Она зомби

Нико Воронцов, 2021

Цивилизация рухнула в считанные месяцы после того, как мутировавший просто до неузнаваемости вирус вернулся. Но даже в этом вселенском аду нужно уметь оставаться людьми. Не всем это удаётся. Не бойся зомби, бойся людей…Содержит нецензурную брань.

Нико Воронцов

Она зомби

1.

Вспышка света.

И сразу же после нее беспросветная и тягучая, будто мутная в омуте вода, тьма.

И еще мощная судорога по всему телу, словно кто-то неведомый ни с того ни с сего вдруг начал тянуть сухожилия, неумолимо и настырно наматывая их на невидимый кулак.

И потом снова свет, но не яркий, а тусклый, будто в сумеречном тумане.

Какая-то невидимая сила заставила ее словно от удара электрическим током достаточно сильно вскинуться вверх и тут же снова упасть на бетонный пол, обратно, в лужу багровой крови. Будто бы в этот самый момент она была всего лишь тряпичной куклой, марионеткой, вся суть которой заключается в привязанных к рукам и ногам нитях.

Нет, определенно в этой новой сущности было еще что-то человеческое.

Было…

Но только лишь внешне.

Потому что кожа, мышцы, суставы и прочее, прочее, все вместе, а также по отдельности уже не только не имели привычного живому организму тепла, пульса и кровотока, но и не обладали самым ценным для человека свойствами, а именно памятью, разумом и душой в том самом смысле, в каком представляем человеческое существо мы: именно как комплекс взаимосвязанных между собой осознанных эмоций и приобретенных с годами, закрепленных памятью, черт характера.

Нет, больно ей не было, ведь, как известно, боль свойство и особенность только лишь живого организма. А ее тело было мертво. Мертво окончательно. Мертво бесповоротно. Мертво именно с медицинской точки зрения с того самого момента как наступила биологическая смерть, или так называемое необратимое прекращение всех процессов метаболизма в клетках и тканях, сопровождаемое безвозвратным распадом белковых субстанций и структур.

Именно так охарактеризовал бы произошедшее любой, пусть даже и начинающий медик или врач, или хоть даже студент медицинского вуза, доведись ему присутствовать здесь и наблюдать все происходящее со стороны.

Впрочем, после того, как весь мир оказался в полной жопе, в признаках клинической и биологической смерти стали очень даже распрекрасно разбираться все, ну, естественно из числа тех, кому удалось выжить, или до поры до времени оставаться в живых, поскольку ничего ведь еще ровным счетом не закончилось и, как говорится, беда не миновала.

Да. Все мы смертны!

И истина эта стала наиболее очевидна именно теперь, когда история человечества разделилась на две неравные части: «до» и «после».

Конечно, люди умирали и раньше, но это происходило это, во-первых, не так часто, как теперь и не так массово, а, во-вторых, крайне редко на виду у всех, к примеру, прямо посреди улицы или в огромном торговом центре.

Ранее кончина человека происходила благочинно, где-нибудь в больничной палате от тяжелой болезни или от старости, или же в каком-нибудь дорожно-транспортном происшествии, информация о котором даже если и просачивалась в сводки происшествий и новостей, то всегда была тщательно заретуширована, чтобы не приводить в ужас занятых своими повседневными делами людей.

Теперь же смерть стала случаться неимоверно часто и ко всему прочему приобрела черты безобразного цинизма, будто весь мир вдруг превратился в огромный цирк-шапито с массовым помешательством, сопровождаемым истеричной гротескной буффонадой.

И у этого, охватившего весь мир катаклизма поначалу было простое и вполне понятное название: «шторм-пандемия». И это была совсем не та серия коронавирусов, которые терзали планету ранее. Это была самая мощная за всю историю человечества вспышка какого-то нового, а может быть и старого, но мутировавшего просто до неузнаваемости, вируса.

Название это возникло в средствах массовой информации на раннем этапе, когда все еще работало: и интернет, и радио, и телевидение, но впоследствии так и не было заменено на что-то иное, более соответствующее реалиям, поскольку период именно шторм-пандемии как таковой завершился крайне быстро и сменился на иную, следующую фазу, название которому так и не придумали, но главным признаком которого стало окончательное вымирание человеческого вида как такового, причем вымирание катастрофическое и бесповоротное.

Надо заметить, что отрезок под названием «после» был, в общем-то, крайне крохотным в отличие от многотысячелетней истории человечества именно в той ее части, которая теперь именовалась словом «до». Но именно этот переход от «до» к «после» изменил историю человечества до неузнаваемости.

Хотя, спрашивается, какое это теперь уже имело значение?!

Вообще никакого!

И именно с относительно недавнего времени, когда планету захлестнуло это самое возвращение стремительно мутировавшего, не имеющего теперь уже ни вакцины, ни противоядия вируса, смерть стала чем-то привычным, вызывающим только лишь разочарование и, конечно же, страх. Только страх этот был совсем не таким, как прежде. Это была вовсе не та самая трепетная боязнь чего-то мистического, а страх в самом прямом значении этого слова, одно единственное желание в котором было необходимостью срочно прятаться и бежать. Бежать, чтобы остаться в живых, пусть и ненадолго, как говорится, лишь до поры до времени.

Нет, холодно на бетонном полу ей не было, потому что нервы и нервные окончания ее были уже мертвы, как впрочем и сам мозг, во всяком случае та его часть, которая хранит воспоминания, цвета, запахи, эмоции и мысли, и активно используется при жизни.

И все, что испытывала она теперь был только голод, невыносимый и бесконечный, принуждавший перемещаться и действовать только с одной единственной целью отыскания средства его утоления, коим могла быть лишь живая и горячая человеческая плоть и кровь.

Когда судорога в теле прошла, ей захотелось вдохнуть воздух полной грудью и что есть силы закричать. Вероятно, это были какие-то еще не до конца утраченные рефлексы прежнего живого организма, которые сами по себе вовсе даже не являлись каким-то особенным признаком или показателем жизни. Ведь, как известно, у мертвых тоже некоторое время еще продолжают, к примеру, расти волосы и ногти. И это вовсе даже не доказывает, что мертвое тело живо.

Она медленно поднялась, расправилась и с силой дернула руками со скрюченными, готовыми хватать и рвать все живое пальцами, после чего резко замерла и прислушалась.

Все звуки для нее теперь были совсем не такими как прежде, хотя сравнивать ей сейчас, конечно же, уже было не с чем, ведь память ее к этому времени перестала существовать и окончательно стерлась. Звуки в ее восприятии были глухими и долгими, словно в резервуаре, заполненном водой. Зрение тоже было теперь совсем иным. Мир был тусклым и мутным, вероятно из-за помутневшей роговицы, и, конечно же, совершенно бесцветным, в оттенках только лишь черного и серого, начиная от относительно светлого и до самого темного из тонов.

Да и не нужны уже были ее мертвому телу другие цвета.

Радоваться цвету неба или восхищаться зеленью травы она все равно не имела возможности, да ей это и не надо было уже вовсе. А чтобы найти средство утоления голода вполне достаточно было только лишь наличия возможности отличать движущиеся, живые организмы, от таких же как и она сама, трупаков.

В помещении с бетонным полом было сумрачно и относительно тихо.

Вентиляционные решетки с тихим свистом сквозили воздухом. Свет сочился откуда-то из коридора через паутину трещин и сколов на стеклянной двери.

И где-то там, за разбитой дверью была добыча.

Она поняла это по едва заметному шороху, вдруг долетевшему до нее.

Что это было она не знала, не понимала, но сразу же двинулась на этот едва слышный звук.

Под ногами заскрипели осколки стекол.

В коридоре она едва не зацепилась за перевернутый разбитый аппарат переливания крови, после чего просочилась через нагромождение больничных кушеток и кресел с перепачканными кровью матрасами.

Одна из ламп дневного света на потолке сыпала искрами, другие напряженно гудели.

В какой-то момент она остановилась и замерла, чтобы понять, откуда именно в длинном больничном коридоре со множеством выломанных дверей исходит звук.

И звук тут же повторился снова.

Кто-то негромко всхлипнул в одном из ответвлений коридора.

Она снова двинулась на этот звук и, всматриваясь в сумрак ответвления, замерла.

Это был ребенок.

Мальчик в дутой жилетке с капюшоном поверх рубашки с закатанными рукавами, джинсах и кроссовках.

Лет девяти, не больше.

Он просто стоял вполоборота посреди коридора, всхлипывал, мелко трясся от страха и звал:

— Мама. Мама.

Она не понимала человеческую речь.

Ей также не было понятно и значение этого слова, она слышала только звук.

Любые сочетания слов, произносимых живыми, не имели для нее теперь ровным счетом никакого значения и смысла. Впрочем, злобное шипение других трупаков она тоже не восприняла бы как речь именно потому, что не наделены ожившие мертвецы возможностью того информативного общения, каким обладают живые.

В желании накинуться и вонзиться зубами в живую плоть, она приготовилась к прыжку.

Мальчишка не видел ее, просто стоял, сложив руки по швам так, будто в данный момент находился перед отчитывающим его за невыполненное домашнее задание строгим учителем.

В нетерпении она злобно зашипела.

— Мама, — только теперь обернулся на нее мальчик, и зрачки его глаз расширились от ужаса.

Ему следовало бы, наверное, бежать по коридору прочь, но вместо этого он просто попятился назад и спрятался в одной из комнат без окон и с выломанной дверью, после чего, осознав, что попал в ловушку, жалобно и громко вскрикнул.

Она последовала за ним и замерла в проеме двери, после чего затряслась и издала еще одно злобное и нетерпеливое шипение.

— Мама, не надо, — умоляюще всхлипнул мальчик.

Одна рука его была перебинтована в области локтя.

