Встань и иди

Николай Кикешев

В основу военно-исторического романа-трилогии «Встань и иди» легли события Афганской войны. Его главные герои генерал армии В. И. Варенников, генерал-полковник Б. В. Громов стали героями Советского Союза, внесены в список «100 великих полководцев», приумноживших военную славу России. Через судьбы спецназовцев: комбрига В. Бабушкина, комбата Г. Бокова, лейтенанта О. Якуты и других офицеров, показаны трудности и невзгоды афганской эпопеи. Роман способствует воспитанию патриотизма.

Часть третья

МУШАВЕРЫ КУНАРА

Глава 15. СОВЕТНИК ИВАН ДУГИН

Капитан Дугин торопливо шагал в штаб дивизии, теряясь в догадках: зачем это он понадобился начальнику политотдела. По службе вроде никаких проколов не было. Полковник Гриенко сразу прояснил ситуацию:

— Иван Семенович, мы должны направить трех человек в Афганистан советниками командиров отрядов Главного управления защиты революции по политчасти. Как вы смотрите в отношении командировки за речку.

Дугин удивленно вскинул брови:

— Александр Иванович, я же пропагандист танкового батальона!

— Карта пала на вас, — сказал начпо твердым голосом, не допускающим возражений. — Мы обсудили вашу кандидатуру и уверены, что с этой работой справитесь. Там ведь нужно не только словом увлекать, но и личным примером. Вы и с автомата стреляете отлично, и артиллеристом служили, не только в политических вопросах, а и в технике хорошо разбираетесь, так что ваша кандидатура вполне подходящая. К тому же, только окончили высшую партийную школу. Вот и будете полученные знания закреплять практическими делами в боевой обстановке.

— Ну, могли хотя бы сначала посоветоваться.

— Да, вроде я тебя за десять лет не изучил, — хитровато прищурившись, Гриенко перешёл на «ты», — я же твой девиз знаю: «На службу не напрашиваюсь — от службы не отказываюсь».

Несмотря на всю свою старательность, к тридцати восьми годам Дугин служебной карьеры не сделал, да и богатств не нажил. Главное его богатство — жена Раиса Павловна. Они знакомы еще с детства, учились в одном классе в средней школе станицы Михайловской Урюпинского района Волгоградской области. Она родила ему дочь Леночку. В подмосковной Балашихе им дали двухкомнатную квартиру. Только обжились. И вот нужно все бросать и ехать.

— Надо так надо, — сказал Дугин. — Я согласен!

— Пишите рапорт и отправляйтесь в отпуск.

Жене о командировке решил пока ничего не говорить. Бывало, начальство свое решение отменяло, а зачем ей лишние переживания.

— Меня в отпуск отправили, — сказал он супруге, вернувшись со службы.

— Мы же по плану должны в июне идти, — удивилась Раиса Павловна.

— Меня никто не отпустит.

— Ну, вот так начальство решило, — неопределенно сказал Иван Семенович. — А с начальством спорить не хочу. Я тогда сам на недельку в станицу съежу, с родней повидаюсь.

Станица Михайловская стоит над Хопром. Добротный бревенчатый дом в поселке Подгорном, в котором вырос Иван, располагался в трехстах метрах от низкого берега, и по весне в половодье вода подступала к крыльцу. В школу добирался вплавь на отцовском баркасе, прихватив соседских ребятишек. Возле школы стоял якорь, как напоминание о временах, когда царь Петр Первый строил здесь флот для похода на турок под Азов и подумывал перенести в эти казацкие места столицу Российской империи.

Свою станичку они с женой любили, и каждый год навещали, регулярно участвовали во встречах одноклассников. Классный руководитель Таисия Николаевна Камаревцева преподавала математику. Благодаря её таланту, алгебру, геометрию дети любили и учились отлично. Преподаватель географии Козловцев Василий Иванович в войну был чекистом, служил в СМЕРШе, как тогда сокращенно называли подразделения КГБ «Смерть шпионам». Он был очень жесткий, требовательный, но справедливый человек. Иван брал с него пример и вскоре стал заместителем секретаря комсомольской организации школы, выпускал «Комсомольский прожектор», в котором часто критиковал нерадивых, и его даже немного побаивались. Как активист, в 1964 году ездил на Черное море в пионерлагерь «Орлёнок» на слет комсомольских вожаков. В их классе все получили высшее образование, а Валентина Земцова стала директором Михайловской школы. В 1965 году Дугин получил аттестат о среднем образовании и удостоверение тракториста-машиниста. Тогда любовь к технике на селе мальчишкам прививали сызмальства. Иван все умел: и мотор починить, и радиоприемник на транзисторах собрать. После школы сразу пошел работать в колхоз, сел за рычаги ДТ-54 с гидравликой. Вспахал поле под колхозный сад, но сажать деревья не пришлось: в декабре принесли повестку в военкомат. Его призвали служить во внутренние войска. Когда в подмосковной Электростали заканчивал школу сержантов, ему посоветовали поступать в Саратовское среднее училище МВД. Успешно окончил его, получил звание «лейтенант», дипломом радиоэлектромеханика. При распределении, заместитель председателя комиссии по выпуску полковник Ларгин с любопытством посмотрел на новоиспеченного офицера и сказал:

— Иван Семенович, на вас пришли три запроса: из части, где вы начинали службу, из школы сержантов, и из полка, где вы проходили стажировку. Куда бы вы хотели поехать?

— Куда Родина пошлет, там и буду служить, — ответил Дугин.

Это была не бравада молодого лейтенанта, а его жизненная позиция. Он считал, что место службы не выбирают.

Полковник Ларгин по достоинству оценил этот ответ:

— Хорошо. Будете служить в Москве в прославленной дивизии особого назначения внутренних войск имени Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Перед отправкой ему, как кандидату в члены КПСС, предложили пройти курсы замполита роты. Полтора месяца он добросовестно учился организовывать партийно-политическую работу в роте, батальоне, основы марксизма-ленинизма, но когда прибыл в дивизию, командир мотострелкового полка полковник Козырев, фронтовик, на первой встрече с молодыми лейтенантами спросил:

— Кому-то из вас в артиллерии служить приходилось?

В ответ — молчок.

Присутствовавший на встрече начальник артиллерии полка подполковник Лавренко, тоже фронтовик, поинтересовался:

— Кто может разделить 3 на 4?

— Ноль, семьдесят пять, — не задумываясь, выпалил Дугин.

–. Вот тебе минометчик! — довольно проговорил Козырев. — Пойдете, товарищ лейтенант, командиром первого взвода в минометную батарею. — У меня же предписание на должность замполита роты? — недоумевал Дугин.

— Вас учили стрелять третью и четвертую задачи. У вас артиллерийский ум, а остальное приложиться.

Скрепя сердце, Дугин согласился с новым назначением, и очень скоро уже числился в передовиках. В 1970 году весеннюю проверку начали в феврале, чтобы к 22 апреля — 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина, успеть подвести итоги социалистического соревнования, которое широко развернулось и во внутренних войсках.

Полк ранним утром подняли по тревоге и вывели на полигон. Минометная батарея заняла закрытую огневую позицию. Когда рассвело, артиллеристы поняли, что стрелять будет трудно: мела поземка, затягивая белой пеленой все вокруг.

Подполковник Лавренко вызвал Дугина на наблюдательный пункт и по-свойски сказал:

— Ну, что, пухнарь¹, — есть возможность отличиться: будешь первым стрелять.

Выбор Лавренко был не случаен. Он знал, что в условиях метели важно не растеряться. А у Дугина нервы крепкие.

На НП было тесновато: кроме отделения разведки и связистов здесь были три полковника и подполковник из проверочной комиссии.

— Лейтенант Дугин к стрельбе готов! — бойко доложил «пухнарь», хотя на сердце было тревожно и от волнения засосало под ложечкой.

Когда метелица немного улеглась, проверяющий спросил:

— Куст видите!

Большой куст одиноко чернел среди белого безмолвия и Дугин твердо доложил:

— Вижу!

— Там пулемет. Уничтожить!

— Цель вижу!

В руках проверяющего беспристрастно щелкнул секундомер:

— Время пошло!

«До куста — метров восемьсот, — прикинул Дугин, и быстро подготовил данные для стрельбы, передал на батарею. Глазомер у него был хороший, натренированный. И без приборов он научился определять расстояние с небольшой погрешностью. Но здесь расстояние скрадывала белая мгла. Еле приметное облако разрыва вспухло впереди куста на приличном расстоянии. Дугин обрадовался, увидев его, взял вилку четыреста метров, и мина на этот раз разорвалась в ста метрах от цели. Третий выстрел был точно в цель.

Взвод, осколочно-фугасной, взрыватель осколочный, десять секунд выстрел, огонь!

— Стой! Записать, — остановил стрельбу проверяющий, и подытожил: — на выполнение задачи лейтенант Дугин потратил восемь минут и три снаряда. Экономия времени — тридцать процентов. Оценка «отлично».

Дугин засиял от радости и не мог понять: почему подполковник Лавренко показал ему исподтишка кулак и тихо спросил:

— Тебя кто учил вилку четыреста метров брать?

— Но я же вижу, — разрыв далеко. Если по двести метров скакать при шлось бы еще один снаряд давать, а так экономия.

— Экономия, — передразнил его Лавренко. — Моли бога, что проверяющие тебе простили.

Отличное начало стрельб придало уверенности и остальным офицерам. Командир батареи за девять минут выполнил задачу по переносу огня от пристрелянного куста и тоже получил отличную оценку. Дугина наградили тогда медалью в честь 100-летия В. И. Ленина, а минометную батарею внесли в Книгу почета внутренних войск.

Со временем Дугин все же стал замполитом батареи. Но снова в его службе произошел решительный поворот. Начальник политотдела полковник Гриенко вызвал его к себе и сказал:

— Иван Семенович, в танковом батальоне смена руководства. Там нужен пропагандист. Как смотрите, если мы назначим вас на эту должность.

— Положительно!

Вы тракторист, так что технику легко освоите. А в остальных вопросах — вы на хорошем счету у начальства.

12 лет служил Дугин танкистом, стрелял, водил, выполнял все задачи, что положено политработнику в танковых подразделениях, и вот новый поворот судьбы: командировка в Афганистан. На сердце было тревожно: вроде там и не воюют, а цинковые гробы постоянно привозят. И дурная молва уже вовсю ходила по Союзу, что афганцы партизанят, исподтишка, из засад убивают наших офицеров и солдат.

В станицу Михайловскую Дугин добрался только к вечеру. Отец удивился:

— Что это ты без телеграммы заявился?

— Ну, так получилось. Внепланово.

