На рыбью ногу. Маленькие повести и рассказки

Николай Новиков

«Смирение и кротость — вот что украшает человека, делает его приятным и милым для окружающих. А если к этому добавляется горячее любящее сердце, то все это делает человека «солью земли, свечой, которую ставят на подсвечнике, чтобы светить всем в доме». (Из истории Николо-Бабаевского монастыря).

Рогдай и Найда

Охота с гончими собаками завсегда на Руси была привилегией людей имущих. Они вели родословные собачьи, следили за чистотой «крови». Устаивали выводки да выставки. По нынешним меркам-целый бизнес. Породистая собака стоила сотню-другую крепостных. (Вспомним того же Пушкина.)

Случилось мне ехать на край земли Нижегородской. Там охотники заядлые! Мне и в радость и сюжетов насымаю! Сентябрь. Легкая ночная осенняя зябкость.

С Лёней я знаком был шапочно. Рубит человек дома, а кто в деревне без рук? Работает водителем, а кто из деревенских с техникой не знаком? Жена — педагог, человек на селе уважаемый. Хозяева чистоплотные и основательные. Корова, пара нетелей, бычок, подсвинок, десяток гусей, куры и две собаки. Русские гончие-как я люблю. В старые времена пара РГ вусмерть загоняла и брала в оборот волка! О как! Ну и Леня пригласил на пару-тройку дней погостить-развеяться. Уборочная закончилась… давай, мол, походим по овражкам, постреляем зазевавшихся тетеревишек. Может грибов зацепим поздних. Клюквы вдоволь. И уж по черной тропе послушаем голоса «смычка». Какой охотник не хочет! Взалкал и я. Дорога дальняя — «край географии». Мы же люди привычные.

Наш редакционный уазик с неприкрытой резвостью резал волноломом первую наледь луж. «Мишка-грубый» был на сей раз мне напарником-водителем. Эх, Мишка! За ним токо смотри! У него НЗ всегда под сидушкой. Раз! И не будет сюжета… он и загудеть может, но в работе зверь! На сей раз «грубый» был мил и трезв. Надо было решать дома свои «загульные» вопросы миром. А с моих командировок-то прок большой… и мясо тебе, и ягоды… И напросился со мной да Леней в первый же день на разведку. Шли мы какими-то оврагами и буераками. (Видно Лёнька нас проверить на крепость решил.) И первые же, подернутые поволокой, рыжики приманили уставшего водителя, да и оставили с собой до вечера. А и правда красиво-сосновый рыжик без единого червя, и в его серединке-сердечке целое блюдце быстротающего льда. А вкус, а запах! Тут было Мишкино раздолье… А мы шлепали молча дале… Моя «Тулка» марки БМ со взведенными курками мирно покоилась на локтевом сгибе. Держи порох сухим на охоте! Тетерева видать почуяв неладное сидели плотно в кустах и бурьяне. (Ну где мой верный Ричард! Сейчас бы мы дали им жару!) Увязавшаяся было за нами сельская дворняга по кличке «Верный», без энтузиазма «поутюжила» заросли шиповника, да и развернула «копыта» в сторону деревни. Ходите одни, охотнички.

Да, Лёня шутить умел. Пообедали. Ближе к дружке мы что-то не становились. Тут выручил тетерев. Видать ему надоели мы… он возьми, да взлети у нас под носом. Тут уж чьё счастье. Бить тетерева влет одно удовольствие… он не спешный… грузный. Вот и пригодились мне данные с детства навыки стрельбы. «Адын дичь-адын патрон!» Вторым выстрелом упокоился еще один нетерпеливый его сородич. Мне хватит. Норма. А у Лёнки заело… и сильно. За весь день только хвосты и видел. Давай, говорит, на спор… у кого ружье круче. Вон метрах в семидесяти береза… или вон осина рядом там же. Смекнул я, но поздно, что обижать хозяев нельзя… а я сделал «льзя». Пули случайно с медвежьей охоты не оставил дома. Нарушил, знать, правила… А Лёнька, видать, специально для себя взял. У него «Иж 27 — ем — пл» — бокфлинт 12-го калибра. А я со старой «БМ-кой» затертого года выпуска 16-й калибр. Да вот только егерь — то меня с детства приучил патроны-только свои! Ну я и заряжал. Осина Лёне-Коле береза. И не спорь-ты гость. Стреляешь вторым. Означили ориентиры. Встали на изготовку-залп. «Адын пуля… И не спорь!» Адын так адын. Пошли смотреть да шаги считать. 92 шага… метров поди 80. Осинка по шире… да по толще… Есть попадание. Березке повезло меньше, «полевка» моя клещом-кровопийцей вонзилась в белоснежный ствол. Леонид, достав нож, поковырял рану и присел покурить. Самое время. Дорогу до дома шли молча.