Спрятаться в тесной комнате ему было негде.

И все же что-то заставило ее немного помедлить с нападением.

Это было сродни наваждению, если, конечно такое объяснение можно использовать применительно к неживой сущности, а правильнее сказать, к трупу.

Неожиданно она увидела в теле ребенка сияющие рубиновым и алым цветом сплетения вен, капилляров и лимфоузлов. В такт биению сердца они вспыхивали и переливались из темно-бардового в ярко красный и алый.

Ей даже показалось в какой-то момент, что она слышит, как тихо шелестит, спеша по этим крохотным каналам в теле ребенка кровь, ощутила даже на расстоянии силу ее тепла.

И это мимолетное наваждение тут же прошло.

Она кинулась на ребенка.

И как только она это сделала, мальчик пронзительно завизжал.

Ей не было совершенно никакого дела до его крика, она желала только одного: схватить его шею скрюченными пальцами и вонзить в нее зубы.

И она уже почти сделала это, но какая-то мощная сила вдруг врезала ей по ногам и отбросила в сторону.

Удар сопровождался яркой вспышкой и громом.

Она отлетела к стене и ударилась о расположенный там металлический стеллаж со стеклянными банками, пробирками и медицинскими приборами, который тут же качнулся, после чего медленно и неумолимо завалился вперед, придавив ее.

Она даже не заметила, что к ранее имевшейся рваной и запекшейся ране на груди у нее добавилось еще одно огнестрельное ранение на левом колене.

И все что особь могла теперь делать, это только злобно шипеть на того, кто стоял теперь в дверном проеме и держал в одной руке нацеленный на нее дробовик, а в другой начатую бутылку виски.

Мальчик тут же спрятался за его спиной.

Мужчина пару мгновений стоял как обухом ударенный, после чего криво усмехнулся и произнес, обращаясь при этом, конечно же к придавленной стеллажом особи:

— Хуясе!

Он немного помолчал, потом сжал двумя пальцами переносицу и со скорбным выражением красного, напрочь пропитого лица, произнес:

— Ну, вот и все! А знаешь, я даже рад, что все так вышло. Ты была совсем не такой, как все эти шкуры, которым мужик нужен только лишь для того, чтобы срывать на нем свои бабские истерики. Все мои бывшие были шкурами. Все! Кроме тебя… Психовали и истерили при первом же удобном случае, и еще постоянно вымогали из меня деньги. Но ты была не такая. Совсем не такая.

Сказав это, он приложил бутылку к губам и сделал глоток.

Мужчина был уже в изрядной степени опьянения, отчего алкоголь тут же потек по его рыжей неопрятной бороде и впитался темными пятнами в ткань футболки на пузе под курткой.

— Ты никогда не была такой как все они, — куда-то неопределенно в сторону махнул рукой бородач, едва не расхлестав бутылку о дверной косяк, после чего презрительно и с некоторым сожалением в голосе добавил, смачно сплюнув при этом на пол: — Все эти бабские заморочки типа: «Мое это мое, а твое это наше» тебя вообще никогда не интересовали. Это у других баб вечный комплекс неполноценности из-за отсутствия мужика рядом. Это все другие бабы всеми правдами и неправдами вечно стремятся выйти за любого, пусть даже и за морального какого-нибудь урода, чтобы только не быть одной, или как это красиво называется: «быть замужем». Но только не ты! Ты была не такая. Ты всего и всегда добивалась сама. И именно поэтому я тоже никогда не был тебе нужен по большому счету. Я это знал. Всегда это чувствовал и понимал.

Сказав это, он с обидой ударил кулаком с зажатой в нем бутылкой себя в грудь.

— Я знал, что когда-нибудь настанет день, когда мы расстанемся уже окончательно. Я всегда к этому мысленно готовился… И вот этот день настал.

По причине опьянения мужчина с трудом держал равновесие, а язык его заплетался.

Но, не смотря даже на заплетающийся язык, мужчине, видимо, очень сильно хотелось поговорить.

— Вернее, расстались-то мы с тобой еще до этого, когда ты сбежала от меня, но все равно… — сказал он. — Просто сейчас мы расстаемся уже навсегда. Пусть земля тебе будет пухом… Или что там обычно говорят в таких случаях?!

Видимо, последняя фраза его некоторым образом смутила, после чего он в раздумье сильно наморщил лоб.

Эта его задумчивость длилась недолго и вскоре снова сменилась на минорную пьяную эмоцию.

— Конечно, я не идеален, — сказал он. — У меня как и у всех, есть свои недостатки. Я немного вспыльчив, немного ревнив, немного несдержан в словах и поступках… И я прекрасно знаю это. Но, все же, среди прочих других я был лучшим. И ты должна признать это. Вернее, раньше должна была понимать, потому что сейчас-то совсем уже ничего не понимаешь.

Мужчина изобразил скорбно-энигматический взгляд, после чего пообещал:

— Я непременно забуду тебя, — и попытался выжать из глаз слезы, но, так и не сумев это сделать, продолжил: — А может быть и нет. Ведь разве можно тебя забыть?! Никак невозможно. Ты была такая…

Он скрючил пальцы, пытаясь, видимо, изобразить какой была при жизни та, которую сейчас сдерживал металлический стеллаж.

— Да я уже много раз пытался это сделать… — сказал он. — Много раз пытался тебя забыть. Но так и не смог.

Мужчина снова поднес бутылку ко рту, сделал еще один глоток, после чего приложил стеклянную емкость к бритой башке так, будто пытался унять жар. Все еще выдавливая пьяные слезы, он зажмурился, после чего в приступе истерии достаточно громко всхлипнул:

— А ведь я так любил тебя, Лика!

После этих слов, бутылка выпала из его дрожащей руки и, упав на бетонный пол разлетелась на осколки, покрыв ботинки и бесформенные затасканные джинсы мужчины мокрыми пятнами.

И тотчас же, словно в ответ на этот грохот где-то в дальнем конце коридора что-то глухо хлопнуло, будто упала на пол какая-то доска или коробка.

Мальчик испуганно вздрогнул и прислушался.

Все еще зажимая глаза ладонью, пребывавший в состоянии слезливого отчаяния мужчина, казалось, шум даже и не заметил.

— И к чему привела эта твоя свобода? К чему? Что ты теперь? Что?! — скорбно произнес он и, глядя при этом на придавленную стеллажом особь, презрительно сплюнул на пол: — Жалкое зрелище.

Лика после этих слов злобно зашипела и с силой заскребла по перекладинам стеллажа перемазанными запекшейся кровью руками. От ранее имевшегося ранения черная футболка с принтом чебурашки на груди и кофта ее порвались и пропитались бурыми, почти совсем черными, пятнами. Джинсы на колене от выстрела из дробовика также зияли дырами.

Особь тянула руки к этим двум живым: к мужчине и к мальчику, видя в них только лишь средство утоления голода, и тщетно пыталась высвободиться из-под навалившегося на нее громоздкого стеллажа.

В какой-то миг она дернулась чуть сильнее, стеллаж качнулся и чуть было не перевернулся на другой бок, но тут же вернулся на прежнее место, достаточно громко скрежетнув по бетону одним из металлических углов.

Электрический свет в коридоре от перепада напряжения моргнул.

— Дядя Вова, генератор, — тронув мужчину за руку, произнес мальчик.

— А знаешь, что ни делается все к лучшему, — не обратив никакого внимания на ребенка, неожиданно резко вдруг успокоился мужчина. — Помнишь, раньше так все говорили?! Еще до этой гребаной пандемии. Золотые были времена. Все наши те проблемы, как то: ипотеки, незаконные увольнения и поиски работы, и еще разные там санкции и специальные военные операции теперь по сравнению со всей этой хуйней кажутся такой пустяковой мелочью.

Он театрально вздохнул и продолжил:

— Просто теперь я уже совершенно точно буду знать, что ты никогда не будешь с кем-то другим. Хотя, при этом ты никогда уже не будешь и со мной…

Все еще пытаясь обратить внимание на шум в коридоре, мальчик снова похлопал мужчину по руке.

— А за пацана можешь не переживать, — опять же не обратив никакого внимания на эти его знаки, скорбно пообещал Лике мужчина. — Воспитаю как родного, сделаю из него настоящего мужика.

Он непроизвольно рыгнул или всхлипнул, что по звуку было почти одно и то же, после чего снова закрыл глаза ладонью и жалобно произнес:

— Вот зачем я сейчас разговариваю с тобой? Ты же все равно ни черта не понимаешь. Ни единого моего слова. И ты даже не можешь мне ничего ответить. Ведь ты же зомби!

— А знаешь, я почти все время разговариваю с тобой. И днем, и ночью. Но чаще, конечно, ночью. Только не думай, что я псих. Я здоровый. И физически, и психически. Просто это что-то совсем другое, что-то на уровне чувств… Но тебе это все равно не понять.

В полном, казалось, оцепенении он так и стоял так еще какое-то время, после чего снова принялся тереть глаза пальцами.

— Ладно, пора кончать со всем этим, — решительно произнес он, после чего добавил: — Это же ясно как белый день. Самое мерзкое на этом свете теперь именно то, что после смерти можно стать ходячим трупаком. Вместо обретенного вечного и достойного покоя бродить по улицам и разлагаться у всех на виду… Лично я, узнав, что превращаюсь в трупака, сразу же застрелился бы. Я не хотел бы такой участи. И никто, думаю, не хочет. И ты тоже не заслужила этого.

Он чуть более спокойно вздохнул, не спеша воткнул в ствол патрон, нацелил на вытянутой руке дробовик на все еще безуспешно трепыхающуюся, придавленную стеллажом особь, а точнее в ее голову, после чего свободной рукой закрыл глаза мальчику и нажал курок.

