев, задолго до этого её одежда переходила в собственность горничных. Стоимость этой ткани, конечно, пустяк для Ринны Венеш, но не для экономных циркачей. Не стоило вводить Рика в ненужные расходы.

— Нет, эту я не хочу. Мне нужны две сорочки и простое платье. Тот зелёный сатин?..

Ей только и надо было, что в приличном виде явиться в обитель. В красном нежелательно. А там тётя ссудит деньгами, и можно будет приобрести скромный, но соответствующий положению гардероб на первое время.

— Сойдёт для служанки, — усмехнулась Мара, и, тяжело опершись на стол, потянулась и погладила сатин. — Хотя и неплохой. Не жёсткий.

Приказчик посматривал косо и не спеша складывал синюю шерсть, которую поторопился услужливо развернуть.

— Позовём Рика, спросим? — не унималась Мара, желающая принарядить Ринну, но та решительно отказалась.

Не хватало ещё, чтобы циркач решал, нужно ли ей платье. Он не зашёл с ними в лавку, и правильно. Дал понять, что это не его дело.

— Я куплю готовое платье, Мара.

— Это у нас есть, — сообщил приказчик, — желаете? — и, не дожидаясь ответа, громко постучал ножницами по столу.

Выбежавшей из боковой двери девушке он показал на Ринну.

— Эсса платье желает…

— Ну взгляни, — вздохнула Мара и повернулась к другой циркачке, которая тараторила что-то про полосатый холст.

Девушка увлекла Ринну за загородку, и принесла и бросила на лавку ворох платьев.

— Выбирайте, эсса…

Платья были простые, из дешёвой ткани, такие, что легко подгонялись по фигуре шнуровкой. Как сказала Мара — сойдёт для служанки. Ринна примерила несколько и выбрала то, что казалось чуть лучше прочих — цена была смешной.

— Вот что, милая, мне надо уйти. Поможешь? — она высыпала в ладонь приказчицы несколько лишних монеток. — И где тут почта?

— Хорошо, эсса, — девушка кивнула, опасливо огляделась, и, схватив Ринну за руку, отвела её через коридор к заднему выходу. — Вот, идите прямо и прямо, не сворачивайте и мимо не пройдёте.

Почтовая контора и должна быть недалеко, где-нибудь на углу площади — в Ленгаре они всегда поблизости от тракта и рынка. И последнее время, если верить секретарю Клайка, почта в Руате стала работать лучше, ей даже можно доверять.

Ещё вчера Ринне Венеш и в голову не пришло бы тайком разыскивать почтовую контору, чтобы отправить письмо.

«Решение за вами, — сказал Рик. — Я лишь надеюсь, что вы передумаете…»

Она не передумает.

Приземистое здание почты нашлось быстро. Ринна положила на стойку монетку и попросила бумагу и чернила. О Пламя, бумага была серая, в чернильнице плавала муха, а перо удалось заточить со второй попытки. А что подумает тётя Астерия, получив от неё письмо на такой бумаге… тоже мелочь, в конце концов.

«Здравствуйте, дорогая тётя, да осенит Вас Ясное Пламя. Любящая Вас племянница Ринна Венеш как никогда нуждается в помощи и поддержке. При этом я искренне надеюсь не слишком Вас затруднить. Я сейчас в Раби, а через несколько дней прибуду в обитель…»

Тётя Астерия её понимала и поддерживала. И настаивала, чтобы Ринна даже не помышляла о смиренной монашеской жизни — к этому надо иметь призвание. Нет, замужество, только замужество! Это долг женщины.

Всё так, но со свершившимся замужеством тётушка её не поздравит. Она непременно поможет с деньгами и разводом.

Перо дрогнуло, и на лист легла жирная клякса. Ужасно, но переписывать некогда. Ринна добавила извинение и попросила сургуч.

Вот если бы Рик совсем ей не нравился! А руки у него были холодные и потные, как лягушки. Но у него тёплые и сухие руки, твердые от мозолей — от мозолей, которые оставляет рукоять меча, такие же есть у Клайка… только меньше. И так приятно было держать его за руку!

Это письмо следовало написать! Чтобы не было пути в сторону, не было искушения действительно остаться с Риком ещё ненадолго. Согласиться с его правом что-то требовать. Казалось, что если начать уступать в мелочах, то каждая очередная уступка будет даваться проще и легче, и…

Так нельзя.