В селе каждый приезд гостя-свадьба. Гостей полон дом. Дежурный гусь лежит сверкая корочкой в середине стола. Запотевшие графины вызывают обильное слюнотечение. (Кому дела до тетеревов-будет тебе завтра). Завтра опять охота. Только с гончими. Особо режим нарушать нельзя. Мишкины рыжики рядом с гусем. Он столько принес! И мне, и ему и гостям! Вот так осень! Посидели. Закусили-выпили. За жизнь поговорили. Супруга Ленькина с меня глаз все не спускала… я уж было подумал. Подумал, да забыл-друг Ленька, брат по охоте. Завтра ему должно повезти. Утро, как известно, встречает прохладой, и мы не исключение. Лёнькин «смычок» был тогда хорошо известен и в области, и в России. Такие голоса! Что там Каррера с Карузой! Забудешь зачем ружье взял!

После пары морозных дней, враз в лесу облетела листва. Голо и не уютно. А у меня, как назло, шапка — «петушок» на голове красно-коричневого цвета. (Из далека видать.) Фуфаечка легкая… сапоги — «берцы». Подштаники, да камуфляжка летняя на ногах. Как у итальянцев в отечественную-смех. А тут чемпионы России собачки-Рогдай и Найда. Этот раз мы уехали на охоту на тракторе. «Т-40 АМ» с телегой двуколкой. На сене с собаками-прелесть, а не езда. «Рекомендую»! И так километров десять лесом. Не знай, как собаки… а я уже охоты не желал. Мне бы на сене и оставаться. Но настоящие охотники ходят, как известно, пешком. Что делать? Пошел и я. Ни компаса… ни знакомой сосны… ни деревни какой… Где-то рядом республика душевных Мари, не добрый друг, собаки и тошнота на грани… А лес осенний манит. После термосного чая чуть легче. Пошел мелкий и противный снег… (Ехать мне взад усталому и сырому.) Собаки резво взяли след. Рогдай трубит… брешет пока поди. Скалывается… ждем Найду. Уж она, если возьмет, — заяц наш! По сырому, да свежевыпавшему снегу собакам работать тяжко, даром что чемпионы. Ааа…вот и выжловка вошла в дуэт своим протяжным контральто. Береги глаза. Потому как охотник уже не на слух ориентируется… на свое чутье. Заяц если на махах в полкруга собаке форы дает. Смотри в оба! А то Лёнька натолкает… «…буков»! Не любит он зря собак гонять. В осеннем лесу слыхать далёко… вот круг сужается… жди! Мимо прошла с укоризной Найда… Ей вторить бас-баритон Рогдая. Идут не спешно. Знают… заячий мах не нужен… вот зимой по снегу… они и сами возьмут. А сейчас главный — охотник. Сухой щелчок выстрела… второй… третий. Ленькин «дробомет» поливает свинцом ивовый подлесок. Собаки умолкают. И через пять минут довольно-счастливое лицо несет двух отлинявших зайцев. Собаки рядом. Лижут заячьи раны и виляют хвостами. Вот вам по куску мяса… свининки… заслужили. Мы усаживаемся под ель. И под не торопливый рассказ кто и откуда появился начинаем ритуал «на кровях». Традиция. Собаки рядом. У всех отдых. Соленое сало, лук и картошка придают силы. Чай из термоса. Мотри, Колька! Еще пару добудем-обратно за рулем едешь! Все по — честному. Мне б вот тут под ёлкой… да полежать-поспать. Нет снега. Тепло и уютно. Снова затрубил Рогдай. Сразу подхватила и Найда. Лиса! И Лёнька смачно ругается. Все. Спать в лесу. Сено в телеге. Брезент сверху. Пуще неволи. Едри в пень!…