— Пф, — будто играя в войнушку, презрительно произнес он, ожидая видимо услышать кроме своего голоса еще и грохот выстрела, но никакого выстрела не случилось, произошла осечка.

Мужчина даже и удивиться этому казусу особо не успел и все потому, что тотчас же из коридора на него набросился мертвец в белом халате и следом укуса на шее.

По причине того, что бородач был хорошо развит физически, он, не смотря даже на изрядный хмель, успел-таки среагировать на шум и со всей силы врезал прикладом дробовика по башке зомбака снизу вверх.

Мальчик испуганно вскрикнул и, отбежав от рыжебородого, забился в угол комнаты.

Зомби-врач от удара чуть было не завалился на пол, но все же сумел удержаться на ногах, после чего снова кинулся на мужчину. Он просто тупо рвался на живое, желая только рвать плоть и жрать. И тут же снова получил удар прикладом дробовика по скуле, на этот раз куда более мощный и теперь уже сверху вниз, отчего челюсть его, тошнотворно хрустнув, моментально свесилась криво набок. Трупак в злости попытался защелкать зубами, однако, не смог этого сделать. Выглядело это отвратно. В общем, укусить при таком раскладе он уже никак не мог, однако, желание нападать все равно не утратил, в связи с чем снова кинулся на бородача.

Здоровяк нервно рассмеялся.

После недавней, постигшей его сознание пьяной скорби, теперь на него навалилась ненормальная какая-то веселость, какая бывает, наверное, у людей только в момент серьезной опасности, когда организм, сражаясь за жизнь, спешно синтезирует в крови адреналин и разного рода иные гормоны, накачивая мышцы стероидами и допингом.

В общем, исход драки был предопределен.

Жизнь явно брала верх.

Рыжебородый со всей силы ткнул стволом дробовиком врача в глаз, подцепив его черепную коробку будто тыкву на кол. Серое вещество вперемежку с внутриглазной жидкостью тут же разлетелось склизкими брызгами во все стороны. Потерявший часть мозга трупак мгновенно утратил способность нападать и словно мешок с сеном осел на пол и обмяк. Надо сказать, что совсем двигаться он не перестал, а, видимо, по причине того, что мозг его вытек не до конца, продолжал еще биться в мелких хаотичных конвульсиях, которые, впрочем, не представляли уже ровным счетом никакой опасности.

А в коридоре уже раздался новый топот.

— Блять! — предчувствуя недоброе, грубо выругался рыжебородый и с силой дернул руками, пытаясь снять со ствола дробовика башку врача, но не смог этого сделать.

В лихорадочной спешке он несколько раз нажал на спусковой крючок, но выстрела все равно не последовало.

Тогда, полагаясь только лишь на силу своих рук, рыжебородый принялся отчаянно молотить наколотой на ствол дробовика башкой не перестававшего при этом биться в конвульсиях трупака по косякам двери, и туда, и сюда, до тех пор, пока не разнес черепушку врача вдребезги, вымарав при этом просто-таки до жути свои джинсы мозгами вперемежку со сгустками гнилой крови.

И как только он это сделал, в дверном проеме тут же нарисовался новый трупак, не в пример крупнее поверженного врача. Был этот новый в военной форме и, судя по физическим параметрам, спортсмен. Кроме всего прочего был он еще и почти на голову выше, что не предвещало рыжебородому ровным счетом ничего хорошего.

— Твою ж то ты мать, а, майор Чигринцев! — только и сумел произнести рыжебородый, прочитав фамилию военного по нашивке на груди.

Майор злобно оскалился, вжал голову в плечи, низко свесил достаточно мощную квадратную челюсть, после чего с силой подался вперед.

И как только он это сделал, бородач тут же со всей силы ткнул стволом дробовика в морду майора, стремясь по недавнему успешному сценарию попасть ему в глаз, но промахнулся. Вместо глазницы ствол дробовика вошел в рот военного, выбив ему при этом пару верхних передних зубов и тошнотворно скрежетнув металлом. Не сводя жадных глаз с бородача, майор челюсти тут же захлопнул, сжал их с силой и впился сломанными зубами в металл дробовика.

Рыжебородый попытался было выдернуть ствол изо рта майора, но только неприятно поморщился от произошедшего после этого очередного скрежета.

Военный при этом не переставал цепляться руками за живого и в какой-то момент, схватив его за куртку, стал тянуть к себе.

Зубы мертвяка снова нехорошо заскрипели по металлу и даже начали мелко крошиться словно это был размокший мел.

— Ибать, ты тип! Сука! — отклоняясь от зомби, отчаянно вскрикнул бородач и с еще большей силой дернул дробовик на себя.

И как только он это сделал, раздался выстрел, который мгновенно разнес темя мертвого военного ко всем чертям.

Обмякнув, вояка повалился на пол, утягивая за собой из рук рыжебородого дробовик.

Вполне протрезвевший уже к этому моменту мужчина тут же принялся вытаскивать оружие из сомкнутых челюстей и даже уперся ногой в морду поверженного военного, после чего со всей силы дернул дробовик на себя, но освободить его так и не смог, уж очень крепко впился майор в металл зубами.

Так и не сумев освободить оружие, рыжебородый медленно стал пятиться назад, вглубь комнаты. И все потому, что в дверном проеме возникли еще два типа. Пусть и не такие рослые, но оба также в военной амуниции и тоже достаточно крепкие по комплекции. Нашивок у них на форме никаких не было и посему понимания о звании и фамилиях указанных трупаков у рыжебородого не было вообще никакого.

Будто собираясь сыграть в игру «кто первым сожрет бородача», эти оба моментально накинулась на мужчину, который за неимением другого какого-либо оружия только и смог сделать, что сжал кулаки, выставил их перед собой, встав в стойку боксера.

Рыжебородый больше уже не смеялся, понимая, что, вероятнее всего, это финал, отчего побледнел просто как полотно. Ударить первым он не спешил, так как знал, что любой укус или даже царапина может привести к заражению.

Примеряясь к тому, кому первому из зомбаков необходимо нанести удар, рыжебородый отступил еще немного назад и едва не потерял равновесие по той самой причине, что Лика едва не зацепила его рукой.

Притаившегося в углу ребенка трупаки не замечали, все их внимание было нацелено на более крупную, маячившую перед ними добычу.

Наконец один из них сорвался с места и кинулся на здоровяка, которому ничего другого уже не оставалось, как врезать со всей силы голым кулаком по скуле нападавшего, пусть даже и с опасной перспективой попасть при этом костяшками пальцев по ощерившимся зубам ходячего трупа. Хотя, особого смысла в этом ударе, конечно же, не было вовсе. Для трупака этот удар был будто игрушечным, оглушить его таким образом было никак невозможно. И все же от удара военный отклонился немного назад, зато другой мертвяк тут же перешел в нападение и, тоже получив от рыжебородого удар в челюсть, отлетел в сторону.

— Ну, пиздец! — скривившись от боли в руке и запрыгав на одной ноге, сделал для себя крайне неутешительный вывод мужчина.

Ребенок этот его вскрик не услышал. Зажмурившись и зажав уши руками, он в крайней степени ужаса, не шевелясь, сидел в углу.

Понимая, что более рассчитывать на силу собственных кулаков уже в общем-то нет никакого смысла, бородач тем не менее не без некоторой доли иронии сообщил себе:

— Вот и пришел тебе, Вова, полный капец.

А трупаки тем временем снова пошли в атаку.

Они снова накинулась на бородача, мгновенно повалив его, хрипящего от боли, совместными усилиями на стеллаж в целенаправленных попытках дотянуться до шеи зубами.

Здоровяк все еще мутузил их слабеющими руками. Один из трупаков в какой-то момент поймал его руку и впился зубами в предплечье, буквально вырвав кусок мяса и учинив при этом фонтан кровавых брызг.

Владимир взвыл от боли и отчаяния, но сопротивляться не перестал. Окровавленными кулаками он лупил по мордам трупаков и всячески пытался скинуть их с себя.

В какой-то момент ударом колена ему удалось скинуть с себя одного из нападавших, после чего он сумел-таки с силой приложить башку другого к торчащей металлической ножке стеллажа, с хрустом проломив ему переносицу. В брызгах серого вещества и крови трупак соскользнул с металла и медленно завалился в сторону.

От этого удара, стеллаж сдвинулся в сторону, отчего у бывшей дамы сердца бородача появилось куда больше возможности сучить по бетонному полу руками с обломанными ногтями.

— Ну не пидар ли ты после этого, а? — прохрипел бородач накинувшемуся на него другому трупаку, и, сделав финт ногой из последних сил врезал ему по корпусу.

Зомбак от этого удара снова отлетел в сторону, а рыжебородый, воспользовавшись возникшей паузой, с тревогой уставился на свои искусанные руки и, видимо, сделав для себя крайне неутешительные выводы, в агрессивной злости вскочил и снова приготовился обороняться. Вероятно, именно осознание этого самого полного пиздеца выбросило в его кровь новую порцию адреналина, дав еще один заряд энергии и сил, пусть и не такой мощный, да и, судя по всему, ненадолго. Силы улетучивались словно дым.

Поверженный зомбак тем временем поднялся и снова перешел в нападение, и снова получил удар ногой по башке, который, от переполнившей Владимира отчаянной злости получился не в пример мощнее. Ботинок бородача просто-таки проломил черепную коробку нападавшего в районе виска и разнес ее в хлам.

— Уходим, — раздосадовано осматривая свои искусанные руки, прохрипел Владимир мальчику.

— Уходим! — в истерике много громче повторил он, так как ребенок, все еще зажимая уши руками, его не услышал.

