Галактический человек. Фантастический роман

Николай Бредихин

Роман «Галактический человек» российского писателя Николая Бредихина не просто современен, он в чём-то даже опережает день сегодняшний. По жанру это типичный роман-предположение, насыщенный глубокими, уникальными размышлениями о Жизни, Смерти, Добре, Зле, Боге, Обществе, Человеке, однако представленный не в форме докучливых умствований, а в остросюжетной, занимательной, захватывающей форме интеллектуального детектива.

Часть вторая

Глава 1

Оставшись один на один с металлическим ящиком, вынутым из банковской ячейки, я минуты две помедлил, не решаясь повернуть ключ. Слишком многое зависело от того, что там внутри могло находиться. Европа не Россия, цены здесь на всё бешеные, а у человека, который скрывается, ко всему прочему расходов куда больше, чем у того, кто живёт отлаженной, легальной жизнью. Так что не мудрено, что за год я основательно поиздержался.

Много раз я пытался решить вопрос заранее: что я буду делать, если «клерки» забракуют тот материал, что я им представил? Разорвать в одностороннем порядке наши отношения, какими бы последствиями мне это ни грозило? Стерпеть, утереться, устроиться где-нибудь на работу, как-нибудь просуществовать ещё один год?

К счастью, деньги, ключ от новой банковской ячейки были на месте, я быстро убрал их в кейс и навсегда покинул хранилище банка «Сосьете Женераль».

Снова сто тысяч евро, новый банк, на сей раз «Креди Лионне» в Марселе, и никаких записок: инструкций, пожеланий. Тем более загадочной четвёртой тетради. Карт-бланш, который открывал мне многое. Пожалуй, идеальный вариант.

Прошедший год дался мне нелегко. Больше всего меня терзали мысли о моей семье, но по вполне понятным причинам я не решусь доверить этим страницам какие-либо подробности о своих родных и близких. Я понимал, что не смогу больше даже помогать им материально: я не мог допустить, чтобы их жизням угрожала хоть какая-то опасность, а для этого я должен был стереть их в своей памяти и так глубоко зарыться в ил, чтобы меня никто и никогда не нашёл.

Второй болью была Россия. Чужбина есть чужбина, всё здесь, на Западе, раздражало меня. «Родина нам — вся земля, где родимся и где нас хоронят» — (Катон). «Где хорошо, там и родина» — (Аристотель). «Людей, покидающих своё Отечество для чужих краёв, на чужбине не уважают, а на Родине чуждаются» (Эзоп).

Я привык к совершенно другому укладу жизни и, хотя ура-патриотизмом переболел ещё во времена своей далёкой юности (особенно армия вылечиться помогла), представить не мог, что когда-нибудь вынужден буду покинуть родные места. Уже один тот факт, что я никогда не смогу посетить могилы родителей, отравлял мне всё моё новое существование. Однако признаться, на ностальгию у меня тоже совершенно не было времени.

Размышляя о произошедшем со мной («почему я?»), я нашёл только одно объяснение тому, что меня столь неожиданно вырвали из привычного состояния и поставили на грань жизни и смерти: мои потуги в богословии. В молодости я вполне довольствовался атеизмом, который мне вдалбливали в голову ещё со школьной скамьи, затем сам собой пришёл естественный интерес к тому, как же всё-таки на самом деле устроен окружающий мир. Однако ни одно из существующих вероисповеданий при ближайшем рассмотрении не удовлетворило меня — я так и остался на перепутье. Потом небезызвестной «перестройкой» жизнь устроила мне такую встряску, что сделалось вообще не до подобных раздумий. Сейчас, пожалуй впервые в жизни, времени пораскинуть мозгами над этим вопросом у меня было предостаточно.

Идя шаг за шагом дальше в своих размышлениях, я понял, что мои последние неудачи в поисках работы были отнюдь не случайны. Ясно было, что если бы не «клерки», работу я бы давно нашёл, да и вряд ли потерял ту, прежнюю, которая у меня до того была. Я не знаю, как именно они строили свою игру, скорее всего просто занимались каким-нибудь грубым, примитивным очернительством, тем не менее своих целей они добились, и я запутался в их сетях.