Он не стал объяснять родителям причину своего внезапного появления. Но мать сердцем почувствовала: что-то неладное нарушило размеренную службу сына, настороженно спросила:

— Наверное, в Афганистан посылают?

— Да нет, — соврал Иван, — что там милиции делать.

Вечером собралась родня, посидели как полагается, а на второй день он, приодевшись, пошел проведать своих учителей. Не удержался, завернул посмотреть на сад, который уже вырос, и по весне набухли почки, готовясь дать новый урожай. На въезде увидел фанерный щит, на котором местный художник аккуратно написал красной краской: «Сад заложили в 1965 году председатель колхоза имени В. И. Ленина Свинцов Сергей Яковлевич и тракторист Дугин Иван Семенович». Стало тепло, приятно на душе. Значит, помнят земляки его добрые дела.

В школе он выступил перед десятиклассниками, посоветовал поступать в военные училища, которые дают хорошую путевку в жизнь.

Когда вернулся домой, рассказал матери о табличке в саду. Она не преминула воспользоваться случаем:

— Сынок, ты бы сходил к председателю и попросил машину за углем в Урюпинск на базу съездить. Всю зиму чем попало топили.

На следующий день Дугин в военной форме пошел к председателю. Тот обрадовался встрече, сказал:

— Сад-то наш растет, урожаи хорошие дает. — Окинув Дугина цепким взглядом и заметив кант крапового цвета, спросил:

— Иван Семенович, так ты чекист?

— Нет, я в МВД во внутренних войсках служу, в дивизии Дзержинского.

— Знаю, знаю такую. Прославленная дивизия.

— Я к вам за помощью, — сразу решил перейти к делу Дугин. — Мать просит машину, уголь из района привезти.

— Машина есть, но она стоит на приколе без номеров.

— Давайте, я попробую проскочить.

— Хорошо, я тебе её дам. Но если гаишники поймают — поставят на штрафную стоянку вместе с углем.

— Да я постараюсь им не попадаться. Поедем задворками. Я те места хорошо знаю.

Выехали на ЗИЛу ранним утром и поспели на угольный склад к его открытию.

Начальник базы был в недоумении:

— Машина без номера, путевого листа нет. Если меня спросят: «Кому ты отпустил уголь?», что я скажу.

— Капитану внутренних войск Дугину Ивану Семеновичу. Вот деньги.

— Ладно, капитан, заезжай. Денег не надо. Это тебе будет в порядке шефской помощи.

— Погрузчик бросил в кузов три ковша по тонне, и они выехали с базы, без приключений к обеду добрались до станицы. Дугин зашел к председателю поблагодарить, а тот усадил его за стол, достал из холодильника бутылку водки, трехлитровую банку сливок, сказал:

— Ну и молодец! Давай посидим немного, пообедаем. Сливки только из-под сепаратора. Расскажешь, как сейчас служится. Ты мою молодость напоминаешь. Таким же проворным был. В войну я служил в системе СМЕРШ, возил большого начальника.

Хотя они из разных поколений, но действительно были очень похожи: оба повыше среднего роста, широкой кости, русоволосы, улыбчивы и во всех движениях проявлялась казачья стать.

За воспоминаниями быстро осушили одну бутылку, запивая сливками. Сергей Яковлевич достал вторую, до половины выпили, а остатки он накрыл «бескозыркой» и сказал:

— Это водителю отдашь на опохмелку.

Домой Дугин заявился навеселе, протянул матери деньги:

— Вот, возвращаю. Уголь мне бесплатно дали.

— А пил за что? — удивилась мать.

— Сергей Яковлевич угощал.

Неделя пролетела быстро в хлопотах по хозяйству: когда свой дом — работа всегда найдется: то подгнило, то покосилось. По возвращению в Москву, 15 апреля 1983 года Дугина вызвали в министерство внутренних дел на инструктаж, рассказывали, как должен вести себя советский военный специалист в Афганистане. Поняв, что командировку отменять не будут, сказал жене:

— Меня посылают на два года советником в Афганистан.

Раиса Павловна удивленно спросила:

— А нам это зачем?

— Меня особо никто и не спрашивал. Вот, дали список из 36 наименований, что нужно взять с собой в командировку.

Раиса Павловна начала вслух читать:

— Костюм выходной, костюм повседневный, костюм спортивный, пять сорочек, галстуки, два комплекта нижнего белья, десять комплектов постельного белья, лекарства, продукты на неделю, кастрюля-скороварка, утюг, молоток, плоскогубцы и другие предметы. Тут же нужно уйму денег. Тысячи две надо. Где их возьмем?

— Займем! — решительно сказал Иван Семенович.

27 апреля, в годовщину афганской революции, Дугин вылетал обычным гражданским рейсом на Кабул. Подвести его до Шереметьево приехал брат Евгений на уазике.

— Да тут тебе грузовик нужен! — удивленно воскликнул он, увидев приготовленную к погрузке кучу картонных коробок. — Как ты все это допрешь.

Коробки кое-как распихали, и довольно быстро добрались до международного аэропорта. Здесь у готовившегося к взлету Ту-154 командированных поджидал полковник из управления кадров МВД.

— Кто капитан Дугин? — спросил он.

— Я!

— Назначаю вас старшим! В Кабуле вас встретят. Передадите им вот этот пакет. В случае захвата самолета — пакет уничтожить. Нажмете вот эту кнопку, — показал он на пуговку в центре пакета. Вопросы есть?

— Никак нет!

— Тогда у меня вопрос: как на такую должность назначили капитана?.. Вам в ближайшее время присвоят майора. Счастливого полета и удачной командировки на войну!

Эти слова вызвали в душе Дугина бурю эмоций. Три часа лёта до Ташкента он держал в руках секретный пакет и думал-гадал: что ждет его на афганской земле.

В 13 00 благополучно приземлились в Кабуле. Пакет забрал офицер, а новичков на трех волгах повезли в советское посольство. Только разместились в отеле, — начался обстрел города реактивными снарядами. Дежурная группа заняла оборону. Представитель посольства дал Дугину автомат и сказал:

— Если полезут в окно — бей на поражение!

Стрелял Дугин отлично. В январе в соревнованиях на первенство «Динамо» из пистолета он вошёл в призовую десятку.

Обстрел эрэсами², дэшэка закончился так же внезапно, как и начался.

Первомай отгуляли в Кабуле. Было прохладно, и все щеголяли в новеньких костюмах, сытно ели, облегчая коробки с припасами. 5 мая всех командированных вызвали в советское представительство при МВД ДРА. Начальник штаба в советнической форме начал распределять новичков.

Капитан Дугин, вы идете советником командира 13 оперативного батальона Главного управления защиты революции по политической части в город Адасабад, провинция Кунар.

— Всем сдать паспорта, — сказал он в заключение, — получить личное оружие — пистолет Макарова — и старайтесь с ним не расставаться никогда.

6 мая утречком новичков повезли в аэропорт и они начали ждать оказии. Повезло: в десять часов пара вертолетов летела в Джелалабад, и они быстро покидали свои коробки в ми-восьмой — безотказную рабочую лошадку афганской войны. Приземлились на аэродроме вертолетного полка. Если в Кабуле было прохладно, то в Джелалабаде из открывающейся двери пахнуло духотой, как из бани. Рубашка сразу прилипла к телу, по спине струйками побежал пот. Хотелось сорвать с себя всю одежду, но Дугин, сцепив зубы, тащил свои коробки. Встречавший его афганец, заметив состояние мушавера, сказал:

— У нас субтропики, большая влажность. Давай, помогу.

Метров через сто он остановился, поставил коробки, вытер со лба пот и требовательно произнес:

— Мушавер, давай афгани!

— Сколько?

— Сто пятьдесят.

Дугин, чертыхаясь про себя, отсчитал деньги. Афганец с превеликим удовольствием сунул их в карман и бодро зашагал к машине царандоя. На ней переехали на вертолетную площадку в Шамархейль. Здесь то и дело взлетали и садились вертолетные пары. В провинции Кунар шла армейская операция, и Дугин сразу почувствовал пульс войны. Из района боевых действий привозили убитых и раненых, а туда везли подкрепление, боеприпасы, продукты. Через час вылетели в Асадабад. Вертолеты шли низко над дорогой. Вдоль неё по горам были выставлены посты охранения, обеспечивающие не только проезд, но и пролет техники. Летчики бросали машину из стороны в сторону, выполняя противозенитный маневр, и от болтанки с непривычки начало мутить.

Борттехник предупредил:

— Подлетаем к Асадабаду! Вокруг центральной площади расположены административные здания, дуканы. На окраинах — дувалы жителей, ростут цитрусовые сады. А на северной окраине по дороге к Асмару паромная переправа через Кунар связывает город с кишлаком Маравара. А из него в Пакистан идет дорога через перевал Гхакгай.

Дугин смотрел в иллюминатор и увидел большую излучину реки, в которой располагался городок. За тысячелетия тихие воды Печдары поддавливали стремительные потоки Кунара на гору Басмач. На правом берегу образовалась большая отмель. От городка её отрезал отводной канал от Печдары.

— На острове расположен батальон 66-й мотострелковой бригады, — пояснил борттехник. — По левую сторону Кунара никто не селился. Там пограничная зона, контролируемая «духами».

Сели на небольшом аэродроме на берегу Кунара. Несущий винт нехотя закручивал последние обороты, а борттехник уже сдвинул дверь, выставил лесенку и улыбнулся на прощание:

— Добро пожаловать в Асадабад!

Здесь было несколько прохладнее, чем в Джелалабаде. Стремительные воды Кунара несли с гор запах талого снега, смешанного с запахом цветущей сочной травы, наполняя ущелье сказочным ароматом. «Неужели в этом райском месте стреляют, люди убивают друг друга», — подумал Дугин.

Возле полосы толпились встречающие и провожающие. Его встречал на уазике радист-шифровальщик старший лейтенант Валерий Тряжкин.

— Все на операции, — пояснил он. — К вечеру должны вернуться. Мне поручено привезти вас, помочь обустроится.

Они быстро погрузили имущество Дугина в машину и поехали в советнический городок. Когда переезжали Печдару по добротному каменному мосту, Валерий пояснил:

— Его немцы до революции построили, для себя жилье добротное возвели — шесть коттеджей. Теперь это советнический городок. Один домик выделили для советников ГУЗРа; в остальных живут советники комитета ХАД, советники девятой пехотной дивизии, партийные советники, штаб мотострелкового батальона.

— Городок маленький, а частей много, — удивился Дугин.