И как только мальчик выскочил в коридор, Владимир тут же последовал за ним, на мгновение, правда, задержавшись в дверном проеме и оглянувшись на поднимающуюся с пола Лику. Надо сказать, что было в этом его коротком взгляде нечто совсем иное, нежели прежде, пьяное показушное презрение сменилось на искреннее сожаление или даже настоящее, не рисованное, а вполне реальное сочувствие к бывшей.

2.

Бенз был на нуле и с этим определенно нужно было что-то делать.

Мотя остановился.

Вроде бы было тихо, только где-то в лесополосе неподалеку от станции технического обслуживания автомобилей время от времени трещали птицы, и, судя по всему, это были сороки.

В общем, не очень хороший знак, но выбора, как говорится, не было.

Мотя напялил на переносицу очки, надел на голову объемную вязаную шапку с крупным помпоном, вооружился складным зонтом, пластиковым тазиком, молотком и отверткой, после чего потихоньку покинул автомобиль. Он даже дверцей хлопать не стал, а прикрыл ее максимально тихо и осторожно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, после чего, мелкими перебежками от дерева к дереву, направился к автомобильной парковке.

И даже не смотря на всю осторожность, птицы сразу же заметили его. Треск их стал совсем другим, более дельным что ли, будто они и в самом деле общались между собой, предупреждая друг друга о появлении незнакомца.

Наконец одна из них спикировала на задержавшегося на пару мгновений в укрытии парня сзади и клюнула в помпон, после чего резко взяла вверх и уселась на ближайшем обесточенном проводе электропередачи.

Вот все-таки хорошо, что Мотя додумался надеть эту вязаную шапку, а то получил бы сейчас достаточно ощутимый удар клювом по темени.

Но все равно ощущение было не из приятных.

Даже не смотря на то, что в общем-то ничего особенного не произошло, по спине Моти пробежала волна холодка. Он прекрасно понимал, что со стороны птицы это было чем-то вроде разведки. И он тут же вперил взгляд в огромных как блюдца круглых очках на сидевшую на проводе птицу. Мотя давно уже заметил, что пернатые странным образом не переносят стекла на глазах людей и ведут себя в такой ситуации совсем по-другому, не так как обычно.

Вообще-то никогда прежде Мотя очки не носил, не было в этом никакой необходимости, да и были эти очки вовсе без диоптрий, только лишь для того чтобы отпугивать птиц.

И, в самом деле, сорока нервно снялась с провода и, тряся хвостом, отлетела чуть дальше. Правда к ней тут же присоединилась другая птица и обе они стали следить за человеком, время от времени обмениваясь короткими трескучими вскриками.

Чтобы дать понять, что он настроен крайне решительно, Мотя пару раз бесшумно раскрыл и закрыл зонт, представляя себе при этом, что стреляет по птицам из космического лазерного бластера.

Он даже губами звук стрельбы изобразил:

— Пф, пф, пф.

Пусть, как говорится, видят, что у него есть мощное по психологическому воздействию средство.

Мотя знал, что птиц в самом деле почему-то жутко пугали направленные на них неожиданно раскрывающиеся автоматические или даже простые механические складные зонты.

Одна из сидевших на проводе птиц при виде раскрытого зонта коротко вскрикнула, но, судя по всему, не очень-то сильно испугалась, во всяком случае с места не снялась и никуда не улетела. Но насторожилась это уж точно.

После этого обе птицы просто молча сидели на проводе и внимательно следили за человеком какое-то время.

Мотя вспомнил, насколько неприятной была первая его встреча с пернатыми.

Раньше он даже и предположить себе не мог, что страдает орнитофобией, да и не страдал он ею никогда, вообще не обращал ранее никакого внимания на голубей или там на воробьев, или еще на каких других птиц, а разного рода скворечники и кормушки считал делом полезным и нужным, но только, конечно же уже не теперь.

После того, как мир перевернулся с ног на голову, птиц развелось почему-то не пример много больше и сделались они все по отношению к людям крайне агрессивными.

В самый первый раз, когда стая наглых сорок напала на ничего не подозревающего Мотю и едва не выклевала ему глаза, во всякому случае именно так ему в тот момент и показалось, все это было крайне неприятно и чудовищно страшно. И именно после того случая Мотя вдруг начал понимать насколько птицы с их маленькими злобными глазками и черными коготками на кожистых лапках, а также с их острыми клювами и грязными перьями в которых живут разного рода микробы и паразиты, просто до тошнотворности омерзительны.

Причем нападали сороки почему-то всегда именно на людей, а, к примеру, не на зомбаков, вероятно, таким образом мстя человечеству за многовековое издевательство над природой и варварское истребление животного мира.

Впрочем, как-то раз видел Мотя и то, как стая крупных жирных белых чаек кружила и клевала толпу зомбаков на какой-то проселочной дороге, но это была уже совсем другая, как говорится, история и, наверное, скорее исключение из общего правила. Просто в том случае чайки тупо повелись на падаль, а может и была какая-то другая причина такого их поведения. Чаек и ранее всегда можно было встретить, к примеру, на городских свалках. А вообще Мотя слышал от кого-то что животные чаще всего вообще никак не реагируют на зомбаков и даже бродячие собаки никогда на них не нападают, видимо, чувствуя инфекцию на расстоянии. А вот что касается нападения сорок на людей, так это стало уже совершенно обычным делом. Хотя, опять же, особо сравнивать Моте было не с чем. До всего этого бардака, как уже было сказано чуть ранее, общения с птицами он никогда не имел, поведением их в дикой природе не интересовался и вообще никогда не обращал на пернатых никакого особенного внимания.

Когда-то давно, в детстве, на Мотю в деревне напал петух и это было неприятно. Конечно, этот случай почти сразу же забылся и вспомнился только теперь. А в остальном всегда было принято считать, что птицы на людей не нападают, а повсеместно боятся их.

Кстати, по разговорам, некоторые виды гриппа и прочих болезней произошли именно от птиц, что также не делало пернатым в этой части никакой особой чести. И очень даже может быть, что и в этом, поразившем планету новом смертельном вирусе тоже виноваты именно птицы. Ведь кто их знает на самом деле, этих птиц?!

Мотя подкрался к ближайшему, грязному от пыли и с проколотыми шинами джипу, еще раз прислушался и огляделся по сторонам.

Зомбаков нигде поблизости не было видно.

И даже не смотря на это, чувство тревожной опасности, с которым он жил уже достаточно длительное время после того как мир окончательно переменился и стал совсем не таким, каким был прежде, не отпускало и сильно давило на психику. Причем давило так, что от этого напряжения в организме присутствовал не только постоянный мелкий тремор в конечностях, но случались и разного рода расстройства, и в том числе и в части пищеварения.

Вот и сейчас Моте срочно захотелось в туалет, как говорится, по большому.

В этой связи он с надеждой уставился в сторону бетонной со стеклом коробки станции технического обслуживания автомобилей и подумал, что там, внутри, в зоне отдыха посетителей непременно должен быть комфортный сортир с унитазами, персональными кабинками и даже может быть туалетной бумагой в автоматических аппаратах.

Поборов очередной позыв к дефекации, Мотя спешно лег на асфальт, забрался под джип, поставил таз и, приложив отвертку острым концом к баку автомобиля, пару раз ударил по другой ее стороне молотком.

После того, как в бензобаке была проделана дыра и в таз полилось горючее, Мотя нервно чертыхнулся и таз из-под струи убрал. Это было дизельное топливо, которое ему вообще было ни к чему.

Мотя выполз из-под джипа, огляделся по сторонам, бросил внимательный взгляд на все еще сидевших на проводе электропередачи птиц, которых стало не в пример больше и направился к другому автомобилю, после чего проделал все то же самое.

На этот раз ему повезло гораздо больше и это был именно бензин, правда вытекло его из бака не очень много, вероятно по той самой причине, что кто-то еще ранее с помощью шланга слил горючее почти подчистую.

Но и даже этой небольшой добыче Мотя был несказанно рад. Потому, что автомобилей на парковке было еще очень много и даже если с каждого автомобиля слить по чуть-чуть, то на полную заправку вполне хватит.

Воодушевленный добычей Мотя вылез из-под машины и хотел было переместиться к другому автомобилю, но кинул взгляд на линию электропередачи.

Птиц там уже не было.

Ни одной.

Мотя слегка нахмурился, после чего поспешил забраться под другой автомобиль, японский крузак с разбитыми стеклами и напрочь убитым дождем и ветрами салоном, после чего снова прислушался.

И все-таки было немного странно, что птицы так неожиданно быстро покинули свой наблюдательный пост. Хотя, кто их в самом деле вообще поймет, этих птиц?!

Мотя придвинул таз ближе, приложил отвертку к бензобаку и приготовился ударить по ней молотком, но помедлил, снова прислушавшись.

Было тихо.

И это было более всего подозрительно.

Мотя огляделся по сторонам.

Среди месива колес на автомобильной площадке никого не было видно. И дорога к офису станции технического обслуживания, где располагался комфортный туалет с унитазами была свободна.

Мотя сдержал очередной позыв в животе, после чего собрался с духом и ударил молотком по отвертке, отчего крузак тут же отозвался воплем сигнализации. Надо сказать, что вой этот был не особо громким, а скорее на издыхании, видимо по той причине, что сила аккумулятора была на нуле. Но, тем не менее звук этот для Моти все равно был лишним и показался прямо-таки оглушительным.

— Вот, черт, — одними губами произнес он и ударил по отвертке еще раз, потому что с первого раза пробить бензобак не удалось.

И в животе от волнения скрутило еще сильнее и срочно потянуло искать сортир или другое какое место, где можно было бы облегчиться.

Просто трясущимися уже от напряжения руками Мотя все же доделал дело, бак пробил и тут же заткнул образовавшуюся дыру пальцем. И все потому, что заметил рядом с крузаком пару перепачканных гнилой кровью ботинок, которые сто процентов принадлежали какому-то притащившемуся на вой автомобильной сигнализации зомбаку.

