Зазеркалье. Сборник фантастических рассказов – 2

Николай Зеляк

В ночном небе, прямо над головой, мерцает далёкая Полярная звезда. Причём, все небесные светила вращаются вокруг неё, а она неподвижна. Получается, что она главная, что она, как бы, центр мироздания. И, тем не менее, главная всё же не она, а скромные звёзды вроде нашего Солнца. Именно их лучи согревают самые разные формы жизни, включая сюда и разумные…

Знойный полдень

Испания. Середина XIV века. Эпоха развитого феодализма и расцвета святой инквизиции…

Время подходило к полудню. По узкой улочке Севильи шёл высокий монах — францисканец. Одет он был в длинную рясу, опоясанную на тонкой талии верёвкой с традиционными тремя узлами. Благочестивую голову, чуть наклонённую вперёд, покрывал глубокий капюшон. В ухоженных руках — чётки. Он был бы совсем не заметен, если бы не его рост и телосложение. Под духовными одеждами, несмотря на внешнюю смиренность, угадывалась пружинистая сила атлета. И вооружён он был не только словом божьим, но и армейским ножом, который был спрятан под рясой, и с которым он никогда не расставался в своих опасных путешествиях.

Неожиданно за его спиной послышался плеск жидкости и резкий вопль. Вслед за этим раздался грубый мужской смех. Монах оглянулся и увидел обычную, для цивилизованного европейского города тех времён, картинку. На роскошную шляпу записного франта, с грозной шпагой на боку, откуда-то сверху, беспечно выплеснулось содержимое ночного горшка. Негодующий кавалер, по началу, ринулся было к двери, с горячим намереньем наказать тех, кто наверху, за неучтивость к своей персоне. Но новый взрыв хохота здоровых, мужских глоток, охладил его неистовый порыв прямо на пороге дома. Он остановился в нерешительности. Ведь, вполне, могло случиться так, что в дом он войдет добровольно и на собственных ногах, а обратно его уже вынесут ногами вперёд. Такая перспектива его не устраивала. Кавалер, немного пораскинув мозгами, заходить в дом передумал. Стряхнув с роскошной шляпы остатки содержимого ночного горшка, он, в сопровождении стайки заинтересованных зелёных мух, гордо пошёл дальше.

Монах усмехнулся и, время от времени, тоже стал посматривать вверх. Когда он поднимал голову, то яркое солнце на мгновенье освещало чеканные черты его молодого, мужественного лица. Это был путешественник во времени, Глеб Дронов.

Академические круги Центра хронопутешествий забросили его в цивилизованную, средневековую Европу с тривиальной, на не просвещённый взгляд, целью: фиксировать любые бытовые мелочи и детали. Сюда относятся люди и лошади, костюмы и шляпы, ботфорты и башмаки, каблуки и пряжки, шпоры и пуговицы и ещё много чего. Ведь всем известно, что мелочей, для серьёзной исторической науки, не бывает…

Причём, его шеф, Год Веков, строго-настрого предписал ему только наблюдать, и, ни в коем случае, не вступать в контакт с местным населением. Хотя, Дронов мог свободно общаться на местном диалекте. Лингвист не зря потратил на него целых полмесяца.

Глеб снимал и записывал всё подряд. Нанокамера обладала гигантской памятью и умопомрачительной разрешающей способностью. Она была прикреплена к его груди и выглядела, как капелька росы, совершенно не привлекая внимания любопытствующих глаз.

Монах не спеша прошёл ещё несколько десятков шагов, не забывая поглядывать вверх. Сюрприз от ночного горшка ему был бы ни к чему.

Неожиданно, ему перегородил дорогу солидный господин. Это был человек средних лет с лихо закрученными усами, щегольской бородкой, круглым брюшком и внушительной рапирой на боку. Его сытое лицо светилось подобострастием. Сразу было видно, что он трепетно относился к слугам божиим.

— Святой отец, простите меня, раба божьего, за то, что отвлекаю вас от высоких помыслов.

Тут же, торопливо представился:

— Я, Педро Падос, начальник местной тюрьмы.

Глеб остановился, и неохотно буркнул из-под капюшона:

— Слушаю тебя, сын мой.

— В моей тюрьме содержится очень опасная преступница. Надобно исповедать, и сделать отпущение грехов, этой заблудшей овце из стада божия, перед тем, как душа её пройдёт очищение огнём. А к справедливому очищению огнём грешной души её, милосердно приговорила святая инквизиция.

