Вдова на один день

Николай Леонов, 2012

В подмосковном пруду одно за другим находят тела троих мужчин. Есть подозрение, что все они – жертвы преступлений. Полковникам Льву Гурову и Станиславу Крячко становится известно, что утопленники при жизни никак не были связаны между собой. Однако есть то, что их объединяет: в легких погибших обнаружены ионы серебра, которые отсутствуют в химическом составе воды пруда… Дальнейшее расследование приводит сыщиков в местное казино, но тут события становятся и вовсе непредсказуемыми, и, сами того не ожидая, сыщики попадают в западню…

Глава вторая

Станислав Крячко сидел в кабинете, который они делили на двоих с Гуровым, за своим столом и с хмурым видом просматривал лежавшую перед ним стопку дел. Собственно, стопка не была такой уж высокой — папочки с делами были тоненькими по причине небольшого количества материала, хранившегося внутри. И вот с этим скудным материалом Крячко приходилось работать!

Станислав запустил руку в свою шевелюру, взъерошил волосы и еще больше нахмурился. Он действительно корпел над этими делами уже больше недели, а результат по-прежнему был нулевым. А откуда было ему взяться, если материалов кот наплакал?

В отсутствие серьезных преступлений — и слава богу, с одной стороны! — Орлов поручил Крячко заняться работой над заявлениями о пропавших без вести людях. Поначалу Станислав был даже рад — все ж таки лучше, чем на пару с Гуровым строчить длинные, скучные отчеты. А если учесть, что с орфографией и стилистикой у Станислава всегда были напряженные отношения, то и вовсе неудивительно, что он охотно променял это занятие на поиски «потеряшек», как ласково называли опера исчезнувших людей.

Однако чем больше Станислав разбирался с этими заявлениями, тем сильнее убеждался, что работенка ему досталась нелегкая. Дела были разными, исчезнувшие люди тоже. Во всяком случае, по роду занятий и возрасту. Не были они и знакомы между собой. Так что объединить эти исчезновения в связанную цепочку не получалось.

«А жаль, — думал Крячко. — С сетью проще работать. А тут — сплошные разрозненные случаи!»

Но во всех этих разрозненных случаях имелись свои странности. Начать с того, что два заявления были в спешном порядке отозваны. То есть просто пришли жены пропавших и, не глядя на Крячко, заявили, что хотят забрать заявления. Пришли, конечно, поврозь, но вели себя примерно одинаково. Обе смотрели в пол, отводили глаза и толком не могли объяснить причины такого поведения. Если с первой дамочкой Крячко не тратил много времени — не хотите, как хотите, дело, как говорится, житейское, — то со второй он уже насторожился.

— А что, ваш муж нашелся? — задал он первый вопрос.

Дамочка принялась юлить и крутить носом, забормотала что-то насчет того, что она погорячилась, и все такое… Крячко пришлось повторить вопрос, и тогда дамочка призналась, что нет, муж не нашелся, но обязательно вернется, теперь она в этом не сомневается, что все это дела семейные и полиции совершенно необязательно в них вмешиваться. Крячко припугнул ее даже тем, что обязательно проверит, вернулся ли муж, но та стояла на своем. Пришлось заявление отдать.

«Ну и черт с вами!» — подумал Станислав, раздраженно возвращая третье заявление, поданное спустя неделю после первых двух.

Он вспоминал, в каком настроении приходили жены пропавших в первый раз. Они чуть ли не бились в истерике и не целовали Крячко руки, умоляя разыскать мужей. Уверяли, что никаких посторонних женщин у них нет и быть не может, что они ни за что не поехали бы ни к друзьям, ни по делам на столь длительный срок, не предупредив их. А сотовые телефоны каждого были отключены. И Крячко честно выполнял порученную работу, разбирался с каждым случаем, беседовал с друзьями, соседями, обивал пороги фирм и компаний, в которых эти люди работали…

А потом эти же самые жены приходят и заявляют, что им ничего не нужно! Где, спрашивается, логика? Впрочем, там, где женщины, логику искать бесполезно, в этом Крячко был глубоко убежден. И все же его настораживало такое поведение. К тому же начала наблюдаться некая тенденция…

Крячко сдержал свое обещание: он лично наведался через пару дней к женщинам, забравшим заявления, и убедился, что мужья их находятся дома, в полном здравии и благополучии. Все беглые благоверные твердили, что просто у них были «дела конфиденциального характера», о которых они не могли сообщить никому, даже родным женам. Что теперь все будет хорошо, что они крайне благодарны Крячко за заботу, но просят впредь их не беспокоить. Двое даже пытались сунуть Крячко энную сумму за причиненные хлопоты, однако Станислав настолько обозлился, что просто послал обоих подальше, о чем потом втайне сожалел. На эти деньги можно было приобрести, скажем, кондиционер в кабинет, а то жара уже не за горами, а они мучаются который год. Или просто прогулять с Гуровым в каком-нибудь кабаке — по крайней мере, не так обидно.