Стараясь не шуметь и не убирая палец от дырки в бензобаке Мотя осторожно подтянул под днище автомобиля ноги, после чего, скрючившись, притих.

Автомобильная сигнализация продолжала кричать.

Зомбак постоял немного у крузака и двинулся было дальше, но, сделав буквально пару шагов, остановился.

Живот Моти скрутило уже просто невыносимо и вдобавок внутри что-то предательски забулькало.

Именно в этом испанском стыде за свою ебанутую пищеварительную систему Мотя закрыл глаза и лоб рукой.

Другая рука уже устала держать палец на дырке в бензобаке и, кроме того, некоторое количество топлива протекло по запястью и скатилось в рукав, промочив куртку до самого локтя, что также не доставляло Моте теперь совершенно никакого удовольствия, а зомбак все не уходил.

Наконец, зомбак сдвинулся с места и ушел куда-то, после чего Мотя сразу же подставил под дыру в бензобаке таз и, оглядываясь по сторонам, стал ждать пока бензин не сбежит туда весь до последней капли.

Желание посетить туалет было уже настолько сильным, что, наверное, где-то уже даже заглушало боязнь разгуливающих поблизости трупов.

В просто-таки лихорадочном состоянии от срочного желания посетить туалет, Мотя решил пока что оставить таз с бензином под днищем автомобиля, здесь же он бросил зонт, отвертку и молоток, после чего спешно выполз из-под автомобиля и снова огляделся.

Тот самый зомбак, который совсем еще недавно терся у воющего сигнализацией автомобиля, уперся куда-то в сторону лесополосы.

Мотя визуально смерил расстояние до станции технического обслуживания и, неимоверным усилием воли сдержав очередной мощный позыв обосраться, кинулся к стеклянной двери входа.

Он даже и не проверил наличие поблизости, на проводах или на деревьях, тех самых птиц, которые совсем еще недавно следили за ним, вот до чего нестерпимым было желание как можно скорее найти место, где можно было бы сесть и сделать все необходимые дела. В этот самый момент мозг парня будто бы отключился, сконцентрировавшись только лишь на желании отыскать место, где можно сесть и спокойно посрать.

Можно было бы, конечно, все это сделать прямо здесь, около машин, но Моте все же захотелось некоего комфорта, а также относительного спокойствия и безопасности, обеспечить которые по идее могла только кабинка сортира.

Дверь станции технического обслуживания автомобилей была не заперта.

Мотя бесшумно влетел в нее, огляделся по сторонам и по указателю направился к месту отдыха посетителей с располагавшейся там разграбленной барной стойкой и пыльными кожаными диванами.

Он без особого труда нашел и сортир, предварительно проверив все кабинки на предмет отсутствия монстров, после чего заперся в одной из них и, спустив штаны, с внутренним моральным облегчением сел на холодный пластик сиденья.

Он даже не позаботился о туалетной бумаге, просто в этот самый момент уже невозможно было отвлекаться на что-то иное.

Да и бог с ней, с туалетной бумагой!

Как же все-таки хорошо было сидеть на унитазе, а не где-нибудь в колючей траве под деревом. Даже не смотря на то, что в унитазе не было воды и немного воняло говном.

В сортире было светло, из располагавшихся под самым потолком узких окон лился свет.

В запертой изнутри кабинке Мотя расслабился и приготовился сделать все то, что и планировал, но в самый последний миг неимоверным усилием воли сдержался и в напряжении замер. И все потому, что в туалете прозвучали шаркающие шаги.

— Блять, вот только этого мне и не хватало, — даже и не сказал, а подумал Мотя, стиснув зубы и зажмурившись, просто неимоверными уже усилиями сдерживая позыв сходить в туалет, чтобы не наделать лишнего шума.

А шаги прозвучали уже совсем близко.

Мотя даже уже видел ноги зомбака, те самые, перепачканные засохшей кровью пыльные ботинки в зазоре между полом и стенкой кабинки с нарисованными на ней непристойностями и черкашами.

В голове Моти от напряжения зашумело.

И следом за этими шагами прозвучали еще одни. Зомбаков было как минимум двое, а может даже и трое. Или даже их было еще больше, Мотя этого не видел, но вполне отчетливо это предполагал.

И откуда они только взялись здесь все?!

Все еще не желая устраивать шум, Мотя так и сидел на унитазе в этой своей дурацкой вязаной шапке с помпоном и в огромных комичных очках без диоптрий, максимально зажавшись, зажмурившись и прижав кулаки к стиснутым до боли зубам.

В этот критический момент Моте почему-то вдруг вспомнилась та прежняя, еще до апокалипсиса жизнь, в которой точно также как и сейчас вечно нужно было куда-то спешить и еще вкалывать, вкалывать, вкалывать с утра до вечера, как говорится, до усёру ради погашения разнообразных кредитов на новый телефон и на очередной отпуск, а также траты на вечно дорожающие коммунальные расходы и продукты питания, и прочее, прочее, прочее, с одной только лишь разницей, что в той прежней жизни вместо зомбаков выступали разного рода начальники и чиновники, которые безостановочно и безжалостно сосали кровь из каждого работника и каждого самого обычного человечка.

«Короче, в общем, с тех пор почти ничего по большому счету-то и не изменилось!»

От этой простой и совершенно неожиданной мысли на Мотю вдруг напал просто-таки нестерпимый гомерический смех, от которого, как говорится, хоть за живот хватайся.

В итоге физиология взяла верх и в сломанный, без воды унитаз с характерным пердящим звуком тут же полетело все, что Мотя просто какими-то неимоверными усилиями воли буквально только что сдерживал в себе.

И тотчас же под все эти знакомые каждому человеку звуки кабинку унитаза сотрясли удары оживившихся в предвкушении обеда зомбаков. Они уже в полной мере осознали, что внутри кабинки прячется живой и теперь искали возможность добраться до него.

От замешанного на крайнем отчаянии и страхе стремительного облегчения, а также совершенно ни к месту пробравшем его диком истерическом смехе Мотя тихо застонал.

И сверху, через край туалетной кабинки на него буквально как из жопы тут же повалились зомбаки, сначала один, потом второй, третий…

В общем, в номинации «самая позорная смерть в зомби-апокалипсисе» сегодня побеждает Матвей Дериглазов, который очень боялся птиц и погиб от нападения зомбаков, делая свои дела на неработающем унитазе станции технического обслуживания автомобилей.

Складной его зонтик, таз с небольшим количеством бензина, молоток и отвертка так и остались лежать на автомобильной парковке под крузаком с разбитыми стеклами и напрочь убитым дождями и ветром салоном.

Ну и хватит об этом.

Забудем об этом самом обычном человечке ныне, присно и во веки веков.

Аминь.

3.

— Ну и что дальше?

— В смысле?

— Ну, мы так и будем до самой ночи целиться друг в друга?

Небольшое молчание с обеих сторон и потом вопрос:

— И что ты предлагаешь?

— Предлагаю совместными усилиями вскрыть эту консервную банку с бычками в томатном соусе и разделить добычу пополам, если она там есть, конечно.

— Вообще-то я первый нашел этот ресторан. Почему я должен с кем-то делиться?! Это неправильно!

— Ну, жизнь вообще крайне несправедлива, я тебе скажу. Только подумай, еще совсем недавно мы жили не тужили, ездили на общественном транспорте, разогревали еду в микроволновках, пользовались айфонами с вайфаями, а теперь по сути своей превратились в бездомных голодранцев, замороченных только лишь на каждодневном поиске еды. И при этом сами в любой момент готовы стать едой. Такая вот ирония и такой вот круговорот еды в природе.

Мужчина добродушно рассмеялся, потом продолжил:

— Что правильно, а что неправильно, мы и сами порой не знаем. Слишком тонка эта грань. Это я тебе как человек много старше говорю. Так сказать, с высоты своего возраста и приобретенного жизненного опыта.

Нервно кусая губу, парень помолчал, потом дерзко буркнул:

— Что мне твой жизненный опыт? На хер себе я его не клал.

— А вот и не угадал, — снова рассмеялся мужчина. — Жизненный опыт вещь крайне полезная и необходимая. И сейчас я докажу тебе это. Через пару минут ты опустишь свою пушку и будешь делать то, что я тебе скажу. И именно я сегодня буду решать, делить нам эту консерву пополам, или же все ее содержимое будет только моим.

— Почему это? — все также дерзко, хотя и не без доли некоторого уже опасения спросил парень.

— Потому, что ты не выстрелишь в меня.

— Почему это? — снова был дерзкий вопрос.

— Потому что тебе нечем стрелять. В твоем стволе нет ни единого патрона.

— С чего ты это взял? — усмехнулся парень и попытался изобразить наглый смех.

— Ибо, если бы ты мог выстрелить, то давно бы уже сделал это. И никакие рассуждения о честности и справедливости в этот самый волшебный момент даже и не возникли бы в твоей замечательной молодой башке, как впрочем, не появились бы они и много позже того момента, как ты замочил бы меня.

Все также нервно кусая губу, парень промолчал.

— А вот я в отличие от тебя могу выстрелить. И не один раз. Патронов у меня предостаточно, — сказал мужчина.

— И чего тогда не стреляешь? — хмуро спросил парень.

— Не поверишь, — гоготнул мужчина. — Мой жизненный опыт подсказывает мне не делать этого.

Он помолчал немного, потом сказал:

— Короче, пора уже завязывать с этим балаганом.

В самом деле все происходящее в данный момент на проезжей части тихой улочки с разграбленными припаркованными у обочины автомобилями напоминало некий американский вестерн или даже шоу какого-нибудь Буффало Билла, наподобие циркового представления под открытым небом, в котором двое, один старше, другой моложе достаточно продолжительное уже время стояли и старательно целились друг в друга.

