Шут и слово короля

Наталья Сапункова, 2014

Мальчик Эдин – сирота, выросший в бродячем цирке. Он и не помышлял об иной жизни, но его воспитанием занялся граф Верден. Аллиель – единственная дочь графа, в прошлом могущественного вельможи. Но её отец попал в немилость, а её саму король пообещал выдать замуж за шута. И что же получится в результате?.. Иной мир, авантюрный роман, приключения и любовь.

Глава 2. Подземелье

Кажется, Аллиель после того случая на Эдина обиделась, надувала губы и отворачивалась — не иначе отец ей что-то сказал. И Эдину это вовсе не нравилось, хотя особенно огорчаться было некогда. Якоб взялся за него с удвоенным рвением: ранний подъем, разминка, потом — побегать вокруг замка, благо еще не начались дожди и грязь месить не приходилось. После этого они брали по мечу, тупому, тренировочному, становились друг напротив друга, и начиналось…

— Эй, следи за ногами! Двигайся, двигайся больше! — кричал Якоб, гоняя Эдина то вокруг себя, то по всему двору, — эй, замороженный, двигайся, говорю!

Он обходил Эдина то слева, то справа, заставлял падать. Часто применял «обманку», то есть замахивался в одном направлении, а бил в другом. Или, бывало, терпеливо объяснял, если сразу не доходило, а потом заставлял повторять одно движение тысячу раз… ну, Эдину казалось, что тысячу…

— Смотри на меня! В глаза! И на клинок, не теряй мой клинок!

Смотреть одновременно и в глаза Якобу, и на его клинок тоже была та еще задачка. Хотя правило это Эдин, конечно, знал. Глядя в глаза соперника, можно угадать, что он сейчас сделает. Но Якоба и глаза не больно выдавали.

— Да не пялься ты, смотри вскользь, — смеялся Якоб, позволяя Эдину недолго перевести дух. — Иначе в бою долго не проживешь.

Их с Якобом тренировки всякий раз были желанным представлением для замковых жителей. Эдин все ждал, когда же им надоест выходить и глазеть, но нет, не надоедало. Граф тоже как-то вышел посмотреть, стоял и одобрительно качал головой. А вот Аллиель не появилась ни разу. Может, ей было неинтересно, девчонка же.

Слуги Графа смотрели и делали свои выводы, причем такие, что Эдин бывал изумлен и озадачен. Как-то раз он вызвался помочь хромому Виллену сложить наколотые дрова и услышал ни много ни мало следующее:

— Ты, значит, наш будущий лорд, как я понял? Может, не стоит тогда тебе черной работой руки занимать, а?

Это была такая очевидная глупость, что Эдин рассмеялся в голос.

— Это с чего бы мне быть твоим лордом, а, дядька Виллен? Мне?

— Так ведь его светлость вон как тебя поставил, — спокойно пояснил Виллен. — Обращается, как с наследником. Учит, как наследника. Вон, с оружием упражняешься, как молодой лорд.

— Так мы с Якобом в цирке с оружием выступаем, дядька Виллен. И деремся, и ножи кидаем, и по-всякому. Я могу стрелой из лука у тебя с головы яблоко сбить, хочешь?

И кто его за язык дергал? Хотя, как ожидалось, Виллен покачал головой.

— Нет, что-то не хочу. Выступаете, значит, в цирке с оружием? Ну да, вы же, циркачи, не как все, ненормальный народ. А вообще, последний оружейный учитель тут при молодом лорде Гринте Кане был, младшем брате его светлости. У самого-то его светлости ни одного сына не было, да и дочек только одну Всевышний послал уже напоследок, на беду ли, на счастье, кто знает. Такой уж наш лорд человек, обо всем заранее беспокоится, чтобы по-его было. Не все ведь ему равно, за кого маленькой леди замуж выходить.

— Вот дурак хромой! — рассердилась неслышно подошедшая Меридита. — Всё бы болтать ерунду, язык без костей.

На этом тот разговор и завершился. Все, значит, решили, что Якоб при нем как оружейный учитель. Как при молодом лорде, ничего себе. А последние слова Виллена — так особенно! «За кого маленькой леди замуж выходить». За него?!

Это казалось нелепостью, но запомнилось, запало в душу. Конечно, до того, чтобы рассуждать, на ком жениться, мысли Эдина были пока невероятно далеко. Нет, он не сомневался, что это случится. Когда-нибудь. И кто знает, будет ли это законный брак, освященный в Храме и записанный в управе какого-нибудь города, циркачи далеко не всегда женятся законным браком. Но все равно, если вообразить себе девчонок, из которых Эдин мог бы когда-нибудь выбрать себе подругу, то такая, как Аллиель, в этот ряд и не попала бы. Хотя, как ни странно, и это тоже он осознал лишь теперь — такую он и хотел бы. Вот именно такую, с нежным лицом и светлой косой. Такую хрупкую, ветер подуй, и она улетит. Такую задаваку…

Но врожденная практичность циркового мальчишки, который зарабатывал свой хлеб с пеленок, возражала: да куда она годится, эта неженка? Что умеет? Чему её можно научить? Ей только леди быть, а в цирке делать нечего. Да и вообще, ей нужно, чтоб толпа слуг вокруг крутилась: «Леди Аллиель, ах, леди Аллиель!» Тьфу, одним словом.

Но его к ней тянуло, да. Хотя бы посмотреть лишний раз. Так мало ли! Похочется, и перестанет. Ну, красивая, да! Мало ли кто красивый! Милда вон. Милда, может, еще и лучше…

Кстати, а Граф, похоже, и не хотел, чтобы они с Аллиель подружились. Во всяком случае, когда приходил Эдин, он всегда отсылал прочь Аллиель…

Граф ведь бывший вельможа, бывший министр. Он постарается дочку за какого-нибудь лорда выдать, неужели ни одного не найдется, кто бы согласился? А чтобы дочка настоящего графа, пусть и такого бедного, вышла замуж за циркача?..

Они играли с Графом в шахматы, как обычно после завтрака, когда в комнату вбежала Аллиель, с криком:

— Отец, отец, там корабли! Много кораблей!

Окно комнатки Аллиель, к некоторой зависти Эдина, выходило прямо на море. Ему вот, чтобы увидеть море, приходилось подниматься на самый верх донжона, там были нежилые, выстуженные ветром комнаты, окна которых, даже ставнями не прикрытые, тоже смотрели на море.

— Ну и что? — Граф нехотя поднял голову. — Пусть их.