Она вышла из прохладного, сырого здания почты на солнце. Следовало перейти дорогу и вернуться на торг. Конечно, её уже хватились.

По пути она остановилась у палатки с пряностями. Специи пахли одуряюще — как им и следовало. Дорогой, иноземный товар. Она оглядела выставленные на обозрение мешочки — ну да, есть всё, только выбирай. Взять корицы? И немного мускатного ореха? Хотя бы чтобы заправить кашу.

— Чего желает эсса? — торговец придирчиво ощупал её взглядом.

— Попробовать корицу.

Торговец зачерпнул мерочкой-напёрстком немного коричного порошка и протянул Ринне. Она понюхала, высыпала на ладонь и лизнула.

Запах корицы — запах счастья, уюта и спокойствия, когда всё хорошо и о тревогах можно забыть. А любовь, должно быть, пахнет корицей с мёдом и имбирём. И ещё корицей с имбирем и мёдом пахло от рабочего стола Ноны…

Ей нравится Рик. Ещё немного, и она совсем примет эту простую истину. С самого начала она даже злилась на него не по-настоящему, когда он зачем-то торговался с ней за золотые! И будь он благородного происхождения, чтобы брак с ним не унижал дочь Венешей…

— Вам не по душе корица, эсса? Вы, наверное, не смыслите в настоящих специях!

— Смыслю достаточно, — она вернула мерку, — правда, не разобрала, что это за смесь.

— Да что вы, эсса?! — глаза торговца заметались.

Кто-то мелкий и шустрый выскочил из толпы, с размаху врезался в Ринну, чуть не сбив с ног, пробормотав извинения и бросился бы прочь, если бы чья-то рука не схватила его — и под ноги Ринне упал её кошелёк.

Рик. Каким-то чудом оказался рядом.

— Проваливай, — бросил он воришке, нагнулся и поднял кошелёк, но Ринне отдавать не стал. — Ты так беспечна, жёнушка, — от его голоса повеяло не мёдом с имбирём, а жгучим перцем с… да, пожалуй, что и с мёдом, с тёмным горьковатым мёдом. — купила всё, что хотела?

— Я хочу пять палочек корицы и пять целых мускатных орехов, — она взглянула в глаза Рика, и там тоже был жгучий перец. — И целый имбирный корень, вот этот, — она показала, — и ещё три мерки немолотого черного перца.

— Я вижу тут и молотые специи. Зачем тебе утруждаться, любовь моя? — заметил Рик, никак не показав недовольства.

— Ах, дорогой, так надёжнее! — она сладко улыбнулась.

Как ни странно, цену торговец не заломил, даже назвал чуть ниже, чем она ожидала. Рик спрятал свёрток в свой поясной карман. И ничего больше не сказал, когда они отошли. Совсем ничего. И за руку брать не стал, но пошёл на полшага следом, и Ринна ясно чувствовала, что больше ей не ускользнуть.

— Ты его напугала, — чуть позже сказала Мара. — Кого-то из вас хотели убить сегодня. Говорят, что его. А вдруг из-за тебя? — она вздохнула и махнула рукой. — Приходи ко мне. Поговорим.

— Я приду, — согласилась Ринна. — Моя рысь нам не помешает?

Мара смотрела так, словно одна понимала нечто важное.

— Об рыси не беспокойся. Приходи. Я буду ждать в шатре.

Шатер казался полностью готовым, издали — ярким и праздничным, вблизи было видно, что полотнища порядком потёрты и даже залатаны. Внутри ещё что-то развешивали, натягивали, крепили и настилали. Рик устроился на низком табурете у входа и копался в сломанном музыкальном ящике, в том самом, с которым он вошёл в ворота Ленгара в день их венчания. Рядом на земле, на холстине он разложил инструменты — какие-то щипчики, пластинки, молоточки.

— Мара там, — он показал внутрь шатра и бросил на Ринну подозрительный взгляд. — Дорогая, обойдёмся без сюрпризов нынче вечером? Там выход, конечно, есть. Но сбегать не надо.

— И в мыслях нет, дорогой, — она прошла внутрь.

