Насмешки богов, или три недели разлуки

Никита Каховка

Всем известно – человек предполагает, а Бог располагает. Правда в данном случае – боги, и имена им – Рим и Канн. Которые не лишены хорошего чувства юмора. Не даром же они остановили свой взор на горожанах Одессы. А занимаются они тем, что проверяют чувства людей на прочность. И когда им удается рассорить или даже разлучить влюбленных, они от души радуются своим успехам. Но если веселятся боги, значит на Земле грустят люди, Сергей и Татьяна, богами избранные. Подзаголовок – сценарий любви, окутывает туманом романтичности, не прекращающейся интригой, хитросплетениями и, читая книгу, словно смотришь кинокомедию. Настолько захватывает эта история. Причем не имея ограничений в возрастной категории. А дочитав до такого персонажа как Амур, появляется надежда, что главные герои будут вместе.

Глава 2

Где-то, выше неба, на белоснежном облаке, находились двое — братья Рим и Канн. Одеты они были в белые туники и сандалии. А их головы украшали золотые лавровые венки. По внешнему виду они напоминали древних римлян, но на самом деле были богами. На вид обоим было лет по сорок, если, конечно, богам можно определить возраст.

Один из них, светловолосый толстячок невысокого роста маялся от скуки. Развалившись в кресле и закинув ноги на пуфик, он не знал, чем себя занять. Его лавровый венок сполз на левый бок и прикрыл собой глаз. Но, видно, это не составляло помеху. Да что венок, прикрывший глаз! Казалось, если ему сейчас на нос сядет комар, воткнет свое тонюсенькое жало в кожу и начнет высасывать кровь, тем самым вызывая неимоверный зуд — Рим не обратит на него никакого внимания. Глядя на толстяка, его можно было даже пожалеть, настолько ему было скучно.

Второй бог, наоборот, был строен и высок. Он также находился в кресле, но, в отличие от брата, сидел ровно. Его венок расположился, как и подобает, прижав к голове прямые темные волосы. Все его внимание было сосредоточено на большом мониторе, висевшим в воздухе напротив, на котором появлялись и исчезали пары людей разного пола и возраста. Канн внимательно изучал их, словно кого-то выискивал.

— Ка-а-нн! — позвал толстяк, растягивая слова, словно ему было невмоготу говорить. — Ну что там, Канн? Что там, на Земле?

— Чуточку терпения, дорогой брат. Чувствую просвет в нашем деле, — не меняя серьезного выражения лица и не отворачиваясь от монитора, ответил Канн.

— Я прошу тебя, найди их как можно скорее, — умолял светловолосый бог.

— Брат. Не требуй от меня того, что так редко встречается среди людей. Я пересмотрел сотни влюбленных пар! И почти столько же раз входил в заблуждение. И все оттого…

— Скучно, — перебил толстяк.

— Скучно? — возразил, оборачиваясь, Канн. — Я с тобой полностью не согласен! Уверяю тебя, с людьми не соскучишься. Ты только глянь на них, и развлечение придет само собой. Поверь мне!

И Риму ничего не оставалось, как поверить. Видно, ему и самому надоело его безделье и, чтобы хоть как-то унять скуку, он зашевелился. Выровнявшись, или, точнее сказать, кресло выровняло его в положении «сидя», он устремил свой взгляд куда-то вниз под ноги. И в том месте расступились облака, будто обнажили дно.

Сквозь гущу кустов и деревьев, укрытых зелеными листьями, ступая грязной, рваной обувью по молодой сочной траве, пробирались двое. На вид каждому было лет сорок.

Небритые лица и заношенная одежда говорили о том, что эти люди относятся к любителям частого употребления крепких спиртных напитков. Шли они молча, жадно высматривая что-то впереди себя — словно охотники, выслеживающие дичь. Но от охотников их отличали спешная походка и небрежный шаг, нарушающий тишину хрустом сухих веток и звоном бутылок, доносящимся из сетчатой капроновой торбы, качающейся в руках парня в потертой джинсовой куртке.

— Васек! — позвал хриплым голосом коротко остриженный парень впереди идущего. — Долго еще? Выпить охота.

Но тот, кого назвали Васек, не удостоил спросившего ни ответом, ни каким-либо иным вниманием. Не останавливаясь, он уверенно продолжал путь, озираясь по сторонам, и, пройдя еще около ста метров, выйдя на поляну, отозвался.

