Запертые

Ник Трейси (2024)

Инфернальная история, которая случилась в глубокой провинции, в многоквартирном доме, который стоял на отшибе. Наш герой въезжает в этот дом, чтобы прожить там на спор месяц в квартире недавно умершей бабушки. Оказывается, в доме уже почти никто не живет. Остались только трое: подросток, тетка в годах, девушка. По местным новостям передают о серийном убийце, который орудует неподалеку. Загадки, загадки, наш герой погружается в пучину тайн, которые, как в хороших триллерах, открываются постепенно и ошеломляют с каждым новым шагом…

Глава 3. Соседи

Проснулся я от грубого барабанного стука в парадную дверь. Обычно сон крепко держит меня по утрам, но в этот раз я подорвался по какому-то животному рефлексу с такой силой, что грохнулся на пол.

«Бум — бум — бум!» — продолжали долбить в дверь.

За какие-то несколько секунд я вспомнил всю вчерашнюю ерунду. Рука моя по-прежнему сжимала нож, часы показывали полдень. Черт, ну и вырубился я. Давно уже так не спал…

Стук, тем временем, ни на йоту не прекращался, а только усиливался.

— Алексей! — слышу голос Серафимы. — Открывай, давай, разговор есть!

— Да иду я, иду! — кричу громко, а сам наспех натягиваю джинсы и бросаю взгляд на газеты старые. Я их вчера так на полу и оставил.

С ножом расстаться не рискнул. Так с ним к двери и пошел. В глазок глянул: там моя рыжая соседка в розовом халате дубасит по двери тяжелым кулаком, а левая рука у неё за спину спрятана. С чего бы это?

— Да чего вы так стучите то? — кричу, отпирая замки. — Открываю же, сказал.

Дверь я открыл не на всю катушку, а так, в легкий просвет, чтобы нож свой не показывать.

— Что случилось? — спрашиваю, как невинный агнец.

— Что случилось? — грозно переспрашивает Серафима и теперь я вижу, что в другой руке у нее тот самый кривой нож. — Кто ты такой, черт тебя возьми?

— Я не понимаю… — говорю и язык у меня к небу присыхает. Думаю, закрыть дверь уже не успею, а с такой теткой тягаться ножами — себе в убыток. И почему в подъезде до сих пор темно?

Мой недоуменный вид рассердил тетку не на шутку.

— Ах ты, гаденыш, — начинает она кипишевать и нож мне в шею направляет, — будешь делать вид, что ничего не знаешь? Говори, кто ты такой!?! — в конце она уж кричала в открытую, как психованная.

— Эй, успокойся, тётя! — говорю, а сам назад чуть отступаю. — Я же сказал, я просто пожить приехал…

И тут слышу, в подъезде кто-то сверху энергично спускается. Серафима даже ухом не повела, просто испепеляла меня глазами. А шаги скоро в Виталю угрюмого выросли. Только теперь он был не угрюмый, а какой-то злобный, да еще в руке сжимал тяжелую монтировку.

В этот раз подросток со мной даже не поздоровался. Просто чуть отодвинул тетку в сторону и с ходу зарядил мне железкой по черепу.

Очнулся я от голосов, связанный по рукам и ногам, лёжа на старых газетах и щурясь от яркого света люстры. На лбу горела шишка, к груди прижималась какая-то нервная девка, которая (как я скоро понял) пыталась меня защитить от насильственной смерти. Сквозь туман в глазах я узнал её. Это была та самая девушка из окна на втором этаже. Ольга бедовая. Её худое вытянутое лицо с подтеками под глазами было словно создано для рыданий. Русые непослушные волосы, собранные сзади в пучок, волнисто свисали по сторонам и щекотали меня по лицу. Она буквально лежала на мне своей маленькой грудью, спрятанной под строгим серым платьем с застегнутыми пуговичками на крошечном декольте. Прямо над ней возвышалась крупная розовая фигура Серафимы с мясницким ножом, который пока был опущен острием вниз.

— Не дам! — кричит на мне нервная Ольга, выкидывая одну руку вверх и назад. — Он нам поможет! Убери нож, Серафима, заклинаю тебя Богом Христом, убери!