Мысли, много мыслей, безумное количество мыслей, но главный факт был всё же в другом. Ещё тогда, в самом начале нашей знаменательной встречи, я посмеялся над сроками, которые мне были поставлены, — десять лет. На ту работу, которую я выполнил за год. «Несчастье имеет свойство вызывать таланты, которые в счастливых обстоятельствах оставались бы спящими» — писал Гораций. Вполне возможно, что как раз так со мной и произошло, хотя о каких-либо подобных немалых способностях в себе я раньше не подозревал.

Но я опять не о том. «Фирс сделал своё дело…» Наверное, надо было растянуть процесс, однако не в моих правилах было играть в подобные игры. Я всегда отличался добросовестностью. Ничего не поделаешь, такая уж у меня натура.

Как бы то ни было (каюсь, я не чужд тщеславия!), из трёх тетрадей я слепил неплохую книжицу. Да, собственно, автор достаточно точно выразил свои мысли, слишком разжёвывать их не требовалось. Вместе с тем я понимал: самое вероятное, что может произойти, — в тот момент, когда моя работа будет закончена и во мне отпадёт необходимость, меня без лишних раздумий убьют. Однако всё-таки решил рискнуть. Больше всего я рассчитывал на их любопытство: что я буду делать дальше? Они вполне могли позволить себе роскошь — ещё год поиграть со мной в кошки-мышки.

Уже в гостинице, переодевшись и усевшись за стол, я достал из кейса и повертел в руках ключ от новой банковской ячейки. Я был твёрдо убеждён, что она окажется пустой в тот день, когда придёт время в неё заглянуть, но также хорошо понимал, что, невзирая ни на какой риск, обязательно ознакомлюсь с её содержимым.

Это обстоятельство как раз само собой решало вопрос, который стоял у меня сейчас первым на очереди: использовать данный мне Богом шанс и укрыться так, чтобы меня никогда не нашли (во всяком случае, хотя бы попытаться это сделать), или продолжать жить дальше, ничего не меняя. Первый вариант был теперь совершенно невозможен: моё появление в Марселе, в «Креди Лионне», свело бы на нет все мои усилия.

Как бы то ни было, первый раунд я выиграл. Доказательства были налицо: жизнь, сто тысяч евро, ключ от новой банковской ячейки. Наверное, надо было отложить сейчас в сторону все дела и как следует отпраздновать это событие, но моё новое существование таило слишком много опасностей, чтобы в нём расслабляться.

Во-первых, подаренные игрушки ничего мне не гарантировали, их могли отобрать у меня в любой момент вместе с телом и душой. Во-вторых, не следовало забывать о врагах: самый момент был им появиться и как следует попотрошить мой планшет.

С этого я как раз и начал — с планшета. Весь год я делал в нём в отдельном файле пометки, откладывая разрешение их до получения заветного ключа.

Одно из самых первых моих открытий было в том, что я осознал лишь после долгих раздумий то обстоятельство, которое поразило меня ещё в самом начале: их было четверо. Не слишком ли много для меня одного? Действительно, они безрассудно рисковали бы, поставив всё на одну карту. А значит, нас тоже должно было быть как минимум четверо. Пожалуй, точно четверо. Четверо «новых евангелистов». Не следует забывать также, что мои «переговорщики» (не могу называть их, как прежде, «нанимателями») были просто клерками. И, стало быть, в их же собственной иерархии я был по рангу гораздо выше любого из них.

Какие ещё выводы диктовала мне логика? Каждому из нас («новых евангелистов») должны были быть созданы одинаковые условия, определены одни и те же задания. Радовал ли меня или, наоборот, разочаровывал подобный факт? Трудно сказать, но я бы дорого дал, чтобы знать наверняка, как обстояло дело в действительности.

Естественно было предположить также, что не все четверо в итоге получили заветный ключ. Как бы я сам поступил с аутсайдерами? Пустил бы их по следу более удачных соперников. Как с целью охраны, так и для самой заурядной слежки. Но меньше всего на свете мне хотелось сейчас опираться на свои собственные предположения. Нет, надо было влезть в шкуру «переговорщиков» и руководствоваться именно их мыслями.

Пожалуйста, первый же пришедший мне на ум пример. Превратить своего подопечного в соглядатая означало бы поставить себя, в сравнении с остальными, в подчинённое положение, а этого никто из «великолепной четвёрки» себе позволить не мог: все они были слишком амбициозны, честолюбивы.

А значит, если кто-то из моих коллег не оправдал надежд, самым целесообразным после его устранения было бы просто подобрать ему замену, дав новому кандидату новое задание и зарядив новыми, точнее обновлёнными данными.