Однако оставались дела, заявления по которым так и не были отозваны. И Станислав, сцепив зубы, продолжал их штудировать. Дел оставалось три. Крячко посмотрел на даты. Первое заявление датировалось концом апреля. Собственно, это было не первое заявление, а четвертое. Первые три благополучно забрали, и официально Крячко уже не занимался этими делами. Хотя, признаться, не забыл о них.

Итак, конец апреля… Человек поехал на деловую встречу, благополучно встретился с партнерами, после чего поехал домой на своем автомобиле и исчез. Ни его, ни машины. Как растворились в воздухе.

Крячко атаковал службу ДПС, наказав строго-настрого обыскать все дворы и закоулки, а также тщательно проверять все машины нужной модели — не перебиты ли случайно номера? Объем работ был, конечно, немалым, если не сказать, почти нереальным. Ведь машина была не какой-нибудь раритетной штучкой, а стандартным «Ниссаном», но Крячко, сам нервный и издерганный отсутствием результата, постоянно доставал дэпээсников, связываясь с ними несколько раз в день и дотошно расспрашивая, не появилось ли хоть какого-то намека в деле. Дэпээсники, как он подозревал, за глаза кляли Крячко на чем свет стоит, но его это мало волновало.

Следующий случай больше всего беспокоил Крячко. Может быть, потому, что именно его ему приходилось перечитывать чаще других. А все из-за того, что жена исчезнувшего постоянно напоминала Крячко о себе. Звонила она полковнику ежедневно, причем не по одному разу. Неизвестно, каким образом, но ей удалось раздобыть номер его домашнего телефона, и она атаковала Станислава даже после рабочего дня, что сильно раздражало его супругу. Если та и могла стерпеть внеурочные звонки от начальства или от Гурова, которого знала много лет, то уж с настойчивыми просьбами незнакомой женщины позвать к телефону ее мужа мириться никак не желала.

Сам же Крячко, как ни странно, не реагировал на эти атаки столь бурно и негативно, хотя обычно терпеть не мог, когда ему надоедали. Он симпатизировал этой молодой женщине по имени Олеся. Но симпатии эти были совсем не такого характера, как подозревала его ревнивая супруга. Девушке было лет двадцать семь, и он смотрел на нее скорее по-отечески. На вид она была хрупкая, мягкая, очень женственная, и поначалу сложно было представить, что она может проявить невероятную твердость в том, чтобы нашли ее мужа.

Напористость Олеси, ее уверенность в муже вызывали у Крячко невольное уважение. Ее брак длился четыре года, муж был музыкантом, довольно известным оперным певцом, и был на десять лет старше жены. Звали его Аркадий Заволокин.

Крячко видел его фотографии — очень типичная внешность: черные кудри по плечам, синие глаза, глядящие уверенно, даже чересчур. На взгляд Крячко, слишком смазлив, но у женщин свои вкусы. Исчез внезапно, без каких-либо предпосылок. Просто поехал куда-то после утренней репетиции в театре — и все. Как в воду канул.

Поначалу Крячко решил, что муженек просто загулял. Рассуждал Станислав так: артист, к тому же с такой рожей, наверняка пользуется огромным успехом среди театральных прим. Да и не только. Сколько поклонниц, тайных и явных, желали бы заполучить такой экземпляр! Вот и завис у какой-нибудь из них, а домой возвращаться не торопится, потому что… Да мало ли почему! Во-первых, потерял голову. Может, ему там настолько хорошо, что в надоевший дом и не тянет? Во-вторых, может быть, просто пока не придумал убедительного оправдания для жены. Вот сочинит удобоваримую сказочку про внезапно выпавшие гастроли, на которые стремительно сорвался, тогда можно и к жене. А что в театр не сообщил — так зачем афишировать левые заказы? Да мало ли что можно наплести любящей супруге, которая от счастья, что муж вернулся, готова будет поверить во что угодно!