— Асадабад — город особый. За рекой — граница. Через неё местные ходят свободно. Кругом родня. Народ то один — пуштуны… Этим все спецслужбы и пользуются, вербуют из местных жителей разведчиков, соглядателей, информаторов. Семьи кормить, детей растить, учить-то надо. Война войной, а жизнь идет своим чередом. Афганцы всю жизнь воюют: то с англичанами, то сами с собой дерутся за власть, за пастбища, за воду и просто за место под солнцем. Здесь и похлеще бывает: днем царандоевец, а ночью — душман. Отец в опербате служит, дядя — в царандое, а брат в горах в банде…

Они вошли в просторное здание. Валерий открыл дверь одной из комнат:

— Вот здесь вы будете жить.

В комнате размером три на шесть метров стояли три солдатские кровати. На спинке одной из них висела выстиранная полевая форма.

— Это для вас приготовили на первый случай, — пояснил Валерий. — Потом новенькую выдадут.

Они занесли ящики, сложили штабелем под стенку.

В три часа подъехал несколько человек на запыленном уазике. Дугин вышел познакомиться.

— Майор Николай Федорович Малеваный, советник командира батальона по боевой подготовке, — представился старший из них. Я приехал из Приволжского военного округа, был заместителем начальника штаба.

Худощавый, чуть выше среднего роста в запыленной советнической форме, которая была ему к лицу, он сразу понравился Дугину.

Малеваный окинул взглядом статную фигуру Дугина и предложил: — Давай будем на «ты», не против? Мы почти ровесники.

— Нет, конечно, — согласился Дугин. Ему даже польстило, что Николай сделал такое предложение, свидетельствующее о дружеском расположении.

— А это наш переводчик старший лейтенант Сафар Ачилов, узбек.

Язык знаешь?

— Нет, — растерянно ответил Иван.

— Ну, ничего страшного. Здесь будешь учить по ходу дела. Сафар поможет. А я год учил дари на спецкурсах при Ташкентской высшей школе МВД. Каждый день: четыре часа — грамматика, и два часа — разговорный. Потому хорошо пишу, но плохо говорю. Лучше бы они все наоборот сделали. — Николай пощупал материал пиджака и с улыбкой сказал: — Хороший костюмчик… Я сюда в «тройке» приехал. Нам в Москве наобещали, что будем ходить в костюмах, белых рубашках. А я как в 1982 году надел робу, так с ней и не расстаюсь. Боевые выходы — чуть ли не каждый день. Да ладно, о службе потом поговорим. Ты с дороги, пойдем, пообедаем.

Они вышли в холл, который служил и столовой, и залом для заседаний. Во всю его длину стоял стол. К Николаю тут же подлетела невесть откуда появившаяся обезьянка.

— Это заведующая столовой Маша, — пояснил он и предупредил: — Дама привередливая. Если первое ей во время обеда не нальешь — может в тебя миской запустить. Кушает ложкой, как все, и притом довольно улыбается.

— Здесь недавно вообще цирк был — сказал, улыбаясь, Сафар. — Наш переводчик Эльбон постирал простынь и повесил сушиться на бельевую веревку. Потом пришел посмотреть — высохла ли, а простынки нет. Её Маша в арыке решила перестирать. Пока тащила по земле — всю извазюкала. Эльбон взвился, с криком «Убью гадину!» схватил автомат и к Маше. Та от него на дерево, потом на крышу. Так они долго по городку гонялись. Эльбон с горя выпил и они помирились. Смотрю, сидит Эльбон, а Маша гладит его лапкой по лицу и улыбается. Хитрющая зверюга.

За обедом Николай вводил нового сослуживца в обстановку:

— В Асадабаде днем власть принадлежит губернатору, а ночью — «духам». Идешь по городу, а они сидят по дуканам, четки перебирают, вроде молятся, а взглядом тебя насквозь пробивают. Почти у каждого автомат у ног: то ли из отряда самообороны, то ли «дух». Никогда не знаешь, что произойдет через секунду. Мой предшественник полковник Виктор Фесюн и переводчик Александр Галоев были зверски убиты. Целую спецоперацию проводили, чтобы забрать их изуродованные тела. На меня тоже готовили покушение. В службе безопасности предупредили, что в нашей части служит сержант, которому поручено меня убить. Вызвал его, сели чай пить. Спрашиваю: правда ли это?

— Да, я член Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматияра. Мне выдали пистолет, чтобы, когда поступит команда, я тебя убил.

— И что, ты действительно будешь в меня стрелять?

— Да! — ответил сержант.

Вот так поговорили. Все открытым текстом. Он еще три месяца в батальоне служил, пока я не потребовал перевести сержанта в другую часть. Вот такие вот, брат, дела. Я мечеть строю, а исламисты хотят меня изничтожить. Вообще-то к советникам местные относятся уважительно. Духи тоже нас терпят. Может потому и терпят, что мы действительно помогаем строить, кормить население. Нас считают грамотными специалистами. В большинстве своем афганцы — народ неплохой, но многие доведены до крайней нищеты и готовы ради денег на все. Детей жалко: грязные, голодные, каждый день приходят с мисками за остатками солдатского обеда. Особенно наш солдатский белый хлеб с полевого хлебозавода им нравится: пахучий, вкусный, не то, что их пресные лепёшки.

А что собой представляет опербат? — поинтересовался Дугин.

— Командира батальона пока нет. Командует начальник штаба старший лейтенант Фазиль Альраби — пуштун, из богатой семьи. Замполит старший лейтенант Нажмудин, тоже пуштун. Жены и дети живут в Пакистане.

— Как это так? — удивился Иван.

_______________________________________________

¹ Боевая разведывательно-дозорная машина.

— Вот так, — загадочно улыбнулся Николай. — Нажмудин учился в Ташкенте, человек надежный. К нему люди тянутся. Вероятно, он имеет задачу вести пропаганду среди беженцев, чтобы возвращались на родную землю. Правда, нам от этого не легче: как уедет в отпуск по семейным обстоятельствам так долго ждать приходится. Почти все офицеры прошли обучение в Ташкенте, знают русский язык. По количеству личного состава — почти наш полк. Техника старенькая: бронетранспортеры, БРДМ¹, три 82-миллиметровых миномета на Газ-66, ЗИЛы бортовые. Обеспечиваем проводку колонн, доставляем грузы для города, продукты возим. До Джелалабада выставляем 13 постов. Наш самый большой начальник — министр Гулябзой — один из активных участников апрельской революции. Он при Амине попал в опалу, а когда Амина убили — снова вернулся в руководство страны.

По советско-афганскому договору все обеспечение царандоя шло из Советского Союза, начиная с оружия и боеприпасов, техники, снаряжения и обмундирования и заканчивая питанием, всем необходимым для улучшения быта личного состава. Обеспечивали всем необходимым не только царандой. Советские люди и сами жили небогато, но делились с афганцами чем могли. Все провинции распределили между краями, областями, республиками, крупными предприятиями и они шефствовали не только над располагавшимися в них гарнизонами советских и афганских войск, но и над предприятиями, учебными заведениями, больницами. С самого начала апрельской революции десятки самолетов, автомобильные колонны безостановочно везли в Афганистан муку, леденцы, одеяла, одежду, обувь, машины, тракторы, строительные материалы, фабрики, заводы, электростанции. В начале восьмидесятых годов была надежда: еще чуть-чуть поднажать и афганский народ вырвется из нищеты и родоплеменных отношений феодализма на широкую дорогу строительства социализма с его благородными лозунгами: мир, дружба, равенство, братство. Некоторые афганцы за всю жизнь не могли купить пару приличной обуви. В резиновых галошах бегали по горам и стреляли в тех, кто протягивал им мозолистую руку помощи.

После обеда Николай предложил:

— Давай, быстро переодевайся, и поедем к Навабадскому мосту. Там все руководство собралось: командование царандоя, губернатор. Познакомишься с ними, так сказать, в боевой обстановке.

Когда выехали за город, Малеваный с некрываемой гордостью показал рукой в сторону Кунара:

— Смотри, Иван, слева на берегу наше стрельбище: все чин чином, как в Союзе — мишени подъемные. В батальоне день стрельб как праздник. Роты готовятся заранее, соревнование организовываем, боевые листки выпускаем об отличившихся. За отличную стрельбу из автомата приз — банка сгущенки, из пулемета на бронетранспортере — две, а из миномета — три. Только минометчиков хороших пока нет.

— Ничего, это дело поправимое, — сказал Дугин. — Я начинал свою офицерскую службу минометчиком.

Не доезжая до моста, в ущелье их разговор прервал свист пуль, звяканье металла. Уазик обстреляли душманы. Малеваный осмотрел автомобиль, нашел слева у подножки три дырки.

— Нам, ребята, крупно повезло, — сказал он и показал автомат: — пуля попала в магазин,.. пять патронов всмятку.

— Гиблое здесь место, — подтвердил Сафар. — Месяца два назад из кишлака Наранг попросили: приезжайте, человеку плохо, нужна помощь. Послали врача и пропагандиста с охраной. Когда машина вошла в ущелье — «духи» шарахнули из гранатомета, и пять человек не стало.

Дугина поразило, что почти рядом с руководством армейской операцией шастают душманы. Заметив торчащие из под масксетей танковые стволы, спросил:

— А это что у вас?

— Тридцатьчетверки закопаны, — пояснил Малеваный. — Приданы для охраны моста, — и толи в шутку, толи всерьез добавил: — один танк ездит, но не стреляет, второй стреляет, но не ездит, а третий и ездит, и стреляет, но стрелять никто не умеет.

У Дугина загорелись глаза:

— Давай, я посмотрю.

— Иван, не лезь! Это не твоя забота — танки чинить.

— Почему не моя? Я же танкист. Да и самому интересно в прославленном танке покопаться.

Он сел на место наводчика, проверил все механизмы — работают, сектор обстрела хорошо виден, спросил Сафара:

— Душманы где окопались?

— Вот там, высота 1450.

Заметив в стане душманов шевеление, навел туда пушку и скомандовал:

— Осколочным, заряжай!

Сафар перевел, и сарбоз беспрекословно дослал снаряд в казенник.

Лязгнул затвор.

Прогремел выстрел.

— Недолет 50! — определил Дугин, уточнил наводку и еще выстрелил.

Малеваный увидел, как разрывы кучно легли, радостно крикнул:

— Давай, давай, Ваня, бей «духов»!

Николай хорошо знал тактику, а с техникой сталкивался меньше, потому с уважением пожал руку Дугину:

— Ну, молодец! Теперь пойдем знакомиться с начальством.

Старшим советником по линии МВД в провинции Кунар был подполковник Поддубный Юрий Федорович с Украинского управления внутренних дел. Выслушав доклад Дугина, он крепко пожал руку:

— С прибытием! Вижу: настрой у вас боевой. Желаю хорошей службы. Если что нужно: обращайтесь без стеснения. Пойдемте знакомиться с губернатором.

