Третий после смерти

Наталья Солнцева

В тихом провинциальном городке зверски убит офицер Вершинин. Оказалось, накакуне смерти он повздорил с поклонником своей бывшей возлюбленной Марии Симанской. Скромная учительница музыки обладает необъяснимой женской притягательностью, у нее множество воздыхателей, но никому она не отвечает взаимностью. Вскоре Маша уезжает из родного города, но на этом ее несчастья не закончились… Тем временем в столице происходит еще одно убийство: погиб известный предприниматель. Частный детектив Смирнов и его помощница Ева чувствуют, что надо спешить, иначе будет третий погибший. Каким образом древняя семейная легенда Симанских связана с этими загадочными преступлениями? Новая редактура книги, которая ранее выходила под названием «Третье рождение Феникса».

Глава 7

Подмосковье. Марфино

Ева сидела на диване, поджав ноги, грелась у огня. Березовые поленья уютно потрескивали, от камина шел жар.

— Все! — сказал Смирнов, обнимая ее за плечи. — Машина в гараже, ворота я закрыл. Воду включил. Через пару часов бойлер нагреется, если электричество не вырубят. Пойду поищу съестные припасы Синей Бороды.

— Я видела в кухонном шкафчике какие-то консервы, — вспомнила Ева. — И чайник поставь, пожалуйста.

Когда выяснилось, что в доме будет вода, она повеселела. Камин можно жечь хоть всю ночь, дров хватит. Смерть от голода им тоже не грозит. Вот только тени убиенных жен… Мысли о присутствии в доме бесплотных духов, не упокоившихся с миром, внушали Еве некоторые опасения.

— Сама придумала ужастик, теперь сама же и боюсь, — прошептала она, укутываясь в плед. — Ничего, выпью перед сном пятьдесят граммов коньяка, и все страхи как рукой снимет.

Всеслав нашел на кухне банку ветчины, сардины в масле, маринованные огурцы, несколько пачек сухого печенья, абрикосовый джем, растворимый кофе и компот из ананасов. Этого им с Евой хватит и на ужин, и на завтрак.

Он сложил еду на поднос, принес в «каминный зал».

— А кофе? — спросила Ева.

— Сейчас сделаю.

Она жевала без аппетита, хотя с утра ничего в рот не брала. Предстоящая ночь в этом доме пугала ее. Нервы…

— Ты же говорила, что проголодалась, — улыбнулся Славка. — А сама ничего не ешь.

— Я боюсь, — буркнула Ева, с трудом проглотив кусочек ветчины. — Мне лучше было остаться дома. Не люблю чужого жилья.

— Здесь нет никого, кроме нас. Я обошел оба этажа, заглянул в каждый уголок.

— А подвал?

Сыщик с завидным спокойствием поглощал сардины, рядком укладывая их на печенье, и запивал горячим кофе.

— Неужели кто-то в такой мороз будет сидеть в подвале? И зачем, скажи на милость? Нас с тобой подкарауливать?

Ева понимала, что он прав, но страх не уходил. Она пила кофе с коньяком, стараясь не думать о темноте и тишине, которые скоро наполнят дом. В этой темноте…

— Спать будем здесь, — прервал ее воображаемые ужасы Смирнов. — У огня.

Он придвинул один из диванов поближе к камину, принес подушки и плед. Метель не унималась. Слышно было, как дует за окнами ветер.

— Бойлер нагрелся? — спросила Ева.

— Наверное, нет. Придется подождать.

Светильник под потолком несколько раз мигнул.

— Снег может повредить провода, — сказал Всеслав, поднимая голову. — Ничего страшного. В бойлере полно воды, запас свеч приличный. Не пропадем.

Не успел он закончить фразу, как свет еще раз мигнул и погас.

— А-а-а! — завопила Ева, натягивая на голову плед. — Я так и знала!

Огонь в камине бросал на стены неровные багровые отблески, углы «зала» тонули во тьме. Смирнов подложил еще дров, опустил жалюзи на окнах, задернул тяжелые шторы, улегся рядом с Евой, обнял ее.