Такой опытный ловелас, привыкший купаться в женском обожании, наверняка тяготился одними лишь брачными узами. А Олеся хоть и милая девушка, но для такого, пожалуй, немного пресновата, что греха таить! Уж, наверное, Заволокин привык к ярким красоткам, по сравнению с которыми миловидная Олеся просто меркнет. А что твердит о взаимной любви и верности с супругом, так это понятно. Кому же не хочется верить в сказку? А потом, может быть, чтит мужнину репутацию, не хочет выносить на свет грязное белье, выворачивать всю подноготную перед полковником Крячко, посторонним, в сущности, человеком. Что ж, очень мудрая позиция!

Словом, Крячко был уверен, что блудный муженек Олеси скоро вернется. Да наверняка это не первый его подобный загул!

Оказалось, что первый… Более того, Крячко, лично съездивший в театр и пообщавшийся с актерской братией, вынужден был признать, что здорово ошибался как насчет самого Заволокина, так и его отношений с женой. Все артисты и, что куда важнее, артистки в один голос твердили, что Заволокин — человек сдержанный, закрытый и домашний. Свою жену обожал, старался брать с собой на все гастроли, с концертных выступлений в театре они уезжали вместе — жена в зале присутствовала всегда. Что он не заводил никаких романов — ни с поклонницами, ни тем более с коллегами по театру, откровенных заигрываний не замечал, со всеми был подчеркнуто вежлив, но держал дистанцию.

«Словом, кремень нравственности, а не человек!» — сделал про себя вывод Крячко.

Собственно, он и сам отмечал некую неуловимую неординарность Олеси. Она не блистала яркой внешностью и острым языком, но за ней чувствовались какая-то большая внутренняя сила и обаяние. Это сложно было выразить словами, однако Крячко ощущал это постоянно при общении с нею. Именно поэтому он не отчитывал ее за постоянные названивания и расспросы, как продвигается дело, и даже инструкции, которые она старалась ему давать. Наоборот, Крячко старался ее утешить и уверить, что все будет в порядке.

Однако шли дни, а Аркадий Заволокин так и не появлялся. Крячко проверил все возможные версии, но ни одна из них не подтвердилась. И вот сегодня был уже ровно месяц с тех пор, как он впервые увидел Олесю Заволокину, принесшую заявление об исчезновении своего супруга. А сказать ей что-то обнадеживающее Станислав по сей день не мог…

* * *

Открылась дверь, и на пороге появился Гуров — молчаливый, сосредоточенный и серьезный. Он сразу же прошел за свой стол и стал просматривать какие-то бумаги. Крячко, опухшему от постоянного перечитывания одних и тех же материалов, очень хотелось отвлечься и спросить, чем так увлекся Лев. И если дело интересное, то быстренько сбегать к Орлову и спросить — не светит ли и ему получить что-нибудь более живенькое, чем рутинная работа с пропавшими людьми, на которую он уже смотреть не мог.

Крячко покосился на Гурова. Тот методично перелистывал один лист за другим, не реагируя на то, что происходит вокруг, весь погрузившись в собственные мысли. Станислав невольно позавидовал другу. Он прекрасно знал, как умеет Лев концентрироваться на работе, независимо от того, скучна она или нет. Вслух же Крячко никогда не выказывал своей зависти, напротив, частенько высмеивал это гуровское качество, трактуя его как занудство, а самого друга называя бездушным роботом.

Вот и сейчас он переборол свое желание пойти на поклон к Орлову и продолжал тупо читать дела о пропавших без вести, хотя знал их все уже практически наизусть.

Гуров тем временем прочел все, что хотел, потянулся к телефону, набрал номер и произнес в трубку:

— Судмедэкспертиза? Мне нужны результаты вскрытия по трем делам… Сейчас продиктую…

Крячко подавил зевок. Нет, ничего нового он здесь не узнает. И для Гурова у Орлова не нашлось ничего интересного. Станислав был бы рад, если бы генерал-лейтенант послал их куда-нибудь на задержание по поводу перестрелки или хотя бы драки, а тут — такая же писанина, как и у него. Скучно.