Угодливо заглянул в глаза Глебу.

— Не могли бы вы, отец мой, совершить это таинство?

Святой отец полюбопытствовал:

— Кто она, сын мой?

Дон Педро оживился:

— Она ведьма, отец мой. Матёрая ведьма! Даром, что эта фурия совсем молодая.

Бойко указал перстом в сторону городской площади.

— На площади уже полным ходом идёт подготовка к очищению её заблудшей души.

Молитвенно сложил руки.

— Я рад за грешницу. Скоро душа её предстанет перед господом, чистой и светлой, как у ангела!

Площадь монаха не интересовала. Его интересовала, приговорённая к сожжению, несчастная девушка.

— Сколько ей лет?

— Восемнадцать, отец мой.

Монах иронично усмехнулся.

— Действительно, очень матёрая преступница.

Посмотрел прямо в маленькие, маслянистые глазки главного тюремщика.

— В чём вина её?

Дон Педро поднял глаза к небу.

— О, на её душе тяжкий грех.

— Какой?

— Она лечила людей разным зельем!

— Ну?

— И люди выздоравливали!

Монах, неожиданно для тюремщика, спросил:

— Что же в этом плохого?

Тюремщик удивлённо посмотрел на божьего слугу.

— Как это, что плохого? Святые отцы учат, что людей надо лечить смирением и словом божьим. Остальное — от лукавого. Господь сам решает, кого оставить на земле, а кого взять к себе, на небо.

Ещё раз поднял глаза к небу.

— И это справедливо!

Доверительно прошептал:

— А ещё святые отцы говорят, что те, кто приобщился к зелью, продали душу дьяволу.

Монах немного задумался и, нахмурившись, решительно произнёс:

— Сын мой, веди меня к осуждённой!

Они вошли в помещение тюрьмы. У входа, переваливаясь с ноги на ногу, стояли четыре дюжих, свирепых на вид, охранника. Они были заточены на то, чтобы впускать человека только внутрь. Выпускали же наружу его, преимущественно, с разрешения начальника. Здесь же, слева от входа, помещались апартаменты самого дона Педро. О чём он, не без гордости, поведал святому отцу.

Прошли в глубину длинного сумрачного коридора. Им встретились ещё пара стражей тюремного порядка, которые бесцельно бродили туда-сюда. В самом его конце остановились. Главный тюремщик, на полном серьёзе, обратился к хлипкому охраннику, караулящему дверь.

— Агэпито, она не пыталась тебя очаровать?

Дронов, мельком глянув на втянутые вовнутрь губы и грудь стражника, для себя определил, что начальник беспокоится зря. Таким кавалером женщина вряд ли соблазнится. Даже, если женщина эта из темницы.

Агэпито бодро ответил:

— Нет, дон Педро. Ведьма вела себя тихо, как мышь.

Дон Педро, по-отечески, положил свою руку на узкое плечо охранника.

— Открой темницу, пусть святой отец исповедует преступницу. После того, как святой отец уйдёт, закрой её снова и стой в карауле, у двери, до тех пор, пока за ней не придут. Понял, меня?

Агэпито усердно боднул головой.

— Понял, дон Педро!

Дон Педро ушёл к себе, а слуга божий прошёл в темницу, притворив за собой дверь. В камере царил сумрак. Её освещало лишь маленькое оконце, размещённое под потолком. Дронов с трудом рассмотрел затворницу. Она сидела на грубо сколоченной скамье и отрешённо смотрела в пол. На вошедшего монаха не обратила никакого внимания.

Глеб подошёл к ней и легонько прикоснулся к её плечу.

— Дитя моё, как тебя зовут?

Девушка подняла голову. Дронов поразился её красоте. Её густым и тёмным волосам, которые рассыпались по плечам. Её огромным, синим глазам, в которых застыла тоска. Её чистому, юному лицу, которое словно окаменело.

Пухленькие губки едва шевельнулись.

— Изабелла…

У Дронова сжалось сердце, но он продолжал разыгрывать роль «святого» отца.

— Скажи мне, дочь моя, в чём обвиняют тебя? Неужели только в том, что ты такая красивая?

В глазах девушки отразилось удивление. Она не ожидала услышать из уст святого отца такую ересь.

— Меня обвиняют в том, что я лечила людей травами.

— Кто научил тебя этому искусству?