Добрая треть шатра была скрыта за пестрыми занавесями. Мика замерла на секунду, и тут же уверенно двинулась туда, за занавеси.

Там было много маленьких тёмных каморок. Рысь шла, уверенно ныряя между полотнами, и вдруг остановилась и недовольно взвыла. С пола поднялся пёс, огромный, кудлатый, и утробно зарычал. Ринна слегка растерялась — у неё плохо получалось ладить с собаками. Уйти? Ну нет. Она попробовала дотянуться до собаки.

«Успокойся. Ты мой. Я твоя…»

Пёс продолжал рычать, а Мика — подвывать, и тут Ринна то ли услышала, то ли ощутила короткое, похожее на хлопок в ладоши:

«Прекратить!»

Пёс умолк, рысь виновато мявкнула и поскребла перед собой лапами, и самой Ринне захотелось поклониться придворным поклоном и извиниться. Всё понятно — вмешался тай, а она снова его услышала. И это не Рик. Или Рик?..

Из-за занавеси показалась Мара. Она опиралась на клюку, под её глазами от усталости лежали густые тени — а может, это вечернее солнце уже ленилось светить. Да, именно солнце — кусок стены здесь был отстёгнут и скатан, и получилось большое окно прямо в сторону заката.

— Ничего лучшего нет, увы мне, миледи, — Мара показала на табурет.

— Я сейчас не леди, — возразила Ринна. — Мы с Риком договорились. Я называла вас просто по имени, это ничего?

— Мы всё тут так называемся. Но я решила, что надо спросить. Нехорошо, если это задевает.

— Не задевает. Это игра, мы договорились о правилах, — пошутила Ринна, садясь и расправляя платье.

— Игра, — старая циркачка улыбнулась. — Играйте, что ж. Жизнь — это игра, но не всегда можно перебросить кости.

— Конечно, — охотно согласилась Ринна, — я помню.

— Больше никто не знает, кто ты, только мальчики, забравшие тебя из Ленгара, один из них мой сын. Это он уговаривал собак в зверинце. И ещё я и Кавертен.

— Твой сын тай. Ты тоже тай, да?

— Услышала меня? — циркачка кивнула. — Я тай. Но не для работы. Пользуюсь даром, когда мне нужно. Живу с ним, и сыну, видишь, передала.

Недавно она занималась кройкой — на козлах лежала доска с обрезками ткани. На низкой скамейке стоял закопчённый медный чайник. Мара налила в чашки крепкий чай, пахнувший яблоками.

— Угощайся, девочка. В это время дня приятно выпить горячего.

— Это Рик попросил меня вразумить? — догадалась Ринна.

— Нет-нет, — усмехнулась циркачка, — не Рик. Ради него я не стала бы стараться. Но он хороший мальчик, конечно.

— Думаю, да, — Ринна рассмеялась. — Его, наверное, все тётушки считают хорошим мальчиком.

— А, так тебе нравятся плохие? — Мара явно потешалась над Ринной, но обидно не было.

— Если он противен тебе, не давай надежды, — сказала Мара. — Хвост коту надо рубить быстро. Это лучше, чем тянуть, пока сам оторвётся.

От такого сравнения Ринну передёрнуло, а Мика коротко взвыла.

— Да, так и есть, — понимающе кивнула Мара, её глаза смеялись. — Он понял верно, ты слишком связана с рысью, не отгораживаешься.

— Ты это специально?..

— Конечно. Вот, возьми, — как Рик днём, она протянула Ринне монетку, которую достала из коробочки с нитками. — Зажми в кулаке. Серебро помогает. Представляй сеть между вами. Учись отгораживаться, защищайся. Ты должна быть женщиной, а не кошкой. Тебе совсем не нравится Рик?

— У нас не настоящий брак. Пойми, я просто пользуюсь его помощью. И он оценил её в немалую сумму, кстати.

— Но это не так, — Мара быстро усмехнулась, — у меня кривая спина, но не слепые глаза. Я вижу, как вы иногда смотрите друг на друга, то он на тебя, то ты на него. Уверена, вам двоим лишь требуется немного времени. Вы должны познакомиться.

— Нет, Мара, — покачала Ринна головой, — я уйду, если будешь уговаривать.