— Уйди, Ольга, по-хорошему, — более спокойно отвечает грозная соседка. — Говорят тебе, уйди! Это Он. Тот, кого убить надо! Я дура, сразу его не признала. Но теперь знаю. Мы должны отсечь ему голову и спустить прямиком в ад.

–Нет!? — с нервным надрывом орет моя защитница и плотнее ко мне прижимается грудями то и обнимает меня, как живое покрывало. — Не тот это! Нету в нём дьяволова! Я бы увидела! Убери нож, Серафима, или меня заколи!

Вдруг к дамской беседе присоединился посторонний голос:

— Он очнулся.

Я не сразу узнал Виталю. Каким-то он был слишком вдумчивым для обычного гопника. Но тут я головой повертел и вижу, точно он, всё в той же куртке и в отцовских брюках. Даже ботинки не снял, наглец. Сидит на диване с монтировкой и с серьезным видом на меня смотрит.

Тут все на меня давай пялиться: и та, что на мне лежала и та, что надо мной стояла.

— Какого хрена тут происходит? — говорю сдавленным голосом. Девка на мне хоть и была щуплой, а к груди плотно прижалась, не продохнуть.

— Иш ты, кто у нас тута заговорил!? — Серафима давай снова молнии из глаз в меня метать. — Темная твоя душа!

— Я ничего не знаю, — говорю, а потом к девушке обращаюсь:

— Извините, не могли бы вы приподняться?

Она к моему удивлению не приподнялась.

— Ага, сщас, — говорит. — Я встану, а Серафима тебе тут же бошку отсечет. Нет уж, потерпи, пока мы всем советом не решим, что тебя не тронут.

— Хорошо, — киваю, а сам думаю: хорошо хоть джинсы успел одеть.

Тут Виталя сверху нарисовался. Холодный угловатый конец монтировки ко лбу моему приставил и спрашивает:

— Ты, правда, не знаешь, что случилось?

— Я читал про вас в газетах, — отвечаю, подумав немного. — В этом доме пропадали люди, но вы почему-то остались. У меня больше вопросов к вам, хотя я и не репортер.

— Черт! — Виталя убрал монтировку от лица и ботинком рядом притопнул. — Не он это! Городской пижон, мать его, я сразу понял, что он левый какой-то.

— А я что говорила! — воодушевленно восклицает моя защитница. — Не тот! Этот пришел спасти нас, а не губить!

— Спасти нас? — ехидничает громадная Серафима, ножом размахивая. — Да он себя спасти не способен! Если бы я вчера укол не поставила, давно б уж загнулся.

— Да что случилось то!? — кричу я, совершенно сбитый с толку.

— Ладно, — говорит Виталя, в глаза мои сверху глядя. — Ольга уйди, не тронем мы его.

А девка все равно лежит на мне, как супруга страстная, и в пол оборота опасливо на Серафиму поглядывает.

— Слово даешь? — у Витали спрашивает.

— Даю.

Видимо, этот гоповатый подросток пользовался среди женщин авторитетом. Во всяком случае, девушка после его обещания с меня слезла.

Виталя моим же ножом перерезал веревки на ногах и руках, а после помог подняться. Я встал и руку протягиваю.

— Нож верни, — говорю невозмутимо.

Виталя хмыкнул только, но нож вернул.

— Итак, — говорю с чинностью свободного человека. — Что я должен узнать?

На мой вопрос Виталя ответил наглядно. Подошел к горчичным шторам, что закрывали лоджию, и в сторону их отодвинул. За оконным и дверным стеклом я увидел аккуратную кирпичную кладку. В увиденное я поверил не сразу. Подошел, открыл дверь на лоджию и ладонью потрогал шероховатый красный кирпич, толкнул его от себя…. Стена.

— Мать вашу… — говорю в сердцах. — Что за….Кто это сделал?

И назад оборачиваюсь. А они все трое на меня смотрят. Подросток посередине, а по бокам барышни.

— Это дом…. — говорит Виталя, с меня глаз не спуская. — Точнее его дух. Макруб…Вопрос в том, почему он это сделал именно сейчас… Сейчас, когда ты (тут он монтировку мне в грудь ткнул) сюда въехал.

