Дорогу осилит идущий. Фантастическая повесть

Николай Зеляк

Дремучие муромские леса. Захолустное селоКарачарово. В тёмной избе мыкает беспросветное горюшко своё нехожалый добрый молодец. Он страстно хочет стать заступником родной земли, да, видно, не суждено сбыться его мечте заветной.Но… случается чудо: его сумрачную обитель посещает таинственный, нездешний человек и…

Глава 4. Волхв

Всем известно, что историческая наука относится к области самых точных наук. Особенно, отечественная. Причём она находится в постоянном развитии. Всё время уточняются даты и корректируются события. И процессу этому не видно конца, как нет предела совершенству.

Это, в равной степени, относится и к народным преданиям и легендам. Уж их — то можно было оставить в покое. Казалось бы, что может быть правдивее и точнее народного творчества. Это же, чистейшей воды, реализм. Придраться совершенно не к чему — ведь сам народ сотворил! А народу нельзя не верить…

Нет же, и здесь ведётся неутомимая работа по исследованию произведений народного эпоса, и уточнению некоторых моментов его.

Вот взять, хотя бы, фигуру Ильи Муромца. Богатырь — легенда, защитник народный, а сиднем сидел на печи аж тридцать три года. А если учесть, что продолжительность жизни среднестатистического богатыря, в те героические времена, не дотягивала и до тридцати годков, то выходило, что Илье уже недоставало времени, чтобы показать себя, во всей красе своей богатырской…

Действительно, личность крестьянского детины Ильи, что из-под города Мурома, необычайно колоритна и притягательна. Человек, как уже отмечалось, тридцать три года сидел на печи, безвылазно. Но, не смотря на эти обстоятельства, имел фигуру Геракла, и такие кубики на животе, что Шварцнегер может нервно отдыхать в сторонке, несмотря на то, что занимался в спортзале по двадцать пять часов в сутки. А после того, как испил он студёной водицы из Каргачи-реки, так и вовсе разошёлся. То, играючи, вырвет с корнем могучий дуб, то камнями-валунами, как теннисными мячиками, поиграет…

Здесь что-то не так, решили исторические умы академических кругов Центра хронопутешествий. А раз есть сомнения, то на них надо обязательно отреагировать, причём строго научно…

Год Веков, шеф хронопутешественника Глеба Дронова, твёрдо настоял, чтобы в конец X века нашей отечественной истории «нырнул» именно его подопечный, а не кто-то другой.

И почему, понятно. Муромский заповедный край, это вам не цивилизованная и предсказуемая Европа. Там нет, милой сердцу каждого цивилизованного европейца, святой инквизиции, костерков на центральных площадях, рыцарских турниров и перманентных войн между феодалами за клочок земли. Там нет милой европейской традиции, где вас, запросто, могут прихлопнуть в любом тёмном закоулке, из-за кошелька с несколькими монетами. Кстати, могут прихлопнуть и в светлом закоулке, тоже. Демократия, ведь…

Муромский край — это совсем другое. Это необъятные просторы и могучие, ни разу не хоженые, леса. Никакой тебе толерантности и демократии. Сплошная вольница. В небесах летает Змей Горыныч. На прямоезжих дорогах свистят Соловьи-разбойники. А в дремучих лесах сплошь шуруют лешие да кикиморы. Не говоря уже о бабах-ёжках…

Опасно. Но Глеб Дронов — тёртый калач. Вот его и отрядили под город Муром, навестить Илью Ивановича, который сиднем сидел на лавке, и разгадать загадку его богатырской личности для исторической науки.

Экипирован хронопутешественник был по моде того времени, и выглядел записным щёголем. Белые полотняные портки, да белая полотняная рубаха в шитых узорах, могли сразить наповал любого модника. Но это ещё не всё. Талию его стягивал широкий кожаный ремень с массивной кованой пряжкой. На поясе висел армейский нож, с которым он никогда не расставался. На ногах красовались красные, сафьяновые сапожки. Позаботился Дронов и об имидже собственной физиономии. Отрастил, по этому случаю, растительность на лице и русые кудри. А если присовокупить, ко всему этому, ещё и синие глаза с белозубой улыбкой, то получился не молодец, а одно загляденье…

Село Карачарово. Глеб, с интересом, оглянулся. Несколько десятков изб. Все из дерева. Крыши соломенные. Срубы из толстого бревна, крепкие. Окошки маленькие, похожие на амбразуры. А, может, они таковыми и являлись, чтобы, в случае чего, отстреливаться от врага. Окошки затянуты бычьим пузырём. Избы рассыпаны свободно. Связаны они были между собой тропами и длиннющей улицей с переулком. Ни названия улицы, ни номеров на избах. Попробуй, угадай, где чья? Село выглядело пустынным. Видно, обитатели его, все поголовно, ушли. Кто на охоту, кто на пашню. Но были и такие, кто сидел на печи.

Глеб, постояв несколько минут в раздумье, двинулся вглубь села, в надежде кого-нибудь встретить. И ему повезло. Из-за угла ближайшей избы, в его сторону, шустро перебирая босыми ногами, шла седовласая женщина.