— Вот же глупая девочка. Кого обманываешь? Чтобы влюбиться, не нужно ни причин, ни времени. Это чтобы разочароваться и разлюбить, нужны причины и время. Если влюблена и не разочаруешься, потом долго будет болеть душа.

Ринна не нашлась, что возразить.

— Но не это важно сейчас, — продолжала циркачка. — Видишь ли, то, что с тобой случилось, не так уж удивительно для девочек с даром. Они часто бывают непослушными. Так что не только ты испытала такое. Хороший наставник не допустил бы. Твой Рик, он в целом понял верно, но не всё, он ведь мужчина.

— О чем ты говоришь? — осторожно уточнила Ринна.

— Ну вот смотри, — Мара ласково погладила её по руке, — ты родилась знатной леди, ты дочь графа. Ты хорошо знаешь, как следует поступать. Но разве послушание семье, верность семье — не то, без чего не бывает леди? А ты множество раз отказывалась от браков, нужных семье и твоему королю. Конечно, тебя считают сумасшедшей. Разве не странно, что ты вдруг отчего-то забываешь о долге? Ведь на самом деле твои женихи были не так и плохи?

— Так и есть, — согласилась Ринна. — Но к чему ты клонишь? Скажи прямо. Не тяни… кота за хвост, — добавила она, прислушавшись к себе, и покосилась на Мику.

Рысь встрепенулась и оскалилась, но голоса не подала.

— Ты не можешь быть с тем, кто не тронул твою душу. Причина не важна. Ты не леди, когда выбираешь мужчину. Тебе нужно присмотреться и принюхаться. А те мужчины — им не повезло, вот и всё. Твоя мать была с даром, да?..

Ринна неловко улыбнулась.

— Ты была совсем юной, когда однажды в конце зимы решила выяснить, почему у тебя забирают кошку? Только не говори, что её не забирали.

— Забирали, — согласилась она. — Точнее, Исминельда не подпускала её ко мне. Мы не держали рысь в клетке. Она уходила в парк, когда хотела.

— Даже так? И приносила котят?

— Конечно. В начале лета. У неё было логово в парке недалеко от замка. Но ты права, когда я всё поняла… тогда, зимой…

— Да-да. Брачные игры у рысей в конце зимы. Эту сторону любви тебе показала твоя рысь. Ты, любопытная юная леди, оказалась там, куда не звали. Что сказать, любой тай, близкий со зверем, когда-нибудь да присутствует при этом действе. Для взрослого не страшно. А ты была слишком юной и слишком хорошо слышишь зверя. Чем это обернулось — вот, сама видишь.

Ринна покачала головой:

— Нет…

— Да, — сказала Мара. — Я же не говорю, что ты взяла у рыси всё. Это невозможно, ты ведь не рысь. Но тот урок от рыси тебя запутал. Ты отвергаешь принуждение и должна выбирать, как это делает рысь. Но это невозможно для леди. Ты ведь понимаешь? Подумай. Просто я уже знавала таких девочек. Не знаю, почему это именно так действует!

— Нет, — сказала Ринна. — Рыси не так уж разборчивы, и вовсе не верные возлюбленные…

— Ага, значит, ты пошла дальше и стала разбираться в деталях, любопытная.

— Да, и что же? — Ринна вспыхнула, — мне хотелось понять, что происходит.

— Да ничего страшного, — Мара внимательно смотрела на неё. — У зверей всё естественно, им нечего стыдиться. Плохо лишь то, что ты была такой юной, случилось запечатление, и ты теперь от него зависишь. Потому детей и защищают от таких вещей. Природная суть всех живых тварей одна и та же. Ты поняла и сделала выводы, чего ждать от мужчины, которому тебя отдадут в жёны. Не знаю, что творилось в твоей душе и твоей голове. Но ты не можешь быть леди, когда дело касается мужчины, и ты не можешь быть рысью, потому что ты леди. Оставалось ещё принуждение, но тут тебя пожалели.

Ринна медленно допила остывший чай, опасаясь поднять взгляд на старую циркачку.

Её бы не жалели, просто отец приказал. А его попросила мама. Мама? Зачем попросила? Уже не спросишь. Три года назад брат захотел, чтобы неразумную сестру проверили на предмет порчи или даже проклятья. Ни порчи, ни проклятья не нашли, уверившись в том, что нет оправданий избалованной негодяйке. А теперь вот, король решил так… И что будет?..