Губернатор Гульвасиль был небольшого роста, щупловатый на вид в больших очках с пластмассовой оправой, над которой высилась пышная шевелюра, прибавляя ему роста. В костюме, белой рубашке и зеленоватом клетчатом галстуке он был больше похож на молодого профессора, нежели на властителя провинции.

— В опербат прибыл мушавер сиаси³ Иван Дугин, — сказал Поддубный.

Гульвасиль добродушно улыбнулся в пышные усы, обнажив два ряда крепких белых зубов, переспросил по-русски:

— Точно советник по политчасти? А нам больше специалисты по технической части нужны. Красиво говорить все умеем, а вот так стрелять из танка как вы — не каждый сможет.

— Я же танкист! — улыбнулся в ответ Дугин. — Политработник должен все уметь.

— Кстати, познакомьтесь, — сказал губернатор, указывая на солидного пуштуна, — первый секретарь провинциального комитета НДПА Абдул Расул. Вам надо тесно сотрудничать.

Рядом стоял командующий царандоем провинции полковник Маздурхан Мазарад Хабиб, худощавый брюнет, загорелый до черноты. Он тоже сносно говорил по-русски.

— Пока командира отряда нет, — сказал он. — Обещают скоро прислать. Прошу помочь офицерам в воспитании солдат. Они у нас надежные — знаний мало.

— Чем смогу, тем и помогу, — ответил Дугин.

Когда колонна возвращалась с операции в Асадабад, он еще раз удивил своих новых сослуживцев. Движение колонны сдерживал танк. Он еле полз.

— Коля, обгони и останови машину, — сказал Дугин. — Посмотрим, что с тридцатьчетверкой.

Малеваный поднял руку, привлекая внимание механика-водителя, и затем резко махнул вниз. Танк остановился, открылись люки. Появились головы в черных шлемофонах.

— Что случилось? — спросил он командира по-афгански.

— Мутар харап⁴, — ответил недовольно танкист.

— Пусть откроют силовую установку, — сказал Иван.

Посмотрев на двигатель, он сразу понял причину неисправности: изпод накидной гайки, крепящей форсунку, сочилась солярка.

— Ключ на двадцать четыре есть?

Подали ключ, и он подтянул разболтавшуюся форсунку, проверил крепление остальных и скомандовал:

— Заводи!

Двигатель заурчал, пыхнул сизым облаком и заработал устойчиво.

— Все, поехали! — приветливо махнул танкистам Дугин, и с переводчиком пошли к своему уазику.

Вечером вернулся в расположение и опербат, располагавшийся в северо-восточнее центральной площади города. Николай повез Дугина в штаб, познакомил с офицерами. За чаем разговор перетек и на не касающиеся службы вопросы. Начальник штаба Фазиль Альраби сказал:

— Я уже давно древней историей увлекаюсь, изучаю истоки нашего народа, и знаю: мы со славянами — родня. Русский и пушту языки — братья! Счет одинаковый: еу, два, дри. Мы плохо читаем топонимику — открытую книгу земли — в которой запечатлено далекое прошлое в Названия гор и рек, городов и кишлаков просто кричит о нашем родстве. У нас река Кунар, на ней стоит кишлак Наранг, а в Подмосковье течет река

Нара. Напротив Наранга, по левому берегу — кишлак Дунай. А в славянском пантеоне Дунай — бог воды. Скажу больше: на той стороне реки стоит кишлак Маравара — в переводе — дом, святилище богини Мары — матери бога солнца Ра. Имя Марья, Мария — самое распространенное у русских.

— Мария стала матерью Иисуса Христа, — сказал Дугин. — Это имя широко распространено.

— Да, конечно, — согласился Фазиль. — Многие народы произошли от индов-ариев. Там, за Мараварами есть кишлаки Рай, Хазарна, гора Малина и много других названий, знакомых русскому слуху.

Священные книги ариев — «Ригведа», «Авеста» и особенно её первая книга «Вендидат», свидетельствуют, что наши предки когда-то жили на севере. А когда 10 месяцев лета внезапно сменились десятью месяцами зимы и наступили нестерпимые холода — ушли на юг и поселились в наших горах. Асадабад — переводится как город асов. Севернее стоит город Асмар. А прежде Обь называлась Ас. Между Гиндукушем и Хиндураджем на севере Пакистана в самом сердце Азии есть область Балтистан. В третьем тысячелетии наши общие предки венды, асы и ваны ушли из Балтистана в Европу и назвали море Балтийским. Те, что обосновались на берегах Балтики стали называться венедами, а кто пошел по Балканам и долинам Дуная — венетами. В низовьях Дуная тоже есть район Балта.

— Город Балта есть в Одесской области, — подсказал Дугин и тут же поинтересовался: — А откуда пошло название — пуштун? Я читал, что степные районы в долине Дуная называют пуштой. Есть Дунайская пушта, Венгерская пушта. Сдается мне что пуштун — по-нашему — степняк. Посуди сам: Пушта — степь, у белорусов есть Беловежская пуща — лес, но смысл-то один: пустынь, безлюдье.

— Пуштунская земля лежит по обе стороны афгано-пакистанской границы, — включился в разговор Нажмутдин. — Но и здесь, и там покоя нет. В начале года в северо-западных провинциях Пакистана начались столкновения пуштунских племен с пакистанской армией. Там не смолкает канонада и льется кровь. — Нажмутдин горестно вздохнул, выдавая тем свое беспокойство: увез семью в Пакистан, надеясь, что спрятал от войны, а она и там нашла его близких. Помолчав, он продолжил:

— Пуштунские племена шинвари, африди, моманды, джадзи, вазири и другие живут по обе стороны границы и исстари пользуются широкой автономией.

— А сколько сейчас пуштунов? — поинтересовался Дугин.

— 20 миллионов. В каждом племени есть свои кланы. Они делятся на роды, а роды — на большие семьи. Занимаются пуштуны, в основном, скотоводством, перегоняют свои отары и стада с одного кочевья на другое, не особо обращая внимание на границы. В этом году в Афганистане принята программа обеспечения водой отгонных пастбищ. В течение десяти лет с помощью советских специалистов будет пробурено 160 скважин и колодцев. Больше всего в Исламабаде разгневаны тем, что вожди пуштунских племен велели соплеменникам не пропускать через свои кочевья вооруженные банды, засылаемые в Афганистан. Осенью прошлого года представители пакистанских пуштунов приехали в Кабул на джиргу приграничных племен.

— Джирга по-русски — совет, — пояснил Фазиль, и не без гордости добавил: — Так что у пуштунов тоже советская власть. На этой джирге они приняли решение не оказывать никакой помощи бандитам, воюющим против афганского народа. На местных джиргах племена потребовали от Исламабада ликвидации созданных на их землях лагерей. Только на северо-западе Пакистана создано 120 лагерей по подготовке террористов и диверсантов. В ответ Исламабад бросил против племен карательный корпус в 20 тысяч штыков с приданными ему танками, артиллерию и авиацию. В расправах участвуют и афганские контрреволюционеры.

— Недавно я был в этом районе, — сказал Нажмутдин. — Пакистанские танки сровняли с землей целые кварталы в Ланди-Котале. Разрушены кишлаки Шейпур, Сафир, Сур Камар, Малек Голь Рахман, Камдак, Шинпокх, более двух десятков других пуштунских селений. Есть достаточно убедительные свидетельства, — Нажмутдин утвердительно покачал головой, — что усмирение пуштунов началось по прямому сигналу из Вашингтона. США важно, чтобы гражданская война в Афганистане разрасталась, и как они выражаются, «надрать задницу Советам в отместку за Вьетнам». Им нужны все новые и новые отряды наемников, чтобы они убивали наших активистов, нападали на советских солдат. И чем больше, тем лучше. Денег на это не жалеют. А страдают ни в чем не повинные люди.

Этот разговор продолжался до позднего вечера, и Дугин понял, что он ничегошеньки не знал о стране и её людях, которых приехал учить умуразуму. Хотя его опыт и знания пригодились. В минометной батарее его ждал сюрприз. Когда он зашел в канцелярию из-за стола поднялся молодой офицер, представился:

— Командир батареи лейтенант Нур Мохамад Бора.

— Где учил русский? — спросил Дугин.

— На курсах МВД в Ташкенте. Благодаря подполковнику Василию Симоненко я и матчасть хорошо изучил.

— А Василий — высокий, худой, русоволосый?

— Да-а, — удивленно протянул лейтенант. — А откуда вы его знаете?

Дугин не стал рассказывать, что старший лейтенант Василий Симоненко в 1970 году служил в их полку командиром батареи и занял на весенней проверке в честь 100-летия со дня рождения Ленина второе место.

Улыбнувшись, сказал:

— Все артиллеристы — братья на земле. Потому я знаю Василия.

— Тогда я тоже брат Василию.

— Значит и мы с тобой братья. Теперь о деле. Когда последний раз были учебные стрельбы?

— Очень давно. Я и не помню, — смутился Бора.

Таблицы, курс стрельб есть?

— Нет.

— А мины есть?

— Много.

— Значит, будем готовиться к стрельбам. Пойдем, посмотрим минометы.

Дугин лично осмотрел стволы, хлебным мякишем проверил выход бойков. Все три миномета были исправны. Стрельбы прошли отлично. А для себя Дугин сделал вывод: в горах пристрелку нужно вести с фугасным взрывателем: мина глубже входит в каменистый грунт и разрыв легче заметить.

Глава 16. ГЭС «ОБГОРДОН»

20 мая представитель ЦК КПСС в провинции Кунар Петр Алексеевич Соколов собрал советников, и заметно волнуясь, сказал:

— Вы, наверное, знаете: десять лет назад немцы начали строительство гидроэлектростанции: выкопали отводной канал с Печдары, заложили здание. Но после апрельской революции все бросили и уехали, прихватив документацию вплоть до последнего чертежа. Еще год афганские рабочие и техники продолжали трудиться, закончили строительство плотины, канал забетонировали. Но потом все застопорилось. Наши специалисты сделали новые чертежи, чехи изготовили турбины. Колонна со всем необходимым уже вышла из Советского Союза. Нам поставлена задача: к 7 ноября помочь местным властям запустить электростанцию. Понятно, что враги постараются сорвать стройку. Потому советникам ХАДа надо организовать работу с местным населением, чтобы заранее выявлять намерения душманов. Советникам царандоя необходимо организовать охрану материалов и оборудования непосредственно на объектах строительства. Под видом рабочих могут подослать диверсантов, заложить взрывчатку в плотину. Это задание партии мы должны выполнить во что бы то ни стало. На карту поставлен престиж нашей страны.