Крячко не стал дожидаться чудес, поднялся из-за стола и решил пройти в местный буфет перекусить, справедливо рассудив, что на сытый желудок работается куда веселее. Гуров даже не поднял головы, когда Крячко выходил из кабинета, и Станислав мстительно решил не покупать на его долю ни гамбургеров, ни кофе.

* * *

Перед полковником Гуровым лежали результаты вскрытия трех тел, выловленных в Хорошаеве. Он уже успел ознакомиться с личностями погибших, но пока что не заострял на них внимание. Его сейчас волновали иные факты…

Как сообщали эксперты, причиной смерти всех троих явилось утопление, и это не подлежало сомнению: у каждого в легких была обнаружена прудовая вода. Объединяло эти трупы еще и то, что все мужчины были в одних трусах. Причем одежда двоих была найдена там же, на берегу, — просто лежала на песке или в кустах. За исключением третьего, Варгузова Анатолия Николаевича, врача-кардиолога, чье обнаружение произошло на глазах генерал-лейтенанта Орлова.

И еще — в воде, находившейся в легких погибших, содержалось некое вещество, которое вроде бы не должно там присутствовать. Собственно, вещество это было вполне знакомо Гурову — речь шла об обыкновенном серебре. И вот этот факт занимал сейчас Гурова больше всего.

Полковник включил компьютер, вошел в Интернет и стал открывать сайты один за другим, пытаясь найти ответ на интересующий его вопрос. Отчаявшись добиться от мировой Сети нужного результата, Гуров направился в экспертную службу.

— Это не к нам, Лев Иванович! — сразу же переадресовал его пожилой судмедэксперт. — Мы врачи, а это вопрос, скорее, к химикам. Или даже экологам. Я бы посоветовал вам съездить в экологическую лабораторию, вот там должны точно знать.

Поблагодарив, Гуров направился в лабораторию. Рассудив, что в такое время суток быстрее будет добраться своим ходом, он не стал брать автомобиль, решив немного пройтись пешком, а потом сесть на метро. Погода располагала к прогулкам: июнь разошелся вовсю, раскинулся, расцвел во всей красе, словно нахально вытеснив остатки мая, не дав ему догулять положенное. Однако обижаться на него за такую нескромность никто и не думал. Люди были одеты совсем легко, и казалось неправдоподобным, что еще три недели назад все ходили в пальто, а особо мерзлячие надевали еще и головные уборы.

К удивлению Гурова, лаборатория занимала довольно большое помещение — ни дать ни взять целый факультет какого-нибудь института. В коридорах лаборатории было просторно и пусто. Гуров последовательно попытался заглянуть в несколько комнат, но все они оказались запертыми. Лишь на втором этаже была открыта одна дверь в самом конце коридора. Заглянув туда, Гуров увидел уже немолодого человека, сидевшего за столом, на котором стоял какой-то лабораторный прибор. Человек сосредоточенно что-то рассматривал и записывал в толстый журнал.

— Прошу прощения, — кашлянул сыщик. — Полковник Гуров, МВД. У меня к вам небольшой вопрос.

Человек внимательно посмотрел на полковника из-под очков, удивленно усмехнулся:

— Чем может быть интересна наша лаборатория столь доблестному ведомству?

— А почему нет? — улыбнулся в ответ Гуров. — Что же вы так принижаете значение своего заведения?

— Не я, не я! — затряс головой мужчина. — Администрация. Видите, сколько комнат пустует? Это пока. А так вообще нас грозятся расформировать. Оставить пару комнат — и достаточно. А остальное помещение отдать под коммерческую основу. Сейчас всех интересует только прибыль, а какая прибыль от нас? Так что…

Он не договорил, только досадливо махнул рукой.

— Ну, не все так печально, — попытался внести немного позитива Гуров. — Вот, например, сейчас вы можете оказать мне огромную помощь. И пусть она не может быть названа прибылью в привычном смысле, но, поверьте, роль в раскрытии преступления может сыграть немалую.

Человек, казалось, был удивлен.

— Что вы говорите? — он посмотрел на Гурова с любопытством. — Что ж, буду рад помочь, если, конечно, смогу.

— Может быть, вы представитесь? — попросил Гуров.

— Это пожалуйста. Лев Борисович Камышинский, доцент кафедры экологии, — произнес мужчина.

— О, так мы с вами еще и тезки, — улыбнулся Гуров. — Это совсем хороший знак. А вопрос мой очень прост. Вам известен поселок Хорошаево?

— Конечно! — сейчас же ответил Камышинский.