— Может это чей-то прикол? — плечом пожимаю. — Это везде или только здесь?

— Это везде, подлец ты этакий, — отвечает Серафима и уже снова сигареткой дымит. — Мне из-за тебя теперь за сахаром в магазин не выйти! Как я теперь варенье варить буду?

— Ой, а можно не дымить? — интеллигентная Ольга кашлять давай и рукой махать.

— Хочу дымлю, хочу нет. Ты, Ольга, лучше ко мне не лезь. Иди в свою конуру и скули там себе, сколько вздумается.

— Погодите, погодите, — говорю. — Что значит, не можете в магазин выйти?

— Дом закрылся, — отвечает невозмутимо Виталя. — И закрылся он плотно и со всех сторон.

— А вы пробовали чем-то разрушить стены?

— Хрен ты их разрушишь, если Макруб так решил, — усмехается Виталя. — Мы и у меня и у Серафимы долбили стены битый час. После кирпича слой железа там.

— Стойте, стойте, — я глазами хлопаю, а верить в происходящее еще не совсем верю. — Что нафиг за Макруб такой?

Тут Ольга вплотную ко мне подходит, за плечи хватает, наклоняет к себе, будто целовать собирается и в ухо мне шепчет:

— Демон.

Я в глаза девушке смотрю, а там страданий целый океан. Затем на Виталю взглянул, затем на Серафиму курящую. Их выразительные взгляды полнились красноречием. Эта троица знала что-то страшное об этом доме.

— Демон? — переспрашиваю, на Ольгу глядя. — Это он людей сгубил?

— Тише! — говорит она шепотом, палец к губам своим приставляя. — У Макруба есть глаза и уши. Он не любит, когда о нем говорят за спиной.

— Какие это глаза и уши? — спрашиваю с заминкой.

— О Грыничкине слышал?

–Угу, — киваю, а сам весь холодный от страха.

–Ну, так он повсюду, — продолжает шептать Ольга. — Демон через него нас изучает.

— Да что сейчас-то шикаться? — без стеснений высказывается Серафима. — Если мы теперь заперты здесь на неопределенный срок.

Виталя в это время по кирпичной кладке монтировкой водил, все думал о чем-то.

— Что-то произошло…. — говорит погодя, к нам поворачиваясь. — Что-то произошло именно этой ночью.

И на меня вдруг смотрит, а я глаза в сторону отвожу. Это и Ольга сразу заметила, но говорить ничего не стала. Чувствую, что сказать все равно придется о Грыничкине. Я отошел от женщин подальше, и, собираясь с мыслями, затылок чешу.

— Куда это ты собрался? — Серафима уже сразу нож на меня направляет.

— Ладно, — говорю, руки вверх вскидывая. — Произошло кое-что, но не думаю, что это из-за меня.

— Говори! — тут же Виталя требует и глаза у него искрятся аж все.

— Как и сказала Серафима, — продолжаю рассказывать, — вчера меня укусила эта тварь… и я сделал всё, как мне велели. Налил на ночь варенья, но он, то есть оно, пошло сразу ко мне… — рассказываю я так, а сам ножом в руке жестикулирую. И Серафима сразу прочухала, чем мой рассказ кончится. Смотрит на мой нож и лицо у неё белее снега.

–…. А я спать с ножом лёг, — продолжаю рассказывать. — Ну, не хотел, чтобы меня ночью кто-то кусал. И он напал на меня! Клянусь! Она прыгнул на меня и я..я..я его убил.

— Святые угодники! — Ольга вскрикивает и за голову хватается.

— А я что говорила! — взрывается буйно Серафима. — Виновный он! И теперь с ножом еще. Ну, да я как-нибудь справлюсь!