Колонна по расчетам должна была прибыть 25 мая, но до Асадабада она добралась только 27 мая. Душманы её тоже ждали: только после Джелалабада саперы нашли на дороге около семидесяти мин.

К обеду автомобильный батальон — тридцать пять камазов — входил в город под любопытными взглядами асадабадцев. В каждом — по два водителя в бронежилетах, окна закрыты стальными листами со смотровыми щелями. Через два грузовика — бронетранспортер или танк для охраны. Пятнадцать камазов привезли цемент — четыре тысячи мешков, в бензовозах — 35 тонн солярки, в остальных — турбины, трансформаторы, другое оборудование для электростанции, стальная арматура, трехкубовая бетономешалка. В городе эту новость живо обсуждали: одни радовались, что и у них будет электричество, как в соседнем Пакистане, другие думали, как помешать строительству.

Разгрузку колонны начали в тот же день. В мотострелковом батальоне был трехтонный кран на ЗИЛу, и солдаты разгружали арматуру, оборудование, а мешки с цементом носили местные пацаны, пионерский отряд, человек двенадцать. Дугин немало этому подивился: мешок в пятьдесят килограмм не каждому взрослому под силу, а ребята по двое их таскали к навесу, складывали в штабель.

В девять вечера в советнический городок пришел командующий царандоя Маздурхан Хабиб, заглянул в комнату к Дугину:

— Иван Семенович, пионеры уже выдохлись, а к утру надо выгрузить еще пять машин. В шесть часов колонна должна уйти обратно. Все сарбозы на операции. Пришли к вам за помощью.

— У нас тоже из батальона один шифровальщик остался.

— Но, может, вы пойдете, как-то подбодрите ребят. Губернатор пообещал им по полторы тысячи афганей.

«Хорошенькое дельце, — подумал Дугин. — Им все привези, да еще и разгрузи, построй. Я обязан советовать по политическим вопросам, а мешки таскать меня никто заставить не может». Но вслух спросил:

— А что, в городе кроме пионеров мешки носить некому? Для всех же ГЭС строится. У нас в таких случаях объявляют субботник или воскресник и все трудятся на равных.

— За работу на стройке душманы угрожают расправой, — пояснил командующий.

— Хорошо, подождите меня во дворе.

Он быстро надел спортивный трикотажный костюм, ремень с кобурой пистолета спрятал под низ куртки, чтобы не так было заметно оружие, и вышел на улицу.

Цемент разгружали рядом с советническим городком под охраной двух часовых: советского и афганца. Мальчишки обессилено сидели на мешках, рядом стояли две машины под разгрузкой. Неподалеку стояла группа афганцев. Дугин узнал губернатора, с которым познакомился в день приезда у Навабадского моста, пошел к нему. Гульвасиль по-братски обнял:

— Давай, мушавер Дугин, выручай! Пионеры устали, надо их как-то приободрить.

— Хорошо, — ответил Иван, развернулся и пошел к камазам. Среди ребят приметил мальчишку побольше, подошел к нему, взял за руку:

— Давай, пошли.

Тот неохотно подчинился. Иван взялся за низ мешка, парнишка — за верх и они отнесли его в склад. Снова вернулись, взяли мешок — отнесли. Остальные мальчишки поднялись и тоже принялись за работу. Вечерняя прохлада и пример шурави вернул им силы. Одну машину разгружали полтора часа. Дугин понял, что такими темпами они к утру не управятся. Перед разгрузкой второй машины подозвал ребятишек, разбил их на пары и сказал:

— А я один буду носить. Давай!

Одному носить мешки было трудно. Пот заливал глаза, трико промокло, из черного стало серым от цементной пыли. Ходил как заведенный от машины к складу и обратно.

К четырем часам разгрузка закончилась. Губернатор тут же раздал ребятам деньги, пожимая каждому руку на прощанье, а Дугину сказал:

— Тебе бакшиш: ящик коньяка.

— Ничего не надо! Я пойду спать.

Вслед за ним неотступно шли два сарбоза, внесли в комнату ящик с коньяком. Трех бутылок уже не хватало.

Володя — шифровальщик посмотрел на Дугина и от удивления присвистнул:

— Ха-рошый был спорткостюмчик. Теперь его можно использовать только в качестве бронежилета.

— Давай, режь. Его все равно уже не достираешся.

Владимир разрезал ножом рукава, потом штанины. Иван скомкал все это в кучу и выбросил в ведро, приговаривая:

— Вот, на один костюм стало меньше. Теперь бы от цемента отмыться.

Проснулся Дугин только к вечеру. Его разбудил Николай:

— Ну и горазд ты спать. Вставай, пойдем ужинать. Губернаторским бакшишом угостишь?

— Да ну вас с вашими бакшишом. Все тело болит.

Только на третий день он пошел с Малеваным в опербат, побеседовал с замполитом, офицерами. Когда возвращались, сказал ему:

— На стройке освещения никудышнее. Возле нашего коттеджа стоит передвижная электростанция. Она в рабочем состоянии?

— Движок нормальный, а генератор не запускается.

— Давай, я попробую. В батальоне видел поломанный тестер. Стекло разбито, стрелка болтается, но починить можно.

— Да, ладно, — махнул рукой Николай, — там до тебя лазили все кому не лень, — ничего не получается.

— Получится!

Когда сопровождали колонну в Джелалабад, он попросил Николая:

— Для тестера нужна квадратная батарейка Привези. Сколько надо — я заплачу.

— Да уж ладно, — усмехнулся Николай. — Я тоже не обеднею.

Мадеваный просьбу выполнил. Дугин вставил батарейку, соединил концы и стрелка зашевелилась.

— О, работает! — довольно проговорил он и сразу пошел к электростанции. На кнопке пуска генератор не прозванивался. Значит, разорвана цепь в обмотке возбуждения. Обнаружил разрыв быстро, скрутил два провода медной проволокой, запустил двигатель, нажал кнопку пуска генератора, и лампочка загорелась.

— Частота 50 герц. Отлично! Поздравляю! — радостно пожал руку товарищу Николай.

— Пойдем, подарим строителям, — предложил Дугин.

Фарух Асар, секретарь провинциального комитета ДОМА⁵, по совместительству — начальник молодежного штаба стройки, — был на месте. Украшенная кумачом дощатая времянка внутри походила на прорабский вагончик. В углу — кирки, лопаты, коробка с рукавицами. По стенам — графики и обязательства. На врытых в землю скамьях теснилось десятка полтора мальчишек. Дугин узнал среди них своих старых знакомых. Ребята обрадовались встрече, лица заискрились улыбками.

— Мушавер давай! — наперебой закричали они, подходили и уважительно пожимали руку как равный равному. Руки были не по-детски шершавые, мозолистые, натруженные держаками лопат, ручками тачек. Все были пострижены наголо, с загорелыми до черноты худыми лицами, в длиннополых рубахах с двумя нагрудными карманами. У большинства из широких холщовых штанин выглядывали босые ноги с подошвами, забитыми до костяной твердости. Светленький круглолицый улыбчивый мальчишка славянской внешности очень напоминал его самого. Ваня Дугин тоже запросто бегал босиком за коровами по свежескошенной пшеничной стерне, даже не опасаясь загнать занозу, только слегка поджимал пальцы, под которыми еще оставалась мягкая кожа. Только индус был в старых стоптанных сандалиях и даже по одежде было видно, что семья его живет получше, чем остальные. Мальчишка-таджик в тюбетейке был похож на многих ребят, приезжающих из Средней Азии в Москву на экскурсию. Подросток повыше и потому показавшийся старшим, с которым ночью носил мешки с цементом, был худющий, кожа да кости, но жилистый. Взгляд тяжелый, пронзительный, как у многих пуштунов. Здесь в Асадабаде все они были афганцами и жили по суровым законам военного времени: ходили в школу, как могли, помогали родителям растить младших братьев и сестер, собирали фрукты и продавали у советнического городка, или меняли на тушенку, и несли в дом тяжким трудом заработанный афгани. Кем они будут, когда вырастут? Будут служить родине, защищать её от врагов или пойдут в банду, где больше платят и будут стрелять в шурави, радуясь каждому убитому. Все это теперь зависит и от тебя, как ты научишь их жить. Первый твой урок они запомнили. Он им понравился. Иначе бы не светились довольством лица от встречи с тобой.

— Фарух, я передвижную электростанцию починил, — сказал Дугин. — Пошли машину в советнический городок. Пусть притащат сюда на стройку.

Фарух радостно заулыбался:

— Ташакур, мушавер, ташакур².

Он на радостях решил показать гостям стройку. Даже в лесах и опалубке ее стройные очертания величественно выделялись на фоне глинобитных дувалов, бурого с черными проплешинами Басмача и однообразия горных хребтов, заслоняющих полнеба. Автокран мотострелков и бетономешалка крутятся без передышки. Возле неё стоял безусый сарбоз с автоматом и одинаково цепко оглядывал любого, кто подходил за раствором или подтаскивал гальку и цемент для очередного замеса. Дугин был доволен, что и он внес свою лепту в стройку города.

***

3 ноября, когда до намеченного срока пуска электростанции оставались считанные дни, Соколов снова собрал всех советников.

— Есть информация по линии ХАД: в 10 часов 7 ноября, когда начнется митинг, душманы начнут минометный обстрел. Артиллеристам быть в готовности подавить цели в Мараварском ущелье, — сказал Петр Алексеевич и в сердцах добавил, — а тут еще как на грех, электростанция не запускается. Вроде все сделали правильно, а генератор не возбуждается. Иван Семенович, может, ты посмотришь? — с надеждой посмотрел он на Дугина.

— Конечно, посмотрю!

Иди, там тебя Владимир дожидается.

Инженер Владимир Кожухов был в расстроенных чувствах.

— Третью ночь уже не сплю, все проверил-перепроверил, — сказал он Дугину. — Просто уже не знаю, что делать.

— Какое нужно напряжение для запуска генератора?

— 110 вольт.

— Где у тебя аккумуляторы?

— Там, в машинном зале.

— Пойдем, глянем.

В машинном зале десять новеньких советских аккумуляторов по 12,5 вольт стояли в ряд, но подключены они были не последовательно, а параллельно.

— Володя, пока я схожу за тестером, поставь аккумуляторы по кругу и соедини их последовательно, — посоветовал Дугин. — Ты же не напряжение увеличивал, а мощность.

Владимир хлопнул ладонью по лбу:

— Ах, дурья моя башка… Какой же я дурак! Ну, блин…

Он начал быстро растаскивать аккумуляторы, подсоединять их последовательно: плюс-минус, плюс-минус. Когда Дугин вернулся с тестером и замерил напряжение — получилось почти 130 вольт. Спросил:

— Этого хватит для возбуждения генератора!