При этом зрителями всего этого действа были зомби, которые будто бы в волнительном ожидании развязки буквально прилипли к стеклянной витрине ресторана и заворожено следили за двумя живыми, застывшими на проезжей части.

На стекле витрины красовалось изображение двух лебедей, а также надпись «совет да любовь». Ресторан был тематический и, конечно же, среди его посетителей были жених и невеста, пышное платье которой было вымарано кровью, а также свидетели с измазанными кровью лентами наискось, разряженные гости, повара, официанты и толстая тамада в сверкающем пайетками обтягивающем тесном платье и с пафосной прической из салона красоты.

Краем глаза наблюдая за ними, мужчина мысленно усмехнулся:

«Вот уж, поди, попили они друг другу крови на этой свадьбе».

— Что? — приняв эту его кривую усмешку исключительно на свой счет, тут же нервно спросил парень.

— Ничего. И товарищу своему скажи, чтобы выходил из укрытия. Обещаю, что добычу мы разделим поровну. Я не обману.

Парень некоторое время молчал, о чем-то размышляя, после чего медленно опустил обрез и спросил:

— Как ты догадался, что я не один?

— Так не первый же день на этом свете живу, — с иронией в голосе ответил мужчина, после чего криво усмехнулся: — А ты говоришь, жизненный опыт вещь бесполезная. А вот и ни фига не бесполезная. Меня, кстати, Федор Павлович зовут.

— Миша, — нехотя представился парень и крикнул в сторону ближайшего здания: — Илюха, все нормально, выходи.

И как только он это сделал, из-за угла вышел, слегка прихрамывая, крепкий, немного простоватый парень. На правом колене у него был ортез из тех, что используют баскетболисты или другие спортсмены на соревнованиях. Оружия в руках у Ильи не было, только смотанный трос и некое приспособление с большими оранжевыми резиновыми присосками навроде вантусов.

— Вот и отлично, — тоже опуская ствол, сказал Федор и, качнув головой в сторону ресторана, спросил: — Ну, что? Вскроем эту кубышку? Погуляем на свадьбе?

— У вас есть план? — вежливо спросил Илья, подойдя ближе.

Судя по всему, состоявшийся ранее между Федором и Михаилом разговор он хорошо слышал.

— Патроны на них почем зря тратить не будем, да и слишком много шума выйдет от всего этого. Сделаем проще: разнесем ко всем чертям собачьим витрину, выпустим мертвяков наружу, после чего уведем всю эту гоп-компанию куда-нибудь подальше отсюда, потом вернемся и погрузим в машину все, что осталось съедобного в этом заведении. Раз уж это в самом деле свадьба, то там наверняка должны быть алкоголь, газированные напитки и соки, кондитерка в виде конфет, шоколада и печенья и, как минимум, разного рода мясные, рыбные и овощные консервы для салатов и других блюд. И я просто удивляюсь, как до сих пор никто еще не додумался это сделать.

— Может просто забоялись зомбаков, — спокойно пожал плечами Илья.

В отличие от щуплого и немного желчного Михаила, выглядел Илья спортивно, хотя, скорее всего когда-то раньше он был крупнее физически, во всяком случае джинсы, футболка и олимпийка на нем теперь были на пару размеров больше. По изможденному лицу Ильи было видно, что он какое-то время голодал.

— Хрен знает, — немного помолчав, произнес Федор.

Федору было около пятидесяти, типичный такой коренастый мужичок с пузом над брючным ремнем. Был он в клетчатой рубашке с коротким рукавом и бейсболке, надетой задом наперед.

— Мы тоже хотели по такому же сценарию пойти, — немного недовольно буркнул Михаил. — Тоже планировали разбить витрину и выманить зомбаков наружу.

Вероятно оттого, что какое-то время Михаилу тоже пришлось голодать, лицо его было нездорового, землянистого цвета.

— Где ваша машина? — спросил Федора Михаил.

— Недалеко. Сейчас пригоню, — ответил тот.

— С помощью присосок прикрепим домкраты к стеклу, привяжем к ним трос, другой конец которого зацепим за вашу машину и дадим газу, — сказал Илья.

— Хороший план, — согласился с ним Федор. — Я сяду за руль, Илюха сядет рядом, а Миша будет выполнять роль приманки, чтобы вырвавшиеся из ресторации зомбаки двигались исключительно в нужном нам направлении.

— В смысле роль приманки? — не понял Илья.

— Миша будет бежать за машиной, а зомбаки, стало быть, побегут за ним. Потом мы подхватим его на борт моего пикапа и дадим деру. Вот и все дела.

— А почему это именно я должен быть приманкой? — возмутился Миша.

— Руль своей машины я никому не доверю, — категорически заявил Федор.

— А из меня какой бегун? — показав на ортез на ноге, согласился с ним Илья.

— И, кроме того, сидящий со мной в салоне Илья будет для тебя своего рода гарантией, что я не дам по газам и не оставлю тебя на съедение зомбакам, хотя согласись, соблазн не делиться с тобой добычей крайне велик после того, как ты столько времени держал меня на мушке.

— Хорошо. Делаем так, как ты сказал, — снова сердито буркнул Миша.

Пока Миша с Ильей прикрепляли стеклодомкраты к витрине ресторана и привязывали к ним трос, Федор подогнал свой пикап, и встал так, чтобы можно было привязать свободный конец троса к крюку позади автомобиля.

— Готово? — спросил Федор, после того как Миша забросил свой бесполезный без патронов обрез ружья в кузов пикапа и, отойдя немного в сторону, принялся разминать ноги и разогревать перед бегом мышцы.

— Ну, почти! — все еще занятый разминкой, ответил он Федору.

Илья сел в салон, открыл окно и посильнее высунулся из него, чтобы лучше было видно все происходящее позади автомобиля.

— Смотри только, чтобы тебя невеста ненароком не догнала, — кинул Михаилу веселую шутку Илья. — Вон она на тебя как жадно смотрит. Даже про своего жениха позабыла, на тебя глядючи.

— Уж поверьте моему опыту, чаще всего именно тещи бывают много опаснее всех остальных, — схохмил Федор. — Бойся тещу! Если теща тебя догонит, то ничего хорошего уже не жди, загрызет до смерти, — и скомандовал: — Погнали!

Он медленно отъехал от ресторана на расстояние, на котором трос натянулся как гитарная струна, после чего резко газанул и витрина с глухим треском тут же взорвалась и стеклянным дождем осыпалась на асфальт.

И следом за осколками из ресторана на асфальт посыпались зомби, гости и участники свадьбы.

— Газу, газу, — крикнул Миша Федору, активно замахав руками в стремлении привлечь внимание зомби, которые тут же кинулись преследовать вожделенную добычу.

— Если можно было бы снять все это на телефон и выставить в сеть, то видео за пару часов набрало бы несколько тысяч лайков, — глядя на убегающего от зомбо-гостей свадьбы Михаила, пошутил Илья.

— Сейчас каждый день происходит что-то такое, что в прежние годы, моментально взорвало бы интернет, — поглядывая в зеркало заднего вида и двигаясь прочь от ресторана, согласился с ним Федор. — Не жизнь, а какое-то сплошное реалити-шоу.

Зомби гнались за Михаилом, который как заправский бегун мчался во весь опор.

Картинка с преследующими его зомби в самом деле была крайне комична, особенно в той части, когда зомби-невеста стала немного вырываться из толпы вперед.

Высунувшийся из автомобиля Илья, глядя на Мишу и преследующую его невесту, радостно захлопал в ладоши и засвистел.

В какой-то момент невеста, запутавшись в платье, комично грохнулась на асфальт и откатилась в сторону.

— Ах-ха-ха! Вы видели это? — радостно завопил Илья. — Короче, потерял ты, Миха, свое счастье.

— И вперед вырывается тамада, — голосом диктора принялся комментировать происходящее позади авто Федор. — Она сбивает своим мощным телом свидетельницу и, внимание, напряженный момент, обходит на повороте жениха…

Под всеобщее ликование и улюлюканье Федор притормозил, позволил уставшему и выдохшемуся уже Михаилу запрыгнуть в кузов пикапа, после чего продолжил движение, уводя зомби-компанию подальше от ресторана.

— Не женюсь никогда и ни при каких обстоятельствах, — держась за борт, заявил Миша. — Ну, ее нахер эту женитьбу.

— Правильно сделаешь, — крикнул ему Федор. — Никогда не понимал тех, кто стремиться добровольно надеть себе хомут на шею. Я, конечно, тоже когда-то был женат, но потом развелся. И больше, как говорится, никогда уже не наступлю на эти грабли.

— Поцелуйте меня в жопу! — приспустив штаны, показал зомбакам оголенную задницу Миша, после чего Федор и Илья буквально взорвались смехом.

— Нахер им твоя задница?! Им нужны твои мозги, — гоготнул Федор.

— Это все, чем ты можешь похвастаться перед зомбаками? — сквозь смех спросил Илья.

— Просто не хочу их ничем другим шокировать, а то от зависти остолбенеют или в обморок все попадают, — схохмил Миша. — Терпеть не могу зомбаков, — добавил он, показывая монстрам фак. — Просто не перевариваю их до глубины души.

— Он на зомбаков все патроны истратил. Палил по ним из окна с утра до вечера без остановки, — сообщил Федору Илья.

— Потому что терпеть их ненавижу, — подтвердил Миша.

И тут же едва не вывалился из кузова, потеряв равновесие по той самой причине, что автомобиль подскочил, перепрыгивая через лежачий полицейский, и потом сразу же через второй.

— Аккуратнее давай, жопотряс, — с иронией сказал ему Федор. — А то вывалишься, на хрен, за борт.