— О, отец, пожалуйста, — девочка умоляюще сложила руки. — Можно посмотреть?

Эдин тоже встрепенулся, сразу позабыв про шахматы, и готов был вприпрыжку бежать наверх, чтобы хоть одним глазком взглянуть.

Граф посмотрел поочередно на них обоих, на дочку и мальчика, и кивнул.

— Пойдемте.

Они, Эдин и Аллиель, вихрем взлетели бы по лестнице, но Граф шел медленно, прихрамывая — иногда у него болели ноги. На самом верху, оказывается, уже собрались кое-кто из слуг, даже Меридита пришла. Графу и детям тут же освободили самое удобное место.

Корабли были хорошо видны, пока ещё не поравнялись с развалинами и казались маленькими, как игрушечными. Они шли, гордо рассекая волны, их паруса круто надувал свежий ветер, он же развевал цветные флаги на мачтах, и пенный след стелился за каждой кормой. И даже небо, чаще всего серое последнее время, этим утром, как по волшебству, было почти по-весеннему голубым.

Граф не сводил глаз с кораблей.

— Впереди «Гордость Кандрии», флагман короля Герейна. Следом идет «Королева Дин», флагман гретского флота. На ней принцесса Астинна, я полагаю. В её кильватере «Королева Кандина», второй лучший корабль Герейна. Следующие два корабля тоже гретцы, наверное. За ними… — он прищурился. — Ага, понял. «Отвага» и «Верность», шнекки, построенные еще Юджином. Быстроходные, и на каждой по четыре пушки. Есть еще «Королева Элвиса», прекрасный шерк, не хуже «Гордости». Его здесь нет, видно, король решил не знакомить своих жен таким образом, — Граф хрипло рассмеялся. — «Королеву Элвису» Юджин заказал в Гринзале вскоре после свадьбы Герейна, а на воду ее спустили после рождения её первого сына. Может, теперь хоть в честь Астинны король заложит корабль? А то ни разу не пополнил флот после отцовской смерти, а корабли ведь, как люди — не вечны…

Граф разволновался, его руки дрожали и веко болезненно дергалось.

Теперь корабли поравнялись с Развалинами. Семь больших кораблей, шли себе мимо, подгоняемые попутным ветром, прекрасные, как сон. Но это был никак не сон, а эскадра, которая везла в Кандрию её новую королеву — Астинну, принцессу из Грета.

Корабли завернули за мыс, скрытый голубой дымкой. И тут раздался грохот, как будто раскат грома прозвучал совсем близко, а потом еще раз, и еще. Меридита охнула.

— Это чтой-то, никак пушки, ваша светлость? В Калье? — догадался Виллен.

Эдин знал, что это за замок Калья, видел пару раз издали: серые стены, казалось, вырастали прямо из воды. Мощная крепость, рядом с ней деревня, и правил там, говорили, барон… как-то его там. Неудивительно, что в таком замке были пушки, которые теперь салютовали будущей королеве.

Позже до Развалин опять докатился грохот, этот был куда тише: палили пушки в следующем после Кальи прибрежном замке. А еще позже — опять, и это уже было похоже на отдаленный гул. Все замки на пути эскадры приветствовали Астинну пальбой из пушек, и только Развалины промолчали, как будто их вовсе не было. Впрочем, именно так ведь и обстояли дела, прежнего замка Верден не было. Были Развалины, бывший замок, в котором жил бывший министр бывшего… нет, предыдущего короля.

В этот день Меридита затеяла пироги с кабанятиной, которую накануне очень удачно добыл один из её сыновей в ложбине у речки, почти у самых Развалин. Попался совсем молодой, некрупный кабанчик, и потому очень и очень вкусный. Женщины сварили полный котел наваристого супа из костей, и опять же — пироги. И Меридита в этот день была на диво покладиста и не кричала, что всё будет в свое время подано на стол, и нечего кружить вокруг кухни и мешать. Эдин, едва сунулся туда, сразу получил внушительный ломоть пирога с сочной и пряной мясной начинкой и чашку супа. Якоб тем временем уже сидел за столом и вовсю угощался, а неутомимая Меридита возилась у печи и говорила, бессвязно перескакивая с одного на другое:

— Хорошо, что ты тут, мастер Якоб. Хоть есть тут мужчины, и собаки, опять же, а все равно ты один их всех стоишь, с тобой не страшно. Видано ли, жить вот так, без стен. Ну да мы привыкли, конечно. Это только на второй год, как случилась беда с его светлостью, шалили тут лихие люди. А потом переловили шайку, вроде спокойно стало.

— Так почему вы не уехали? В деревню, в город? Хозяин ведь в замке Эйль сидел, или я чего не понял? — любопытствовал Якоб.

— Да, там и сидел. Так ведь не хотел он, чтобы тут всё до конца разорили! Что успели спрятать, что не порушили, сохранить надо было. У леди Аллиель, бедняжки, только это наследство теперь и есть. А было-то! Ой! — она махнула рукой, — мог ли с ней в королевстве кто сравниться, и не знаю. Один раз, помню, — Меридита слегка понизила голос, хотя секретничать было не с кем, — её светлость, наша графиня, на королевский бал собралась. А она у нас молоденькая была, хорошенькая такая. Так граф, как её увидел, отправил наверх украшения сменить, половину снять заставил — дескать, непристойно на балу сверкать больше королевских жен.

— Это разумно, — засмеялся Якоб и откусил пирога.

— И потом, — продолжала Меридита, — нам ведь от его светлости жалованье платили, ни разу не задержали. Такое нам больше ни один лорд не положил бы. Его светлость — он щедрый.

Якоб понимающе кивнул, а Эдин от удивления даже перестал жевать. Это что же получается, находясь в замке Эйль, в королевской тюрьме, граф не переставал щедро платить слугам за то, что они поддерживали жизнь в этой груде камней?

— Королева вот новая, — бубнила тем временем Меридита, перескочив на другую тему. — Да будет её жизнь долгой и счастливой. Говорят, красивая, вот посмотреть бы. Тоже молоденькая, семнадцать лет. Может, и получится у неё побольше деток родить королю. Её величество, Элвиса, троих родила за шесть лет, а один остался. Единственный наследник, принц Эрдад. Такая уж доля, что у королевы, что у кухарки, рожать много приходится, а женить да замуж отдавать — мало. Да и немного ей пожить выпало, бедняжке! Может, эта, новая, счастливей окажется. Эх, и правда, посмотреть бы на неё одним глазком! Раньше-то, пока его светлость в опалу не попал, я всех перевидала. И его величество короля Юджина, и королеву Кандину, и королеву Элвису, и чуть ли ни всех герцогов, графов и баронов в королевстве. Я ведь не только здесь при графе служила. А королеве Кандине так однажды понравился мой пирог с печенью, что она велела меня позвать и принялась расспрашивать, как готовлю! Что, не веришь, мастер Якоб?