— В нем есть несколько прудов… — продолжал Гуров, по кивку Камышинского поняв, что тому известно, о чем он говорит. — Я хочу знать, во-первых, одинаковая ли по составу вода во всех этих прудах? Во-вторых, содержится ли в ней серебро? И если нет, то в каких окрестных водоемах содержится?

— Что ж, на первый вопрос могу ответить не задумываясь, — сказал Камышинский. — Вода одинаковая. Собственно, раньше это был один пруд. Потом постепенно они стали пересыхать, уменьшаться в размерах, разделились, и сейчас мы имеем то, что имеем. Принципиальной разницы нет. Что касается серебра, то оно там не присутствует.

— Это абсолютно? — уточнил Гуров.

— Ну, если только кто-то специально не добавил его туда! — развел руками доцент. — Но в этом случае его должно быть очень много, чтобы обнаружить примеси в воде. Для достоверности вам следовало бы принести мне пробы воды. Тогда бы я точно мог вам сказать, присутствуют в них ионы серебра или нет.

— Да вот как-то по-быстрому съездить в Хорошаево я не удосужился… — пробормотал Гуров. — Посему будем считать, что на первые два вопроса вы мне ответили. Остается последний.

— Да! Тут столь однозначно ответить сложно, — задумчиво проговорил Камышинский. — Серебро само по себе вообще-то в прудах не содержится, как и в других водоемах. Во всяком случае, в таком количестве, чтобы на него обращать внимание. Обычно подобным веществом обеззараживают питьевую воду. Его, к примеру, используют на космических станциях. Там пьют исключительно ионизированную воду.

— А кроме космических станций?

— Ну… — эколог задумчиво погладил подбородок. — Им могут обеззараживать воду в бассейнах.

— В бассейнах? — поднял брови Гуров.

— Ну да. Но и не только. Могут применять где-нибудь в озере, которое находится на частной территории — вполне! Это в том случае, если хозяева стремятся обеспечить полную безопасность. И даже не обязательно частники. Могут использовать в каких-нибудь пансионатах, местах, специально оборудованных для отдыха. Но чтобы его добавляли повсеместно — такого нет.

— А конкретно вы можете назвать какие-то места, где употребляется серебро?

— Конечно, нет! — с легким недоумением ответил Камышинский. — Мне никто специально не станет об этом докладывать! С какой стати? Это же не запрещенное вещество!

— Тогда почему бы его не использовать повсюду, во всех общественных водоемах? Для полной гарантии того, что люди не заразятся какой-нибудь дрянью? — задал Гуров резонный, как ему казалось, вопрос.

Камышинский же лишь пожал плечами:

— Во-первых, если какая-нибудь, как вы выражаетесь, «дрянь» и будет где-нибудь обнаружена, то водоем вообще должен быть закрыт для принятия соответствующих мер. И тогда уже одним серебром не обойтись. Во-вторых, оно не такое уж сильное, чтобы победить, скажем, синегнойную палочку или подобные инфекции, и годится для воды, которая уже прошла предварительную обработку.

— А если в качестве профилактики? Как дополнительное средство, так сказать?

— Ну, оно не такое уж дешевое, — покачал головой Камышинский и улыбнулся. — Разбрасывать его направо и налево довольно накладно. Государство вряд ли пойдет на это, да и зачем?

— То есть, как сказал бы мой друг Станислав, его применение — это чистое буржуйство? — усмехнулся Гуров.

— Можно сказать и так, — улыбнулся Камышинский. — Вообще, использование серебра — процесс неоднозначный. Насыщение воды ионами серебра необходимо строго дозировать — избыток ионов представляет опасность, ведь в больших дозах серебро токсично. Опыты даже показали, что при введении высоких концентраций ионов серебра у животных понижается иммунитет, происходят резкие изменения в сосудистых системах головного и спинного мозга. А у людей, отравившихся препаратами серебра, наблюдались психические расстройства, что связано с повреждениями нервных тканей спинного и головного мозга.

— Надо же! — воскликнул Гуров. — Никогда бы не подумал!

— Как говорил Сократ, все в мире яд, вопрос лишь в дозе! — поднял палец Камышинский. — Но если соблюдать меру, никакого вреда серебро не принесет.

— И что же, это необратимые процессы? — полюбопытствовал Гуров. — Человек, отравившийся серебром, уже никогда не придет в себя?