Кстати, меня меньше всего на свете интересовало, кто именно из «клерков» являлся моим непосредственным куратором. Мои умозаключения и так были слишком зыбки, чтобы перегружать их такими деталями.

Однако наиважнейший для меня вопрос оставался прежним: как и над чем работать дальше? Только исходя из этого (работы) я мог выстраивать свою будущую жизнь.

Тот самый карт-бланш. Перетирать и дальше содержимое трёх тетрадей или же проявить себя как личность? Требовалось лишь уточнить, на самом деле этот вопрос давно уже был мною решён.

С лёгким сердцем я закрыл и сдал в гостиничный сейф планшет и отправился «кутить». Хотя, собственно, в чём конкретно это могло выразиться? Напиться? Провести ночь с женщиной?

Глава 2

Кто ненавидит мир?

Те, кто растерзал истину.

Аврелий Августин

Четвёртая тетрадь… Теперь у меня не оставалось никаких сомнений: именно в ней было всё дело. Четвёртая, но не последняя. И если говорить об учениях, то учение о гелекси, как итог, никак не могло быть посередине — его следовало искать в самом конце.

Вот эту прореху я и собирался восстановить. Занятие со всех точек зрения бессмысленное: как я мог состязаться с Пророком? Но был ли у меня какой-нибудь другой выход? Если промежуточные тетради уничтожены или им ещё только предстоит уйти в небытие, можно ли смириться с подобным фактом? Я, во всяком случае, не мог.

Вот это я и определил своей работой. Какой же, исходя из неё, должна была сложиться теперь моя жизнь?

Клерки вправе были наказать меня за строптивость, в любой момент прихлопнуть и растереть, как зазевавшуюся муху. Как я уже сказал, мне не оставалось ничего другого, как только надеяться на их любопытство. Точнее, на любопытство тех, кто стоял за ними. Кто знает, быть может, тем слоганом «Гелекси не умирают…», паролем и в особенности рассуждением о «второй оболочке» как о начальной и конечной цели я и спас в день нашей знаменательной встречи свою жизнь?

Враги… О врагах поподробнее. Вряд ли промежуточные тетради были у них в руках, но знать их содержание было им крайне необходимо. Так что их я пока тоже мог не опасаться. Как говорится, Господи, убереги меня от друзей, а от врагов своих я уж сам себя как-нибудь уберегу.

Сказано: «Знай: из учителей твоих только Бог и Пророки навсегда, все остальные — учителя на время» (Курсивом здесь и далее по всему тексту романа выделены цитаты из откровения Ведомого Влекущего «Книга Вечной Жизни» — Прим. ред.)

«Но если Бог так далеко, как определил его Ведомый Влекущий, — начал я свои рассуждения, — то кто вместо него важнее всех остальных здесь, рядом?»

«Посредник, пророк».

«Однако пророков много, как же не затеряться среди них?»

«Значит, бывают пророки и Пророки».

«Не было никогда Сына Божия, и никогда не приходил Он к людям. Как может целое прийти к своей части? Только откровением из уст Пророка».

Но где же здесь Мессия? И как определиться с извечным спором: был ли Он уже на Земле или Его приход только грядёт?

«Как происходит процесс явления личности, которая переворачивает собой историю?

Накапливаются какие-то знания, которые необходимо слить воедино и представить людям то, мимо чего они раньше равнодушно проходили, в таком виде, чтобы они теперь от этого глаз не могли отвести?

Люди должны сами созреть для подобных знаний?

Происходит вмешательство неких высших сил?

Наступает поворотный момент в истории человечества, неотвратимо несущегося к своей гибели и, как результат, — спасение?

Невозможно объяснить.

Но приходит Он и меняет в корне жизнь миллионов, а порой и миллиардов людей. И даже не просто людей, но и народов, поколений, цивилизаций, человечества.

Таких людей мало назвать пророками, они — Мессии. Ибо пророков было великое множество, но Мессий было только пятеро.

Он Шестой?

Он пришёл? Столь долгожданный, желанный, пробился сквозь толщу веков?

Многие с удовольствием отринули бы факт его явления, если бы не его мысли. Но мысли эти от Бога, нельзя не признать их величия.

С тех пор, как Он заронил их во мне, я на всё смотрю Его глазами, Его мыслями думаю.

Для меня нет никаких сомнений: Он — Шестой».

Арсентий Сириус «Слово Пророка».