— Ты закрыл входную дверь? — испуганно прошептала она.

— Конечно, закрыл. Спи…

Ева затихла, прислушиваясь. За стенами дома бушевала вьюга, огонь с треском пожирал дрова. Всеслав сразу уснул, его ровное дыхание успокаивало Еву. Мало-помалу она задремала…

Посреди ночи она вдруг открыла глаза, ей захотелось пить. В чайнике оставалось немного воды, но надо было идти в кухню. Стараясь не разбудить Славку, Ева выскользнула из-под пледа, зажгла свечу и… Наверху, на втором этаже, раздался шорох, будто кто-то волочил по полу подол длинного платья. Скрипнули ступеньки лестницы… Ни жива, ни мертва, Ева потушила огонек свечи, вышла в холл и замерла. По лестнице спускалась женщина в старинном наряде, ее длинные волосы развевались, руки были вытянуты вперед, а на груди зияла открытая рана… кровь струйкой стекала по подолу, ее черные капли оставляли на лестнице кровавый след…

«Я же не кошка и не могу видеть в темноте», — подумала Ева.

Она хотела закричать, но горло свела судорога, а ноги приросли к полу.

— Ева! Ева! — Кто-то тряс ее за плечо. — Что с тобой? Проснись…

Жуткое видение сменилось лицом Славки, склоненным над ней. Ева вытаращила на него глаза, не в силах вымолвить ни слова.

— Ты громко стонала во сне, — сказал он. — Ночной кошмар? Выпей воды.

Она отодвинула его руку со стаканом, прошептала онемевшими губами:

— Я видела ее… жену Синей Бороды. Там, на лестнице…

— Кого? Где?

Ева медленно приходила в себя. Она лежала на диване, Славка сидел рядом, держал ее за руку; камин слабо горел, на каминной полке стоял подсвечник с зажженной свечой. Ей что, все приснилось? Господи…

— Мне приснилось… я видела мертвую женщину, она шла по лестнице, а за ней тянулся кровавый след… Что это? — Ева приподнялась, впилась пальцами в Славкину ладонь. — Слышишь? Тс-с-ссс…

Он хотел что-то ответить, но Ева прижала к его губам влажные от страха пальцы.

— Тихо…

В наступившей тишине отчетливо раздался какой-то скрежет, приглушенный шум и шаги. Сыщик вскочил, задул свечу.

— Сиди здесь и не двигайся, — прошептал он, набрасывая на Еву плед. — Даже не дыши!

Он бесшумно скользнул к двери, выглянул в холл. Кромешная тьма стояла в доме, но в ее непроглядном мраке явственно ощущалось чье-то присутствие. Смирнов прикрыл за собой дверь «каминного зала», где осталась Ева, двинулся вперед и прижался к стене холла. Холод пробрал его до костей. Однако ветер на улице, кажется, начал стихать — во всяком случае он уже не ударял порывами в стекла окон. В наступившей тишине послышались крадущиеся шаги.

Сыщик не ожидал встретить окровавленную тень мертвой женщины. В отличие от Евы, он сразу понял, что кто-то проник в дом и этот кто-то — отнюдь не бесплотен. Глаза плохо привыкали к темноте, вернее, густой мрак ничто не рассеивало. В холл выходило несколько дверей. Смирнов определил, откуда раздается шум, и затаился. Неизвестный, кто бы он ни был и с какой бы целью ни забрался в дом, не станет сидеть в темноте.

Через минуту под одной из дверей появилась слабая полоска света. Ночной гость воспользовался фонарем. «Интересно, что ему здесь нужно? — подумал Всеслав. — Грабитель? В такую погоду даже воры не выходят на свой промысел. Убийца? Но откуда бы ему знать, что в доме кто-то есть? Одинокий бродяга, замерзший и желающий отогреться? Непохоже…»

— Почему я решил, что он один? — спросил себя сыщик. И тут же подтвердил: — Один. Чутье меня еще не подводило.