— Бабушка…

— Бабушка? И её душу, за это занятие, святая инквизиция очистила огнём, так, дитя моё?

Узница покачала головой.

— Она лечила тайно. Святая инквизиция о том не ведала.

Монах тихо, но твёрдо произнёс:

— Дочь моя, именем господа нашего, милостивого и всемогущего, я опускаю тебе твои грехи. Все, разом. Теперь ты чиста, как ангел и веди себя дальше, как он. Кротко и смиренно. Договорились, дитя моё?

Узница хлопнула длинными ресницами.

— Хорошо, отец мой.

Монах подошёл к двери и тихо обратился к стражнику:

— Агэпито, сын мой, войди в темницу. Ты сейчас послужишь промыслу господню.

После того, как богобоязненный охранник охотно вошёл в темницу, слуга господний плотно притворил дверь и протянул к нему руку.

— Сын мой, дай мне ключ от темницы.

Стражник, не задумываясь, отдал ключ. Монах удовлетворённо кивнул головой. Но следующая фраза святого отца повергла бедного тюремщика в смятение.

— А теперь, сын мой, ты должен поделиться с ближним своим рубахой своей. И зачтётся тебе это и здесь, на грешной земле, и там, на небесах.

В недалёких глазах стражника обозначилось полное непонимание.

— Я, по убожеству своему, не могу постичь высокого смысла слов ваших, святой отец. Скажите проще, чтобы я понял вас.

Монах едва заметно усмехнулся.

— Хорошо, сын мой. Садись на скамью и раздевайся. Снимай башмаки, мундир и головной убор. А всё, что было под мундиром, я милостиво разрешаю тебе оставить на себе.

Сурово посмотрел в бегающие от испуга и изумления глаза стражника.

— Теперь ты понял, что от тебя требует промысел господень?

У стражника мелко задрожала нижняя челюсть.

— Понял…

Монах грозно предупредил стражника:

— Делай, как я сказал. И делай быстро. Господь карает непослушных рабов своих!

Глаза несчастной узницы стали круглы от удивления. До её понимания не доходило то, что творилось вокруг…

А стражник, между тем, памятуя о каре божьей, разделся, на удивление, очень шустро, и аккуратно сложил свою одежду на краю скамьи.

— А теперь, сын мой, отдохни, — сказал монах, прикоснувшись пальцем к его тонкой шее: ты заслужил божью благодать!

Стражник, безвольно разбросав худосочные конечности, мирно засопел на арестантской скамье. Юная узница, в страхе, вскочила на ноги и попятилась вглубь темницы. Ей показалось, что святой отец сошёл с ума.

А святой отец, видя её смятение, обезоруживающе улыбнулся.

— Хочешь жить, дочь моя?

У ошалевшей узницы на время отнялся язык. Она лишь кивнула головой.

Монах указал перстом на безмятежно спящего тюремщика.

— Тогда, дитя моё, облачайся в костюм этого раба божьего. И поторопись. Нельзя искушать всевышнего. Он и так уже непозволительно долго благосклонен к нам.

Девушка оделась моментально. По росту, костюм тюремщика, пришелся ей в самый раз. Правда, грудь и бёдра девушки, в заданный формат, вписались с трудом. Ещё больше пришлось повозиться ей со своими, пышными волосами. С горем пополам она упаковала их в тюремный головной убор. И теперь тот сидел у неё на голове вызывающе лихо. Новоиспечённый тюремный страж, с распахнутыми синими глазами, милым носиком, пухлыми губками и очаровательным подбородком, выглядел неотразимо, но очень подозрительно.

Дронов, критично оглядев свою подопечную, проинструктировал её:

— Иди следом за мной, дитя моё. Не отставай. Не смотри по сторонам. Храни молчание. Веди себя невозмутимо. И всё будет хорошо.

Ласково спросил:

— Ты поняла меня, дитя моё?

Глаза девушки доверчиво глядели на странного монаха.

— Поняла, отец мой.

Глеб прекрасно осознавал, какой опасности подвергал он и себя и свою спутницу. О себе он не думал. Он беспокоился о хрупком существе, защиту которого он взял на себя, и будущее которого рисовалось ему весьма туманным…

Они покинули темницу, в которой мирно спал Агэпито. Путешественник во времени запер за собой дверь. Они двинулись по сумеречному коридору к выходу. Дронов сильно сомневался, что увальни у входа пропустят их на волю. Его ряженая спутница может вызвать у них подозрение. И в этом случае не избежать неприятностей с неясным исходом. И тогда Дронов надумал перехитрить их. Он решился на психологический трюк перед самым их носом. Прежде чем направится к выходу, Глеб вознамерился нанести визит начальнику тюрьмы. На глазах у обломов. Этот трюк поможет, как полагал он, снять подозрения относительно его очаровательной спутницы!