— Верю, верю, — закивал Якоб. — Да твои рецепты, дорогая Меридита, хоть за золото продавай! Я вот уже язык отъел, а все остановиться не могу.

Меридита заулыбалась.

— Еще бы. Да я кухарке из Кальи, что самому барону готовит, и за золото не расскажу! А королеве Кандине рассказала, ничего не утаила.

— Что-то я не могу представить, как королева сама пироги печёт, — всё-таки усомнился Якоб.

— Так ведь и я не могу, — засмеялась Меридита. — А она так расспрашивала, с толком, как будто печёт, вот тебе мое слово.

Кто знает, что тут правда, подумал Эдин. Нет, тетке Меридите он верил, она не обманывает, зачем ей? Так может, ошибается или забыла чего. Королева печет пироги с печенью — со смеху помереть можно.

Но пироги у Меридиты и правда — ум отъешь, не то что язык…

Про найденный позапрошлым летом подземный ход Эдин, конечно, не забывал, но решил, что ещё успеется, ведь времени впереди полно. Правда, как-то раз спросил на кухне у Меридиты, есть ли в замке подземный ход. Она отмахнулась:

— А мне почем знать? Вот глупости!

Ответил Тир, ее второй сын. Тихонько подозвал Эдина и сообщил:

— Есть. На берег моря выходит, я слышал. Только вот где находится, не знаю.

Эдин, получается, как раз знал. Значит, не слазить посмотреть было просто неправильно.

— Только его засыпало совсем, говорят, — добавил Тир. — А вообще, в этом замке все хорошо, спокойно, всегда так было. И никаких привидений, так что нестрашно. А что, поискать хочешь?

— А если хочу? Со мной пойдешь? — уточнил Эдин.

Потому что замковое подземелье, тайный ход к морскому берегу — это же так интересно, что прямо сердце екает. А вот привидений не надо, без знакомства с ними Эдин вполне обошелся бы.

— Нет, — замотал головой парень. — Ни за что, и не проси. Я и в подвал-то не спускаюсь, сразу там дурею, стены и крыша будто давят…

— А что привидений нет — точно? — засомневался Эдин, хотя раньше и думать не думал ни про какие привидения.

— Говорю же, здесь нет, — заверил Тир. — Это в Калье есть. Ну, так-то все знают. Там Госпожа живет, в старой запертой башне. Госпожа замка Калья, так ее и называют. Такая прозрачная вся, и сквозь стены ходит, и куда угодно, но из башни своей только раз выходила — после того, как Верден, то есть вот этот замок, разрушили. Будто бы по всем залам Кальи бродила и плакала, а потом успокоилась и снова в башню свою убралась. Такие дела…

— А чего она огорчалась, Калью ведь не тронули? — заинтересовался Эдин.

— Так ведь Госпожа тоже бывшая графиня Верден. То ли бабка нашего графа, то ли еще кто ему. Калья ведь когда-то Верденам принадлежала, причем недавно совсем, чуть побольше десяти лет прошло. Наша леди Аллиель, между прочим, тоже в Калье родилась, а не здесь.

— А почему же Калью не разрушили, как замок Верден? Точнее, зачем было разрушать Верден? — спросил задумчиво Эдин.

— Эх ты, таких простых вещей не знаешь, — хмыкнул Тир. — Верден ведь гербовое владение его светлости, его отобрать нельзя. Потому и разрушили. И титул у него гербовый, его тоже не отобрать. Что угодно король может, хоть казнить нашего графа, хоть миловать, а титул у него отобрать не может. Таких дворян, как он, в стране пара десятков, чтобы с гербовыми титулами были. Понял?

— Понял, — кивнул Эдин, — спасибо, что объяснил.

— Эй! — тетка Меридита выглянула из кухни, уперев руки в бока, — ты чего это прохлаждаешься, обормот? Вон, бочка с водой пустая… — это она сыну сказала, а на Эдина и не взглянула, как не было его.

Тир шмыгнул носом и побежал таскать воду, а Эдин побрел к себе, обдумывая услышанное. И решил, что тянуть не будет. Как только случай представится, он тут же обследует подземный ход. Тем более что привидений там нет. Впрочем, Эдин и на привидение с удовольствием посмотрел бы. Только украдкой, чтобы самому привидению на глаза не попадаться, а то мало ли что на уме у тех привидений…

Эх, если бы ещё не одному туда лезть! Дик вот был товарищем что надо, больше нет такого. Здесь, в Развалинах, вообще нет мальчишек — ровесников Эдину. Так что придется одному. Ничего, он осторожно.

Вскоре Граф с Якобом с утра уехали в город, и Эдин получил полную свободу. Развалины жили обычной жизнью, каждый занимался своими делами, и до какого-то там приблудного циркача никому не было дела. Он переоделся во что похуже — теперь в его комнате стоял сундучок с одеждой, простой, но добротной, и не было нужды каждый раз просить у Меридиты штаны. Толстую свечу — надолго хватит! — взял из своей комнаты, а огниво позаимствовал у Якоба.

Тот самый лаз в дальней стене…

Эдин постоял немного перед темным провалом, собираясь с духом, и скользнул в узкий лаз. Прямо у входа зажег свечу, ногтем отметил треть её длины — надо пройти не больше расстояния, на которое хватит трети свечи, а потом двигаться обратно. Тогда, с Диком, они прошли вглубь совсем немного, до конца коридора, который раздваивался. Теперь можно продвинуться дальше. А страх сразу прошел. Эдину такое было знакомо: боязно только сначала, перед первым шагом, а потом просто делаешь дело, стараясь, конечно, не облажаться. Ну и когда закончишь, тоже можно побояться, если очень хочется. Страх — он очень мешает, думать мешает, двигаться, делает тело деревянным и неловким, если циркач не умеет справиться со страхом, ни на что он не годен…

Тесно и низко было только вначале, потом коридор раздался вверх и вширь. Эдин шел медленно, не забывая глядеть под ноги и по сторонам. Пол под ногами был достаточно гладким, разве что кое-где валялись булыжники, о которые можно споткнуться. Один раз ему почудилось что-то позади, то ли звук, то ли отблеск света, или и то и другое. Коридор был не прямой, так что оглядываться, в общем, и смысла не имело, но ведь не может там быть никого, откуда? Раз привидений нет.