Неизвестный не таился. Подсвечивая себе фонарем, он вышел из комнаты — высокий, крепкий, в теплом спортивном костюме. Низко надвинутый капюшон закрывал его лицо. Всеслав не стал ждать, пока гость поравняется с ним, — метнулся вперед, используя фактор внезапности, нанес молниеносный удар… У ночного гостя оказалась отличная реакция: он успел отклониться, и удар прошел по касательной, не сбив его с ног, а только отбросив назад и в сторону. Что-то повалилось, загремело в темноте. Фонарь злоумышленника погас, а сам он со всех ног бросился обратно в комнату, из которой вышел. Что-то щелкнуло, хлопнуло, и несущемуся следом Смирнову бросило в лицо снегом из открытого окна. Перемахнув через подоконник, сыщик спрыгнул в наметенный у стены сугроб. Бежать по глубокому снегу было неудобно. Метель хоть и утихла, но не прекратилась, в глаза летели колкие снежинки, слепили.

Видимо, за забором стояла машина с выключенными фарами, поджидающая ночного гостя. Мотор взревел, и автомобиль мигнул Смирнову красными огоньками на прощание, растворяясь в снежной круговерти. Нечего было и думать догонять его.

— Если это не армейский вездеход, то джип, — пробормотал сыщик, перелезая через забор обратно во двор.

Кто бы ни был неизвестный, он находится в прекрасной физической форме, имеет боевые навыки и… чертовски похож на Тараса Михалина! Спортивная фигура, рост… Неужели это был он?

У дверей дома Всеслав вспомнил, что в спешке не захватил с собой ключи. Пришлось лезть через окно. То самое окно, где стояла решетка «с секретом», о которой говорил Михалин. Оказавшись в комнате, Смирнов отряхнулся от снега, поставил на место решетку, закрыл раму и задумался. Происшествие не укладывалось в голове. Что за странный визит? Что и кому могло понадобиться здесь?

— Ева! — крикнул он. — Не бойся. Все кончено! Я уже иду.

Он вернулся в «каминный зал», где сама не своя от страха сидела Ева, зажег свечи.

— Кто-то проник в дом, — объяснил он, подбрасывая в огонь березовые поленья. — Я не сумел его задержать.

Зубы Евы стучали о край стакана, когда она пыталась выпить глоток водки. Известие о том, что по комнатам бродила не покойная дама с кровоточащей раной в груди, немного успокоило ее. Живой злоумышленник не так страшен.

— А ч-что ему было нужно? — спросила она.

— Он мне не сказал, — улыбнулся Смирнов. — Выскочил в окно, перелез через забор, прыгнул в машину и… поминай, как звали.

— Вы подрались?

— Это громко сказано. Столкнулись друг с другом в темноте. — Всеслав встал и взял в руки подсвечник. — Пойду, посмотрю, что там в холле упало.

— Я с тобой! — испуганно воскликнула Ева.

Они вышли в холл. На полу валялась кованая вешалка для одежды, украшенная острыми металлическими завитками. Сыщик поднял ее. Чертыхнувшись, посветил на свою ладонь.

— Что это? Кровь?

— Ты порезался? — Ева схватила его руку. — Нет… кажется, просто испачкался.

— Наш гость напоролся на вешалку и свалил ее! — обрадовался Смирнов. — Вот и полоска ткани от его костюма. Чудесно.

— Ты хотя бы рассмотрел его?

— Было темно, дорогая.

Костров. Год назад

Вечеринка у Зориной удалась на славу.

За окнами в синей ночи бесновалась метель, а в гостиной было тепло, ярко горела люстра, пахло женскими духами. Ольга Вершинина собрала фанты, но игру решили начать после танцев. Майор Морозов взял у нее вазу с вещицами гостей, поставил на подоконник. Хмель уже ударил ему в голову, позволил вести себя более развязно.

