Пассажирка с «Титаника»

Наталья Солнцева, 2014

Так устроен человек: он изобретает либо эликсир вечной жизни, либо совершенное средство для мгновенной смерти. И все ради того, чтобы получить Власть и Деньги… Откуда могла знать девочка из далекого, всеми забытого поселка о том, что станет орудием в руках такого человека? Он окунул ее в пучину прошлых воспоминаний, заставил вытащить оттуда самые чудовищные образы и приказал убивать ради любви. Ее мир раздвоился на прошлое и будущее, а она изо всех сил пытается стать счастливой и любимой в настоящем.

Глава 4

Дневник Уну

Скрипнула дверь, и в коридоре показался человек, который проводил отбор девушек для своего шоу.

— Много вас еще?

Я вскочила. Меня охватило радостное возбуждение, будто перед Новым годом. К слову, я всего пару раз в жизни получала от Деда Мороза конфеты в нарядной упаковке, и те у меня отбирали братья.

Я низко опустила голову, боясь, что меня прогонят, да еще вдобавок отругают. Но красивые кожаные туфли приблизились и замерли рядом с моими рваными кроссовками.

— Ну, чего испугалась? — строго произнес мужской голос.

Я ничего не смогла выдавить. Губы онемели, язык прилип к нёбу, ладони вспотели, а в горле образовался комок. Я смотрела на туфли и молчала.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина. — Не бойся, говори.

По моему нескладному телу прокатилась дрожь. Что это был за голос! Бархатный, с нотками удивления и довольства. Привыкшая к брани и хмельным крикам, я была поражена и очарована.

— Инна! Инна! — раздалось с разных сторон. — Ее зовут Инна!

— Уродина! — вставил кто-то из моих конкуренток.

— Чучело!

— Кто это сказал? — рассердился мужчина.

Собравшиеся в коридоре девчонки притихли. Никто не признался. Мужчина протянул руку и коснулся моего подбородка. По моим щекам текли слезы. Казалось, я разучилась обижаться. Меня столько раз обзывали, оскорбляли и дразнили, что я перестала реагировать. Мне было все равно. Но в этот миг во мне проснулось чувство собственного достоинства.

Мужчина опустил руку, и я мельком увидела перстень на его пальце. Это был черный камень в золотой оправе, совершенно круглый и гладкий. Гораздо позже мне стало известно, что такая огранка называется кабошон.

Перстень заворожил меня. Я чуть не потеряла сознание.

— Что с тобой? — воскликнул мужчина, когда я начала оседать на пол.

Он подхватил меня на руки и понес. В моей голове зашумело, последнее, что я услышала, были фразы:

— Она, наверное, хлебнула для смелости…

— Нанюхалась…

Меня поглотила тьма, прорезываемая странными звуками. В нос ударил резкий неприятный запах.

— Нашатырь подействовал, — произнес кто-то надо мной. — Она пришла в себя.

— Что это было, доктор?

— Глубокий обморок. Вероятно, от голода. Видите, какая она худышка? Кожа и кости. Она из неблагополучной семьи. Мать — горькая пьяница. Ее давно пора лишить родительских прав. У нее на уме только водка.

— Где они живут? Могу я поговорить с ее матерью?

— Не советую. Это конченая алкоголичка. С утра до вечера не просыхает. Вишь, до чего довела девчонку? Я бы таких…

Доктор не договорил и махнул рукой.

— Надо отвезти ее домой, — произнес обладатель перстня.

— Я отвезу, — предложил доктор.

— Спасибо, но я все же хочу взглянуть на ее родню. Я сам отвезу ее.

— Как хотите. Ее братья — наркоманы и бандюги, — добавил доктор. — Мы все перекрестились, когда они уехали из поселка. Яблочко от яблоньки недалеко падает.

Что-то звякнуло, щелкнуло, и раздались шаги. Это доктор покинул комнату с пыльными шторами. Я лежала на казенном диване и боялась пошевелиться. Меня тошнило, голова кружилась. Не хватало еще вырвать! Мне часто приходилось вытирать блевотину за матерью, и я знала, как это неприятно.

Обладатель перстня опустился на стул и погладил меня по волосам.

— Тебе лучше?

— Да… — выдохнула я. — Я хочу пить…

Через минуту у моих губ оказался граненый стакан, и в рот потекла холодная вода. Она была солоноватая и колючая. Я сделала несколько глотков и закашлялась.

Мужчина приподнял мне голову и вытер мой подбородок.

— Ты еще совсем ребенок…

— Мне… уже четырнадцать.

— Отлично, — одобрил он, словно возраст являлся моей заслугой. — Мы понимаем друг друга. Не так ли?

— Понимаем.

Я отчаянно желала одного: чтобы он увез меня из этого ужасного места навсегда. Чтобы я никогда больше не вернулась в этот отравленный химикатами угасающий поселок, к этой опустившейся женщине, которая считается моей матерью, в это провонявшее табачным дымом и перегаром грязное логово, которое и квартирой-то назвать нельзя. Ночлежка, кишащая тараканами и клопами.