— Вот! — сказал он, направляясь к молодому ореху, минуя костровую яму, обставленную двумя большими камнями и поросшую травой. Остановившись возле дерева и смерив взглядом его высоту, парень развернулся к приятелю. — Вот здесь мы и отдохнем. Тифына, свежий воздух. Ух, класота! Люблю плилоду. Сейсяс костел лазведем, калтофечки испесем и выпьем, — шепелявил Васек из-за отсутствия нескольких передних зубов, почесывая взлохмаченную голову.

— А может, сначала выпьем? — улыбнулся приятель, обнажая желтые зубы. — А?

— Эх, Семен. Темный ты феловек, Сема, — чесал затылок шепелявый. — Выпьем, но снафяло костел!

— Ладно, как скажешь, — смирился Семен, кладя сумку возле костровой ямы. — Тогда я пойду сухих веток насобираю.

— Семен! Помоги мне сломать этот олех, а после пойдешь за ветками.

— А зачем орех ломать? — не понял Сема.

— Ну фто ты такой непонятливый? — взмахнул руками Васек. — Для длов, конефно. Ластет под боком. Не нужно бегать собилать.

— Так оно же зеленое. Оно гореть не будет. Зачем его ломать?

— Фто-то ты много воплосов задавать стал, — занервничал тот.

— Хорошо. Тогда предлагаю выпить. Для сил! — не отставал Семен.

— Вот ты нетелпеливый! Сломаем делево, лазведем костел, целый день впеледи! Лазве тебе не нлавится отдохнуть на плилоде? — сказал лохматый, разводя руками.

— Нравится.

— Тогда делай, фто тебе говолят, — разозлился беззубый. — А то водку сам пить буду!

Аргумент убедительный. Даже спорить не захочется. Скинув джинсовую куртку возле торбы, Сема подошел к Васе.

А где-то выше неба, над белоснежным облаком, сверкали молнии и разносился раскат грома.

— Что вы делаете? — кричал Рим, наблюдая, как на Земле два человека гнут к земле дерево. — Ведь оно живое! Оно гореть не будет! Вы его просто так уничтожаете! Из личной прихоти.

Некогда скучавший толстяк таковым теперь не был абсолютно. Он настолько возмутился, что даже грозил себе под ноги кулаком. К этим возмущениям не остался равнодушным и Канн. Напротив, заинтригованный поведением брата, он оставил свои дела и, проследив за взглядом толстяка, щелкнул пальцами и повернулся к экрану.

— О-о, негодяи! Мерзавцы! — сказал Канн, когда понял в чем дело, искоса поглядывая на Рима. — И нет на Земле на них управы. Несправедливо! И как это можно терпеть? Уничтожение живой природы прямо у нас на глазах!

— Канн! Помолчи, — попросил Рим, о чем-то сосредоточенно думая.

— Нет! Не могу понять, как ты это терпишь? — не унимался тот.

— Я прошу тебя, помолчи, ты мне мешаешь! — сказал толстяк, поправляя золотой венок.

— Конечно, как ска…

Канн не договорил. И если секунду назад он мысленно интересовался, что предпримет Рим в отношении двух любителей природы, то теперь, сдвинув к кончику носа глаза, он задумался над тем, как оказалось во рту красное яблоко размером с кулак.

По очереди перебирая худыми волосатыми руками вверх по стволу дерева, Васек и Семен настойчиво клонили его к земле. Молодой орех отчаянно сопротивлялся, видимо, не желая гибнуть. Но силы не были равны, и постепенно дерево клонилось к земле, изгибаясь дугой.

— Давай! — кричал шепелявый. — Тяни!

— Тяну! — отвечал, напрягая мышцы рук, Сема. — Сил нет! Говорил, надо выпить!

— Заткнись! Фу-футь осталось!

Крона ореха уже коснулась земли, как раз возле сумки, которую Семен оставил у костровой ямы. Одна из веток прошла под ручки этой сумки, и чем больше любители отдыха на природе клонили дерево, тем глубже заходила ветвь. Оставалось совсем чуть-чуть — и молодой орех с хрустом боли падет наземь, как вдруг над парнями закружил большой шмель. Заметив его, мужчины замерли, а шмель, покружив, сел на нос Василию.

Конец ознакомительного фрагмента.