— С лихвой!

Рабочие опустили запорный щит, и вскоре вода поднялась до рабочего уровня, Завращались турбины. Владимир нажал кнопку пуска и электростанция заработала. Еще не до конца веривший, что удастся оживить стальное сердце этого творения многих людей, он бросился на радостях обнимать и целовать Дугина. Его счастью не было предела… Заработало!

Невесть откуда появившийся губернатор Гульвасиль тоже обнял Дугина, приговаривая:

— Спасибо, мушавер инженер!

— Я не инженер. Советский офицер все должен уметь.

— Теперь будешь главным инженером электростанции. Ну, Иван, тебе снова бакшиш причитается.

— Не нужно никакого бакшиша. Ничего я такого не сделал. Что могу, то и делаю.

— Э, нет дело святое. Ты, можно сказать, спас нас от позора. Как у вас говорят: «Долг платежом красен».

***

Торжественный митинг по случаю пуска электростанции решили немного повременить из-за угрозы обстрела. Дугин заранее занял место на возвышенности рядом с начальником службы безопасности царандоя подполковником Саидом Боршо, высоким стройным шатеном. Отсюда хорошо просматривалась вся строительная площадка. На здании красовался большой портрет Бабрака Кармаля, над ним на кумаче полотнища — здравица в честь праздника. А еще выше над бетонными колоннами торчали прутья арматуры, свидетельствуя, что строительство еще не закончено.

Пускать электростанцию приехал министр сельского хозяйства доктор Фарух, пухлый от сидячей кабинетной работы с одутловатым безусым лицом и огромной лысиной, прикрытой прядью перекинутых слева направо седых волос. Одет он был в светлый костюм европейского кроя в полоску, застегнутый на одну пуговицу. Белоснежная рубашка и клетчатый галстук подчеркивали торжественность мероприятия.

Губернатор с копной вьющихся волос и светящимся радостью лицом стоял рядом с министром. Чуть поодаль — инженер Володя, ничем не отличающийся от афганцев: сухощавый, с окладистой волнистой бородой на загорелом до черноты лице, в которой седых волос было больше, чем черных. Белая рубашка в голубую полоску, закатанные по локоть рукава, вздувшиеся на коленях рабочие синие штаны с масляными пятнами свидетельствовали, что он на электростанции не гость, и ему предстоит практическая часть действа — пуск электростанции.

Асадабадцы пришли на митинг со знаменами и транспарантами, многие нарядились по случаю праздника в белые одежды, негромко разговаривали, окидывая настороженным взглядом собравшихся, прислушиваясь к звукам. Многие знали о готовящемся обстреле, но не побоялись прийти на митинг. Между горожанами и жителями окрестных кишлаков парами и поодиночке по всей площадке стояли хадовцы, царандоевцы, готовые в случае чего перехватить злоумышленную руку. Военные зеленые фуражки перемежались с серыми пуштунками, белыми чалмами и хиджабами женщин.

Пионерский отряд юных строителей в галстуках, пилотках стоял в строю под развернутым красным знаменем. Ребята гордились причастностью к событию, на которое собрался чуть ли не весь город. Это благодаря и их мозолистым рукам в городе появится долгожданный и таинственный электрический свет.

Над головами прошуршала стабилизаторами первая мина, и за каналом взметнулось облако разрыва.

«150, перелет» — машинально определил Дугин. Вторая мина, не долетев метров 70, упала в Кунар. Третья разорвалась еще дальше, за вертолетной площадкой. Видимо, поправки в прицельные приспособления никто не вводил. Как и предполагали, миномет стрелял со стороны Мараварского ущелья. «Град» дал залп по огневой позиции и обстрел прекратился.

Митинг открыл мулла. Его певучий голос, отражаясь от бетонных стен, поплыл над смиренно склонившей головы толпой. Затем губернатор поприветствовал министра и напомнил, как все начиналось.

— Электростанция «Обгордон» — подарок советского народа, — сказал Гульвасиль. — Многие советские люди вложили в нее свой труд, частицу отзывчивого сердца. Уже здесь советские мушаверы все делали, чтобы электростанция была построена в намеченные сроки. Пример бескорыстного труда показал мушавер майор Иван Дугин. Он и мешки с цементом носил, и передвижную электростанцию починил. Главное — он показал пример бескорыстного труда на общее дело. С 27 мая, как колонна привезла все необходимое для строительства, начались у нас благородные дела. На помощь строителям пришли добровольцы. Сначала — члены партии, активисты ДОМА. Помогали строить и советские солдаты, афганские сарбозы, бойцы царандоя, служащие. Даже дехкане из ближних кишлаков. В лицее «Умархон» есть ячейка молодежной организации. Секретарь ячейки Миргауситдин привел на стройку две бригады школьников. По четвергам объявлялись общегородские субботники, по пятницам — воскресники. Никто никого не заставлял. Люди знали, что делают для себя, своих семей. Столяры с мебельной фабрики сколачивали опалубку. Кузнецы вязали арматуру. Кладку вести, отсыпать гравий, тянуть линию электропередач — тоже рук хватало. Враги несколько раз пытались устроить диверсию, но ничего у них не получилось. Поэтому поздравляю всех участников строительства с нашей общей трудовой победой!

Слово предоставили министру доктору Фаруху. Он сказал:

— По сравнению с грандиозными советскими электростанциями наша маленькая. Но для нас она так же важна, как Саяно-Шушенская для Сибири. Дать свет Асадабаду и окрестным кишлакам — это вопрос не только культуры, но и политики. Каждая семья тратит много афгани на дрова и керосин. А теперь люди получат дешевое электричество. Получат от народной власти! Насосы поднимут воду на горные террасы. Они дадут по два урожая в год. Значит, стол станет сытнее. Благодаря кому? Народной власти! На мебельной фабрике расширится производство, увеличиться рабочая прослойка в городе. Вот почему душманы постоянно хотели взор вать нашу ГЭС! Но у них ничего не получилось.

Потом выступили командующий царандоя полковник Мазурхан Хабиб, секретарь ячейки ДОМА Миргауситдин, и министр Фарух нажал кнопку, громко крикнул:

— Да будет свет!

На столбах загорелись фонари, и площадь радостно загудела, заплескал в ладоши и стар, и млад. Этого события ждали асадабадцы десять лет.

Глава 17. ПРИСЯГА ДЛЯ САРБОЗОВ

В опербате заканчивали строительство мечети. Каждый день выделяли 6—7 сарбозов лепить кирпичи, два муллы — городской и батальонный — руководили строительством, и в июле 1983 года в праздник Ураз байрам в мечети состоялась первая служба. За активное участие в строительстве Малеваного пригласили на джиргу в Кабул, на которой главный мулла страны вручил ему мусульманскую медаль. Поздравляя его, Дугин мечтательно сказал:

— Вот если бы клуб построить мест на 150.

— А что, это мысль, — поддержал товарища Николай. — Пошли к комбату.

— Я не знаю, что такое «клуб», — честно признался капитан Шаххусейн, недавно прибывший в батальон.

— В мечеть идут молиться, — сказал Дугин, — а в клубе можно собирать личный состав на различные мероприятия, показывать кино, проводить концерты художественной самодеятельности. В Советской Армии такой клуб есть в каждой отдельной части, а в гарнизоне — офицерский клуб или дом офицеров.

— А что для этого нужно?

— Тоже, что и для строительства мечети: 5—6 человек будут делать саманные кирпичи, а проект здания нам начертит переводчик Сафар. Он по профессии строитель. Я с ним говорил на эту тему: Сафар согласен.

— Хорошо, я тоже согласен, — сказал комбат.

Строительная бригада, возводившая мечеть, получила новое задание и через полгода здание было готово. К открытию клуба из Кабула прислали киноустановку «Украина» и десяток кинофильмов. Для начала Дугин выбрал документальный фильм «Времена года» о жизни в Советском Союзе. Когда пошел кинорассказ о Большом театре, зал одобрительно загудел. Повышенный интерес мужского коллектива вызвала танцующая балерина в трико. В следующий раз афганцы снова попросили «Времена года». Раз пять крутил этот фильм. Посмотреть его приходили мальчишки со всего города и убеленные сединами аксакалы.

— Людям нравится смотреть кино, — сказал он Шаххусейну, — но я же не могу все время сидеть в клубе.

— Хорошо, подберем человека, вы его обучите.

На следующий день на построении батальона ему выделили сержанта и солдата. Они ездили с оказией в Кабул и во Дворце дружбы меняли киноленты на новые. Весь Асадабад смотрел эти фильмы. Как-то его помощники привезли с Кабула записку: «Иван Семенович! Спасибо Вам за пропаганду советского образа жизни!». И эта благодарность от незнакомых людей прибавила Дугину осознания, что он честно делает свое дело.

***

— Командир, почему афганские солдаты не принимают военную присягу? — спросил Дугин комбата:

— У нас нет такой, — недоуменно пожал плечами Шаххусейн.

— В Советской Армии её называют клятвой на верность Родине. Присягу принимают в торжественной обстановке и это событие запоминается солдату на всю жизнь.

— У нас в Коране написаны все правила поведения правоверного мусульманина.

— Одно другому не мешает. Я вот прочитал книгу «Укус каракурта» о разведчике, который в сороковые годы работал в мусульманской стране. Там описано как мусульмане клялись, положив правую руку на Коран, а в левой держали маузер.

Комбат недоуменно пожал плечами:

— Это проблема не моя. Это проблема высшего командования и руководства страны. Если командующий царандоя даст распоряжение принять присягу, то мы все организуем.

— Хорошо, я поговорю с нашим руководством, — сказал Дугин.

Он зашел к старшему советнику майору Жукову, который недавно прибыл из управления внутренних дел на транспорте города Ярославля вместо убывшего в Советский Союз Поддубного, сказал ему:

— Станислав Геннадиевич, есть идея — написать присягу для наших сарбозов.

— В принципе, я не против, — ответил он. — Насколько мне известно, — присягу в Афганистане никто не принимает. А как ты себе это представляешь?

— Можно взять за основу нашу присягу, подправить с учетом местных особенностей. Это должен быть военный праздник: весь личный состав батальона построить на плацу с оружием, минометы, технику выставить, трофейное оружие. Принимающий присягу держит автомат на груди двумя руками. Офицеры — по одному в кабинете комбата, а солдаты — хором на плацу. Принявшие присягу расписываются в специальной книге.

— В опербате 250 неграмотных, — напомнил ему Жуков.