Так родилась у меня книга, которую я назвал: «Слово Пророка».

И уже с первой страницы я понял: Бог подарил мне новую, вторую жизнь. Перебирая в памяти то, первое, прежнее своё существование, я не нашёл никаких причин для недовольства им. Да, мне было нелегко, по сути я пожертвовал собой, всё своё время, энергию посвятив своей семье. И я был счастлив, очень счастлив. Несомненно, так и прожил бы счастливо весь отпущенный мне Богом век, если бы не эта случайность. Но было и другое: я изжил себя в той, первой жизни, достиг потолка, мог двигаться в ней дальше только по инерции. Наверное, я заслуживал большего, и это большее я теперь получил.

Осознав это, я понял, насколько я был неблагодарен. Такое мне не могло ни присниться, ни вообразиться в самых смелых мечтах: полное решение всех моих материальных проблем и возможность заниматься без помех и ограничений любимым делом. Боже, я и не подозревал о том, насколько оно мною любимо.

Глава 3

Не было ни гроша, да вдруг алтын. Вторая жизнь, глубочайшие перемены в моей личности, жизни и эта неожиданная встреча.

Я отправился «кутить» в тот вечер и всё время посмеивался над собой: вот я работал как вол целый год и заработал кучу денег. Как же мне было себя хоть чуть-чуть не вознаградить?

Её звали Лиля. Загадочная Лилит? Двуликая Лилианна: её можно было называть как Лилей, так и Аней. Наутро я пытался осознать то невероятное чувство эйфории, которое испытал накануне.

Обыкновенная женщина из России, приехала с группой туристов посмотреть легендарный Париж. Тоже была взволнована, своя эйфория. Небогата, но наскребла денег.

— Вы так хорошо говорите по-русски!

Наверное, надо было притвориться, коверкать иногда слова, неправильно ставить ударения, переспрашивать, уточнять, что значит это, то выражение, фразеологический оборот. Но целый год…

Целый год я прожил анахоретом. Одичал, забыл родной язык, что такое женщина, какое-то общение. Работа над книгой, «Книгой Вечной Жизни», далась мне нелегко, я был поражён, сколько новой литературы по богословию появилось в последнее время, да и «железный занавес» в своё время сильно ограничивал мои возможности на этом направлении. Приходилось навёрстывать упущенное, а чаще даже — осмысливать то, что вообще не имело аналогов.

Ну а ещё, конечно, боязнь разоблачения. Меньше всего на свете мне хотелось привлекать к себе внимание. А тут меня прорвало.

Быть может, со стороны это очень походило на диалог слепого с глухим: каждый слушал себя, да и вообще не слушал — важным было выговориться. Как видно, в группе интересы были достаточно приземлёнными и Лиля (Аня) тоже оказалась в своеобразной изоляции.

Иногда я спохватывался и начинал маскироваться. Рассказывал Лиле о Канаде, Монреале, Торонто, о нашем весьма своеобразном климате, о своих якобы русских корнях — мифическом «дедушке», нашедшем своё счастье так далеко от родины. Потом я вновь забывался и сыпал примочками, аллюзиями, которые никак не вязались с моим утверждением, что я никогда не бывал в России.

Мы, не знаю с какой стати, вдруг заговорили о кабаре «Мулен Руж», было интересно, существует ли оно до сих пор? Решили разрешить наш спор у портье.

— Конечно, конечно, незабываемое зрелище! Но знаете, там так дорого! Просто непомерные цены, если учесть, что это всё-таки немного вчерашний день. Я мог бы вам порекомендовать много заведений подобного рода гораздо интереснее, но дешевле. «Лидо», например.

Мы с Лилианной молча переглянулись. Какой недотёпа! «Лидо», например»… Кому в России известно это слово? Можно ли им поразить наповал родных, друзей, близких, товарищей по работе, рассказывая им о достопримечательностях Парижа? Вот «Мулен Руж» — это наверняка! Для россиянина это название, как сейчас, так и во времена социализма, было ничуть не менее красноречивым и захватывающим, чем Эйфелева башня.

Воображение наше заработало в одном направлении, на полную мощность. Ла Гулю, Валентин Бескостный, Тулуз-Лотрек, что-то рисующий за своим персональным столиком. Натуралистическая кадриль — «Френч Канкан». А то, что дорого… Не было проблем. С моими-то деньгами!