— Ты разберёшься, — сказала Мара. — И всё наладится. Ещё чаю? — она опять наполнила её чашку. — Тебя выпустили из клетки, кошечка. И это правильно. Помири свою кошку со своей леди. Я имею в виду части твоей души. Возьми от них обеих то, что сама захочешь. И пройди обучение.

— Я поняла. Научиться закрываться. Научусь. Я слышу влияние тая, как кошка… но я не теряю контроль!

Не то чтобы Ринна сразу приняла всё, что услышала от Мары — это было бы слишком. Хотя и правильное в этом тоже было, что признавать не хотелось. И ведь до сих пор она была так в себе уверена!

— Не только в этом дело, — качнула головой циркачка, — на рысь можно влиять, если понимать её рысиную натуру. И даже не нужно быть таем.

— Посадить в клетку и морить голодом? Да, Рик говорил.

— Зачем так грубо? — улыбнулась Мара. — А ещё дикая рысь уделяет любви несколько дней в году, остальное время она ни с кем не делит логово. Ей необходимо место, где только она хозяйка, и за него она будет драться. Её земля, её дом. Ей не нужен муж, отец её детей и хозяин её дома и её земли. А тебе — нужен?

— Надо подумать, — Ринна улыбнулась, — от этого будет зависеть, рысь я или не рысь? — захотелось свести всё к шутке.

— Да, подумай, — согласилась Мара серьезно, — мне тоже любопытно, хоть и не моё это дело. Но ты боишься мужчины, которого хочешь, потому что как леди считаешь его недостойным? Или как рысь боишься заполучить хозяина? Или не желаешь спешить? Что разумно, конечно. Можно? — сказала она уже другим голосом и хлопнула по колену, и Мика вскочила и подошла, потерлась мордой об её ногу.

Пальцы циркачки ласково погладили её, потрепали, прошлись по загривку, нащупали тонкий кожаный ошейник и бусину амулета.

— Это то, что я думаю? У этой девочки не было ни любви, ни котят? Злая хозяйка, — она засмеялась.

— Она не обижается, — сказала Ринна и мысленно подозвала рысь, та тут же послушалась. — Я позволяю ей уходить и охотиться. Она довольна жизнью. Спасибо тебе, Мара.

— Да не за что. Обращайся. Завтра мы начинаем представления. Присоединишься? — циркачка посмотрела лукаво. — В маске, никто не узнает. Это весело.

— Вряд ли рискну. Но спасибо за предложение.

Это было бы очень забавно — Ринна Венеш выступает в цирке!

— Я раскроила тебе рубашку. Тут иголка и нитки, — Мара сунула ей в руки сверток.

Рик ждал на том же месте, только теперь он коротал время, играя с цветными шариками.

— Я снял комнату, — сообщил он. — Пойдёмте, провожу. Да, кстати, вот, сделал от нечего делать, — он достал как будто из рукава и протянул ей согнутую из тонкой железной полоски формочку-туфельку для теста. — Мне понравились ваши пряники в виде башмаков.

Несколько движений пальцев — и шарики один за другим исчезли неизвестно куда.

— Мило! Вы ещё и фокусник? — она, не отрываясь, смотрела на его крупные руки с длинными пальцами, на закатанные рукава рубашки — шарикам некуда было деться.

— Я фехтовальщик, — сказал Рик. — Мы тут на все руки от скуки, вы не знали?

— Понятно. Спасибо, — она полюбовалась формочкой, — тех самых пряников не обещаю, но чем-то попроще, надеюсь, успею вас угостить.

— Буду ждать, — буркнул он.

Вечером Ринна допоздна шила, сидя возле лампы. В приоткрытое окно доносились голоса, и голос Рика она тоже слышала. И почти хотела, чтобы он пришёл, неважно зачем. И утреннее происшествие опять вспомнилось так ярко — кого-то из них могли убить! За что, зачем? Промахнулись потому, что на Рике был защитный амулет? И… он сегодня говорил ей о любви. Это было приятно!

«Я на кухне в неё влюбился…»

Шутливая отговорка, потрепать языком.