— Неграмотный ставит отпечаток пальца против своей фамилии, как и в денежной ведомости.

— Ну, давайте, делайте.

Сафар перевел текст Военной присяги на фарси, а потом на пушту и стал читать по-русски:

— Я гражданин Демократической Республики Афганистан, вступая в ряды Главного управления защиты революции, принимая присягу, перед лицом товарищей по оружию и священной книгой Коран торжественно клянусь:

— Добросовестно изучать военное дело, исполнять требования Корана, законы Демократической Республики Афганистан… А заканчивалась присяга словами: «Если я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара законов ДРА и Шариата».

Текст показали мулле. Он все внимательно прочитал и сказал:

— Все хорошо получилось. Нужно только обязательно добавить: «Во имя Аллаха, милосердного и милостивого».

Когда батальон вернулся с операции, начали готовиться к принятию присяги.10 ноября, в День советской милиции, офицеры принимали присягу в кабинете комбата. А потом на плацу построили весь батальон. Перед строем на тумбочке, покрытой зеленым бархатом, лежал большая толстая зеленая книга — Коран, приковывая к себе взгляды афганцев и советников. Шаххусейн читал текст, а сарбозы хором повторяли слова клятвы на верность Родине.

По случаю праздника, повара приготовили отменный обед: плов из баранины, на столах горками возвышались крупно нарезанные дольки арбузов, дынь, бананы, грейпфрукты.

Сразу же после обеда шифровальщик послал в Кабул информацию о состоявшемся в опербате празднике по случаю принятия военной присяги. На следующий день из столицы пришел запрос: «Что за присяга, уточните?». В ответ написали: «Опербат принял военную присягу, какую принимают в Советской Армии, только с мусульманской спецификой».

13 ноября из Кабула поступило распоряжение: «Старшему советнику с автором присяги прибыть в Кабул на сборы старших советников». Утром 20 ноября Жуков и Дугин полетели в столицу. Полковник Цыганников, советник ГУЗРа, встретил их настороженно:

— Ну, рассказывайте, кому эта идея пришла в голову.

— Да, вот майор Дугин придумал, — сказал Жуков.

— А как командование, личный состав батальона это новшество восприняли?

— Очень даже положительно.

Цыганников одобрительно посмотрел на Дугина:

— Ну, хорошо. Конечно, можем и по шапке от командования получить за инициативу, но дело нужное. Будем продвигать вашу идею в войска. В 14.00 — совещание старших советников провинций, там все им и расскажете.

На совещании выступил Жуков, потом Дугин рассказал, как все было. Текст присяги подработали с учетом замечаний и предложений советников, отпечатали и всем роздали по экземпляру.

— В течение двух месяцев организовать принятие военной присяги во всех частях, — сказал в заключение Цыганников.

Руководство страны тоже одобрило эту инициативу. 27 ноября командующий царандоем провинции Кунар полковник Маздурхан Хабиб пригласил Дугина к себе. Его штаб находился недалеко от советнического городка, и Иван Семенович минут через десять был у него в приемной. Обратил внимание на трех молодых офицеров царандоя, которые, понурив головы, стояли у двери, и средних лет афганца. Маздурхан, пошел навстречу, радостно обнял:

— Здравствуй, мушавер Айван! Тебе объявили благодарность за организацию принятия присяги?

— Нет.

— А мне объявили! Сам министр Гулябзой поздравил.

Но тут радостная улыбка сползла с лица командующего:

— Мушавер, у меня, можно сказать, государственная проблема: три моих офицера по очереди ходили к жене дуканщика, когда он ездил в Джелалабад за товаром. Когда вернулся, десятилетний сын все ему рассказал. Дуканщик написал заявление и требует взыскать с офицеров деньги. Как у вас в Советском Союзе решают такие проблемы?

— Да, по разному, — уклончиво ответил Дугин. — А сколько афганей хочет получить истец?

— По сто афганей с каждого.

— Триста афганей — это же не деньги! — удивился Дугин. — Вызывайте офицеров, пусть платят.

Все трое вошли, вытянулись по струнке.

— У вас есть по сто афганей? — спросил командующий.

— Есть по сто пятьдесят, — ответил за всех старший лейтенант.

— Положите деньги на стол, — посоветовал Дугин.

— Лейтенанты положили по сто пятьдесят, а старлей — двести пятьдесят афганей.

Сумма получилась значительно больше запрашиваемой.

— Идите, и позовите дуканщика. Если еще подобное случиться — будем судить, — пригрозил Маздурхан.

Торговец вошел в кабинет, молча уставился на афгани.

— Мы выражаем вам сочувствие по поводу того, что произошло в вашей семье, — сказал Дугин.

— Я приму извинения, когда получу деньги! — с вызовом ответил дуканщик.

Командующий небрежно подвинул к нему купюры. Оскорбленный муж быстро пересчитал деньги, и его лицо озарила радостная улыбка:

— Ташакур, ташакур!

Он, пятясь, вышел. Командующий вздохнул с облегчением:

— Спасибо, мушавер Айван, что вы, представитель Советского Союза, помогли мне разрешить эту проблему. Только прошу, — никому об этом не рассказывайте. И все же, как у вас решаются подобные вопросы?

— Да, по-разному бывает, — ответил Дугин. — Чаще всего — мордобоем, разводом, гулящую жену выгоняют из дома. Бывает, что и загулявшего мужа в квартиру не пускают.

В соседней комнате уже был накрыт стол. В центре стояла бутылка коньяка в окружении различных яств.

— Я благодарю тебя, мушавер Айван, за подготовку присяги, — сказал со значением командующий, — и за все, что вы делаете для афганцев. Вас обязательно отблагодарят.

Они выпили по рюмке, повторили, и Дугин направился к себе в городок.

28 ноября в опербат пришла шифрограмма: «Майору Дугину И. С. объявить благодарность за инициативу и умелую организацию принятия военной присяги».

Инициативу Дугина подхватили и армейские части, а с 1984 года военную присягу стали принимать во всех вооруженных силах Афганистана.

Глава 18. БОЙ ПОД НАРАНГОМ

В марте 1984 года советников Асадабада собрали в штабе афганской дивизии на совещание. Майор Малеваный был в отпуске и опербат представлял Дугин. Обстановка в провинции Кунар была сложная. «Духи» пунктуально, как на молитву, ежедневно в 13.40 начинали обстрел города из дэшэка, винтовок, закидывали эрэсами. Пули дырявили и крыши советнического городка. В ответ по огневым позициям «духов» в Мараварах и на Басмаче открывали огонь реактивные установки «Град», стреляли гаубицы, и обстрел города прекращался.

Советник командира дивизии по разведке подполковник Владимир Гусев ввел собравшихся в обстановку:

— Из Джелалабада в Асадабад идет колонна — 68 машин с продуктами и горюче-смазочными материалами для техники. Наша задача обеспечить ее прохождение от Наранга до Асадабада. На что хочу особо обратить ваше внимание: по поступившей в ХАД информации — ожидается переход границы отряда душманов Гульбеддина Хекматяра, одетых в форму Советской Армии. Человек 60—70, одни уголовники. Цель — показать зверства советских солдат в Афганистане. Опербату необходимо усилить охрану Навабадского моста. Возможно, они перейдут Кунар вброд в районе Наранга. Там сейчас мелко.

Экипаж советнического БТРа к выезду Дугин готовил сам. Он был водителем, за пулеметом — Борис Горский, а переводчик Ильбан выполнял роль стрелка.

На следующий день в 6.30 колонна обеспечения движения уже выстроилась в джелалабадском направлении. Впереди ушли саперы, проверяли щупами и миноискателями дорогу. Их работу прикрывали разведчики на БРДМ. За ним на удалении зрительной связи шел бронетранспортер командира опербата Шаххусейна. Дугин стал в колонну третьим. Только начали движение — саперы предупредили: на дороге мина. Остановились.

Капитан Шаххусейн спрыгнул на землю и пошел навстречу советникам, широко раскинув руки, обнял Дугина три раза по русскому обычаю и сказал:

— На марш идут 160 человек. — 140 — из нашего батальона, остальные двадцать — сборная солянка: царандой, уголовный розыск, охрана объектов и другие. На усиление охраны Навабадского моста мы выделили 20 человек и один минометный расчет. В колонне — два миномета. Личный состав — на броне и девять машин ГАЗ-66. Взяли три комплекта боеприпасов, продовольствия на трое суток.

Он достал из командирской сумки схему построения колонны, развернул её, подчеркивая тем самым уважительное отношение к советнику. Схема была красиво разрисована цветными фломастерами. Шаххусейн перерисовывал её с образца, который сделал еще в 1980 году первый советник опербата майор Радимушкин.

На броню советнического БТРа сели мулла, командир взвода разведки старший лейтенант Рахман Шах Гулям и пять сарбозов. К ним подошел командир саперного взвода лейтенант Махмад Хосур, доложил:

— Мина обезврежена. Можно двигаться дальше.

Сарбоз на командирской машине поднял красный флажок вверх, закрутил им над головой и махнул в сторону Джелалабада.

Дугин включил первую передачу. Машина, набирая скорость, плавно покачиваясь пошла по ухабистой дороге. Возле одной из ямок стоял красный флажок — здесь саперы сняли мину. По возвращению опербата в Асадабад, она украсит спальное помещение саперного взвода.

Остались позади домики Асадабада. Слева вдоль Кунара начинались рисовые поля. На них уже спозаранку работали загорелые мужчины в чалмах, в оборванной одежде, которая еле прикрывала наготу. Они учтиво приветствовали комбата низкими поклонами. Знали, что он едет на первой машине.

Проехали еще два километра и снова стали. Саперы обнаружили мину недалеко от поста царандоя. Со стороны поста появились два сарбоза, остановились, затем залегли, опасаясь взрыва. Сапер выкрутил взрыватель, прицепил кошку за бок мины, отошел метров тридцать, разматывая верёвку, дернул её. Мина выскочила из ямки, но взрыва не последовало: она была без сюрпризов.

Солнце поднималось все выше, обещая жаркий день. Только после двух часов такой езды слева показался Навабадский мост через Кунар. На том берегу дорога к пакистанской границе утопала в зелени, а в сторону Джелалабада открывался грустный вид: по обочинам рваного асфальта — песок, камень, да ржавеющие остовы разбитой техники. Колонна снова остановилась: саперы обнаружили еще одну мину.

К командирской машине подошел быстрым шагом старший лейтенант, доложил:

— На посту все в порядке!

— Получай подкрепление, — сказал Шаххусейн, — двадцать человек и минометный расчет. Старшим у вас будет начальник службы безопасности царандоя подполковник Саид Боршо пока не пройдет колонна с грузом.