И на меня дурная идет. Не как тетка идет, а как натренированный палач. Нож кривой в правой руке она высоко над собой задрала, а левую ладонь ко мне вытянула, словно приманку. Я, конечно, назад отступаю, пока в стену спиной не врезался. Нож вперед выставил, приготовился встретить смерть свою. Так вот она какая. Не костлявая с косой, а дородная рыжая в розовом халате…

Виталя на всё это смотрит, а останавливать тетку не торопится. И тут худышка снова в мою защиту встает. Не то, чтобы встает даже, а прыгает на Серафиму, как разъяренная амазонка. И плевать, что весу у неё раза в два меньше, но тетку она здорово к шкафу-стенке прессанула. Серафима мощным плечом в стеклянные дверцы серванта въехала. Там все сервизы громом загремели, стекло разбилось и обе женщины оказались на полу.

У меня от увиденного глаза на лоб полезли. Не ожидал я, что столько силы может быть в такой худобе. Серафима с порезанным плечом на лопатках лежит, а Ольга победно её оседлала. Волосы русые сзади водопадом распустились, руку Серафимы с ножом она к полу прижала. Изворотливая девка, ничего не скажешь.

— Слезь, сумасшедшая! — пыхтит Серафима, пытаясь мощными бедрами наездницу скинуть. — Поднимусь, точно тебя придушу!

— Не лезь к нему, ты старая тупая деревенщина! — кричит Ольга.

— Ладно, хватит вам! — громко гавкает Виталя.

Но Ольга уж в азарт вошла и своей худой ручонкой начинает душить огромную Серафиму. Витале пришлось самому вмешиваться и еще меня просить о помощи. Я нож в ножны убрал и тоже бросился разнимать бойцовский клубок. Виталя нож у Серафимы выбил. Я Ольгу сзади за грудь обхватил и легко в воздух поднял. Весила она не больше молодой пумы.

Несмотря на горячность схватки, женщины отошли удивительно быстро. Серафима лишь порычала несколько секунд, сетуя на порванный халат.

— Его смерть не решит нашу проблему, — говорит Виталя, встав между Серафимой и Ольгой (та стояла рядом со мной и, насупившись, завязывала волосы обратно в пучок.) — Макруб выбрал нас для другого. Серафима, ты же знаешь. Мы все знаем.

— Откуда ты знаешь, что он не тот, другой? — отзывается недовольная Серафима.

— Да потому что… — начала говорить Ольга и тут, вскидывая руки, падает плашмя на живот, словно у неё кто-то ковер из-под ног выдернул.

Я сначала подумал у неё обморок или что-то вроде того, но это было другое. Оказавшись на животе, с невероятной быстротой девушка ногами вперед заскользила из гостиной в прихожую. От изумления и страха я натурально онемел. Ольга не кричала и не просила о помощи, потому как глаза у неё закатились. Все, что она делала — так это вяло выставляла в стороны руки, безвольно цепляясь сначала за двери гостиной, затем за стены коридора. Что-то невидимое и жуткое тащило её прямиком в кухню, пока не упёрлось там в несущую стену под подоконником.

Виталя с монтировкой бросился за ней первый.

На какое-то время мы с Серафимой остались наедине. Нож из ножен я не поднимал, просто смотрел тетке в глаза, а она смотрела на меня.

— Иди вперед, — говорит рыжая, но без прежней злобы. — Хочу тебя всегда видеть.

С некоторой опаской и совсем без Виталиной прыти я прошел на кухню. Ольга лежала на животе и дергалась в эпилептическом припадке. Подросток сел на колени рядом, перевернул девушку на спину, затем приложил ладонь к её лбу и, закрыв глаза, что-то зашептал. Я присел на корточки с другой стороны и смотрел то на её лицо, то на Виталю. Серафима с ножом мощной горой застыла в кухонном проходе, словно охраняла нас от чего-то.

Кухонная лампочка на потолке заморгала синхронно с лампами из прихожей и гостиной. Я мысленно приготовился к тому, что сейчас квартира погрузится в полную тьму. Но мигание прекратилось, а свет остался.

Так же внезапно, как упала, Ольга перестала дергаться. Зрачки вернулись на место, она вполне осознанно посмотрела на каждого из нас.

— Он хочет говорить, — говорит она так, будто ничего не произошло.

— Кто? — спрашиваю, глотая комок в горле.

— Макруб, — отвечает и тут же вырубается.