Клюква со вкусом смерти

Наталья Хабибулина, 2015

Невероятное сплетение судеб… Лишь одна нечаянная встреча открывает тайны, скрытые в лесной глуши, на болотах, и страшные преступления военных времен вновь восстают из небытия…

Глава 1.

Очередной день подполковника начался со звонка Лопахина:

— Зайди, есть разговор.

— Был сегодня в прокуратуре. Письмо им пришло, довольно интересное. Хочу, чтобы ты его прочитал, вот, держи, — генерал вынул из папки лист, испещренный убористым мелким почерком. — Это копия. Потом обсудим.

В письме говорилось следующее:

«… Несколько месяцев назад ко мне приезжала моя двоюродная сестра Анфиса Гребкова. Она не так давно переехала к своему сожителю в деревню Потеряево. Там, по её словам, она встретила мужчину, похожего на одного провокатора, который во время войны в одном оккупированном городке в Молдавии, где в то время гостила у своей сестры Анфиса, выдал румынским захватчикам местных подпольщиков. Все они были арестованы и казнены. Среди них была и сестра Анфисы. Только Анфиса сказала мне, что не совсем уверена в том, что это именно тот самый человек, которого она подозревает, потому что лично с ним не была знакома, лишь видела иногда у сестры по ночам. Поэтому решила ещё за ним понаблюдать, а потом, если удостоверится в том, что права в своих подозрениях, сообщить в органы. Фамилию его она мне не назвала. Я ждал от неё писем, но она всё не писала. Я обеспокоился и послал ей письмо сам. Через некоторое время моё письмо вернулось с пометкой «Адресат выбыл». Я очень удивился и написал в сельсовет, где проживала Анфиса. Оттуда мне пришел ответ, что моя сестра «была найдена в лесу со следами насильственной смерти». Так было написано в том письме. Я обратился в следственные органы. Оттуда ответили, что, действительно, как установило следствие, убил её некий Михей Ботыжников. В сельсовете мне дали адрес сожителя моей сестры Григория. Тот написал, что этот убийца — душевнобольной человек. И, как я понял из того письма, он умер, не дожив до суда. Я не поверил в его виновность, поэтому пишу вам, так как почти уверен, что убил её именно тот человек, о котором она мне говорила. Прошу вас разобраться в этом деле. Сам я инвалид третьей группы — ходить не могу, передвигаюсь на инвалидной коляске. Ещё раз прошу вас — разберитесь, пожалуйста! Больше мне не к кому обратиться. Извините, если написал что-то не так. С уважением Арсений Хватов».

— Что скажешь? — Лопахин затушил недокуренную папиросу.

— Ну, что скажу? Разбираться с этим прокуратуре. По-моему, это надзорное дело. Мы-то тут причем? Почему письмо у вас? В прокуратуре работников не хватает? Или своим «хлебом» делятся?

— Ну-ну-ну, зачасти-ил… Речь-то в письме идёт не о каком-то воришке — о предателе. Сам знаешь, скольких мы за последние годы выявили, а сколько ещё живут под чужими именами… Как тараканы, расползлись по стране после войны, попрятались в норы И тут не исключено… — Лопахин протер вдруг вспотевший лоб большим платком. — Так что, нам придётся подключаться.

Дубовик внимательно посмотрел на него.

— Товарищ генерал?..

— Ну, да! Да! Послать могу только тебя! — Лопахин шумно выдохнул. — Первый секретарь Обкома Партии в курсе — прокурорские постарались. Ты ведь знаешь его! Он до дрожи боится скандалов, для него слова «государственный преступник» звучат, по меньшей мере, как приговор его собственной личности. А случись что! Все так и стараются подножку нам подставить! — он опять вздохнул. — Для тебя это — тьфу! Ты эти ребусы, как орехи, щёлкаешь, — генерал испытующе посмотрел на подполковника. — Я Первому пообещал поддержку от нас в этом деле.

— Та-ак! Значит, меня вы уже «сосватали»… — Дубовик побарабанил пальцами по столу. — Мне поручается колхозничков проверять на «вшивость»? А то дело, которым мы сейчас занимаемся, кто будет расследовать?

— Ну, предательство — это уж далеко не «вшивость»! Это уж ты повернул! Если такой преступник там, действительно, скрывается? — генерал хмуро сдвинул брови. — К этому надо отнестись со всей серьёзностью, не тебе мне говорить! Понимаю — для тебя мелковато. Но послать, кроме тебя, никого не могу. Тебе это на два дня работы. Так что, давай без этих своих… — он покрутил пальцами. — А дело никуда не денется!.. Снежков поработает! И… Между прочим, насколько я помню, ты просил отпуск! На неделю!

— А что, эта деревня находится на Черноморском побережье? — с иронией спросил Андрей Ефимович. — И избы санаторно-курортного типа? И в колодцах минеральная вода? И на улицах лечебная грязь?