Коридор заканчивался каменной стеной. Тупик! Эдин повернул назад, и вдруг остановился. Опять звуки! И свет. В конце коридора мелькнул свет.

Эдин перестал дышать и явственно почувствовал, как на лбу выступил пот.

Зачем привидению свет?..

А если кто-то увидел, как он лезет в проход, и пошел следом?

Эдин нащупал на поясе сумочку с огнивом — на месте? — и задул свечу. И сразу его накрыла, утопила в себе тьма. Зато теперь он невидим.

Осторожно, ведя рукой по стене, он двинулся навстречу свету.

— Э-эй! — чей-то голос прокатился куда-то вдаль, многократно отражаясь от стен. — Эй! Где ты?

Это был не мужской голос.

Еще пара шагов, и Эдин увидел маленькую фигурку в мерцающем свете масляного светильника. Какой-то мальчишка? Штаны, чересчур большая куртка… Несколько долгих мгновений потребовалось, чтобы фигурка немного повернулась, а Эдин разглядел и узнал.

Леди Аллиель, вот это кто. Она полезла за ним в подземный ход. Ей-то зачем?!

Надо же, кукла любопытная, кто её звал? Зато как напугала. Ну, ладно…

Эдин прижал кулак к губам и негромко пропел:

— Ууууу…

Аллиель отреагировала вполне ожидаемо, но сильнее, чем он рассчитывал. Или, точнее сказать, громче. Она пронзительно завизжала, и её визг прокатился по подземелью, многократно усилившись.

Эдин шагнул к ней, протянув руки.

— Тихо ты. Тихо, это я. Леди, пожалуйста, вы тут всех привидений распугаете. Это только я.

Она смотрела на него, тяжело дыша, и из глаз её покатились слезы.

— Всех привидений?.. распугаю?..

— Или они сбегутся на нас взглянуть, почему нет? — теперь, как ни странно, он развеселился, и она тоже улыбнулась.

— Зачем ты здесь, эээ… простите, вы что тут делаете, леди Аллиель?

— Мне просто скучно, — пояснила она. — Я увидела тебя, вот и… Зачем ты сюда пошел?

— Вы всегда гуляете, захватив с собой светильник? К тому же Меридита с ума сойдет, увидев на вас такую одежку. Или это она сама вас приодела, прогуляться на воздухе?

— Ты забываешься, шут! — девочка высоко вскинула подбородок.

— Леди, простите. Я не смею вам мешать, — тут же отчеканил Эдин. — Позвольте только…

Он снял стекло со светильника Аллиель, зажег от него свою свечу и вернул стекло на место.

— До свидания, леди, — и он решительно направился дальше.

— Эй, постой! — воскликнула Аллиель.

Он не оглянулся.

— Мальчик, постой! Шут!! — она, кажется, очень рассердилась.

Но, в конце концов, Граф сам позволил не обращать на нее внимания. А заблудиться тут негде, иди назад, и все.

— Эдин! Ну пожалуйста, подожди!

Вот теперь он остановился. Она подошла.

— Пойдем обратно. Пожалуйста.

— Я не хочу обратно. Этот коридор ведет к морю. Я хочу выйти к морю.

— Тогда я с тобой.

Он пожал плечами.

— Тогда не жалуйтесь, если что. Я ведь понятия не имею, как долго придется идти. Лучше возвращайтесь. Я потом все расскажу, хорошо? — сделал он слабую попытку избавиться от спутницы.

По правде говоря, ему не так уж хотелось от неё избавляться. Бродить тут вдвоем, даже с девчонкой, всяко веселее, чем одному. Если она не станет скулить и жаловаться, то пусть. Тревожила разве что ответственность перед Графом, если что случится, но что тут может с ними случиться? Хороший, надежный проход, как по дороге идешь, разве что темно.

— Я с тобой, — повторила она.

Коридор не всюду походил на хорошую дорогу, он то сужался, то вновь расширялся, то приобретал заметный уклон, то гладкий пол превращался в неровные ступени, в одном месте такие высокие, что по ним приходилось карабкаться. Но стоит ли требовать слишком много от тайного подземного хода? Пожалуй, этот был вовсе неплох. Эдина беспокоило, что ему конца не видно.

Девочка молча шла за ним, не отставала и не жаловалась. Только на тех ужасных ступенях он обернулся и подал ей руку, поддержал.

Но третья честь свечи прогорела, Эдин нацарапал ногтем еще одну риску, примерно соответствующею половине свечи. Это — крайний срок.

Конечно, есть ведь светильник Аллиель. Они тут вдвоем, жечь и свечу, и светильник — расточительство.

— Леди Аллиель, давайте погасим вашу лампу, тогда нам дольше хватит света, — предложил он.

Она, видно, сразу поняла и со вздохом прикрутила фитиль, лампа погасла. И вдруг…

— Если ты не мой шут, то не смей звать меня леди Аллиель!

— Почему? — он удивился.

— Мне так хочется, — заявила она, повысив голос.

— Ага, хорошо, — не стал он спорить.

— Может, лучше повернуть обратно?

Она не ныла, не капризничала, просто спросила. Молодец девчонка. Эдин ведь и сам думал о том же: повернуть обратно было разумно. Недаром он сделал отметку на свече.

— Мы уже давно должны бы добраться до моря. Давай попробуем пройти еще немного? — сказал он упрямо.

Они двинулись дальше, теперь Аллиель держалась ближе к Эдину. Больше двух часов уже прошло наверняка! Скорее бы выбраться наружу. А обратно — поверху! Ещё и быстрее получится.

— Мы, никак, скоро до самого города Вердена добредем, — пробормотал Эдин. — Может, уже?

— Эдин, — вдруг ахнула Аллиель. — Эдин, там кто-то. Сзади!

— Перестань, — он махнул рукой. — Отомстишь мне потом, наверху.

— Нет, нет, правда, — пискнула она. — Оглянись!

Он оглянулся.

— Ничего не вижу. Совсем.

— Как не видишь? Вон, силуэт, светлый такой?

— Да нет же. Тебе показалось. Дай руку и не бойся. Смотри, вон там, впереди стена…

Хуже, впереди был тупик. Эдин задул свечу и осмотрелся: стало как будто чуть посветлее. Они оказались на дне открытого колодца, но над ними было не небо, а крыша. И все же подземный ход закончился и куда-то их привел.