Главный тюремщик сидел на богатом стуле за своим столом. При виде нежданных посетителей, у него отвисла челюсть.

— Святой отец? Не ожидал увидеть вас здесь и… так скоро. Да, вы, я вижу, не один…

Подозрительно вытаращился на бывшую узницу.

— А откуда взялся этот очаровательный юноша? У меня, в штате, его не было. Здесь что-то не так…

Дронов не дал ему излить свои подозрения до конца. Он молниеносно проделал с ним тот же трюк, что и с его подчинённым. Начальник тюрьмы сразу обмяк. Путешественник во времени откинул его на высокую спинку стула и надвинул ему на глаза шляпу. Получилась вполне правдоподобная картина глубоко задумавшегося человека с объемным кошельком на поясе.

Неожиданно подала голос Изабелла:

— Отец мой, у него мой кошелёк

Трепетно относящийся к частной собственности, Дронов спросил:

— Ты уверена в том, что это твой кошелёк, дитя моё?

— Да. Он отобрал его у меня перед тем, как отвести в темницу…

Дронов отстегнул кошелёк и спрятал его за пазуху. Они тут же покинули апартаменты главного тюремщика. Перед тем как закрыть дверь, Дронов выдал прощальную тираду, да так громко, чтобы его хорошо услышали амбалы, охранявшие вход в тюрьму.

— Я ухожу, сын мой. Провожать меня не нужно. Стража на входе, я надеюсь, и так пропустит меня. Да поможет тебе всевышний в твоём таком благородном, и таком нужном людям, деле, сын мой!

Закрыв дверь, Дронов решительно двинулся к выходу. Его спутница с той же решительностью последовала за ним. Стража почтенно расступилась, удивлённо глазея на странного монаха, и подозрительно таращась на, невесть откуда взявшегося, юного тюремщика. Однако если начальник не возражал, то и они, тоже, должны были поступить аналогичным образом.

Монах и юный тюремщик вышли на улицу. Поначалу, шли неторопливо, чувствуя своей спиной пронзительные взгляды недоумевающих увальней. Для них, сейчас, главным было не суетиться, чтобы не вызвать лишних подозрений. Свернули за угол. Ускорили ход. Свернули за следующий угол, в надежде запутать след. Почти перешли на бег. У Изабеллы, от быстрого движения, свалился, с головы, берет. Густые волосы рассыпались по плечам.

Дронов понимал, что рано, или поздно за ними будет организована погоня. И тогда девушке не уйти. Нужна лошадь. Это, в данной ситуации, самое быстрое средство передвижения. Несчастную девушку может спасти только добрый скакун! Но где его взять?

Помог случай. Им неожиданно заступил дорогу, вынырнувший из тесного переулка, случайный всадник.

Раздался его властный голос:

— Монах, поберегись!

Глеб поднял голову. На, нетерпеливо гарцующем, скакуне восседал настоящий гранд. Одет он был в шикарный костюм, роскошь которого подчёркивали тонкие, ослепительно белые, кружева. На аристократичном лице играла презрительная усмешка. Смерив насмешливым взглядом посторонившегося монаха, он хотел было ехать дальше. Но тут его взоры привлекла очаровательная спутница монаха, прятавшаяся за широкой спиной слуги господня.

В глазах кавалера блеснул хищный огонёк.

— О, какая прелесть! Какие глаза! Какие формы! Им, надо полагать, тесно в грубом, солдатском полотне.

Спешился. Игнорируя Дронова, бесцеремонно подошёл к оробевшей девушке. Прикоснулся своими тонкими пальцами к ее розовой щёчке.

— Впервые встречаю такую красавицу!

Удостоил взглядом путешественника во времени.

— Зачем она тебе, монах? Этот цветок тотчас увянет в ваших скучных кельях. Что ты можешь предложить ей? Рай небесный? Но для этого нужно сначала умереть, монах.

Плотоядно улыбнулся.

— А я смогу подарить ей рай земной! Здесь и сейчас!