— Тьфу ты!.. Завёлся!.. Умеешь ты уколоть! Понимаю я твой сарказм! Очень хорошо понимаю! Только и ты меня пойми! Кого я туда пошлю? В таком деле слишком много бывает нюансов, а в мелочах ты умеешь разбираться. Но, между прочим, там есть и некоторые плюсы, которые я могу тебе предложить. В этой деревне Потеряево, километрах в двух-трёх, на пасеке живёт один мой старинный друг, полковник в отставке, бывший артиллерист, Яков Харитонович Поленников со своей женой. У них большой дом, хозяйство, рядом лес, озеро — одним словом, сказка! Правда, сейчас весна, и все эти красоты пока скрыты, но летом!.. Так что, туда можно вернуться и потом, в июне-июле! А я уверен, что тебе понравится! А пока ознакомишься… Да, признаюсь, я со своими друзьями уже созвонился, они примут вас. Говорю «вас», потому что предлагаю тебе взять с собой Варвару. Всё-таки, отпуск… Ну, с нагрузкой, что поделаешь?.. Будешь спокойно работать, по себе знаю. И отдыхать… по мере возможности… И Варвара не будет скучать! Там такие пейзажи — только пиши! У Поленниковых дети выросли, разлетелись по свету, старики с удовольствием примут таких гостей.

— Ну, товарищ генерал, это грубый неприкрытый шантаж! — усмехнулся Дубовик. — Вы, как всегда, умеете «преподнести» задание так, что сам напросишься. Хотя ваши «плюсы» не так уж и соблазнительны! Видали места и интересней. Ну, да ладно. Приказ есть приказ, и обсуждать его я не имею права. Только вы ведь знаете, как я не люблю работать с прокурорскими! Это кость в горле! Мне нужен свой помощник.

— Да-да! Калошин посылает от себя Воронцова, это их участок. Парня ты знаешь, сам его хвалил. Ну, и местный участковый, мужик серьёзный, всю войну прошел. Да и Яков Харитонович не оставит без помощи. Есть в деревне и комсомольский актив, коммунисты — деревня большая. Устраивают такие кандидатуры?

— Ну, что ж, вполне! Троих достаточно, — удовлетворенно кивнул Дубовик. — Только было бы неплохо, если бы помощник прокурора немного задержался, — он вопросительно посмотрел на генерала, тот кивнул.

— Кстати, об истинном положении вещей знает только Поленников, для остальных — это просто проверка по письму Арсения Хватова, не удовлетворенного заключением следствия. И местное население, по словам моего друга, тоже такого же мнения о проведенном расследовании. Считают, что убил женщину кто-то другой. Слова «предатель», «провокатор» там не звучали, чтобы не вспугнуть преступника. Если, конечно, он там, действительно, есть. Всё понял?

–Так точно, товарищ генерал!

— Тогда — вперед! Кстати, расследование об убийстве Анфисы Гребковой вел твой вечный оппонент Моршанский. Он его и в архив отправил. А парня — в клинику для душевнобольных, но я так понял, что тот умер, почти сразу, как его арестовали. Созвонись с Моршанским, пусть введет тебя в курс дела.

— Ну, уж нет! Расследование начну с нуля, возьму только акт судмедэкспертизы. А вести дело по чужим ошибкам не хочу и не буду, — твердо произнес подполковник. — Тем более что Моршанский всегда в каждый протокол допроса привносит своё субъективное мнение, а мне нужна полная объективность.

— Тебе решать!

— Разрешите выполнять? — Андрей Ефимович поднялся.

— Действуй! Отдыхать не забывай!

— Отдых с расследованием совмещать не люблю. А потому — без обиды — отпуск потребую позже! И в полном объёме! Честь имею! — щелкнул каблуками на прощание Дубовик.

— Ну, что ты с ним будешь делать? — с легкой улыбкой произнес генерал в закрытую дверь и, вздохнув, добавил: — И не поспоришь ведь!

Весть о поездке в деревню Варя приняла с нескрываемой радостью.

Чемодан был собран моментально, что очень рассмешило Андрея Ефимовича.

— Да, Варька, видно ты и в самом деле засиделась в квартире! — он, смеясь, поднял жену на руки и закружил её по комнате.

— Я радуюсь тому, что буду рядом с тобой! — она обхватила его лицо своими маленькими мягкими ладошками и чмокнула мужа в нос.

— Обожаю тебя! — рядом с Варей Андрей чувствовал, как его сердце, буквально, оттаивает от жестоких реалий тяжелой оперативной работы.

На следующий день, дав последние указания капитану Ерохину и вернувшемуся с учебы лейтенанту Берзеню, Андрей Ефимович с женой отбыл в деревню Потеряево, прихватив с собой из Энска Костю Воронцова, который так же, как и Варя, был несказанно рад этой поездке.

Весна уже вступила в свои права.