— Вот нахера их повсюду понавтыкали, этих лежачих полицейских, — застегивая штаны, буркнул Миша.

— Ну, они же не знали, что мы от зомбаков по ним будем убегать, — сыронизировал Илья.

— Бояться надо не зомбаков, а людей, — в продолжение недавнего разговора добавил Федор. — Это я вам как человек с большим жизненным опытом говорю.

— Заколебал ты уже со своим большим жизненным опытом, — произнес на это Михаил и снова показал фак отставшим зомбакам.

Когда хромающая и шипящая от голода толпа зомбаков была уведена на достаточно приличное расстояние, Федор прибавил скорость, еще более оторвался от гнавшихся за автомобилем монстров, после чего, сделав крюк через несколько кварталов, стал возвращаться к ресторану.

— Ну, ты дал! — все еще пребывая в состоянии веселья от проделки Миши, воскликнул Илья.

— Дерзкий пацан, — согласился с ним Федор.

— Когда я бежал от них, сначала мне было жутко очково, а потом стало весело просто до жопы, — со смехом в открытое окошко заднего вида сказал Миша.

— Ну, что? Закатим сегодня вечером пир? — спросил Федор.

— Еще как! — радостно согласился с ним Илья. — Кушать очень сильно хочется.

— Прежней нашей добычей была фура с шоколадными батончиками, — присев на корточки в кузове пикапа и держась за борт, сказал Миша. — Небольшая такая машинка с немного просроченными батончиками.

— Просроченными, но все равно очень вкусными, — добавил Илья.

— Это поначалу они были вкусными, а потом так стали уже просто отвратительными. Но, за неимением другой еды и просроченные батончики сразу же пошли в ход. Мы их лопали просто от пуза. Правда, на третий день нас от них уже просто рвало и поносило. Наелись сладкого, как говорится, на всю оставшуюся жизнь.

— Слышали? — вдруг резко ударил Федор по тормозам.

— Что? — насторожился Илья.

— Стреляли! — сообщил Федор и остановился.

Пару минут все трое прислушивалась к тишине, пока выстрелы не повторились снова.

— Автоматная очередь. И, судя по звуку, где-то как раз в районе нашего с вами любимого ресторанчика.

Смех моментально прошел и сменился тревогой.

— Короче, машину спрячем и по тихой сходим на разведку, — сказал Федор.

Так они и сделали.

Загнав пикап в арку близлежащего дома, Федор заглушил двигатель.

И как только он это сделал, с той стороны, где располагался ресторан, прозвучала еще одна вполне отчетливая короткая автоматная очередь.

— Отстреливают забредших на шум зомбаков, — сообщил Федор. — Если было бы что-то серьезное, стрельбы и шума было бы ни в пример больше. Далее идем пешком и особо не высовываемся, — негромко приказал парням Федор, доставая ствол и покидая авто.

Миша поднял с пола свой обрез и выпрыгнул с ним из пикапа.

Все трое крайне осторожно, предпочитая оставаться в тени зданий, словно тени двинулись к ресторану, и, когда подошли на достаточное расстояние, чтобы хорошо просматривалась проезжая часть тихой улочки с разбитыми автомобилями на обочине, спрятались за невысоким бетонным ограждением.

— Вот суки! — негромко выругался Федор.

— Что они делают? Это же наша добыча! — выглядывая из укрытия, едва не плача от сожаления проныл Миша и сжал кулаки.

У ресторана стояли два уазика, а также одна тонированная легковушка, при этом какие-то люди в военной форме спешно выносили из ресторана коробки с продуктами и алкоголем и грузили их в автомобили. Несколько трупов зомби из числа гостей свадьбы, вероятно, чуть отставших от других или просто по каким-то причинам задержавшихся в ресторане в лужах крови и мозгов лежали на асфальте.

Людей было с дюжину, все в камуфляже, защите и с оружием. Четыре человека стояли немного в стороне по периметру и, держа автоматы наготове, контролировали близлежащую территорию. Лица их скрывали балаклавы.

— Вот и погуляли мы на свадьбе, — глядя на них, буркнул Федор.

— Но, это же наша добыча, — все с той же горькой обидой в голосе возмутился Миша. — Надо с ними поговорить!

— Даже и не пытайся. Это павловские, — зашипел на него Федор.

— Кто? — не понял Илья.

— Павловские. Самая крутая бандитская группировка после апокалипсиса. У них и оружия предостаточно, и организационная структура очень четкая.

— Похожи на военных, — сказал Илья.

— Говорю же тебе, бандиты, — произнес Федор.

— Водка, шампанское, упаковки с фантой, коробки с рыбными консервам, два пластиковых ведра с майонезом, упаковка сухофруктов… — с унылой физией наблюдая за погрузкой продуктов в автомобили, сообщил Миша. — Это все должно было быть только наше.

— Было наше, а стало их! — негромко произнес Федор.

— Но, это же наш ресторан и наша добыча! — едва не плача уже от обиды сказал Миша.

— Я же тебе говорил, что жизнь крайне несправедлива, — усмехнулся Федор.

— Тебе не надоело еще умничать? — в злости уставился на Федора Миша.

— Миха, ты перегибаешь палку, — негромко произнес Илья.

В этот момент раздалась еще одна автоматная очередь, от которой все трое вздрогнули.

Один из вояк пристрелил вышедшего из-за дома и кинувшегося на людей зомбака.

— Что ты все время лезешь ко мне со своими нравоучениями? — вскричал на Федора Михаил.

— Успокойся, — негромко попросил его Федор. — Я ни к кому не лезу. Просто высказал свое мнение. Это не запрещено.

— Сам успокойся! — достаточно громко рявкнул на него Михаил.

— Да тише ты! Они же услышат нас, — попытался успокоить его Илья.

— Да мне вообще похуй, пусть слышат. Тем более, что это наш ресторан!

Сказав это, он резко вскочил и вышел из укрытия:

— Я поговорю с ними.

— Стой! Куда ты, придурок? — в неудачной попытке схватить его за рукав, зашипел вслед Федор.

Обрез ружья Михаил оставил на земле.

— Я с ним, — попытался выскочить следом за другом Илья.

— А ну-ка стоять, блять, — буквально в последний момент зацепил его за одежду Федор и вдобавок вмазал кулаком под дыхло, заставив тем самым вернуться на место.

Илья скривился от боли и судорожно стал хватать воздух ртом.

— Ой, дурак! — одной рукой придерживая Илью чтобы не наделал глупостей и выглядывая из укрытия на двигающегося к ресторану Михаила, прошептал Федор.

— Кто у вас тут главный? Мне нужно переговорить с главным! — приближаясь к бандитам с приподнятыми руками, чтобы было видно, что он без оружия, сказал Миша.

Ему никто не ответил. Четверо по периметру в молчании уставились на него и нацелили оружие, остальные продолжили погрузку.

Миша просто медленно шел к ресторану с поднятыми вверх руками и спрашивал: «Кто у вас главный?», но узнать ответ на этот вопрос так и не смог. И все потому, что тут же, безо всяких разговоров был сражен автоматной очередью. Один из стоявших в наблюдении парней в камуфляже и балаклаве произвел короткую и оглушительно громкую в тишине очередь.

Ярко-алая и чистая, совсем не такая как у разлагающихся на ходу зомби, кровь его тут же разлетелась брызгами по асфальту, а сам Миша, будто желая сказать напоследок что-то очень важное спрятавшимся за бетонным укрытием Федору и Илье, крутанулся на месте и грохнулся на асфальт, после чего больше уже не поднимался.

— Ой, дурак, — еле слышно и при этом как-то обреченно прошептал Федор.

А Илья зажал лицо руками и по-детски тихонечко захныкал.

Не смотря даже на все произошедшее буквально только что, погрузка продуктов в машины ни на секунду не остановилась.

Тот из бойцов, который выстрелил в Михаила, знаками дал другим приказ продолжать наблюдение, а сам, держа автомат наготове, медленно двинулся к лежавшему на асфальте парню.

Он присел рядом с ним, в поиске пульса коснулся шеи, после чего уставился на укрытие, откуда Михаил совсем недавно вышел и, поднявшись и снова показав другим жестами какие-то знаки, осторожно двинулся в эту сторону.

— Быстро уходим! Быстро! — тут же сграбастал Илью за одежду Федор. — Шевели жопой. Еще не хватало, чтобы эти отморозки и нас с тобой пришили прямо тут же на этом самом месте.

Он схватил с земли оставленный Михаилом обрез, сунул его подмышку и потащил за собой все еще по-детски захлебывающегося плачем Илью.

Ничего не соображающий и только жалобно всхлипывающий Илья последовал за ним, но при этом только и делал, что словно слепой котенок запинался обо все на свете и натыкался на все вокруг.

— Ходу, ходу, — шепотом погнал его прочь от этого места Федор. — Уходим отсюда от греха подальше.

4.

— Знаешь, что я делала, когда все это началось? — спросила Анна, махнув рукой в кожаной перчатке с обрезанными пальцами по воздуху, словно демонстрируя запустение и хаос торгового центра, а другой рукой удерживая достаточно тяжелый карабин «Сайга».

— Нет, — клацая зубами от страха шепотом произнесла Мария.

Анна помолчала немного, будто бы смакуя в уме воспоминания о первых днях апокалипсиса, потом криво усмехнулась.

Надо сказать, что ей тоже было крайне страшно находиться в этом огромном разграбленном здании, где за каждым углом мог находиться монстр или даже толпа монстров, целями и задачами которых было рвать живых на части и жрать их. Просто в отличие от своей подруги она чуть более умело скрывала свои страхи и эмоции.

