Zадача будет выполнена! Крымский котел

Николай Марчук, 2023

Пламя Третьей мировой войны полыхнуло жарко и ярко! Объединенный Запад ударил первым, нанеся сокрушительный ракетно-бомбовый удар по Российской Федерации. Россия не пала, выстояла. Пришло время бить в ответ. Рота российских добровольцев уходит в рейд по глубоким тылам противника. Каждый из них знает, что к своим он уже не вернется. Они должны отвлечь на себя внимание врага от места нанесения главного удара. И пусть их всего сотня, а врагов в тысячу раз больше… Задача будет выполнена! Враг будет разбит! Победа будет за нами!

Пролог

Апрель 20… г. Окрестности Вашингтона.

США. Пункт временной дислокации Отдельной 10-й штурмовой дивизии.

Группа войск «V»

866-й день войны

— Товарищи бойцы, воины! Мы прошли долгий путь, мы проливали кровь, сражаясь за нашу Родину! Мы защищали наших жен, детей и матерей! Мы освобождали европейские столицы от гнета войск Западной коалиции, мы бились за правое дело! Еще немного, и враг будет разбит! — генерал, стоя на самодельной, сбитой из досок трибуне, кричал в громкоговоритель. — Те бойцы, которые поднимут знамя нашей дивизии над зданием Капитолия, будут награждены Звездами Героев России, их имена будут записаны в Пантеон воинской славы наравне с именами таких прославленных героев, как… — генерал зыркнул в бумажку-подсказку и скороговоркой выдал: — Алексей Берест, Михаил Егоров и Мелитон Кантария.

— Слышь, Псих, а я не понял, чего он первого и второго бойца назвал по имени и фамилии, а третьего и четвертого только по фамилии? — шепотом спросил у меня стоящий справа сержант с позывным «Бамут». — И, вообще, о ком это Рыжик сейчас говорит?

— Бамут, древний ты человек, одно хорошо — пулеметчик от бога! Карл Маркс и Фридрих Энгельс это не муж и жена, а четыре разных человека, — пошутил я. — Он назвал три имени и три фамилии. Мелитон Кантария — это один человек. Эти трое водрузили знамя Победы над Рейхстагом в 1945 году. Запомнил, дурья твоя башка?!

Стоять на жаре битый час было невыносимо, все-таки хорошо они в своей Америке устроились, их столица — чертов Вашингтон — находится на одной широте с Турцией, так что у них тут чаще всего жарко. А мы стоим как идиоты в полной боевой выкладке, увешанные оружием и закованные в штатную броню. Бойцы из моего отделения вообще-то в бронежилеты облачаются, только находясь на блоках или если нас приехали снимать журналюги, а в реальном бою броник больше мешает, чем помогает.

Ладно бы где-нибудь в тенечке сейчас лежали с пивком в руках, так нет, выстроили два батальона на разогретом от раннего весеннего солнца бетоне взлетной полосы и вещают уже битый час, что именно мы должны взять этот чертов Капитолий и водрузить над ним знамя нашей доблестной Краснознаменной 10-й штурмовой дивизии.

Ну конечно, мы, а кто еще? Первый и второй ДШБ тут без вариантов, только нас можно послать в самое пекло с четким приказом — притащить Люцифера и бросить его пред светлы очи начальства. И мы пойдем и выполним поставленную задачу!

Жариться на солнце было невыносимо, пот стекал по спине, оттуда по заднице, потом по ногам и скапливался в ботинках. Чертовы ботинки! Ну вот почему нельзя было обуть кроссачи? Они у меня черные, под цвет ботинок. Никто бы не заметил несоответствие, я стою в четвертом ряду, за спинами своих сослуживцев. Сейчас бы пивка холодного, подлечиться после вчерашнего!

— Псих! Псих! Подь сюды… — отвлек меня от грустных мыслей ротный. — Псих, епта, комбат сказал, что надо какую-нибудь речуху двинуть перед ротой, епта, чтобы они потом крикнули «ура!», епта. А я, епта, не знаю, что говорить, епта. Выручи, епта! Киношники хронику снимают, им по сюжету, епта, так надо. Звук потом наложат, епта, можешь говорить все, что хочешь, но чтоб без мата, епта, а то по губам потом прочитают, епта. А я не могу, сам понимаешь, епта!

— Михалыч, а че сразу я? Вон, Синице поручи! Фигли он свои звездочки просто так, что ли, на погоне носит? — кивнул я в сторону командира второго взвода.

— Псих, епта, не делай мне мозги, епта, ну какой из Синицы вояка, епта, он же щуплый доходяга! Иди, двигай речуху, в конце концов, кто из нас командир первого взвода и прославленный орденоносец, я или ты?!

