Маленький Лох-Несс. Повести и рассказы

Николай Бредихин

Сборник «МАЛЕНЬКИЙ ЛОХ-НЕСС» писателя НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА посвящён «лихим 90-м». Развал некогда великой державы, миллионы людей, умирающих от отсутствия квалифицированной медицинской помощи и недоедания, десятки миллионов, оставшихся нежданно-негаданно за пределами своей Родины. Но и оставшимся выпала нелёгкая доля. Разгул бандитизма, попрание всех норм морали и нравственности, оголтелое воровство, жизнь по указке извне, распутство, разнузданность порвали в клочья сложившийся вековой уклад.

Часть вторая

Глава 1

Подрезов с тоской смотрел на проходивших мимо людей, иногда тонким, неуверенным, срывавшимся от стыда, голоском пытался рекламировать разложенные на асфальте напильники, пассатижи и прочую дребедень. Больше всего на свете он боялся сейчас встретить здесь, на пятачке возле универмага «Первомайский», одним из первых в Москве превратившегося в гигантскую барахолку, кого-нибудь из знакомых: никто бы не поверил, что он не ворует эти напильники на родном заводе, а перекупает их в магазинах. Но что-то надо было делать, как-то выкручиваться. Судьба вдруг повернулась боком не к нему одному: вся страна пустилась в какой-то диковинный, сумасшедший пляс, да и от самой страны, наверное, лишь две трети осталось. Вокруг усиленно что-то воровали, продавали и перепродавали, вот только Алексею, как он ни старался, ни в чём не везло.

Алёна не корила мужа, хотя каждый раз после похода по магазинам за продуктами возвращалась с лицом белее мела: цены неслись вскачь со скоростью поистине невообразимой. Испробовав всё, Подрезов решился наконец подключить к делу заветный, припасённый на самый что ни на есть крайний случай шанс, хотя разочарований в последнее время столько испытал, что взял за принцип ничему больше не удивляться и ничем не обольщаться. Визитку Аркадия он берёг как зеницу ока, однако когда позвонил по заветному телефону, незнакомый голос ответил ему, что никаких Аркадиев здесь давно не проживает, а на попытки Подрезова что-то дополнительно разузнать на том конце провода просто повесили трубку.

Казалось всё, наступил, причём для него как всегда индивидуально, досрочно, конец света — оставалось только повеситься. Однако учёба на «сборах» чему-то научила Алексея, и он терпеливо принялся распутывать перемещения своего давнишнего «сокурсника». В конце концов его поиски увенчались успехом, но благожелательный (на сей раз!), нежный женский голосок уведомил его, что Аркадий Владиславович Гамов в отъезде, за границей и вернётся лишь через месяц.

Было от чего упасть духом. Тем более что после горячки поисков Алексей на свежую голову рассудил: собственно, а кто и что он Аркадию? Если прикинуть, сколько времени прошло с тех пор, когда они в последний раз виделись, человек этот далеко ушёл, высоко залез, какая для него корысть в каком-то жалком инженеришке?

Ничего не оставалось, как действовать самостоятельно. Наверное, Подрезов никогда бы не решился на что-либо подобное, если бы, опять же, не учёба на приснопамятных курсах. Знания, которые он терпеливо заучивал там, вдруг самым неожиданным образом всплывали в его голове, делали происходящее вокруг и совершенно загадочное для большинства остальных людей, понятным и знакомым.

Первый вывод, к которому он пришёл — прошлое никогда не вернётся. Нравится ли ему или не нравится то, что обрушилось на его голову как снежный ком, но нужно приспосабливаться, так или иначе, к окружающей действительности. Помогало и здесь всё то же армейское правило: «Смотри на меня — делай, как я». Только надо было смотреть высоко вверх, задрав голову. То, что эти люди наверху ничего не боялись, действовали на виду, воровали без всякого зазрения совести, сначала очень смущало Подрезова и он чуть было не поддался общей тенденции брюзжания. Однако на брюзжание это могла уйти вся оставшаяся его жизнь, а за спиной у Алексея было четыре разинутых рта — отступать ему было некуда.

Конечно, он переоценил себя. Алексей жил замкнуто и потому партнёрами надёжными так и не обзавёлся; на бирже, на рынках он постоянно натыкался на знакомые лица, но своими знаниями делиться с ним никто не спешил, зато каждый был бы рад оставить его без последних порток (это тоже, к счастью, на курсах Алексей усвоил достаточно хорошо). Вообще, ещё и ещё, лишний раз, в который раз он убеждался: учёба на «сборах» снабдила его неоценимым опытом, если бы только в коня был корм. Эх, если бы сейчас, хоть на недельку вновь так «собраться»!

Казалось бы, всё Алексей делал правильно: взял на себя и на жену кредиты в банке, за которые потом расплачивался пустыми, обесценивавшимися деньгами. Вложил полученный первоначальный капитал в стремительно растущие акции-предъявительские бумаги. Однако вот тот момент, когда бумаги эти внезапно рухнули, он пропустил: семья, работа — кому это было интересно? Стоит ли объяснять, что закончилась великая эпопея в итоге тем, что Подрезов не только ничего не приобрёл, но ещё и навешал себе на шею огромные долги.