Развязно обнял растерявшуюся девушку за талию. Та тщетно попыталась отстраниться. Монаху не понравилось бесцеремонное поведение незнакомца.

Он перехватил руку наглеца.

— Сын мой, разве тебе не ведомо, что господь не поощряет тех, кто зарится на чужое?

Сжал её. Да так сильно, что гранд скорчился от боли.

— А ослушников он наказывает!

Ловелас дёрнулся. Попытка вырвать руку не удалась. Он заносчиво вскинул голову.

— Монах, разве тебе неизвестно, кто я?

Дронов насмешливо прищурил глаза.

— И кто же?

Кавалер высокомерно поведал:

— Монах, перед тобой дон Жуан Тонарио!

«Ах, вот ты какой, знаменитый дон Жуан! — с любопытством подумал Дронов: что ж, приятно познакомиться. Пока, и внешностью, и поведением своим, ты соответствуешь представлению о тебе! Посмотрим, как будешь вести себя дальше, легендарный волокита».

Глеб пожал плечами.

— Ну и что?

Дон Жуан гневно воскликнул:

— Я друг короля Педро Жестокого!

Дронов продолжал насмешливо щуриться.

— Да хоть самого дьявола. Мне всё равно.

Неожиданно перешёл на серьёзный тон:

— Я хочу предложить тебе выгодную сделку, дон Жуан.

Дон Жуан, поначалу, даже опешил.

— Какую ещё сделку, монах? Ты в своём уме?

Дронов невозмутимо продолжил:

— Продай свою лошадь. Я хорошо заплачу. Поверь, это будет хорошая сделка для тебя.

Дон Жуан округлил глаза. Он не находил слов от возмущения:

— Презренный монах, что слышу я?

Монах спокойно его предупредил:

— Можешь после сильно пожалеть, если отвергнешь её!

Севильский сердцеед, в который уже раз попытался освободить свою руку. И у него, снова, ничего не вышло.

— Монах, ты — безумец! Моя лошадь не имеет цены!

Святой отец усмехнулся.

— Разве? Всё на свете имеет цену. И твоя лошадь, тоже. Всё зависит от обстоятельств. Для тебя эти обстоятельства пока выгодные. Соглашайся, дон Жуан. Еще не поздно.

Бретёр поморщился.

— Отпусти мою руку, и я отвечу тебе!

Монах спокойно ответил:

— Хорошо, сын мой. Ты свободен.

Дон Жуан отпрянул назад. В его руке сверкнула шпага.

— А теперь молись, несчастный монах!

Усмехнулся.

— Впрочем, ты не успеешь этого сделать. Я отправлю тебя в преисподнюю прежде, чем ты произнесёшь первые слова молитвы!

Но отправить строптивого монаха по нужному адресу он не успел. Реакция безоружного монаха оказалась быстрее шпаги опытного дуэлянта. Клинок глухо звякнул о мостовую. Его хозяин, сложившись вдвое, улёгся рядом с ней.

Путешественник во времени небрежно заметил:

— Я же предупреждал тебя, раб божий, что сделка: лошадь на деньги — это хорошая сделка. Теперь будет по-другому: за свою лошадь ты не получишь ничего!

Он оттащил бесчувственное тело к обочине узкой городской улочки и прислонил его к стене дома.

Повернулся, к дрожавшей от страха, девушке.

— Изабелла, садись на коня.

Помог ей взобраться в седло. Укутал плащом дон Жуана.

— А теперь, скачи, дитя моё, лети быстрее ветра!

Улыбнулся.

— Хотя, подожди!

Вытащил из-за пазухи её кошелёк.

— Возьми. Пригодится.

Девушка подобрала поводья. Конь, от нетерпения, гарцевал на месте. Она с обожанием смотрела на чудного монаха, который не только спас ей жизнь, но и вернул целое состояние.

— Святой отец, я всю жизнь буду молиться о тебе…

Он подошёл ней и попросил, чтобы она наклонилась. Когда она это сделала, он страстно поцеловал её в губы.

— А теперь вперёд, Изабелла!

Голова у Изабеллы закружилась. Она покачнулась в седле. В её огромных глазах застыли слёзы. Это были слёзы счастья.

— О, святой отец… Я… я ещё встречусь с тобой?

Святой отец грустно улыбнулся ей в ответ.

— Неисповедимы пути господни. Скачи, дитя моё, скачи быстрее…