— Потанцуем? — шепнул он на ушко молодой учительнице, и, не дожидаясь ответа, обвил ее талию руками.

Герц едва не перевернул стул, бросившись к Маше Симанской. Он не даст себя опередить этим подвыпившим мужикам! Что они понимают в женской красоте? Что они вообще понимают в жизни? Он сам себе не верил, прижав Машеньку к своей упитанной груди, плавно переходящей в наметившееся брюшко. Неужели свершилось? Неужели он наконец держит ее в своих объятиях?

— Что, Боренька? — сладко обжигая его дыханием, прошептала она. — Забилось сердечко-то? Затрепыхалось? Гляди, не ровен час, прикипишь, не оторвать будет.

— Отдайся мне, — теряя голову, шептал Герц заплетающимся языком. — Озолочу!

— Кошелек у тебя толстый, это я знаю, — смеялась Маша. — Только мне не хватит.

Блеск ее зубов между накрашенными розовой помадой губами сводил его с ума. «Не надо было столько пить, — запоздало подумал Герц. — Ускользнет золотая рыбка от пьяного рыбака! Не исполнит заветного желания!»

Руслан Талеев пригласил на танец Тамару Ивановну. Та обмерла от неожиданности, прерывисто вздохнула, кладя руку на его сильное плечо. Она не слышала музыки, ничего вокруг не видела, окунувшись в свои сексуальные фантазии. А что еще оставалось делать? Наяву никто из этих мужчин постель с ней не разделит, так она хоть в воображении получит удовольствие.

Чернышев и Вершинин остались за столом. Они старались не встречаться взглядами. Сергей налил себе водки, молча выпил — ему хотелось убить Герца, который шептался с Машей, прижимался к ней жирным телом. Впрочем, с неменьшим наслаждением он съездил бы кулаком по наглой физиономии Талеева. Но ни того ни другого делать нельзя — нужно сидеть в этой душной гостиной, улыбаться, говорить какие-то пошлости и усмирять клокочущий внутри вулкан.

Андрей Чернышев, прищурясь, тоже наблюдал за Герцем и Машей. Он понимал, что Борис Миронович, несмотря на все свое богатство и сластолюбие, опасности не представляет. Другое дело — Талеев, залетный питерский кавалер; он, пожалуй, вскружит голову костровской красавице, увезет ее в дальние дали. Как же этому помешать?

Андрей не отдавал себе отчета, чего он на самом деле хочет от Маши. Любви? Повторения тех незабываемых ласк? Брака? Любовь у них вроде была — в юности, сильная, чистая, беззаветная. Куда она ушла? Почему иссякли чувства, исчезло волнующее, трепетное притяжение? Не у него — у Маши? Ничего не объясняя, не объявляя причины, она написала ему в училище перед самым выпуском, что желает счастья, прости, мол, и прощай. Чернышев так до сих пор и остался в том состоянии оглушительного провала, падения в никуда, мучительного недоумения… Что произошло? В чем его вина?

Те несколько ночей близости, которые были у них, казались теперь Андрею невосполнимыми, невозможными ни с какой другой женщиной. Они переливались в его памяти огнями диковинного самоцвета, до которого он дотянулся каким-то чудом, но не сумел удержать, упустил. Возобновить эту любовную связь было так же нереально, как вставить в золотую оправу живую звезду. Думаешь, вот она, рядом; а дотронулся — только обжегся, ослеп от сияния и боли.

Как вариант, оставался еще брак. Чернышев не мог не понимать, что, женившись на Симанской — даже если ему удастся вырвать или вымолить у нее согласие, — он ни секунды не будет иметь покоя, сгорая от ревнивых подозрений, от страха потерять ее.

Он не знал, чего хочет, и в то же время не мог оторваться от Маши: выйти из поля ее притяжения было для Андрея равносильно небытию. Он устал бороться с собой, навязывать себе «правильные» решения, поведение и мысли. Пусть все идет, как идет.