«Чего я на самом деле хочу? Вас, Ринна… подхватить на руки, взбежать по лестнице и пинком открыть дверь в нашу комнату…»

И тут же:

«Вы тай, и мне очень подходите. У нас рождается по одному таю на поколение, хотелось бы больше…»

«А про то, что влюбился на кухне — я не шутил…»

Он сразу откровенно перемешал в одной миске любовь, расчёт и мужские желания, которые, как Ринна понимала — вовсе не любовь. Так рысь ищет себе пару в лесу, потому что настало время и бурлит кровь. Но она не рысь, нет!

Рик так не зашёл.

Мика свернулась на одеяле в углу. В Ленгаре она ушла бы на ночь в парк, но здесь кругом был город, и отпускать её Ринна не рискнула. Кровать была кошмарно скрипучей, бельё — штопаным, и никаких горничных. Зато дверь запиралась изнутри, и окно тоже, пусть из него и отчаянно сквозило.

Ещё несколько дней, леди Ринна. А потом?..

Рысь прыгнула и пошла на мягких лапах по плотному весеннему насту. Веселье. Ликование. Прыжок. И она замурчала, принюхиваясь. Она звала. И её ждали…

Нет, не рысь. Леди Ринна. Если отец узнает, что она одна уехала в лес, то запретит конюхам седлать ей лошадь. Но Мика неподалёку, они только что слышали друг друга.

Ринна слезла с лошади. Она не будет углубляться в лес, конечно же не будет. И она тай, чего ей бояться в лесу!

Она свернула с тропинки, ноги проваливались в снегу. Лес, лес, лес. Вдруг рядом мяукнула рысь…

Ринна проснулась. Это во сне она шла по лесу. Это было… давно. Это было… нить воспоминаний потянулась, сматываясь в мягкий, рыхлый клубок.

Она шла и слушала, слушала лес внутренним слухом. Слухом тая. Мика где-то здесь.

Позвала мысленно. Это трудно — звать мысленно, если зверь не рядом, не перед глазами, если он не видит тебя. Но у Ринны почти всегда получается. У неё такой дар!

— Ты будешь сильнее меня, — не раз говорила Исменельда. — Ты и сейчас сильнее. Что дано с кровью, то и умеешь. Главное — управлять даром, для леди большего не требуется.

Как-то быстро все решили, что юной леди не надо достигать высот в этом деле. Она и сама так считала.

— Это дар для твоих детей, — поясняла наставница. — Кто-то из них получит его с твоей кровью. А ты будешь присматривать за обучением, так что должна разбираться в основах. Уверяю, многим дар тая очень даже нужен!

А тогда она шла по лесу и искала свою рысь. Ей было очень, прямо до зуда любопытно узнать, что, собственно, происходит…

Опять прыжок. Урчание, мяуканье. Мика!

Ринна зовёт, и рысь слышит, но ей не до хозяйки. Она сопротивляется влиянию. Она снова рычит, но теперь недовольно, и Ринна понимает, что недовольство зверя адресовано ей. Но так ведь нельзя! Позволять зверю проявлять недовольство — нельзя! Нельзя спускать ни единого раза! Это закрепится, понравится — чего доброго. Надо утвердить свою власть, успокоить — это непреложно, как первые буквы алфавита.

«Мика, я здесь. Я с тобой. Ты со мной. Ты моя, я твоя!» — обычная, сотни раз затверженная формула подчинения.

Мика сдалась. Да, «ты моя, я твоя». Потом, конечно, стало понятно, что рысь просто не стала тратить силы на сопротивление, ей было не до глупенькой хозяйки.

Слияние. Слишком легко, скорее — случайно. Появилось ощущение лап, хвоста, сильных, прыгучих мышц под шкурой, нахлынули запахи и звуки, и ясное ощущение чьих-то зубов на своем загривке, и удовольствие и ярость одновременно, желание наподдать лапой. Но нет, Мику не обижали, она, как ни странно, была довольна. Несколько быстрых движений, два тела как одно — и Мику отпустили. Она протяжно мяукнула, потянулась, баюкая удовольствие, которое плеснулось в ней, от загривка до кончика лап и хвоста.

