Поколение XXX, или Порнодиссея

Никита Королёв, 2021

Что мы делаем с порно? На этот вопрос каждый отвечает для себя сам, собственноручно. А что порно делает с нами? На этот вопрос вам ответит Женя Кудрин, подросток-аутсайдер, отправившийся на другой конец земного шара за своей возлюбленной, порноактриссой Мелиссой Ласт. Caution: this book will blow your job! Содержит нецензурную брань.

III. Казахстан (с подъелдыком)

После школы я позвонил Антону, своему другу, живущему в Америке. Окончив нашу школу, имея благодаря родителям двойное гражданство, он полгода назад переехал в Лос-Анджелес, где у него живёт родня. Антон был самым чистоплотным и культурным заводилой из всех, кого я видел на школьном дворе, капитаном футбольной команды. И это не калька с второсортной американщины — он и правда ещё в московскую бытность зарегистрировал собственную футбольную команду, название которой я не могу здесь привести по юридическим соображениям.

Познакомились мы с Антоном, когда я, чем-то его сильно выбесив, бегал от него по всему школьному двору. Уйдя от погони, я наябедничал его бабушке, а она наябедничала моей маме, и в итоге наказали меня. Но как-то так получилось, что с того момента, пересекаясь в коридоре, мы с Антоном здоровались и даже перекидывались парой фраз. А в прощальный вечер перед его отлётом все были так растроганы, что мы, кажется, стали друзьями. Теперь он был Энтони и учился в двенадцатом классе лос-анджелесской школы, где у него даже обнаружились любимые предметы.

Так вот, мы созвонились, справились о делах друг друга, и я перешёл к делу — сказал, что хочу на каникулах перед четвёртой четвертью поехать в Америку, и стал расспрашивать, как мне получить визу.

В течение получаса Антон рассказал мне всё: и про анкету на сайте посольства, и про телеграм-ботов, которые за определённую сумму записывают тебя на собеседование, и про то, что проходить его лучше всего в Казахстане — мол, процент одобрений там больше. Помимо всех нужных ссылок он скинул свой американский адрес, на который я могу сослаться в разговоре с визовым офицером. Но он предупредил меня, что шанс получить визу у меня не велик и что мне всеми силами и бумажками нужно убедить работников посольства, что здесь, в России, мне тепло, вкусно и комфортно.

«Что ж, — решил я, — слона едят по кусочкам; начнём с анкеты».

Её я заполнял две ночи — благо, всё предусмотрено, и вписанные данные можно выгрузить с сайта архивом, чтобы потом, вернувшись, продолжить с того места, где закончил. И, пока заполнял, я узнал о себе много нового — как будто заглянул в резонатор гитары, где иногда клеят бумажку с названием модели и серийным номером. Сама анкета называлась DS-160, где 160 было размером консульского сбора в долларах. И, предвидя чугунно-мостовые затраты, я утешал себя тем, что 160 без остатка делится на счастливую восьмерку, давая число 20, магией которого была овеяна вся моя жизнь. Всё значимое в моей жизни и жизни моих кумиров происходило в двадцатых числах. Двадцатка же без примесей в частном означала чистую энергию, нерушимое намерение, с которым мне и океан под силу было переплыть. И тогда я действительно в это верил, двигаясь словно бы на шарнирах, преодолевая тысячи километров, невозмутимо кликая «Оплатить» и тратя всё то, что заработал созданием сайтов на Тильде для левых фирм, которым нужно было дёшево и сердито. Ах, если бы я только знал тогда, в чём настоящая причина этой моей решимости…

Итак, я распечатал подтверждение заполненной анкеты и заплатил пять тысяч телеграм-боту, чтобы он записал меня на собеседование в визовый центр. Ждать нужно было до четырёх недель. Но уже через две мне пришло уведомление об успешной записи. Нужно было ехать в Казахстан. Сказав маме, что у нас школьная экскурсия (хвала руссичке, которая и вправду, бывало, увозила нас за тридевять земель на целую неделю), я выцепил дешёвый авиабилет и полетел в Алма-Ату. Все дни и ночи, и в полёте, и перед ним я, как мантру, заучивал реплики на английском о себе и о целях моей поездки: «My name is Evgeny, I'm eighteen, I'm a student, I'm going to USA for touristic purposes, I'll stay in my friend's house in Los-Angeles, I want to stay there for one week»^[1]. Дело в том, что у меня какое-то нервное расстройство, что-то вроде дислексии, из-за которого я почти не могу ни читать, ни говорить по-иностранному на публике, хоть бы и очень усердно учил язык. Когда меня, сидящего за первой партой, просят прочитать что-нибудь с электронной доски, буквы начинают расплываться перед глазами, а после я даже не могу вспомнить, о чём читал; если же нужно на ходу дать развёрнутый ответ, я путаюсь в элементарной грамматике, потея и чувствуя, как вокруг моей шеи словно обвивается удав. В школе это незначительное обстоятельство никто не учитывает, поэтому по английскому и испанскому у меня сплошные тройбаны, да и те нарисованные. Собственно, потому, не имея особого выбора, я и стал технарём.