Дронов вежливо её окликнул:

— Ай, же ты, добрая женщина, позволь спросить тебя?

Женщина остановилась и с нескрываемым удивлением уставилась на ладного молодца, в модном костюме. Причём, он был настолько высок да ладен, что, поначалу, она не поверила глазам своим. Сильно усомнилась она, что таким может быть выходец из здешних мест: уж больно пригожим он ей показался!

Женщина оказалась на удивление коммуникабельной, но немного подозрительной.

— Гой еси ты, добрый молодец, кто сам-то будешь? Я тут долго живу уже, но такого молодца как ты, вижу впервые. Откуда пожаловал к нам, сокол ясный?

Дронов обезоруживающе улыбнулся.

— Ой, же ты, добрая женщина, пришлый я.

Туманно добавил:

— Издалека пришёл…

Она ещё раз окинула своим цепким взглядом его стройную фигуру и подозрительно белый, немятый костюм.

— Видно, что издалёка…. Видно-видно…. В наших краях таких молодцев не найти.

Подняла глаза к небу.

— Уж не оттуда ли ты?

Глеб снова улыбнулся.

— Почему так считаешь, добрая женщина?

— Чистый ты шибко, добрый молодец, для дальней дороги-то…. Нет ни пылинки, ни на сапожках диковинных, ни на платье твоём.

Хронопутешественник смутился.

— Из Мурома-града я. А одежду свою оберегал, потому и чистая она.

Старуха, в знак одобрения, закивала головой. Подозрение во взгляде потускнело.

— В Муроме-граде, чай, все в такой одежде ходят?

Дронов сказал первое, что пришло в голову.

— Все поголовно, матушка. Не найдёшь никого, чтобы не в такой одежде ходил. Кроме купцов, конечно. У тех товар из чужих земель. Те совсем гоголем выступают.

После пространного отвлечения, женщина, наконец, вернулась к истоку разговора:

— О чём спросить-то хотел меня, добрый молодец?

Глеб обрадовался тому, что разговор вернулся в нужную колею.

— Об Илье — свет Ивановиче хотел спросить я, о нехожалом молодце.

Женщина настороженно уставилась на чудного, пришлого человека.

— Зачем спрашиваешь о нём? Али встречался раньше?

Глеб немного смутился.

— Нет, не встречал я раньше этого доброго молодца.

Настороженность женщины усилилась.

— Тогда откуда знаешь его?

Гость из будущего неопределённо повёл глазами.

— Земля слухами полна…

Седовласая собеседница, неожиданно для Дронова, смягчилась.

— Ох, полна земля слухами, добрый молодец, ох, полна…

Задумчиво пожевала губами, и ударилась в лирические воспоминания.

— Был богатырь, Илюшенька — свет. Молодец — одно загляденье. Все девицы красные села нашего Карачарово, заглядывались на него. А село — то у нас, ой, какое большое. Тайно они воздыхали, глядучи…

Выдавила потайную слезу.

— И моя Алёнушка, тоже… эх…

Утёрла уголком платка слезинку. Всхлипнула:

— Да не судьба, видно, быть им вместе… не судьба…

«Ага, — подумал Глеб, — получается, что Илья раньше-то был жив — здоров, раз девицы-красавицы на него заглядывались. Отсюда вывод: нехожалым он стал совсем недавно, а не был им с раннего детства. Это уже любопытно».

Дронов почувствовал, что беседа его со словоохотливой собеседницей выводит его к конечной цели.

— Да где же его изба будет, добрая женщина? Увидеть его хочу.

Женщина показала рукой на избу, которая стояла на отшибе, в конце улицы.

— Вон она. Сидит в ней Илюшенька — свет, как в темнице. Света белого не видит…

Снова выдавила скупую слезу.

— Ой, бедная его головушка…

Всхлипнула от великой жалости.

— А такой молодец был, такой красавец…

Тускло посмотрела на Дронова.

— Иди, добрый человек, посмотри… Только ни к чему всё это. Ох, ни к чему. Силушка его богатырская уж больше не возвернётся к нему. Не станет больше Илюшенька на свои крепкие ноженьки. Не пройдёт он ясным соколом по селу, подбоченясь. Не улыбнётся больше моей Алёнушке, зазывно. Ой, беда-то, какая…

Дронов поблагодарил словоохотливую женщину поклоном и на прощанье спросил:

— Как зовут тебя, добрая женщина?

Та охотно ответила:

— Пелагеей Ивановной кличут меня…

Он не мог не спросить о девушке, имя которой она упоминала. Это ему было нужно для полноты картины.

— А кем приходится тебе, добрая женщина, красная девица по имени Алёнушка?

Пелагея Ивановна снова всхлипнула.

— Дочерью родной она мне приходится, вот кем.

Приложила руки к щекам. Закачала сокрушённо своей головой из стороны в сторону.

— Была она наречённой Илюшеньки — света, да не судьба им вместе быти. Хотя, всё ждёт на его, горемычная. Все три годика ждёт, как он нехожалым стал. Всё надеется на что-то, сердечная. Ох, горе-то, какое…

Конец ознакомительного фрагмента.