— Слава богу, нет! — развеял его сомнения Камышинский. — Уже через одну-две недели почти все серебро выводится из человеческого организма, его концентрация составляет не более десятой доли от первоначально введенного. Что же касается конкретных водоемов… Ищите, может быть, вам и повезет. А почему, если не секрет, вас так это интересует?

— Я еще сам до конца не знаю, — проговорил полковник, поднимаясь. — Всего доброго.

И, поблагодарив доцента, направился к выходу из лаборатории.

* * *

Вернувшись в управление, Гуров решил сам пройти к Орлову и рассказать о том, что успел выяснить. Орлов частенько грешил тем, что вызывал своих подопечных для подробного отчета, даже когда никакой особой спешки в делах не отмечалось. Правда, сейчас был не совсем такой случай: подобное поведение Орлова объяснялось тем, что на него давило начальство сверху, требуя отчетности и скорейшего завершения любых дел. Сейчас же, по сути, уголовного дела как такового еще не было. Гуров занимался утопленниками по личной просьбе Орлова и был уверен, что генерал-лейтенант ни с кем, кроме него, вообще не делился своими подозрениями. Но Гуров понимал, что сам Орлов озабочен этими происшествиями, и решил не вынуждать своего шефа томиться в неведении.

Орлов даже удивился, когда увидел Гурова на пороге своего кабинета, ведь расстались они совсем недавно. У него даже мелькнула мысль, что Гуров, полистав материалы, пришел к однозначному выводу, что у Орлова развивается паранойя и он видит преступление там, где его и в помине нет.

«Сейчас начнет язвить, еще и в старческом маразме меня упрекать!» — с досадой подумал Петр Николаевич, но принял своего сыщика доброжелательно. Гуров сел на свой любимый жесткий стул, вытянул длинные ноги и сказал:

— Что ж, Петр, боюсь, что интуиция тебя не подвела… Правда, далекоидущие выводы пока делать рано, но разобраться с этими утопленниками нужно посерьезнее.

И Гуров рассказал о своем посещении экологической лаборатории, упомянув о найденных в легких утонувших ионах серебра. Орлов нахмурил брови и слушал чрезвычайно внимательно. Обнаружение серебра весьма его заинтересовало.

— Но ведь тогда получается, Лева, что они утонули в другом месте? А потом их просто сбросили в этот пруд? — высказал он свою мысль.

— Утонули или их утопили, — уточнил Гуров. — А вот с какой целью… Я прочитал сведения о личностях погибших, на первый взгляд их ничего не связывает.

Гуров и в самом деле ознакомился с материалами, в которых были записаны личные данные утонувших, еще до того, как поехал в лабораторию.

Первым в списке значился некий Борис Вельчинский, молодой парень двадцати семи лет, архитектор по профессии. Данные о нем были скудными, поскольку дело после предварительной проверки, занявшей один день, автоматически было закрыто за отсутствием состава преступления.

Следующим шел Семен Абрамов, руководитель конторы по оценке недвижимости, о котором сведений также было негусто.

Третий — тот самый Анатолий Варгузов, чья смерть и положила начало любопытству Орлова. О нем Гуров больше узнал от самого генерал-лейтенанта, чем из представленных материалов. Но и сам Орлов мало чем располагал, только пустяковыми фактами, мельком услышанными им на берегу из беседы вдовы с участковым.

Гуров, выложив все, чем владел на данный момент, замолчал и выжидающе посмотрел на Орлова, предоставляя теперь тому право высказаться. Орлов посопел, поправил очки, на всякий случай сам перечитал отксерокопированный листок, затем сказал:

— Действительно, никакой связи. Полагаю, они даже не были знакомы, хотя это нужно выяснить. Видимо, придется поработать с каждым случаем в отдельности.

— Тогда рушится твоя версия о том, что все эти трупы — закономерность, — заметил Гуров.

— У меня, Лева, толком и не было никакой версии, — напомнил Орлов. — Мне просто захотелось разобраться, сами люди тонут или им кто-то помогает. Ты практически установил, что утонуть сами они не могли.

— По крайней мере, в том пруду! — подчеркнул Гуров. — Что вовсе не означает, что они не могли этого сделать в каком-то другом. А вот почему оказались в Хорошаеве… Тут тоже могут быть варианты. И не факт, что их всех утопили намеренно. Выяснить бы еще, где находится тот самый искомый водоем, в котором содержатся ионы серебра, — задумчиво протянул Гуров. — Неизвестно даже, пруд ли это вообще.