Чтобы легче было проехать по раскисшим дорогам, пришлось оставить свою машину и позаимствовать в Энском отделении милиции простой и надежный «УАЗик», отличавшийся хорошей проходимостью. Благодаря этому, дорога, которая оказалась неожиданно неплохо укатанной, не заняла много времени, и уже к вечеру троица подъезжала к большому бревенчатому дому, в котором располагалось Правление колхоза «Красный коммунар».

На большое крыльцо с резными перилами, заслышав шум подъехавшей машины, вышел высокий мужчина в накинутом на плечи френче с орденскими планками. Левая сторона его лица была изрыта шрамами, но при этом не портила мужественного выражения, а левая рука, выглядывавшая из манжеты сорочки, была закована в черную перчатку.

Добрая улыбка, появившаяся на лице этого человека, сразу будто разгладила страшные рубцы и сделала лицо его симпатичным и даже приятным.

— Позвольте представиться — Денис Осипович Баташов, председатель здешнего колхоза. — Дубовик пожал протянутую мужчиной руку и назвал своих спутников. — Прошу в дом. Там я познакомлю вас с членами Правления, — Баташов махнул в сторону крыльца.

Пройдя через небольшой коридор, вошли в просторное помещение, чистое и теплое. В дальнем углу за высокой переборкой находился небольшой кабинет самого председателя, судя по количеству телефонов: один висел на стене, два стояли на большом столе. Несколько письменных столов располагались в разных углах комнаты с четырьмя окнами, на подоконниках стояли горшки с пышными геранями. Вдоль стен самодельные шкафы разных размеров с документами и книгами блестели чистыми стеклами дверец. Все стены были заклеены агитационными плакатами, а на центральной стене висел большой портрет товарища Хрущева. Под ним на тумбочке с красной скатертью стоял бюст Ленина. Довершала обстановку комнаты огромная беленая круглая печь. Пахло травой, по-видимому, от снопов каких-то зерновых культур, расставленных в углу, о которых, к вящему стыду приезжих, они ничего не знали.

— Гречиха, — сказал Баташов, с легкой улыбкой перехватив взгляды приезжих. — Урожай нынче был отменный, переходящее Красное Знамя получили, — он кивнул на шелковое полотнище, развернутое на стене рядом со снопами и бюстом.

С деревянного диванчика, стоящего возле печи, навстречу гостям поднялся крупный рыжий парень.

Мужчинам он пожал руки, представившись Гошей Мартьяновым.

— Наш комсомольский вожак, — добавил Баташов.

Парень зарделся, взглянув на Варю.

Познакомиться подошли ещё женщина-парторг, депутат Райсовета, как её представил Баташов, Надежда Терентьевна Ситникова и бухгалтер-счетовод Загоскин, человек со смешной лысиной, как у католического священника, и тонкими волосами вокруг неё, который представил себя сам, как «счетовод пожилой, но в работе деловой», чем вызвал улыбки приехавших.

— Иван Гаврилович у нас местный поэт, — пояснил Баташов, тоже улыбнувшись. — Он нам на все праздники стихи сочиняет, лозунги пишет.

— Фёдор Николаевич Бородулин, главный агроном, — представился ещё один мужчина, с пронзительным взглядом черных глаз и тонкими интеллигентскими усиками. По черным смоляным волосам его пролегала белая прядь седых волос.

Рукопожатие его было крепким, но рука заметно подрагивала, а ладонь была влажной.

Всё время он искоса наблюдал за приехавшими, не вступая в разговор.

В это время с улицы донёсся треск мотоцикла, на крыльце затопали, и в дом вошли двое: один в форме капитана милиции, седовласый рябой мужчина, второй, выглядывающий из-за его спины — лысоватый мужичок с лисьим носом.

— Кобяков, участковый, — представился капитан, крепко пожимая всем руки, — рад, рад, что приехали.

— Алексей Павлович, — председатель обратился к лысому мужичку, — а ты-то, зачем здесь? Рабочий день давно закончился. Разве дома дел мало? Это наш местный активист, Нигай, — пояснил он гостям.

— Я член правления, и имею все права! — засуетился мужчина. — Может, ко мне будут вопросы? — он обратился к Дубовику.

Тот с усмешкой покачал головой, заметив, как усмехнулся и Бородулин.

— Алексей Павлович, ты в своем уме? Люди только порог перешагнули, их надо устроить на ночлег, накормить, а уж когда задавать вопросы и кому, они решат и без нас! — Баташов досадливо отстранил Нигая от Дубовика. — Заместитель мой сейчас хворает — головные боли мучают, но, надеюсь, что скоро поправится.

Костю Воронцова решили определить на постой к бабе Дусе, местной знахарке, подполковник же, несмотря на сгустившуюся темноту, решил ехать сразу к Поленниковым.

Кобяков вызвался сопроводить их, отправившись впереди на мотоцикле, объяснив, что дорогу найти в темноте непросто.