Собак жалко-куда вот рванут? Вскоре затихла мелодия «смычка.» Идем следом! Пока не стемнело шаримся по подслеповатому лесу. И тут след волка! Идет, падла, вдоль следа! А вот и стерег на круге. Как Найда проскочила в полазе? Выжлец сбился на лося-погоняет домой придет. (Не раз бывало.) А вот выжловку жалко… видно облюбовал ее серый. Кровь на снегу. Видать борьба. Все, дальше следа собачьего нет. На «…» эти зайцы. Давай двигать домой. «Сороковка» натужено урчит, царапается за кашицу в колее. В кабине тепло… уместились вдвоем. Ружья и поклажа в тележке.

Дома — баня, стол и сухое белье.

Деревенская баня-песня отдельная! Взвод вымоешь! А нас всего «три мушкетера»… на лицах грусть, в небе хмарь. Снимай баня грусть-печаль дубово-мозжевеловым веником! В предбаннике квас, клюквенный морс — вина — «ни-ни». Баня! «Грубый» неприлично мягкий и добрый… видать истребил «НЗ» свой. Нам ехать не скоро-проспится. С Ленькой в бане мы двое. Разговор не клеится… видать принес я ему несчастье. Как задобрить сельского жителя? Послышался в заулке шум.

— Рогдай вернулся! Где ж тебе очередную Найду-то теперь искать? Сапоги до заду сотрешь пока выжловку премудростям охоты научишь… Эх-маа…. Колька! Щас нальем… отведем душу! Ты давай… это… пока парку наводи.

Пар уже ушел. Леня вернулся через час. Радостный…

— А, что?…Найда приползла… вся ранетая… ветеринар с фельдшером шьют. Может заживет?…Собака ведь. Рванул ее волчара здорово! Давай и мы побыстрей…

— Наподдай-ка Лёня!

Очнулся я на полу бани. Бегают фельдшер с Лёнькиной женой. Я голый на полу. Отливают холодной водой… что-за хрень? Сказалась особенность их бани. Широкий и гостеприимный полок находился аккурат супротив каменки. Лёнчик, при моих словах «наподдай веничком» дал… ковшичек на каменку. Такого злого деревенского пара моё «хозяйство» стерпеть не вынесло! Испробовав выход головой о стену, я камнем рухнул на пол. (Крепко срубил он баню… на совесть… бревно «тридцатка»). Благоразумная и сердобольная сельская учительница на половичке в предбаннике сняла живьем кожу промеж моих ног с волосами в придачу. Сознание и мироощущение возвращалось ко мне тихой скоростью. А растирание болящих мест гусиным жиром кроме боли приносило и чувство отмщения Леньке. Так, на половике, в гусином жире и принесли меня в дом. Заботливо положили в чистую постель. Двое женщин еще поколдовали со мной, и я уснул. Проснулся от звона подойника — корову пошли доить… часов шесть утра. Рядом на раскладушке лежала перебинтованная Найда.

Машина в город ушла без меня… больничный. Через неделю уже мог приседать, отправили на скорой. Охота… всякое бывает.

Лет через 10 встретились мы вновь. Лёня, я и его супруга. Позубоскалили. Посмеялись… Простили дружке мелкие обиды. Свадьба ж была их племяша. Гуляли славно. Без казусов. Прощались со слезами и поцелуями. «Что ж ты, Коля, деревню-то предал?» — звоном в ушах остались слова сельской учительницы. Не смотря на прожитые годы и вроде прощенные обиды и не ловкости, отъезд мой в город село мне не хотело прощать.

Вид на село Покровсковское-на-Нее

р. Нея

Остатки села 2005 год

Смерч идет 2009 г.

В заброшенном селе 2020 г.

Половодье на реке Уста 2020 г.

Старица реки Уста 2020 г.

Река Судница 2010 г.