Ринна стояла, прижавшись лбом к жёсткой коре дерева и дрожала, несмотря на то, что ей стало жарко. Она всё ещё была с рысью, была как никогда близко, поэтому тоже видела, как вокруг теперь расхаживает, размахивая хвостом, крупный котяра-рысь, пятнистый и яркий. Вот он сунулся к Мике и получил лапой, и кошка рыкнула. И при этом она не злилась, ничуть — она желала отдохнуть и это была всего лишь просьба подождать.

Просветление наступило, и Ринна, подхватив юбку и почти не разбирая дороги, кинулась к оставленной лошади, по пути провалилась в сугроб и зачерпнула сапожком снега. Лошадь ждала на том же месте — какая умница.

Она всё поняла, конечно. Когда успокоилась и задышала ровно. Как было не понять? Они знали, что через два месяца Мика принесёт котят. Детей, как говорят, дарит Светлое Пламя — как тут было сообразить, каким образом Пламя наделяет детишек кровью их отца? Вот, теперь вопросов не было. Потому что в то, что у людей всё совсем иначе, отчего-то не верилось.

Волнение прошло, но воспоминание о звуках и запахах зимнего леса, об отчего-то таком пряном запахе хвои, об испытанном рысями остром удовольствии будоражило разум долго, и пронзительный мускусный запах, который облаком окутывал Мику и её кота, как наяву продолжал щекотать ноздри.

Разумеется, она никому ничего не сказала. Яркость впечатления угасла, и Ринна вдобавок ко всему попыталась по ощущениям воспроизвести картинку — как это все происходило? Любознательность и фантазия — воистину проклятье, лучше бы она этого не делала. Получилось ужасно — смешно и стыдно. О Пламя Справедливое, неужели ты заставляешь и людей, после того как их обвенчают в Храме, проделывать что-то подобное?!

Время шло, и, казалось, она всё забыла. Осталось лишь сухое знание — что это бывает, и это всеобщий секрет. Заговор взрослых, чтобы раньше времени не пугать детей отвратительным знанием. А то, что это доставляет удовольствие — так любое помрачение рассудка, должно быть, приятно! Да-да, леди Ринна была категорична в рассуждениях. И все равно, на следующий год, когда ей снова сказали, что пришло время рыси погулять по лесу и её не следует тревожить, она отыскала Мику.

На этот раз она была осторожна, отрезала от себя ощущения. Мика, должно быть, чувствовала хозяйку, но против такого легкого присутствия не возражала. Ринна наблюдала. С Микой был уже другой кот, и ещё один бродил неподалёку, но его прогнали. А пятнистая пара была чрезвычайно довольна друг другом и проделала всё целых четыре раза. Мика всякий раз после сближения прогоняла ухажёра и не позволяла подойти, пока отдыхала и чутко дремала, сколько хотела, а кот волновался, недовольно фыркал, но держал дистанцию, потом Мика урчаньем подавала знак, и всё повторялось…

Они были равны и свободны, эти лесные коты. И никаких тебе «леди должна подчиняться супругу и выполнить свой долг». И вот ещё: «Первейшая обязанность каждой леди — дать наследников своему супругу, быть послушной, добродетельной, желания супруга должны стать её желаниями».

Одна из гувернанток, эсса Мирана, преподавательница этикета, рукоделия и изящной словесности, читала Ринне такие назидания с удручающей регулярностью. Раньше их можно было пропускать мимо ушей, но с некоторых пор стало тошнить. Только и оставалось, что укрыться под крылышком Исминельды или Ноны, против них любые жалобы воспитательниц были бесполезны, отец просто не слушал.

Скоро в Лингар явился первый возможный жених для дочери графа, он был среди тех, кто сопровождал леди Бьюлу и её матушку. Первое появление в Ленгаре будущей графини, приглашение погостить и знакомство, ещё даже не помолвка. К тому жениху отец отнёсся благосклонно, явно не прочь был заполучить в родственники — сын графа, племянник герцога, получит титул, с гарантированной придворной должностью. Да, вдовец, лет тридцати — слишком взрослый для девочки, которой всего тринадцать! Ей он показался старым, почти как отец. И смотрел гость на неё ровно с такой же теплотой, как и на свою породистую лошадь.