Ага, а вот и путь наверх: толстые железные скобы. Эдин подергал нижнюю — держатся хорошо.

— Я полезу погляжу, что там. Подождешь меня минутку, ага?

— Только быстро, ладно? Пожалуйста, очень-очень быстро! — попросила Аллиель, глядя на него умоляюще.

— Говорю, минутку…

Он мельком глянул назад, потом, поежившись, еще раз, и передумал.

— Давай ты вперед. Вот сюда ставь ногу и не бойся, скобы хорошие. Только не спеши. И там, наверху, голову сразу не высовывай, поняла? Осторожно, прислушайся, а потом…

— А можно, я после тебя? — Аллиель поежилась.

— Иди вперед, говорю!

Он подсадил ее на нижнюю ступеньку-скобу.

— Перебирай руками, и не спеши.

Аллиель неловко полезла, с опаской становясь на каждую скобу.

— Ай, рукам больно! — охнула она.

Понятно, что это занятие, по лестницам взбираться, не слишком для неё привычное. Та же Милда за минуту взлетела бы наверх, а он, Эдин, на одних руках смог бы, не опираясь ногами о скобы. Вот отличие циркачки от леди…

— Это ничего, — сказал он. — Осторожнее.

И сразу полез следом, следя, чтобы сапог леди не заехал ему по лбу. Всё же мельком опять глянул назад…

Дело в том, что светлая тень позади, в коридоре, уже не была похожа на пятно на стене. И она приблизилась. Теперь не было сомнений, что это фигура мужчины, высокого, стройного, кажется, молодого. Белая, полупрозрачная фигура.

Хоть бы Аллиель не стала оглядываться.

Она не стала. А когда они поднялись повыше, фигура осталась в коридоре, внизу, увидеть её уже было нельзя. Эдин от души понадеялся, что возвращаться обратно вниз им не придется, найдется другая дорога до Развалин. Ну, Тир! Приведений, говорит, нет! Или он нарочно?..

В верхней части шахта колодца заметно сузилась — рук не раскинешь. Когда добрались до самого верха, Аллиель осторожно выглянула:

— Никого…

— Поднимайся, — Эдин подсадил ее, сам выбрался следом.

Что это? Много пыли, паутины, какая-то разбитая мебель, почерневшие доски, бочки. Рядом с колодцем валялся круглый дощатый щит, вероятно, он когда-то прикрывал колодец. Ограждения никакого, просто дыра в полу. И потолок очень низкий, в углу люк — светлое пятно. Чтобы его разглядеть, опять пришлось погасить свечу, а потом вновь зажечь…

Эдин приподнял деревянный щит, закрыл им дыру в полу. Какой тяжелый, доски толстые, с его кулак, и дубовые, не иначе! Ага, тут даже есть скобы железные для замка, и дырки для петель, и вон, какие-то железки торчат с другой стороны колодца — видно, когда-то эта крышка крепилась к полу и запиралась на замок, но теперь нет ни петель, ни замка…

Там, внизу — призрачный человек. И ему, этому человеку, скорее всего, ни стены, ни деревянные крышки нипочем. Нет, нельзя оставлять тут Аллиель, даже ненадолго.

— Видишь люк, он низко, — сказал Эдин. — Попробуй встать мне на плечи и хватайся, подтягивайся. Я тебя подсажу. Ну?

Худо-бедно он помог девочке выбраться и вылез сам.

— И что теперь? — Аллиель тяжело дышала и смотрела на него со страхом.

Эдин показал на окно почти на уровне пола.

— Выберемся. Тут, наверное, низко. Знать бы, где мы.

Он уже не раз и не два подумал: где они находятся, о бубен ведьмы?! Что-то не припоминается в окрестностях никаких строений, кроме… ну да, замка Калья! Но это далековато! Зато сразу вспомнилось: запертая башня, в которой живет Госпожа. Может, в Калье не единственная запертая башня? Да и это, все ж таки — не Калья?!

Выбраться наружу оказалось просто, Эдин расшатал пару досок и без труда отвел их в сторону. И вот — пустой, мощеный камнем дворик. Хорошо, что пустой. Рядом стена, и по ней, наискосок, каменные ступени наверх. А как известно, чтобы больше увидеть, надо забраться повыше.

— Жди здесь, — велел он Аллиель, — я быстро,

Стена широкая, с зубцами по внешнему краю, а внизу, под ней, узкая полоса берега, утыканная скалами, и море без конца и края. Все-таки они оказались у моря, хотя совсем не на то рассчитывали! Все-таки Калья…

И вот еще — солнце! Солнце уже давно перевалило за полдень, а это значило, что они пробродили в подземелье не два часа, и не три.

Половина свечи — это сколько?..

Ох и растяпа же он! Их, конечно, уже хватились в Развалинах.

Неподалеку стоял стражник, обнимался в тени зубца с молоденькой девчонкой и не видел никого и ничего. Все прибрежные крепости должны выставлять наблюдателей со стороны моря — бдить, не придет ли какой неприятель. Но люди уже привыкли к миру и с этой стороны беды не ждали, бдили не слишком старательно.

Эдин пригнулся и поспешно стал спускаться. Теперь он представлял себе, где находятся главные ворота Кальи.

На воротах стража. А ну как задержат, спросят, кто такие?..

— Пошли, выход там, — он взял за руку Аллиель. — Кстати, это Калья. Ты тут родилась. Твой замок, можно сказать.

Аллиель дернула подбородком и не ответила. Молча шла с ним рядом, торопить и тянуть не приходилось. С обреченным выражением на лице — видно, смирилась с неизбежным. Громы с молниями от Графа? Да, это как пить дать. А что в добавку к ним, видно будет…

— Э-гей! — это их кто-то окликнул.

Толстый человек махал им рукой. С кем-то перепутал? Эдин махнул ему в ответ, и, крепче сжав руку Аллиель, припустил прочь. Забежав за приземистое квадратное строение, они разом остановились, увидев большую телегу, запряженную парой лошадей и нагруженную тремя большими бочками. Пустыми, причем…

Около телеги стоял лохматый кобель, широкий, на мощных лапах, и рычал очень уж неласково.

— Тихо, — шепнул Эдин.

Аллиель и так почти не дышала.

Эдин постарался выровнять дыхание, глядя в глаза собаке. Представил, что это медведь — так у него лучше получалось…

«Я твой, я друг, мы — свои. Помоги мне. Сделай, как я хочу».