— Вот и выясни! — подхватил Орлов. — И вообще, где это видано: при расследовании руководствоваться только одной версией? Так может поступать только молодой, неопытный оперативник либо человек недальновидный, ограниченный, с узким кругом мышления! Чего никак нельзя сказать о тебе, Лева! На одной версии ни в коем случае нельзя замыкаться, иначе есть опасность впасть в стереотипы, обвинить невиновного человека и пройти мимо настоящего преступника. Точнее, мимо деталей, которые помогли бы этого преступника изобличить!

Орлов впал в долгие теоретические разглагольствования, поскольку убедился, что теперь, после появившейся в деле зацепки, у него уже куда больше оснований требовать от Гурова продолжения работы по этим делам. Понимал он также, что полковник и сам не бросит эту работу. По крайней мере, пока не убедится, что в ней и впрямь нет никакого криминала.

— К чему такая длинная преамбула, Петр? — усмехнулся уголком рта Гуров.

Орлов запнулся на полуслове, но не смутился и ответил:

— К тому, что нужно применять комбинированный подход! То есть расследовать как все дела в совокупности, как серию, так и заниматься каждым в отдельности. Кстати, то, что эти люди не были знакомы между собой, никоим образом не отменяет версии о том, что это серийное преступление. Хотя причина смерти у каждого может быть своя. Единственное связующее звено, которое лично мне пока удалось выделить, — это то, что люди все приличные и небедные. Не олигархи, но и не голытьба. Кстати, что там у них по части алкоголя в крови?

— У всех чисто, — ответил Гуров.

— Во-от! — торжествующе поднял палец Орлов. — Что и требовалось доказать! Кто обычно тонет у нас летом, Лева? Пьяные или полупьяные компании. Ну, бывают и одиночки, конечно, но в девяноста девяти процентах случаев находящиеся под градусом! А тут все чисто.

— Я заметил еще вот что, — добавил от себя Гуров. — Среди них совсем нет молодых, то есть совсем молодых, даже юных. Это я в твою копилку о статистике утонувших без посторонней помощи. В основном же тонет молодежь, от шестнадцати до двадцати трех. А тут — люди среднего возраста и старше. Самому молодому, архитектору Борису Вельчинскому, двадцать семь.

— Вот видишь, видишь! — кивал Орлов. — У тебя уже более чем достаточно материала для работы! И собственные соображения появились! И вообще было бы странно, чтобы ты да не заметил столь тонких нюансов!

— Петр, я не твое начальство, чтобы ко мне подлизываться, — улыбнулся Гуров. — Так что можешь расслабиться. Делать мне и впрямь пока нечего, так что добью-ка я этих утопленников до конца. Фигурально выражаясь, конечно.

— Да я понял, — усмехнулся Орлов. — Ты хоть и циник, но не настолько!

— Что выросло, то выросло, — с притворным сожалением развел руками полковник.

— Ты знаешь, что на меня всегда можешь рассчитывать, — напутствовал его Орлов, намекая тем самым на завершение разговора. — Поддержку получишь всегда. Кстати, тебе Крячко не нужен?

— Нет, пока без него обойдусь. Он сейчас не в настроении, постоянно ворчит и проклинает тебя за подкинутую работенку. Теперь к нему отсылают абсолютно всех, кто обращается с заявлениями о пропажах! Дежурные сержанты уже вовсю над ним прикалываются кто во что горазд! В пятницу даже тетку прислали, у которой кот пропал, так Станислав так бесился, что за окном было слышно!

Орлов расхохотался во весь голос, Гуров также не удержался. Уж очень комично выглядел багрово-красный Крячко, который сначала в течение пятнадцати минут терпеливо выслушивал, какой «он был добрый и ласковый, единственное родное существо на всем белом свете». Потом старательно записывал сведения об исчезнувшем — когда пропал, где и при каких обстоятельствах. С особым рвением он продолжил работу, когда услышал, что «ему всего десять лет», и на лице его были написаны самые искренние сочувствие и жалость. Выражение лица его сменилось на негодующее и налилось краской после того, как ему стало ясно, что женщина столько времени распиналась о любимом британце, а детей и внуков у нее и в помине нет.