Тогда я не могла выражать свои мысли связно и думала лишь о том, чтобы спастись. Бегство было моим спасением.

— Ты сможешь идти? — спросил меня обладатель перстня.

— Попробую…

Я приподнялась и села. Комната пришла в движение. Пол, потолок и стены закружились, к горлу подкатил комок.

— Ой!.. Меня сейчас стошнит…

— Возьми мятную конфету и вставай, — сказал он. — Нам пора ехать.

— Куда?

— К тебе домой. Где ты живешь?

— Я не хочу домой…

— Это необходимо.

— Нет! — заплакала я. — Я не поеду! Заберите меня с собой… или убейте.

— Ты готова расстаться с жизнью, лишь бы не возвращаться в свою семью?

— У меня нет семьи.

Я смутно помню, как он помог мне сесть в машину, как мы добирались до нашего облупленного трехэтажного дома с черными ржавыми балконами и давно не мытыми окнами. Я сидела на переднем сиденье и боролась с дурнотой. Сдерживала слезы. Молилась.

На ум приходили странные слова, смысл которых оставался скрытым. Вероятно, то был какой-то чужой язык. Чужие гортанные звуки возникали в моем воспаленном мозгу, мешались с запахом дыма…

— Ничего, что я курю? — покосился на меня водитель.

— Красивое кольцо, — пробормотала я, не отрывая глаз от перстня. — Что это за камень?

Мужчина засмеялся и сказал:

— Приехали. Ну, веди меня. Надеюсь, твоя мамаша окажется трезвой.

— Это бывает очень редко.

Мы поднялись по темной заплеванной лестнице на третий этаж. В подъезде пахло мышами и мочой.

— Бедняжка, — покачал головой обладатель перстня. — Я вытащу тебя отсюда.

— Обещаете? — просияла я.

— Это ваша дверь?

Он нажал на кнопку звонка, но тот не работал. Тогда он постучал. Громко, настойчиво.

— У нас всегда открыто, — робко вымолвила я и потянула дверь на себя. В квартире раздавался храп. — С тех пор, как умер отец, некому починить замок.

— От чего он умер?

— Его дядя Витя убил, наш сосед. Он теперь сидит.

— Чудесно, — усмехнулся мужчина. — Надеюсь, твоя мать в здравом уме?

— Она напилась и спит.

В неубранной прихожей валялись пустые бутылки. Он переступил через них и зашагал вперед, в комнату. Мать лежала навзничь на засаленных диванных подушках и храпела. Отекшая, синяя, с выступающей на губах слюной. Ее платье задралось, ноги в дырявых колготах были разбросаны. Мои младшие сестры играли на полу, подражая взрослым, — наливали из бутылки воду в пластиковые стаканчики и поили своих кукол, у которых недоставало рук и ног.

При виде нас они испуганно сбились в кучку, но быстро осмелели и начали клянчить еду. Мужчина предусмотрительно захватил с собой пакетик конфет. Дети с восторгом набросились на угощение. Они не умели говорить спасибо и только счастливо косились на нас.

Обладатель перстня с трудом растолкал пьяную мать. Она не понимала, ни где она находится, ни чего от нее хотят. Ее лицо приобрело мало-мальски осмысленное выражение, лишь когда она увидела деньги в руках незнакомца.

— Я забираю твою дочь, — заявил он. — Она получит хорошую работу, и тебе не придется тратиться на нее.

Мать кивала, не отрывая глаз от денег. Она готова была продать меня кому угодно, лишь бы вожделенные купюры перекочевали от незнакомца к ней.

— Распишись, — потребовал он, достал из папки лист бумаги с готовым текстом, протянул матери ручку и указал, где ей следует поставить подпись.

Кажется, до нее кое-что дошло. Она подняла на меня заплывшие щелочки-глаза и икнула от удивления.

— Ты б-берешь ее? Эту у-уродину?

— Да! Да! Я забираю ее насовсем. Больше она не станет тебе докучать. Давай, подписывайся, что отдаешь девочку мне, твоему родственнику, на воспитание. Потому что не можешь ее содержать.

— На кой она т-тебе сдалась?

— Это уж мое дело.

Мать потянулась за деньгами, но незнакомец проворно подсунул ей бумагу. Ее пальцы дрожали, и она, с трудом держа ручку, нацарапала внизу свою фамилию.

Мне было невдомек, что в этот миг решается моя судьба и что мать заключает с незнакомцем сделку, предметом которой являюсь я…

Москва

— Что это с ним? — улыбнулась Катя. — Напился до чертиков?

— Схожу, взгляну, — вздохнул Лавров.

Ему не нравилось то, как повела себя Дора, и особенно то, как странно рухнул с эстрады ее незадачливый жених.

— Я с тобой!

— Оставайся на месте, Катя, — приказал он. — Без тебя зевак хватает.

Вокруг лежащего ничком Генриха уже сгрудились гости. Прибежали охранники клуба — два добрых молодца в одинаковых костюмах.

— Расступитесь! Ему нужен воздух! — истерически выкрикивала дама бальзаковского возраста в красном, чрезмерно узком для ее фигуры платье. — Ему нечем дышать!