Чтобы не обижать портье, мы попросили его вызвать для нас такси. И не пожалели об этом. Уже через пару минут он, лукаво улыбаясь, спросил, зажимая микрофон у телефонной трубки:

— Что вы предпочитаете? Ужин и спектакль или просто спектакль?

— Конечно, и то и другое, — незамедлительно отозвался я.

— Ну а меню? — спросил портье, обращаясь уже не ко мне, а к даме: — «Френч-Канкан», «Тулуз-Лотрек»? Мой приятель рекомендует «Бэль эпок».

— Что ж, последуем совету вашего приятеля, — радостно улыбнулась Лиля.

Мне стало неловко. Недотёпа-парижанин, тем более портье… Такое могли вообразить себе только действительно недотёпы — россияне. Ну а честнее было бы сказать так в единственном числе. Мне как-то и в голову не пришло, что могут быть поистине неразрешимые проблемы с билетами. И я постарался хоть как-то восполнить свою несообразительность щедрейшими чаевыми.

Ужин и спектакль или просто спектакль… Конечно, было куда большим наслаждением восхищаться потрясающим зрелищем, переваривая жаркое из ягнёнка «Провансаль».

Ревю «Феерия»… Да, представление было действительно волшебным. Необыкновенные костюмы — блёстки, перья, стразы; красивейшие девушки, собранные со всей планеты, — «Дорис Гёрлз».

«Любовь — это праздники жизни, а жизнь — это праздник любви» — не помню, откуда это, но праздник и в самом деле был незабываем.

Когда мы возвращались в отель, я поделился с Лилит своей мечтой: попутешествовать по «святым местам». Да, да, согласилась она со мной, это было бы невероятно здорово: увидеть Иерусалим, Стену плача.

Я так и не заснул в ту ночь. Наутро они уезжали. Мне удалось перехватить Лилю уже в фойе.

— Я забыл спросить: вы замужем?

— Нет, — покачала головой она. — Разведена. Две дочери. Они здесь, со мной.

И рассмеялась моему изумлению.

— Да, да, мы долго спорили на семейном совете. Небольшое наследство от моей бабушки: «домик в деревне». Но в зелёной зоне, не очень далеко от Москвы. В конце концов решили не менять ничего в своей жизни, просто позволить себе что-то невообразимое. С трудом, но хватило. Вы не одобряете столь безрассудный поступок?

— Ну почему же? — пожал я плечами. — Но я, в свою очередь, хочу предложить вам нечто ещё более безрассудное. «Иерусалим. Стена плача». Не согласились бы вы отправиться со мной в такую поездку?

— Как-нибудь в другой раз. Быть может, не в этой жизни. В этой нам точно больше уже так не подфартит.

— Вы не поняли, у меня есть деньги, — заволновался я. — Так получилось, что после смерти жены я остался совсем один на белом свете. В этой жизни. Дети взрослые, им не до меня. Так что мне ничего не нужно от вас, просто такое путешествие было бы для меня в чьём-то обществе гораздо приятнее и интереснее. Бог послал вас. Бог так решил, не я.

Она посерьёзнела, поколебалась какое-то время.

— Вам сложно будет продлить отпуск? — удручённо спросил я.

— Нет, это как раз самое лёгкое. Позвоню, договорюсь. Начальница — моя подруга. Я не такой уж важный работник, чтобы настолько быстро почувствовалось моё отсутствие.

Лилианна подумала ещё немного, затем вздохнула.

— Хорошо, через три дня наша поездка заканчивается. Я поговорю с девчонками, решу все остальные вопросы. Если вы не передумаете к тому времени, как нам пересечься? Кстати, я совсем не подумала: а как же виза?

— Я всё утрясу. У вас есть смартфон?

— Да, разумеется.

— Прекрасно. Я вам позвоню.

— Ладно, — она замялась. — Но если вы вдруг передумаете…

— Я не передумаю, — прервал я её.

Глава 4

Оставшись один, я попытался понять причины своего столь рискованного поступка, однако, поразмыслив хорошенько, не нашёл в нём ничего безрассудного.

Волшебный ключик, полученный мною в банке «Сосьете Женераль», внёс в мою жизнь много перемен. У меня теперь появилась возможность повидать мир. Раньше с теми деньгами, которые у меня были, об этом не могло быть и речи. Движим я был здесь в первую очередь не любопытством, а необходимостью посетить места, связанные с зарождением и расцветом мировых религий, я хотел посмотреть на них собственными глазами. Кроме того, путешествуя, проще было затеряться, а это обстоятельство тоже было для меня немаловажно.