Вот такая вот у нас необычная рота: ротный — прапорщик, один взводный — лейтенант, второй взводный, то есть я — сержант, третьего пока нет, вместо него ефрейтор Шинин.

Ворча под нос ругательства в адрес пожилого прапорщика, скинул с себя РПС с подсумками, бронежилет, шлем и автомат. Уложил все это на бетон и вышел из строя. Передо мной моя родная первая рота, слева и справа остальные части первого и второго ДШБ.

Выстроенные на бетонке три взвода первой роты первого десантного штурмового батальона особо внешним видом не поражали. Михалыч, конечно, постарался в первые ряды выставить особо подтянутых, высоких и обладающих хоть немного человеческими лицами воинов, но, честно говоря, вышло это у него не очень. Причем старшего прапорщика Петра Михайловича Конюхова никто бы за это не осудил, по той простой причине, что в нашей разведроте особых, плакатных красавцев как-то не водилось, не приживались они у нас. А если такие Алены Делоны попадались и приживались в роте, то очень скоро их морды разукрашивали кривые полосы шрамов.

Девяносто два человека! Разведчики-штурмовики. Элита прославленной «десятки». Нас за глаза называли «взломщиками», потому что только мы могли взломать вражескую оборону, найдя в ней малюсенькую брешь, в которую аккуратно бы влезли, а потом расширили до такой степени, чтобы следом могли пройти танки.

Нет, остальные три тысячи вояк, стоявших сейчас на разгоряченном бетоне и составляющих ударную силу «десятки», тоже были бойцы что надо, но первая разведрота была одна такая на всем белом свете, второй такой не было!

— Мужчины! — криво улыбнувшись, начал я, немного повысив голос. — Завтра нас кинут на штурм Вашингтона. Как только возьмем этот чертов городишко, так сразу война закончится, и можно будет возвращаться домой, к своим бабам и их волосаткам! Так давайте сделаем это как можно быстрее! А то меня эта война уже порядком зае… — тут я осекся, вспомнив, что материться нельзя, — надоела мне эта война! Чье отделение первым установит флаг нашей дивизии над Капитолием, тех ждут несколько приятных сюрпризов. Во-первых, Фарт простит им все карточные долги, он мне сам должен, поэтому я с ним договорюсь! — Где-то в последнем ряду третьего взвода раздался приглушенный вскрик обиды и возмущения. — Да-да, простит, — немного громче сказал я, обращаясь к третьему взводу. — Недаром же я два раза вытаскивал его на себе с поля боя. Во-вторых, помните, как в пригородах Парижа мы взяли один древний замок, в подвале которого были бочки с коньяком. Хозяин того замка очень причитал, боясь, что мы выпьем содержимое самой древней бочки. Нашему комдиву еще нажаловался. Так вот, тогда содержимое бочки было заменено на более дешевое пойло, а ту «конину» стопятидесятилетней выдержки наш с вами брат по оружию заныкал, надеясь после войны выставить этот нектар на свадебный стол своего старшего сына. Так вот, я считаю, что они обойдутся деревенским самогоном, а этот коньяк выпьют те, кто водрузит знамя нашей дивизии над Капитолием! Тем более что он мне должен, потому что я его отмазал, когда его должны были расстрелять за мародерство…

После этих слов раздался стук падающего тела. Старшина Рогов бахнулся в обморок.

— В-третьих, я лично найду в этом захолустье пару-тройку живых овец, чтобы Ашот нажарил столько шашлыков, сколько вы в глаза не видели…

Лица бойцов разглаживались, они забывали о жаре и внимательно слушали, что я скажу дальше.

— Ну и в-четвертых, договорюсь с зенитчицами из Кубинской бригады о совместной пьянке! А я вам скажу, что кубинки знают толк в сексе. Ну что, возьмем этот чертов Капитолий? — громко спросил я. — Взломаем этот проклятый Вашингтон?

В ответ раздался такой дружный восторженный рев сотни луженых глоток, что оператор киношников от неожиданности споткнулся и упал на задницу. Разведчики первой роты так громко кричали «ура!» и скандировали «Десятка! Десятка!», что, скорее всего, их услышали даже по ту сторону океана, где-то среди дремучих лесов Урала в секретном бункере, где расположилась Ставка во главе с Главнокомандующим!

Через два дня начался штурм столицы США — города Вашингтон. Долгие шесть лет продолжалась эта война. Шесть лет мы шли к этой Победе!

Бухал солдат, слеза катилась,

Хрипел трофейный саксофон,

И на груди его светилась

Медаль «За город Вашингтон».

Допил вискарь, проверил скатку,

Послал патрон затвором в ствол.

Еще освобождать Аляску…

Вздохнул солдат наш и пошел.