Музыка смолкла. Дора перестала задирать подол, показывая публике свои тощие ляжки. Она наклонилась и смотрела, что делает на полу ее суженый. Тот не подавал признаков жизни, и невеста издала пронзительный вопль. Она схватилась за голову и покачнулась. Скрипач бросился к ней на помощь.

— Его нужно перевернуть, — важно изрек тучный господин, уставившись на распростертого в нелепой позе Генриха. — Иначе он задохнется.

Охранники, похожие друг на друга, словно два брата-близнеца, собрались выполнить его рекомендацию и дружно нагнулись.

— Не советую ничего трогать! — осадил их Лавров. — Особенно тело!

— Тело?! — взвизгнула дама бальзаковского возраста. — Он что, разбился насмерть?

— Помилуйте, тут едва полметра будет… — возразил голос из публики.

Посыпались реплики:

— Не может быть!..

— Он головой об пол ударился…

— Сотрясение мозга…

— Какой ужас…

— Он не шевелится…

— Вызовите врача!.. «Скорую»!..

— Где администрация?.. Примите же меры!..

— Человек умирает!..

— Спокойно, господа, — произнес Лавров, опускаясь на корточки рядом с Генрихом. — Сейчас разберемся. Не мешайте мне.

Люди замолчали и расступились, освобождая место. Было слышно, как воет Дора и монотонно бормочет скрипач, успокаивая ее. Где-то в зале разбился бокал или тарелка. Кто-то из гостей взобрался на стул, чтобы лучше видеть. Кто-то вышел на сцену с той же целью.

Роман заметил, что Генрих сильно вспотел. Его рубашка под мышками намокла и потемнела. Он не дышал. Нога неловко подвернулась, руки раскинуты. Внешне на теле незаметно каких-либо повреждений.

«Помилуй, Рома, какие повреждения? — захихикал внутренний критик. — Все случилось у тебя на глазах. Рядом с этим чуваком никого близко не было, кроме Доры. На помост он вышел вполне живым, а рухнул на пол мертвым. Он умер до того, как упал! Помнишь, как он побледнел и дернулся? Будто его прошила автоматная очередь».

— Стрельбы не было, — пробормотал сыщик. — И крови нет.

Действительно, Генрих лежал на полу, но не было видно ни капли крови. Что же выходит? Инсульт? Инфаркт? Отравление?

Лавров не мог нащупать пульса и приложил пальцы к шее Генриха, надеясь ощутить хотя бы слабые толчки. Напрасно.

— Он сломал себе шейные позвонки, когда упал… — раздалось у него за спиной.

— Кто-нибудь вызвал неотложку? — спросил женский голос.

— Похоже, надо звонить в полицию…

Сквозь толпу пробирался администратор клуба — мужчина средних лет, холеный, упитанный, в белоснежной рубашке с бабочкой. Его лоб лоснился от пота.

— Что случилось?.. Пропустите!..

Он увидел лежащего человека и крикнул охранникам, которые стояли, растерянно глядя на тело:

— Петя, Игорь! Что с ним?

Верзилы пожимали накачанными плечами.

— Упал, кажись…

— Кажись! — злобно передразнил администратор и полез в карман за платком вытереть лоб. — Он живой?.. «Скорую» вызвали?.. Как он упал? Откуда?

— Оттуда, — один из парней показал пальцем на эстраду, где в объятиях скрипача билась в рыданиях Дора.

— Они танцевали, — нервно подсказала дама бальзаковского возраста. — Вернее, Дора хотела станцевать… а он вдруг дернулся и… свалился вниз.

— Как подкошенный, — добавила блондинка с низким декольте.

— Похоже, он мертв, — заявил Лавров. — Пульса нет.

— Как нет? — всполошился администратор. — Как нет?! Этого только не хватало! Это же… это…

Роман испугался, как бы еще и его не хватил удар.

— Не волнуйтесь вы так. Что есть, то есть. Уже ничего нельзя исправить.

— Где врач? Врача вызвали?

— Вызвали, — доложил один из охранников. — Ждем.

— Может, он живой еще? — пискнула блондинка.

— Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? — робко поинтересовалась дама бальзаковского возраста. — Его надо перевернуть и…

— Не надо, — покачал головой Лавров.

— Вы кто такой? — взвился администратор. — Что вы тут командуете? Мы обязаны оказать пострадавшему первую помощь!.. Отойдите прочь!.. Не мешайте!..

— Я бы его не трогал, — буркнул второй охранник. — Мало ли, чего он упал.

— Ты на что намекаешь?

— Массаж сердца делать бессмысленно. Он того… похоже, преставился.

Администратор всплеснул руками и опять полез за платком. Лавров подошел к нему вплотную и шепнул:

— Человека могли отравить. Немедленно выясните, что он ел, что пил. Следует позаботиться об остальных людях. Они тоже могут пострадать. Вдруг яд находился в не одном бокале, а в нескольких?

— Да вы… с ума сошли! — побагровел администратор, однако поманил пальцем охранника с бейджиком «Петр» и дал ему какое-то поручение.

Тот бросился исполнять…