То есть Лилит поистине оказалась для меня подарком судьбы. Ничтожность дополнительных затрат, которые у меня появлялись, не шла ни в какое сравнение с тем, что я получал взамен. Мне надоело моё безмолвие, хотелось с в предстоявшем путешествии с кем-нибудь делиться своими впечатлениями, наблюдениями, получить неограниченную возможность поговорить о России, поговорить по-русски. Меньше всего я думал о Лилианне как о женщине, и не оттого, что она была на голову выше меня ростом и никак не смахивала на красавиц: просто то, о чём я говорил вначале, было для меня не в пример важнее.

Оставшись один, я тут же включился в работу, но не в ту, которой занимался целый год, а в куда более приятную: обложился справочниками, туристическими проспектами, биографиями Пророков, богословскими книгами, священными текстами и принялся вычерчивать интересовавший меня маршрут. Потом я понял, что если попытаюсь охватить весь круг своих интересов, мне не хватит и года, в то время как необходимо было уложиться максимум в месяц, и принялся тщательно ужимать тот вариант, который поначалу был мной очерчен.

Три дня пролетели незаметно. Лилианна не подвела меня, хотя времени, поговорить у нас было в обрез. Мы беседовали уже в аэропорту.

— К сожалению, я вынуждена отказаться от вашего предложения, — вздохнула Лилит. — Моя старшая дочь поступает в этом году в институт, и хотя до сего знаменательного события ещё почти полгода, к нему нужно очень тщательно готовиться. Если я уеду в столь ответственный момент, девчонки меня просто не поймут. Это не отговорки. У меня нет никакого комплекса, что вы оплачиваете мою поездку, я считаю это лишь продолжением того чуда, которое уже произошло со мной. Я долго анализировала вашу личность (было достаточно времени) и пришла к выводу, что, как бы это вам сказать поделикатнее: вы не совсем тот человек, за которого себя выдаёте, но, признаюсь откровенно, мне это тоже всё равно, совершенно не пугает меня. Я почему-то уверена, что вы никогда не причините мне зла, и этого мне вполне достаточно.

Я молчал, разочарованный, хотя она была во всём права. Просто я смотрел на свою мечту, разлетевшуюся вдребезги, как упавший хрустальный шар, и даже осколки её были необычайно красивы.

Лилит оглянулась на двух девчушек, стоявших в стороне, очень похожих на неё. Видно, пора было поторапливаться. Одна из девчонок (младшая) показала большой палец и даже сделала жест другой рукой, будто присыпает его чем-то, старшая же, наоборот, многозначительно постучала себя по лбу кулаком.

— Мне надо спешить, — сказала, повернувшись ко мне, Лилианна. — Но я не договорила. Отпуск у меня ещё впереди, я потратила лишь отгулы. Так что, как только я освобожусь, тут же вам позвоню. И обязательно приеду, если у вас к тому времени ещё сохранится желание видеть меня.

Я хотел было возразить, но она предупредила меня, подняв вверх палец.

— Можете не говорить, я понимаю, что к тому времени вы уже используете свой отпуск и вернётесь к своей работе. Но я вполне могла бы обойтись без всяких поездок, просто побыть вместе с вами, немного скрасить вашу жизнь. Я вам совершенно не помешаю. Не беспокойтесь за меня, я ничего не прогадаю: увидеть изнутри то, что я прежде видела лишь снаружи… Уверена, впечатлений будет столько, что мне их все не переварить.

Я кивнул, тщательно маскируя своё разочарование.

— Да, конечно, меня это вполне устроит.

Даже проверил, сохранился ли в памяти её мобильного телефона мой номер.

Глава 5

Хрустальный шар — наверное, это прозвучало слишком вычурно, но трудно было выразить по-другому и красоту нашей встречи, и моё разочарование. Однако жизнь продолжалась, может быть это было к лучшему: идея поездки как паломничества, «путешествия по святым местам» разваливалась на глазах, едва я принимался что-то выстраивать на её основе. Непрекращающиеся теракты, волнения, столкновения, сплошь и рядом перераставшие в военные конфликты, плодили уйму совершенно ненужных проблем. А жаль, ведь речь шла не об отдыхе, а о работе, мне многое необходимо было узнать, уточнить, проверить и перепроверить.