Прилетев в Алма-Ату, я поселился в самом дешёвом хостеле — тараканы и выгнанные из дома мужья прилагаются. Благо, собеседование было уже на следующий день, а сразу после меня ждал обратный рейс. Хоть люди здесь и говорили по-русски, я как будто попал на обратную сторону пакета из-под сока.

Уже вечером, когда я сидел на кухне и ел свежезаваренный дошик, ко мне подвалил какой-то мужик средних лет, кажется, только вкусивший холостяцкой жизни и ещё неумело ей затягивающийся.

— Откуда, пацан? — спросил он, вероятно, чтобы хоть как-то отвлечься от тягот сухого закона, действующего в хостеле.

— Московский, — ответил я, пытаясь подражать его развязному тону.

— А чё сюда приехал?

— Визу получать. В Америку.

— В Америку? А зачем тебе в Америку? Баб цеплять?

— К подруге еду.

— А чё она там забыла, в Америке?

— Она порноактриса.

Некоторое время мужик молчал, как будто выбитый из седла.

— Ну… ты смотри, они там все… с подъелдыком, — с искренней опаской сказал наконец он. Я даже не стал спрашивать, что это такое, и мужик, налив себе в кружку кипятка, ушёл пить его в свою (то есть в нашу) комнату.

Утром мою только проснувшуюся, беззащитную голову осаждали мысли: «Что я делаю? Что я забыл в Казахстане посреди рабочей недели? Какая виза, какая Мелисса? — у меня экзамены на носу!..» Я быстро привёл себя в чувство, вернее, заглушил их плеском утренних процедур, после чего отправился по навигатору в визовый центр.

Я сидел перед маленьким окошком в мир большой свободы: американский флажок, рядом — ультрафиолетовая лампа для проверки документов, а за столом — седоватый дядя в костюме и с бейджиком, разумеется, улыбающийся, как будто только загнавший в гараж свой пшеничный комбайн.

Как выяснилось, реплики я заучивал понапрасну — собеседование проходило на русском языке. Меня спрашивали о целях поездки, о жизни в России, нормально ли я учусь, подрабатываю ли и, конечно, почему я поехал получать визу именно в Казахстан. На последнее ответил, что в Москве почти невозможно записаться на собеседование. Я улыбался, держал себя спокойно, старался не мямлить, но после этого вопроса повисла тишина, прерываемая лишь стуком клавиш. Наконец, я не выдержал и добавил, что у меня здесь живёт родственница. Визовый офицер тут же перестал печатать, и я понял, что это была проверка на «прочность», которую я не прошёл. Собеседование длилось от силы минуты две, после чего мне вернули документы и с большим сожалением сказали, что вынуждены отказать мне в визе.

И уже в самолёте, несмотря даже на потраченные деньги, я почувствовал величайшее облегчение. Ведь нет ничего прекраснее, чем найти предел своих возможностей и обессиленно выдохнуть. А вся эта авантюра давно, если быть честным, протухла. И я был рад тому, что я из неё выпутался, пускай и с незначительными потерями.

Я вернулся домой, окунулся с головой в учёбу, и цифровая романтика, со всеми её Дульс-xxx-синеями, как-то сама по себе задернулась тафтой сердечного безмолвия. Но в голове моей зрел план — настолько безумный, что узнал я о нём лишь тогда, когда покупал билет на самолёт в Мексику.

Примечания

1

Меня зовут Евгений, мне 16, я студент (ученик), еду в Америку в туристических целях, остановлюсь в доме моего друга в Лос-Анджелесе, планирую провести там неделю.