С собаками это бывает непросто, они слишком преданы хозяину.

«Мы — свои. Помоги мне. Не мешай».

Пёс перестал рычать. Эдин уже понял, почувствовал, что тот вовсе не злой. Строгий просто, рычит для порядка. Он поможет. Только его подчинять нельзя, начнёт сердиться, а соперничать с такой псиной, даже безмолвно, сейчас не место и не время. Пока можно просто попросить.

«Помоги. Я свой. Я друг хозяина. Пропусти нас. Я свой…»

Подействовало. Пес качнул хвостом, степенно подошел и лизнул Эдину руку. Аллиель потрясенно моргала.

Быть таем иногда полезно.

«Спасибо. Хороший пёс».

— Пошли скорее, — он подтолкнул Аллиель к телеге, — в бочку, вон в ту, большую. Ну, живее…

В бочке лежали мешки из джута, страшно пыльные, но сойдет, выбирать не из чего. Эдин забрался рядом с Аллиель, прикрылся мешком.

— Вот. Наверняка нас сейчас отсюда увезут, до тракта, а там посмотрим, куда повернет. Не бойся, по тракту за час дотопаем до Развалин. Ну, за два…

Аллиель устало кивнула, со всем соглашаясь. И вдруг горько расплакалась.

— Ты чего?! — испугался Эдин.

— Это же Калья, замок отца, — девочка, всхлипывая, терла ладонями глаза и нос. — Я так хотела посмотреть. И вот, я тут, а нельзя.

— Да увидишь еще Калью, куда она денется, — махнул рукой Эдин. — Не реви, вот-вот хозяин явится, услышит.

— Понимаешь, у меня никогда не будет такого замка, как Калья!

— Ну, другой будет! — Эдин пожал плечами. — Выйдешь за лорда, и будет тебе замок. Ты же дочка графа, с этим, как его, гербовым титулом.

Он проникнуться её печалью что-то не мог, может, потому, что у самого никаких замков изначально не предполагалось.

— Дурак ты, — Аллиель шмыгнула носом и перестала плакать, — неизвестно еще, выйду ли я за лорда. Король дал слово… Ты не знаешь разве?

— Да откуда же я знаю, что там за слово дал король?

Непонятно, с чего это он дурак, но пусть хоть она тут сырость не разводит, уже дело. Тем более что вернулся возница, забрался на телегу, щелкнул кнутом, и они резво двинулись. Ну и дорога, ну и телега, аж зубы застучали! Их цирковые кибитки не в пример лучше…

Через ворота проехали, даже не сбавляя хода. Калья осталась позади, дорога шла под уклон, лошадь бежала резво. Вот теперь Эдин спросил:

— Так что там наобещал король? Насчет тебя, что ли?..

Аллиель отвернулась и промолчала. Ну и ладно, не очень хотелось.

Хотя, интересно было, конечно.

Им повезло, доехали до самого поворота к Развалинам. И возница, похоже, задремал, так что они без труда выбрались и спрыгнули на землю — тот даже не оглянулся.

— Ну у тебя и вид, моя леди, — покачал головой Эдин, разглядывая Аллиель. — Где бы тут тебя умыть малость, а?

— А сам! — рассмеялась девочка.

Такой грязной она, наверное, в жизни не была. Эдин прекрасно понимал, что и сам он вряд ли чище. Правда, он не проливал слезы, размазывая их по лицу вместе с грязью, так что наверняка выглядел чуточку лучше.

Пробраться в Развалины задворками не удалось: Меридиту, стоящую в воротах, уперев руки в бока, они увидели издали. Та переволновалась ни на шутку, зато теперь, узрев пропавших живыми и здоровыми, кипела от негодования.

— Ох, совести у вас нет, это где же вас носило! Леди, на себя посмотрите, разве так можно? Не леди, а бродяжка подзаборная! Ох, дурно мне. Что скажет его светлость?! Леди, разве можно, что бы сказали в этом вашем монастыре? А ты? Чему ты учишь леди?..

Эдин кратко повинился, сославшись на свою бестолковость и неосторожность, и быстро перестал слушать. Имелась у него такая полезная привычка, благодаря Мерисет, бывшей хозяйке, которая была горазда покричать и поругаться, причем без повода. Но если к такому прислушиваться…

У Меридиты, положим, повод был, но привычка есть привычка.

Пару часов, не меньше, Меридита то умолкала, то опять принималась их пилить, но и дело свое она при этом делала: сначала велела им умыться и накормила, потом выдала Эдину таз с горячей водой и мыло, а Аллиель занялась собственноручно. Возилась с ней за стенкой, он слышал, как, распутывая волосы Аллиель и расчесывая их щеткой, она перечисляла, что полагается делать леди, а чего не полагается, как Аллиель верещала, жалуясь на жгучее мыло. Сам он наскоро помылся, переоделся в чистое и ушел к себе. А Графа с Якобом всё не было — с этим им повезло.

Какое-то время Эдин читал, сидя на своей кровати. Книгу дал Граф, и она была занятной, не скучные философские рассуждения, которые отлично вгоняли в сон, а история про королей, героев и сражения. Но то, что случилось сегодня, поневоле не выходило из головы. Наконец он решил, что Меридита уже оставила Аллиель в покое.

И верно, юная леди была у себя, сидела перед вышиванием, но к работе не прикасалась. В своем обычном платьице, с рассыпанными по плечам влажными волосами.

— Вам грустно, миледи? Я пришел вас развлечь. Ой, что это у вас? — Эдин вытащил из-под воротника девочки маленькую медную ложечку, только что незаметно взятую с её же столика. А из её рукава двумя пальцами извлек тонкое серебряное колечко, которое прихватил заодно с ложечкой. Ну как быть учеником Димерезиуса и не научиться таким безделицам?

— О! — Аллиель широко раскрыла глаза и рассмеялась.

Эдин огляделся, на что бы тут присесть? Даже завалящей табуретки нет.

— Садись туда, — Аллиель показала на изножье своей кровати, сама тут же забралась рядом, — так ты все-таки шут? Говорят, шуты покупают свои умения у колдунов, это правда? Тогда понятно, почему ты ничего не боишься.

— Ерунда всё. Просто ловкость пальцев. Каждый может научиться. И я не шут. Я циркач, это да.

Аллиель пожала плечами — ладно, дескать. Спросила:

— Я тоже могла бы научиться?

— Конечно. Сначала надо делать упражнения для пальцев. У меня долго ничего не получалось. И с чего ты взяла, что я не боюсь?