Отец мягко намекнул. Потом эсса Мирана намекнула более конкретно и потащила Ринну в Храм возносить хвалу Пламени за его милости. Такой подходящий жених — о чём ещё желать? А Ринне, которая вначале отнеслась к этому лорду спокойно, теперь он казался мерзким — отвратительней просто не бывает. Его запах. При первом знакомстве Ринна его не ощутила, но потом…

С ней случилась истерика. Воспитательницы были в шоке, семья неприятно удивлена, от гостей скрыли. А ведь никаких решений ещё не было принято!

Ринну привёл в чувство лекарь, потом ей долго читала проповедь эсса Мирана — про обязанности леди, про милость Пламени и про чёрную неблагодарность, недостойную графской дочери. Ринна могла только молча плакать, слушая эту невыносимую чушь — надоело, а деться некуда! За этим их застала Исминельда. Наставница рассвирепела и вытолкала добродетельную эссу вон. Ринне она налила воды и увела гулять в парк, и там, слово за слово, выпытала всё.

Выслушав, Имсинельда молчала довольно долго. Размышляя, покусывала сорванную с кустарника веточку. Потом сказала:

— Девочка моя. Не каждый запрет — чья-то прихоть. Иногда это необходимость.

— Мне жаль, поверь. Но ведь и так все всё знают?

— Именно, дорогая. Желание любить и размножаться для животных на первом месте — когда наступает пора. Они такими созданы, это непреложный закон. Когда это происходит, Мика сильнее тебя. Ты сильная, это так, но ты ещё маленькая. Лишь очень опытный, умелый тай может мешать зверю во время брачных игр, да и мало кто станет это делать. Зачем?

— И что теперь?..

— Зато ты, кажется, ещё лучше стала сливаться со зверем. Это редкость.

— Я постараюсь разучиться. И всё же — что теперь?

— Да ничего. Ты уже взрослая, несколько лет — и выйдешь замуж. Ты просто немножко рано узнала этот закон жизни — откуда у рыси берутся котята, а у леди — обожаемые наследники её супруга. Не ты одна. Но лучше бы тебе сначала заиметь свою пару. То есть выйти замуж, я хочу сказать. Тогда бы чувства рыси тебя не волновали.

— Исминельда. Мике было так хорошо! Она всегда так?.. То есть, звери? А люди?

Наставница засмеялась и обняла её.

— Да, дорогая. Удовольствие — это награда Создателя за попытку завести потомство. Оно полагается всем — животным, птицам. Иначе мы жили бы в пустыне! Ты только представь себе мышей или лис, которые делают это из чувства долга, как некоторые леди… — она прикусила губу и снова засмеялась, — нет-нет, я немного не то сказала. У людей с этим тоже всё в порядке, поверь мне.

— И тебе не кажется, что это смешно? И стыдно? То, как это делается?

— Да, котёнок. Поэтому сначала надо немного сойти с ума. Это ещё называют любовью. И вот тогда это бывает и не смешно, и не стыдно.

— Исминельда, ты пошутила сейчас?

— Да, дорогая, — наставница, смеясь, обняла её, — всё будет прекрасно, только подожди. Я знаю, что твоя матушка подарила тебе право выбирать, так что ничего не бойся. А я буду с тобой, пока ты не выйдешь замуж, потом меня прогонишь!

— Никогда, Исминельда! — Ринна повисла у неё на шее.

Отец ничего этого так и не узнал. Он не тай и поймёт неправильно всё, что можно понять неправильно — объяснила наставница. Она сама как-то расстаралась добыть ошейник с амулетом, и рыси леди Ринны больше не покидали её в начале весны, и не приносили котят. А когда отец умер, брат сразу удалил Исминельду из Ленгара. Она была любовницей отца, и этого новый граф Ленгар ей не простил. Она тоже умерла где-то в Кандрии через несколько лет. А Ринна… иногда она убегала гулять в парк в теле Мики, а сама при этом оставалась на балконе, дремала или читала, не понимая ни слова. Это было весело. И никто даже не догадывался. Это такой пустяк! Она тай, а другого тая, с кем можно было поделиться таким секретом, в Ленгаре не было.

Клубок воспоминаний был готов, Ринна бросила его прочь и вытянулась на постели. В её новом сне рысь снова шла мягкой поступью, прислушивалась и ловила носом лесной ветер. Только шла она не за любовью. Ей требовались собственные угодья, чтобы охотиться, и новое безопасное логово.