Над Костровом кружилась метель, била снежными хвостами, подобно фантастическому тысячеглавому дракону, изрыгая из разверстых пастей хлесткий морозный ветер. В домах топились печи, горел за окнами свет, было тепло, уютно.

В гостиной у Зориной звучала хорошая музыка, приглушенный смех, игривые разговоры. Ольга Вершинина таяла от любезностей майора Морозова, Тамара Ивановна напропалую кокетничала с Талеевым. Жарко пылала люстра. Пахло сигаретным дымом, апельсинами, коньяком и кофе.

Мария Варламовна не боялась, что Руслан приревнует ее к другим мужчинам. Ей это даже нравилось. И Андрюше Чернышеву полезно поскрипеть зубами — может, наконец, отстанет от нее со своими ухаживаниями. Вот Сережу Вершинина жалко — переживает мальчик, мучается. Но тоже закалка! Пусть смолоду привыкает, что за женщину надо сражаться, биться с превосходящими силами противника. А то привыкли: не успеют лениво поманить пальчиком, как девчонки уж бегут, задыхаясь от радости, на ходу юбки задирают и кофточки расстегивают. Куда такое годится?

— Господа! Господа! — захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание, хозяйка дома. — У нас фанты! Вы не забыли?

Морозов, предупреждая Ольгин порыв, принес вазу с вещичками, по которым следовало назначать задания, поставил на стол. Перечень действий для участников игры Зорина придумала заранее и написала на бумажке. Оглашать жребий выпало Руслану Талееву.

Он встал спиной к вазе, и Ольга вытащила первым перстень Марии Варламовны. Все затаили дыхание.

— Что сделать этому фанту? — торжественно спросила Вершинина.

— Рассказать любимую историю, — прочитал по бумажке Руслан, и по гостиной пронесся вздох разочарования.

— Что сделать этому фанту? — спросила Ольга, вынимая из вазы часы Талеева.

— Изречь пророчество, — прочитал тот.

Дальше разыгрывались «рассказать стихотворение», «поцелуй», «танец на бис», «пантомима» и «признание в любви», но уже без интереса. Зорина бросилась спасать положение.

— Ко мне пришло семеро гостей! — воскликнула она, обводя присутствующих многозначительным взглядом. — За окнами холодная, вьюжная тьма. Время приближается к полуночи… Семь — число таинств! Семь престолов, семь печатей, семь ангелов и семь дьяволов! Магический предел, за которым раскрываются врата непостижимого…

— Не призывайте духов тьмы, уважаемая Тамара Ивановна! — шутливо перебил ее Борис Герц. — Это небезопасно!

Но Зорина не дала сбить себя с избранной волны.

— Начнем игру, господа! — зловеще произнесла она, задавая тон будущим событиям. — Там ждут!

Она подняла указательный палец вверх и закатила глаза, остальные невольно подняли головы, сопровождая ее взгляд.

— У нас будто не фанты, а сатанинский обряд, — пьяно хихикнул Морозов.

На него зашикали. Играть так играть. Сильный порыв ветра со снегом распахнул окно, заранее незаметно приоткрытое Тамарой Ивановной, ворвался в комнату, обдавая гостей ледяным дыханием ночи.

— Ой! — пропищала Ольга Вершинина и спряталась за широкую спину майора.

Андрей Чернышев криво улыбнулся, Герц промокнул платком вспотевший лоб.

— Начнем, судари и сударыни! — подыгрывая Зориной, заявила Мария Варламовна. — Моя любимая история… невероятно жуткая, замораживающая кровь в жилах того, кто ее услышит. Где моя жертва?

Она посмотрела сначала на Чернышева, дожидаясь, пока тот не занервничает, а потом ее взгляд остановился на Вершинине.

— Идите сюда, сударь, — вкрадчиво сказала она, поманив молодого офицера рукой. — Вы готовы принести свою душу на алтарь древней, ужасной тайны, которая… убивает?

Вершинин залился краской, затем побледнел, опустил глаза и… кивнул головой. С Машей он был согласен на все.