В таком состоянии полного отчаяния, уже окончательно решивший на себя руки наложить, он и дозвонился до Гамова.

— А, Лёша! — отозвался тот неожиданно благожелательно. — Рад тебе. Хорошо, давай встретимся, поговорим.

Глава 2

Встреча была назначена в кафе, из тех новых, кооперативных, что не уступали иному ресторану по интерьеру и обслуживанию, однако приличной случаю одежонки Алексей так и не нашёл — еле удалось уговорить швейцара впустить его. Аркадий был не один, долго давал какие-то поручения, инструктировал своих людей, шедших нескончаемой чередой: одни уходили, другие приходили. Наконец он освободился и похлопал Алексея по плечу.

— Извини, что заставил ждать, старик. Последний день я здесь, — сказал он, — завтра съезжаю. Моя «стекляшка», — с гордостью повёл он рукой вокруг, — но чересчур хлопотно получается с ней в последнее время. Бандиты стали уж слишком ретиво наезжать, чиновники поборами замучили, продаю недёшево, но практически за бесценок. Не знаю пока, чем другим стану заниматься, но что я о себе, ты-то как? Надеюсь, нормально устроился? Помню, на курсах ты был таким зубрилой, ничего, наверное, из преподанной науки не забыл?

Алексей, как ни тяжело было ему признаваться, с грустью поведал о своих несчастьях.

— Тоже легко понять, — ничуть не удивился Аркадий, задумчиво попыхивая сигаретой. — Ты ведь ничего не осознал тогда, когда я говорил тебе про ступеньку. А система сработала. Будет и дальше действовать, совсем голову тебе оттяпает, если не поймёшь, что к чему.

— Так, и в чём же она, загадочная ступенечка? — хмуро поинтересовался Алексей, не в силах скрыть уязвлённое самолюбие.

Аркадий пожал плечами.

— А почему, собственно, я должен тебе об этом говорить? Так ли уж я тебе обязан?

— Я расплачусь, — с наигранной уверенностью, срывающимся голосом произнёс Подрезов и поспешил откашляться, — пригожусь ещё. Я на всё готов. Вы моя последняя надежда.

— Что ж, — после некоторого размышления усмехнулся Аркадий, — в принципе, слово не рубль, с хорошим человеком можно и поделиться. Положение изменилось, Алёша, мы живём сейчас совсем в другой стране, в других условиях.

Подрезов досадливо подёрнул плечом.

— Знаю, на собственной шкуре ощутил уже. Что ещё скажете? Что прошлое никогда не вернётся? Я не совсем дурачок, многое понимаю, но что-то не срабатывает, не могу «догнать». Поверьте, я не стал бы беспокоить вас по пустякам, Аркадий Владиславович.

— Хорошо, — посерьёзнел Аркадий. — Тогда начнём урок. Ты достаточно пожил на этом свете, имеешь какой-то жизненный опыт. Что ты скажешь на то, что люди не все одинаковы?

— Так определено природой, обществом, — пожал плечами Алексей, — меня в последнее время достаточно жизнь потрепала, чтобы я тешился иллюзиями о всемирном равенстве, а уж тем более братстве.

— Однако перед Богом мы все равны, — усмехнулся Аркадий.

— Выровняемся после смерти, она так и так всех под одну гребёнку подстрижёт, — мрачно ответил Алексей. — Хотелось бы поближе к сути.

— К сути? — поднял брови Аркадий. — А суть проста. В каждом обществе — разовью дальше свою мысль — люди как-то разделяются. Как они, кстати, прежде подразделялись, не забыл ещё?

— А, ну как же, как же — такое забыть! Крестьяне, рабочие, ещё — интеллигенция меж ними вшивая. Не знаю вот только, куда себя причислял чиновничий аппарат. Это тёмное дело, столь же загадочное, как тайна «золота партии».

— Чушь, согласен с тобой, но ты не вник в вопрос: может, я недостаточно чётко его поставил? Как всегда, во все времена, люди разделялись? Раз уж мы вступили сейчас в благословенный капитализм, это мы должны сознавать достаточно чётко, особенно хорошо — чтобы буквально от зубов отлетало. Ладно, не буду мучить тебя, да ты и вправе не согласиться со мной, но я знаю только четыре группы, вида, класса — называй как угодно. Хозяева эти на самом верху; среди них разновидностей не перечесть: хозяева хозяев, хозяева-собственники и даже хозяева-холуи, да, да, не прикидывайся недоумком, тебе не идёт, задницы лижут с утра до ночи всяким бонзам-божкам, а над нами всё равно хозяева. Батраки — те, кто под ними. И тут кого только нет! От наёмника до холопа. Киллер вшивый и тот батрак! Кто там ниже? Категории — да, вот, пожалуй, самое удачное определение, категории людей, которых и людьми-то трудно назвать, так — рабы, скоты. Как тебе моё разделение?

Конец ознакомительного фрагмента.