Крячко, выпучив глаза и сдерживаясь изо всех сил, выпалил, что такие вопросы не по части Главного управления внутренних дел, и уж тем более ими не станет заниматься он, опер-важняк. Тетка не поняла значения слова «важняк» и сочла, что Крячко просто слишком много о себе воображает. Она обиделась и пообещала подать жалобу на Станислава вышестоящему начальству. Выпроводив ее, Крячко в ярости скомкал исписанный его корявым почерком лист и швырнул его в раскрытое окошко. Лист опустился прямехонько на голову входившего в управление начальника службы ГИБДД генерала Лаврова, приехавшего в главк для совещания с Орловым, и Крячко едва успел присесть и спрятаться за подоконник, чтобы генерал не заметил его круглую голову.

Однако Лавров не побрезговал прихватить листок с собой и пытался по почерку выяснить, кому принадлежит данное художество, дабы сделать внушение на тему того, что подобное поведение порочит офицерский мундир. И Крячко старался прятаться где-нибудь подальше от генеральских глаз, дабы тот вдруг не задался мыслью попросить его что-нибудь написать для образца.

Отсмеявшись от души, Орлов покачал головой и произнес:

— Ладно, скажи ему, что я возьму этот вопрос на себя. А то еще решит с испугу на больничный уйти, когда у него ни одно дело не раскрыто!

— Ты что, думаешь, он генерала боится? — фыркнул Гуров. — Он скрывается от новых посетителей, боясь, что ему под шумок всучат заявления о пропаже всяких попугайчиков, хомячков и прочих домашних любимцев! Хотя вообще-то они обычно не пропадают, поскольку сидят в клетках.

— Ладно, пошутили, и хватит, — принял серьезный вид Орлов. — Давай отправляйся уже хоть куда-нибудь. Адреса и места работ погибших тебе известны?

— Очень поверхностно, — ответил Гуров.

— Ну так узнай досконально и поезжай. А я буду молиться, чтобы в Хорошаеве не выловили еще одного утопленника.

— Ты у нас прямо новатор! — восхитился Гуров.

— Почему это? — не понял Орлов.

— Потому что ввел новую методику работы для руководителя главка! Оказывается, лучший способ руководить главком — это молитва!

— Ладно, иди уже! — недовольно прикрикнул Орлов. — Будешь еще к словам придираться!

— Советую тебе пообщаться с каким-нибудь архиепископом, — от двери проговорил Гуров. — Может, пристроит тебя в какую-нибудь церквушку пономарем. На четверть ставки.

Орлов запустил в Гурова лежавшей на столе пустой сигаретной пачкой, тот ловко увернулся, и она впечаталась прямо в захлопнувшуюся дверь. Насвистывая, Гуров направился в свой кабинет.

Собственно, в кабинете он провел совсем немного времени, лишь выяснив точные адреса людей, утонувших в пруду Хорошаева. Начать же проверку он решил с конца, то есть с последнего погибшего, которым был Анатолий Варгузов. Не став делать никаких предварительных звонков, Гуров прямиком направился по его адресу.

Варгузов проживал практически в центре, в восемнадцатиэтажном доме на улице Столетова. Когда Гуров подъехал туда и позвонил в домофон, ответом ему была тишина. Сыщик уже было упрекнул себя за то, что отказался от звонка и зря потратил время, как к подъезду подъехал черный джип «Тойота». Из него вышла бледная женщина в траурном платье с высоким воротом, вслед за ней показался мужчина чуть помоложе.

— Ты можешь ехать, Виктор, — негромко произнесла женщина.

— Ты уверена, что сможешь остаться одна? — спросил тот, внимательно глядя на нее серыми глазами.

— Думаю, да. К тому же… Мне теперь нужно привыкать быть одной, — тихо сказала женщина, опустив глаза.

Лицо мужчины выражало сомнения. Вглядываясь в говоривших, Гуров отметил, что мужчина и женщина похожи между собой. У мужчины были такие же рыжеватые волосы, только у женщины они были еще и подкрашены, такие же серые глаза, да и общие черты сходны. Гуров подумал, что они, наверное, близкие родственники, скорее всего брат и сестра. Он моментально вспомнил рассказ о нахождении трупа Варгузова в пруду, переданный ему Орловым, и подумал, что многие детали совпадают: та же машина, женщина, похожая по описанию, к тому же в траурной одежде. Вспомнил он и имя-отчество Варгузовой — Елена Алексеевна.

Конец ознакомительного фрагмента.