Тамара Ивановна от души наслаждалась происходящим: в ее гостиной бушевали настоящие страсти! Давно она так не развлекалась.

— Вынуждены покинуть вас, господа, ровно на пятнадцать минут, — улыбнулась Симанская, беря Сергея под руку и увлекая его к двери. — Именно столько длится страшная история о любви, сокровище, смерти и магическом заклятии. О-о-о! Какие леденящие кровь подробности придется вам услышать, мой верный рыцарь!

Они вышли за дверь в полной тишине. Гости оживились, дабы скоротать время, потянулись к выпивке и закуске. Герц неловко задел бокал с вином, и по скатерти растеклось красное пятно.

— Кровь! — дурашливо закричал Морозов, указывая на пятно пальцем. — Недобрый знак!

Присутствующие засмеялись, но как-то скованно. Ольга переживала за брата, проникаясь его состоянием. Тамара Ивановна с аппетитом поглощала бутерброд с икрой. Герц пил коньяк, заглушая приступ сексуального желания. Андрей Чернышев остро завидовал Вершинину — он дорого бы дал, чтобы оказаться на его месте. Проклятый щенок уводил у него из-под носа любимую женщину, а он продолжал сидеть как ни в чем не бывало и жевать, когда ничего в рот не лезет!

Руслан Талеев поглядывал на дверь, за которой скрылись Сергей с Марией Варламовной, и в его глазах вспыхивал злой огонек. Дразнит она его, что ли? Хочет вызвать ревность? Дамы это любят.

Четверть часа истекли, и молодые люди вернулись в гостиную. Оба возбужденные, с пылающими лицами.

— Как видите, я все еще жив, господа, — нервно пошутил Вершинин. — Занимательную историю поведала мне Мария Варламовна. Она услышала ее из уст своего отца, а тот… от своей покойной бабушки. Далее след кровавой тайны теряется в веках. Но это несущественно. Главное — какое продолжение она может получить в наши дни.

Он недвусмысленно посмотрел на Симанскую и провел ребром ладони по своей шее.

— Что ты себе позволяешь? — взвился Чернышев.

Его хваленая выдержка изменила ему, и он схватил Сергея за грудки, тряхнул. Тот резко ударил его по рукам. Морозов с Талеевым бросились их разнимать, оттаскивать противников в разные стороны. Не хватало еще драку затеять на вечеринке!

Герц проглотил очередную порцию коньяка, ощущая чудесную легкость. Наконец спиртное подействовало как следует. В голову пришла шальная мысль: а что, если предложить мужикам отступного? Выкупить у них Машеньку? Интересно, сколько денег им предложить, чтобы согласились отказаться от своих притязаний, даже не смотреть в ее сторону? И тогда он, Борис Герц, один будет…

Громкий, неестественный смех Чернышева помешал его размышлениям.

— Шутка, господа! — рассмеялся Андрей, подавая молодому офицеру руку в знак примирения. — Фанты! Необыкновенно эмоциональная игра!

Тот в замешательстве протянул свою. Не хотелось выглядеть мальчишкой, глупым забиякой в глазах Маши.

Хозяйка дома решила разрядить обстановку.

— Следующий фант! — захлопала она в ладоши. — Ваша очередь, Руслан Кириллович! С нетерпением ждем.

Талеев в наступившей тишине подошел к Марии Варламовне.

— Ты готова выслушать пророчество? Не менее ужасное, чем твоя история? Не станем уединяться, возбуждая нездоровое любопытство присутствующих! — Он театральным жестом приподнял ее руку и прикоснулся к браслету. — Почему ты, сударыня, надела сегодня эти странные камни александриты? Днем они радуют глаз прозрачной зеленоватой чистотой, но как только приходит вечер… они наливаются кровью, делаются красными! Не то кто-то убил кого… не то убьет… не знаю, но кровь каждый вечер проступает в этих камнях.

Мария Симанская отдернула руку.

— Довольно, — рассердилась она. — Придумай что-нибудь повеселее.