— Я тупо стояла у окна, смотрела на улицу и ржала. Три или четыре дня безо всякого сна тупо стояла у окна и ржала. И мне в тот момент уже было глубоко наплевать на то, что я не иду на работу и вообще даже не могу выйти из дома, что погас свет, не ловит телефон, перестала работать канализация и вода осталась только в сливном бачке унитаза. Мне было даже уже глубоко плевать на всех моих родственников из другого города. Я не знала что с ними, живы ли они вообще или тоже уже превратились в оживших мертвецов. Я просто смотрела в окно и тупо ржала.

Последнюю фразу Анна произнесла чуть более громко, отчего Мария тут же вздрогнула и испуганно заозиралась по сторонам.

В торговом центре было тихо, только где-то на верхнем этаже стайка птиц хлопая крыльями снялась с насиженного места и поспешила убраться в дальний конец здания.

Проводив их испуганным взглядом, Мария сразу же вперила осуждающий взгляд в Анну, однако, ничего по поводу того, что они еще изначально договаривались соблюдать тишину и осторожность, ей не сказала, а наоборот, явное осуждение во взгляде тут же поспешила спрятать за показным равнодушием.

— Наверное, это было что-то нервное. Какой-нибудь посттравматический психоз, — предположила она, и сказала это с той только лишь единственной целью, чтобы прервать повисшую тишину, от которой ее саму просто уже мутило и тянуло грохнуться в обморок.

И единственное, что до сих пор не давало ей это сделать, было желание поменять кусок несвежей марли на нормальную гигиеническую прокладку в связи с развившимся у нее в последнее время на нервной почве синдромом недержания мочи.

Конечно же, ни к какому врачу она не обращалась, да и где было во всем этом бедламе мирового масштаба искать специализированных врачей, и этот не совсем медицинский диагноз она поставила себе сама.

Держа перед собой газовый пистолет, Мария с надеждой посмотрела в сторону продуктового супермаркета, где в отделе товаров для дома и бытовой химии вполне могли иметься ставшие такими вожделенными для нее в последнее время средства личной гигиены и немного поежилась, представляя как под завязку набьет прокладками и тампонами висевший на ее спине рюкзак.

Прислушиваясь, Анна замерла и жестом приказала Марии остановиться.

Обе они были уверены, что в огромном торговом центре обязательно должны были быть ожившие. Ведь здесь же было так много мест, где можно спрятаться и затеряться: кабины лифтов, примерочные и подсобки, туалеты, складские помещения… Это же просто сто процентов, что ожившие мертвецы в этом огромном торговом центре всенепременно были, просто, как водится, пребывали в состоянии каматоза. И надо было действовать крайне тихо, чтобы не привлечь их внимание.

От некоторых выживших, с кем Марии довелось общаться вроде как даже была информация, что ходячие видят и слышат не так хорошо, как живые и это сильно обнадеживало.

— И что было потом? — нарочито безразлично, хотя и крайне тихо, спросила Мария после того, как Анна дала знак двигаться дальше.

— А потом в моем холодильнике тупо кончилась еда! — видимо, полагая, что это будет похоже на юмор, гоготнула Анна. — Я, конечно же, не стала падать духом, решила для себя, что наконец-то исполню свою давнюю мечту и похудею, и даже в самом деле стала делать зарядку и еще какие-то фитнес-упражнения, но когда через пару дней почувствовала головокружение от голода, решила с фитнесом завязать и наконец-то выйти из дома. В тот момент от голода мне было уже все равно, что со мной будет дальше. Я была уверена, что на меня сразу же накинутся ожившие, но мой личный голод в тот момент оказался куда сильнее страха быть съеденной.

— Зря мы запёрлись сюда, — через минуту молчания сказала Мария. — Я более чем уверена, что всю еду растащили еще в самые первые дни.

Видневшаяся вдали «Лента» и в самом деле больше была похожа на помойку, чем на продуктовый супермаркет. Кроме царившего там бедлама с опрокинутыми стеллажами, оттуда еще и несло какой-то нестерпимой вонью вперемежку с запахом стирального порошка и какой-то другой химии.

— Не может быть, чтобы там совсем ничего не осталось, — парировала Анна и закинула карабин на плечо. Она уже устала таскать в руках эту штуку. — Какая-нибудь банка с зеленым горошком непременно валяется там где-нибудь под прилавком или между стеллажами. Надо просто хорошенько поискать.

— Банка с зеленым горошком? — криво усмехнулась Мария.

— А хоть бы и с ним, — недовольно ответила ей Анна. — Я бы сейчас с большим удовольствием слопала бы банку какой-нибудь консервации, хотя до всего этого бардака сидела исключительно на правильном питании.

Сказав это, Анна поправила пухлой рукой жидкие, старательно уложенные в прическу и зафиксированные лаком с блестками волосы.

— Реально сидела на правильном питании? — не поверила толстухе Мария.

— А в отделе с садовыми принадлежностями можно поискать семена или еще что-то такое, что очень даже пригодится в Коммуне, — проигнорировала ее вопрос Анна и задумчиво добавила: — Мы сможем в Коммуне развести огород и выращивать разные овощи и корнеплоды. Так что включай мозги! — не очень-то дружелюбно бросила она своей подруге. — А всякий ненужный хлам даже близко не бери.

Надо сказать, что обе они ни капли не скрывали явного отвращения друг к другу, просто с некоторого времени вынуждены были находиться вместе.

— Коммуна, — мечтательно произнесла Анна. — С медицинском пунктом, с общей столовой и отрядом самообороны. Я бы даже, наверное, вступила в отряд разведки, если он там есть. Ездила бы вместе с другими по супермаркетам и заброшенным домам в поисках еды, медикаментов и боеприпасов.

После этих слов Анна нервно дернулась корпусом из-за того, что пустой желудок ее отозвался достаточно громким стоном и она конфузливо попыталась скрыть это.

— С оружием, как видишь, я обращаться умею. Илюха меня научил, когда мы на природу с ним ездили, — чуть более весело добавила она, демонстрируя «Сайгу». — Я на него дико орала, когда он это ружье покупал. Чуть голосовые связки не порвала. Говорила, нафига деньги тратишь, лучше на отпуск отложить. А видишь, как все вышло… Пригодилось.

Она словно котенка погладила ствол, грустно помолчала, потом продолжила:

— Да мало ли что может пригодиться в Коммуне. Короче, ты идешь налево, а я направо. Бери только все самое необходимое и ценное.

Мария согласительно кивнула ей в ответ.

Кроме газового пистолета у нее было что-то вроде рыболовного гарпуна на алюминиевой палке. Эту штуку она теперь везде таскала с собой.

— Если что, сразу дай знать, — многозначительно сказала ей Анна, намекая именно на предполагаемую потенциальную опасность. — Только башку не теряй и не визжи как в прошлый раз. А то всех мертвецов вокруг себя соберешь. И помни: если потеряемся, встречаемся там, где виделись в последний раз. Ну, не в последний, а, как говорится, в крайний, — тут же суеверно поправилась она.

Мария на это ничего не ответила, снова молча кивнула, после чего сняла со спины рюкзак, достала из него электрический фонарь, включила его и, пробуя мощность луча, посветила в сторону продуктового супермаркета. Электричества там, как впрочем и во всем здании торгового центра не было, просто если в холле с эскалаторами хватало лившегося с потолка третьего уровня естественного света, пробивающегося сквозь стеклянную крышу галереи, то в расположенном в углублении достаточно просторном супермаркете было темно до жути.

Надо сказать, что Мария была вовсе даже не в восторге от идеи разделиться, хотя, наверное, какое-то разумное зерно в этом было. Ведь, планируя зайти в торговый центр они же не договаривались безусловно делиться найденным и награбленным. Хотя, в то, что им удастся обнаружить что-то ценное в плане выживания она особо не верила. Это и так было понятно, что товары первой необходимости были разграблены еще в самые первые дни. И особенно в этой части почему-то досталось туалетной бумаге. Ее люди несли из магазинов просто целыми тюками и коробками. Зачем, спрашивается?! Ведь как позже выяснилось, обходиться без этого культового символа цивилизации очень даже можно, главное, как говорится, чтобы вода была рядом.

Мария запихала пистолет в карман брюк, после чего подсвечивая себе путь фонарем в одной руке и держа гарпун наготове в другой, медленно двинулась по супермаркету сначала мимо отдела с бытовой техникой даже не взглянув при этом на расставленные на полках, а также валяющиеся в беспорядке на полу вперемежку с картонными коробками миксеры, скороварки, кофеварки и пластиковые электрические чайники, часть из которых была затоптана и разбита. Прошла она также мимо отдела с посудой и вскоре стала выискивать на полках с предметами личной гигиены женские прокладки. Но их не было. Полки были пусты и только под ногами еле слышно хрустел высыпавшийся из распоротых непонятно зачем упаковок стиральный порошок.

И вдруг Марию объял нестерпимый ужас. Она буквально лицом к лицу встретилась с чем-то неживым и неподвижным, отчего вздрогнула и едва не описалась от ужаса. Мертвое белое лицо буквально ткнулось в ее физиономию в темноте. Это был манекен. Мария наткнулась на него, когда немного отвлеклась на мусор под ногами.

Ну, вот как тут не закричать от страха.

Но, Мария не закричала.

Переведя дыхание и чуточку успокоившись, она двинулась дальше.

Так и не обнаружив искомое, Мария с надеждой во взгляде выглянула из-за стеллажей в сторону кассовых стоек, за которыми виднелся аптечный магазин и разочарованно вздохнула. Аптека была даже в еще более удручающем состоянии чем «Лента»: стекла витрин выбиты, полки сломаны и перевернуты. При этом никаких таблеток там не было вообще и даже на полу не валялось ничего подходящего, ну, не считая разве что всяких ортопедических стелек и бандажей для беременных.

Конец ознакомительного фрагмента.