— Сегодня так показалось. Мне вот никогда ещё так страшно не было, чуть не умерла от страха. Кажется, до сих пор трясусь.

— Ну, для испуганной ты неплохо держалась. Зачем вообще туда полезла? И почему сразу не вернулась?

— Не думала, что там целый подземный ход. А возвращаться одной было страшно. Страшнее, чем идти с тобой. Я сначала хотела залезть на башню, на самый верх. Так темно и лестница сломана. Потом увидела тебя.

— А на башню — зачем?

— Скучно. Меридита хочет, чтобы я целый день шила и читала, что монахини дали. Но эти книги такие глупые, и всегда заранее знаешь, чем кончится. Вон там, хочешь сам попробовать? — она показала на раскрытый сундучок в углу, в нем действительно были книги, плотно уложенные корешками вверх. — А в библиотеке отца для меня совсем нет ничего интересного.

Эдин мотнул головой.

— Не надо, лучше я поверю. Ты, значит, бродишь по Развалинам в одиночку. Не нужно, мало ли что. Тогда уж лучше вместе, согласна?

— Конечно, — она улыбнулась. — А стрелять из лука можешь меня научить?

— Легко, — хмыкнул он. — А ножи бросать научить?

— Легко! — она рассмеялась. — Вот, жизнь и налаживается! Где ты раньше был, а? Кстати, смотри, что я тебе нашла! В отцовской библиотеке, — она спрыгнула с кровати и вытащила из того же сундучка книгу, старую, с медными уголками.

— Это про то, как играть в шахматы. Ты же хочешь выиграть у отца?

— Спасибо, — Эдин бережно взял тяжелый томик.

Аллиель забралась на прежнее место.

— А знаешь, что я слышала от Меридиты? Король скоро прибудет в город Верден, может быть, заедет в Калью. Он устроил путешествие по стране для своей новой королевы.

— Сюда-то он вряд ли заедет, — заметил Эдин. — И что-то мне кажется, что твой отец не отправится его поприветствовать.

— Да, наверное. А вам здорово живется в цирке? И ты опять туда вернёшься? Знаешь, я бы тоже не отказалась пожить с вами, хоть целый год!

— Ну, что у нас не скучно — это да. С этим порядок, — Эдин засмеялся. — Только ты ведь сегодня хотела раздобыть себе замок, помнишь?

Аллиель вдруг ни с того ни с сего спросила, отвернувшись:

— Послушай, ты ведь не хочешь на мне жениться?

Эдин чуть не закашлялся. Ответил кратко:

— Не-а.

— Скажи. Что не женишься на мне.

Эдин не знал, смеяться ему или злиться.

— Не женюсь. Больно надо. Даже если вдруг захочешь, не женюсь. Довольна, сойдет?

— Да, предположим. Значит, мы друзья? — она протянула ему руку.

— Ага, друзья, — он её руку пожал.

Им помешала Меридита, громко постучала в дверь и сразу зашла.

— Леди Аллиель, я причешу вас на ночь!

Увидев Эдина, возмутилась:

— Это что ещё такое, молодой человек? Разве прилично в это время находиться в спальне у молодой леди? Еще и за ручку держит! Безобразие!

Эдин выпустил руку Аллиель и, не удержавшись, прыснул, Аллиель кусала губы, тоже от смеха. Не начнет же Меридита опять их воспитывать, не устала до сих пор? Все равно Эдин поспешил выскользнуть из комнаты, прихватив книгу.

У себя, опять устроившись на кровати, он эту книгу полистал. Знак на титульном листе: мощный, красивый конь, поднявшийся на дыбы. Странно. Дело в том, что практически все книги Димерезиуса тоже имели такой знак на титуле… по крайней мере, все те, с которыми имел дело Эдин. Что же это означает?

Книгу Аллиель следовало не просто читать, а расставить фигуры на доске и двигать их, «проигрывая» прочитанное, тогда будет понятно. Но это потом. А пока…

Он достал свою «коробку сокровищ», полную красивых камешков, фигурок зверей, собственноручно отлитых из олова — Якоб научил, а также причудливых колесиков и шестеренок, подаренных Димерезиусом — чтобы делать чудеса, иногда приходилось подолгу корпеть над хитрыми штуковинами, в которых не было ни грана волшебства. Это все Эдин разложил на одеяле, чтобы изобразить для себя сражение, выигранное королем кандров Саем у Белых Скал. Горы, точнее предгорья, он изобразил, собрав одеяло в складки, оловянные звери были армией Сая, камешки — армией его неприятеля, руатского герцога Коннета, камешками поменьше он изобразил пушки, а колесики стали кораблями — флот герцога стоял в бухте неподалеку от Белых Скал. Хотя, конечно, следовало бы просто восхититься подвигом Сая, так красиво описанным, но Эдину случайно подумалось: что за балда был этот герцог Коннет, почему он не победил, если за него была куча обстоятельств! Немалый флот, армия не меньше королевской, и такая удачная позиция — по крайней мере, Эдину она нравилась куда больше, чем та, что досталась Саю. Так почему бы не сыграть всё по-другому? По крайней мере, королю и герцогу это уже безразлично.

Эдин увлекся, двигая фигурки по одеялу и комментируя вслух:

— Конница герцога справа, ваше величество. Отправить туда резерв! Резерва нет? Возьмите кирасиров с левого фланга! Герцог, чем занимается ваш флот? Вы не высадили резерв? Герцог ждет отлива, ваше величество, скалы помешают шлюпкам подойти к берегу! Маршал Гурк, вы понимаете, что делаете? Вы должны…

За этим занятием его застал Граф, остановился в дверях и молча наблюдал. В какой-то момент Эдин почувствовал его взгляд, поднял глаза и умолк на полуслове.

Граф, кажется, умудрился уловить смысл в наборе бессвязных реплик, которые выдавал Эдин.

— Надо же, я совсем упустил это, старый глупец, — он покачал головой, — иди за мной.

Прихватив свечи, они поднялись на самый верхний этаж, Граф открыл дверь в маленькую мрачную комнатушку. Эдин с интересом огляделся. Какие-то ящики, сундуки, даже бочонки — что-то вроде кладовки. И холодно, очень холодно.

Граф откинул надрывно скрипнувшую крышку сундука и вынул оттуда довольно большой плоский ящик, протянул Эдину.

–Пока ты тут, в замке, это твое. Открой.