В развалинах кишлака старший лейтенант Шах Гулям заметил человека, который прятался за дувалами. Он послал двух сарбозов и вскоре они привели незнакомца.

Гулям учился в Ташкенте и сказал по-русски Дугину:

— Мушавер Айван, мы душмана поймали. Что с ним делать?

«Духа» подвели к бронетранспортеру. Он был среднего роста, худой, русоволосый, похожий на славянина, одет в советскую форму, только на пилотке не было звёздочки.

— А чего ты решил, что он душман? — спросил Дугин.

— Кишлак нежилой, местных там нет. Тем более, что он неспроста так оделся. Расстрелять его и дело с концом.

— Зачем расстреливать? Надо разобраться. Может он еще нам пригодиться. Отведите его к начальнику разведки мотопехотной дивизии. Их командный пункт идет в колоне через четыре машины от нас.

Подполковник Гусев стоял возле ЗИЛ-157 с деревянным кузовом.

— Наши разведчики захватили в развалинах кишлака «духа» в советской форме, — сказал ему Дугин.

— Давай его в КУНГ для досмотра.

Все взобрались по лесенке внутрь кузова.

Раздевайся! — сказал командир взвода душману.

Тот покорно снял пилотку, затем китель, брюки, кроссовки и остался в одних трусах. Гусев внимательно все осмотрел, пощупал швы. Ничего подозрительного не обнаружив, сказал:

— Пусть одевается.

Душман первым делом надел пилотку, и это не ускользнуло от внимания разведчика.

— А ну-ка, дай мне пилоточку.

Его внимание привлек шов: несколько стежков шли неровно.

— Дайте мне ножик!

— Шах Гулям протянул перочинный нож. Гусев распорол им неровный шов. «Дух» попытался выхватить пилотку, но взводный его резко оттолкнул и тот осел, весь как-то сник.

Гусев достал из пилотки половину разорванной открытки, спросил:

— Вы связной?

После некоторых колебаний душман выдавил из себя:

— Да.

— Ваша задача?

— Я должен был присоединиться к колонне и доехать до Джелалабада, узнать, когда она будет возвращаться, что будет везти и доложить Гульбеддину через своих людей в Джелалабаде.

— Не получилось. Теперь вам в Пакистан возвращаться не безопасно.

Душман молча склонил голову.

Гусев вызвал представителя ХАДа старшего лейтенанта Махмада Даура, сказал:

— Это ваш клиент. Забирайте и работайте с ним. Его можно переориентировать. Покормить не забудьте. Видно, он уже давно ничего не ел.

Дугин понял, что угроза нападения на колонну уже близка, и решил уточнить у комбата, как будет обеспечиваться её охрана при проходе Бабурского ущелья перед Нарангом. Шаххусейн с недовольным видом проговорил:

— Я же показывал вам схему.

— Каждая собака знает, что в первой машине едет комбат, — сказал Дугин. — Это должно вас насторожить. Необходимо перестроить колону, чтобы ваш бронетранспортер шел третьим, а я буду за вами. Душманы уже три мины поставили. Это значит, что колонну они ждут.

— Рекомендацию советника понял, выполняю.

Вперед вышел бронетранспортер командира первой роты, за ним стал ГАЗ-66 командира минометной батареи с минометом, установленным в кузове в ящике с песком, и только потом — БТР комбата, а затем советнический экипаж.

Дошли до Наранга без потерь. Дугин посмотрел на часы: 11.00. Справа начиналось лесистое Бабурское ущелье, которое за дурную славу называли «ущелье-призрак». Там жили «духи», часто гибли и пропадали люди. Большое поле сахарного тростника тянулось вдоль Кунара, который запросто можно было перейти вброд, а на том берегу начиналась «зеленка». Идеальное место для засады. Выставили три поста охранения по 7—9 человек. Первый пост находился 800 метров от тростникового поля в заранее вырытой щели. Метров 200 от него расположился штаб. БРДМ и БТР комбата стали рядом и между ними сарбозы натянули брезентовый тент, поставили стол, скамейки. Метров 150 от штаба расположилась походная кухня. От неё уже долетал запах готовящегося обеда.

Из Наранга пришли семь человек — представители царандоя и ХАДа кишлака. После взаимных приветствий, старший лейтенант сказал:

— У нас все спокойно. «Душманы» перестали стрелять, так что приглашаем вас на обед.

— Пойдемте к нам за стол, чаю попьем, — предложил комбат гостям.

После чаепития, он обнадежил гостей:

— Мы обязательно к вам заедем, когда пройдет колонна. А сейчас предлагаем пообедать у нас.

Обед в полевых условиях был для всех обычный: горох с мясом и лепешка с чаем. Сытно и довольно вкусно.

Когда гости ушли, в 16.00 с первого поста доложили:

— Из ущелья вышли девять человек в пуштунской одежде без оружия.

Направляются к голове колонны.

— Проводите их к нам, — распорядился комбат.

Дугин с интересом рассматривал новых гостей. Было им лет по двадцать-двадцать пять и нетрудно догадаться, что это отряд душманов. У старшего была кличка Инженер. Он довольно сносно говорил по-русски, спросил Дугина:

— Как живется в Советском Союзе?

— У нас все нормально. Заводы работают, поля колосятся, дети ходят в школу, молодежь учится в институтах и университетах, люди радуются жизни.

В конце беседы Инженер отозвал Дугина в сторону и сказал:

— Я учился в Сызранском училище механиков летного состава. В 1982 году под Хостом наш вертолет был сбит. Командир и второй пилот погибли. Меня ранило. Душманы подобрали и заставили служить им. Меня направили в Бабурское ущелье, чтобы встретить группу — 70 человек переодетых в советскую форму. Необходимо об этом сообщить Владимиру Федоровичу, представителю ГРУ в Кунаре. Мы хотим сдаться.

— Спасибо за важную информацию, — поблагодарил Дугин. — Я обязательно все передам.

Пообнимавшись по мусульманскому обычаю с Дугиным и комбатом «гости» ушли в сторону ущелья.

Партийный секретарь батальона старший лейтенант Нажмуддин дожидался комбата со стопкой бумаг в руках.

— Наш сарбоз при дооборудовании окопа обнаружил закладку, — сказал он с волнением в голосе. — В ней были вот эти листовки.

Дугин пересчитал их:

— 15 — на русском языке и 12 — на пушту. Что там написано?

— То же самое, что и на русском: призывают убивать своих командиров и переходить на сторону Гульбеддина.

— Пойдемте, посмотрим место закладки.

Внимание Дугина привлекла небольшая канавка. Выброшенная из нее земля была еще свежей.

— Банда, о которой нас предупреждали, уже в Афганистане! — сказал Дугин комбату. — Закладку сделали перед нашим приходом. Об этом надо сказать всем офицерам.

— Офицерам опербата прибыть на командный пункт, — скомандовал Шаххусейн и вскоре к импровизированной палатке подошли командиры подразделений. Через переводчика Эльбона Дугин сообщил им:

— В зоне ответственности нашего батальона уже действуют душманы. Возможно они будут в советской форме. Это оборотни. Здесь нет советских войск. Поэтому необходимо усилить бдительность. При появлении людей в советской форме со стороны ущелья или сахарного тростника — стрелять на поражение. Доведите эту информацию до каждого солдата.

В 17.30 в сторону Асадабада пролетела пара вертолетов.

Колонна уже где-то на подходе к Нарангу, — сказал Дугин комбату, надел шлемофон, включил радиостанцию на заданную частоту. Эфир молчал. Через 20 минут со стороны Наранга на дороге показались советские саперы в сопровождении танка Т-72. Поравнявшись с Дугиным, командир взвода лейтенант доложил:

— Колонну обстреливали со стороны Пакистана три раза. Сняли 20 мин.

— Наши саперы тоже сняли три мины.

— Значит, теперь мы можем сесть на броню и спокойно ехать в Асадабад?

— Да. Но не расслабляйтесь. Здесь полно «духов».

Когда саперы взобрались на броню, со стороны Наранга появилась голова колонны. Впереди шел командирский бронетранспортер, за ним танк Т-72, дальше — вереница грузовых машин. И вдруг с вершины горы Круглой ударил дэшэка. Пули взбивали фонтанчики пыли, не долетая до колонны метров двести. Очередей было несколько, и все они прошлись по одному месту: стреляющий не менял установки прицела. Танк выстрелил, но разрыв был значительно ниже пулеметчика. Он лихорадочно заметался в поисках хотя бы небольшого взгорка, чтобы въехать на него, и тогда можно было бы вести прицельный огонь, но как назло, место было ровное.

Открыл огонь минометный расчет опербата. Облако первого разрыва вскинулось слева от пулеметчика. Его заметили вертолетчики. Мивосьмой в боевом пике выпустил по цели четыре нурса. Но по вертолету заработал дэшэка со стороны Бабурского ущелья. Танкисты выстрелили фугасным снарядом, и вертолет, круживший над головой колонны, послал четыре нурса в сторону дэшэка.

Словно по команде, из тростника выскочили две группы. Одна бежала в сторону колонны, другая — к первому посту. Танки, бронетранспортеры били по бегущим из пулеметов, сарбозы строчили из автоматов. Эхо боя носилось по ущелью минут двадцать. И вдруг все стихло. Нападавшие побежали вспять, спрятались в высоком тростнике. От комбата пришел посыльный, сказал Дугину:

— Это шурави-оборотни!

— Не расслабляться. Они еще устроят засаду. Где-то еще одна группа «духов» спряталась.

Действительно, когда колонна прошла метров триста, из сахарного тростника к ней выбежала еще одна группа душманов. Танки развернули башни в их сторону и начали расстреливать бегущих осколочными снарядами. В бой снова вступили бронетранспортеры и солдаты опербата. Послышались стоны, крики «Аллах Акбар». Второй бой длился минут пятнадцать. Затем снова все стихло.

Бабурское ущелье колонна прошла без потерь, но в опербате было четыре убитых, три тяжелораненых и семь раненых. Убитых и раненых повезли в Асадабад. Раненых — в госпиталь, а убитых мулла повёз на кладбище похоронить по мусульманским обычаям до захода солнца.

На поле боя нашли 25 убитых душманов и 17 раненых. Кто мог передвигаться — ушли ночью по «зеленке» в Пакистан. Как потом рассказал наш осведомитель, Гульбеддин лично расстрелял командира группы за невыполнение поставленной задачи.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Примечания

1

Пухнарями фронтовики называли новичков.

2

Эрэс — реактивный снаряд.

3

Сиаси афг. — политработник.

4

Машина плохая.

5

Демократическая организация молодежи Афганистана. ² Спасибо, советник, спасибо.