Эдин примостил ящик на край сундука и открыл крышку, и у него дух захватило. В ящике были игрушки… нет, не для малышей. Маленькие, раскрашенные фигурки воинов, лошадей с наездниками, и много всего другого: тележки, чтобы водить грузы, метательные орудия, какие-то башенки, и много штуковин, назначения которых Эдин просто не знал. Все такое маленькое, искусно сделанное, даже в руки взять страшно — а ну как сломаешь…

— Маловато осталось, было больше, — вздохнул Граф. — Вот этим надо разыгрывать сражения. Это моё и моего брата. Мы думали, что когда-нибудь это всё достанется моим или его сыновьям, но судьба сурова с родом Канов. Я последний, и рассчитывать на сыновей уже не могу. А тебе пригодится.

— Но есть ещё Аллиель, — возразил Эдин. — Она же тоже может продолжить ваш род, Граф.

— Она девочка, — грустно улыбнулся старик. — Она рождена, чтобы уйти в другую семью. По закону, так как наследников мужского пола у меня нет, она передаст мой титул своему сыну. Старшему, если тот не унаследует от отца титул выше графского, или второму по старшинству, если старший будет прямым наследником более высокого титула. Но её дети не получат моё имя. Таков закон.

— Значит, если муж Аллиель будет герцогом, то графом Верденом станет лишь её второй сын? А если просто дворянином, то первый? — разобрался Эдин.

— Именно так, мой мальчик. Но мало кто считает, что Аллиель выйдет замуж за знатного человека. Ладно, забирай всё это, и пойдем. Тебе не тяжело?

Нет, Эдину не было тяжело. Да просто в руках подержать такие вещички, просто рассмотреть — уже радость, а их отдали ему во владение! Правда, только тут, в замке, но это и правильно, в цирке они ни к чему, ещё хозяин отнимет и продаст кому-нибудь между делом.

— Занеси это к себе и спускайся, сыграем в шахматы.

Эдина удивляло, неужели Меридита ничего не доложила Графу про них с Аллиель? Про то, что они пропадали с утра и почти до вечера? И неужели им за это ну никак не влетит?..

Когда Эдин пришел, Граф уже расставил фигуры на шахматном столе.

— Садись, мой мальчик. Сыграешь черными? — и сразу передвинул белую пешку. — И вот ещё что. Я понимаю ваше с Аллиель желание прогуляться, но впредь вы всегда должны брать с собой сопровождающего. И хотелось бы, чтобы это был Якоб. Мы договорились?

Эдин проглотил комочек в горле и кивнул.

— Да, Граф. И простите меня…

— Гм. А что случилось? В чем тебе требуется прощение?

— Э… ничего. Просто мы с Аллиель… Я не хотел уходить надолго.

— Да, думаю, что не хотел. Но это, как ты сам говоришь, ничего. Не забудь только, что я тебе сказал про сопровождающего.

— Да, я понял. Но, сопровождающий — и мне тоже? — Эдин удивился. — Если я один? Зачем? Разве я важная особа?

— И тебе тоже, — подтвердил Граф. — Здесь ты под моим покровительством. В твоем цирке одно, а здесь другое. Кстати, я вижу, вы с Аллиель подружились?

— Да, кажется. Но… — Эдин замялся, потом невольно улыбнулся.

— Что? — заинтересовался Граф.

— Она хочет, чтобы я не женился на ней. Почему? И почему некоторые считают, что я могу на ней жениться? В чем дело, Граф?..

Граф смотрел на мальчика, его рука, в которой была зажата очередная пешка, замерла над доской.

–… что за обещание короля Герейна, которое касается Аллиель? — на одном выдохе договорил Эдин.

Граф повертел пешку, поставил на место и улыбнулся уголками губ:

— Ты дал слово Аллиель не жениться на ней?..

— Я просто сказал, что не хочу на ней жениться.

— Я отвечу, — кивнул старик. — Да, король Герейн в наказание кое-что пообещал насчет Аллиель, а слово короля нерушимо. И в этом её несчастье, по крайней мере, так считают.

— И что же это? — у Эдина в груди похолодело, несчастья для Аллиель ему очень не хотелось бы, — её ведь не сделают монахиней, нет?

— Король Герейн пообещал выдать мою дочь замуж за шута. За своего придворного шута. А шут — одна из тех придворных должностей, за которыми не гонятся сыновья лордов. Боюсь, даже титул моей дочери тут ничем не поможет.

— За шута?! Замуж? — Эдин даже растерялся. — Но почему?!

Граф вздохнул.

— Потому что есть старый закон, который дает королю право выбрать мужа для любой девушки в королевстве. Потому что я, старый дурак, разозлил короля. Это было ещё до его коронации, вскоре после похорон Юджина. Видишь ли, я однажды имел глупость высмеять его очень э… своеобразное распоряжение насчет торговли с Гретом, и он оскорбился. Вообще говоря, я пошутил, как мог бы шутить с его отцом, но Герейн не Юджин. У нас были сложные отношения. Собственно, тогда король Герейн и назвал меня шутом, дочь которого он самолично выдаст только за шута и ни за кого больше. Но сначала против меня состряпали несколько глупых обвинений, которым никто не поверил, хотя некоторые порадовались, ну и… всё остальное тоже.

— И что же теперь будет? — осторожно уточнил Эдин.

Граф пожал плечами.

— Время покажет, мой мальчик. Кто-то решил, что я готовлю тебя в мужья Аллиель? Пусть. Ты по своему положению можешь стать шутом короля. Ты циркач, а придворными шутами и становятся члены вашей гильдии. И ты мне нравишься. Если в дальнейшем вы полюбите друг друга, то сможете пожениться. Если нет — значит нет. Принуждать кого-то из вас никто не будет. Просто моя дочь выйдет замуж… за кого-то другого. Ты понимаешь меня, Эдин-удача?

— Да, Граф, — Эдин кивнул.

— Только вот как быть с обещанием не жениться на ней, что она выпросила у тебя сегодня? Прямо не знаю теперь, — Граф усмехнулся.

— Граф, я же не король Герейн. Если передумаю, ничего страшного, — с улыбкой сказал Эдин, у которого на самом деле голова пошла кругом.

Значит, это правда! Граф хотел бы, чтобы он стал мужем Аллиель! А как иначе следует его понимать?

Граф вдруг расхохотался, громко и, кажется, на этот раз действительно весело.

— Ничего страшного, да уж, ничего страшного, — повторял он, вытирая слезы.

— Если, конечно, она меня полюбит, — добавил Эдин тихо.

Про то, что он тоже должен полюбить… он забыл.

А может, это было уже неважно?..