Ищущий смерть

Николай Прохоров (2023)

Книга «Ищущий смерть», продолжает историю Белого странника, хотя в этот раз история затрагивает путь одного из его учеников-генералов. Путь наставника, теперь продолжает один из его верных учеников.

2. Новый дом, новая семья.

Но в конце пятого дня они вышли к деревне. Вонрах решил в деревню не входить, мало ли какие нравы у живущих в ней людей. Уже вечерело, нужно уйти в лес на ночь, и вернуться оттуда утром. Углубившись в лес, молодая пара решила привести себя в порядок. Вонрах призвал стихию воды и создал небольшой водоём прямо в лесу. Вода едва касалась земли, словно в невидимом сосуде она мерно колыхалась, приглашая купаться. Салмана без стеснения сбросила с себя одежду, и вбежала в стоявшую перед ней воду. Вода была тёплая и приятно прикасалась к телу, девушка, оказавшись в воде, смогла плыть.

Она подплыла к краю импровизированного бассейна и жестом пригласила своего суженого к себе. Вонрах быстро разделся, и последовал за своей любимой. Он как огромный кит вошёл в воду без брызг, но заставляя её волноваться как море. Девушка рассмеялась, раскачиваясь на волнах. Из воды показалась довольная физиономия Вонраха, который всколыхнул лес своим молодецким смехом.

Спустя очень даже продолжительное время, уставшие, но довольные, Вонрах и Салмана лежали в пастели, и смотрели на огонь. Им было более чем хорошо. Они были счастливы.

Утром они вышли к той самой деревушке, которую уже видели вчера. Они вышли на дорогу, ведущую к деревне, и пошли к распахнутым её воротам. Деревня жила своей повседневной жизнью. Два человека вошедшие в её пределы вызвали живейший интерес, что говорило о не частых посещениях чужаками.

Навстречу спешно собравшись, вышел старейшина деревни, за ним почти бежали два молодых человека, которые явно были его сыновья. Вонрах остановился, Салмана встала рядом, и взяла его за руку, говоря всем, кто кому чей.

— Меня звать Дохнум. Я старейшина этой деревни. Мои два сына радость моя и опора, помогают мне в повседневных делах моих. Они сильные и мудрые, невзирая на их возраст. Скажи мне человек, за какой надобностью вы пришли в деревню нашу, и чего ищите по жизни своей.

— Меня зовут Вонрах, спутницу мою Салманай звать. Мы ищем свой путь, и случайно вышли к вам. Если не против будете, мы бы пожили у кого. Пока не увидим продолжения своего пути. — Вонрах говорил спокойно. Он знал, как следует вести себя с такими людьми, сам был из таких. Старейшина посмотрел на крепкого юношу и его прекрасную спутницу, почёсывая свою кучерявую бороду. Потом он поглядел как бы невзначай по сторонам, и не нашёл не довольных среди собравшихся.

— Ну, раз уж крова своего не имеете, то пожалуй, оставайтесь. Только жить вам придётся у тех, кто возьмёт, принуждать я никого не стану. — Старейшина выполнил свой долг и довольный собой собрался уходить, чего нельзя было сказать о его сыновьях. Словно припаянные взглядами, они смотрели на Салману. Потом опомнившись, повернулись и пошли вслед за отцом. Вонрах повернулся ко всем и положив правую руку на грудь, поклонился в знак приветствия, и доброй воли. Салмана сделала тоже самое.

Никто гостей не спешил приглашать. Молодые путешественники пошли вдоль заборов, в надежде найти себе пристанище. Пройдя немного, они подошли к одному дому, пребывающему в явном запустении. Во дворе суетилась не молодая женщина, сил у неё было мало, по ней это было слишком видно. Но она старалась убрать двор, подметая его тем, что когда-то было берёзовым веником. Вонрах остановился у покосившейся калитки, он смотрел на несчастную женщину, и его сердце сжималось от сострадания.

Рядом собрались мальчишки. Они посмотрели на безумцев, собирающихся жить в этом убогом доме. Один поднял камень с земли и без тени сомнений швырнул его в женщину. Камень не долетел до цели, но своим полётом вызвал бурю радости у собравшихся подростков. Женщина по всей видимости уже привыкла к издевательствам со стороны односельчан, и не отреагировала на столь малое проявление внимание к ней. Вонрах «вскипел», но не подал вида. Он видел перед собой свою старую мать, и готов был разорвать малолетних балбесов на куски.

— Неужели вы станете жить с этой старой, безмозглой дурой? Она глупа как пень, и её сынок такой же, как и его мать. — Один из мальчишек озвучил общий вопрос. Но такое поведение юнцов только прибавило решимости гостям. Несчастная женщина устало подняла глаза на вошедших молодых людей. Девушка почти плакала от того, что видела перед собой.

— Здравствуйте почтенная. Нам разрешил старейшина остановиться в вашей деревне. Если вы не против, мы станем жить в вашем доме. Мы сможем отслужить вам. Денег у нас немного, но если хотите то мы расплатимся ими. — Женщина не верила своим ушам. С ней так не разговаривали уже очень давно, а уж кланяться и вовсе никто не кланялся, даже в самые лучшие времена. Она вытерла слёзы, чтобы лучше разглядеть своих гостей. Молодые люди смотрели на неё в ожидании ответа.

— Детки, а у меня ж и кормить то вас не чем. И сынок у меня лежачий, мешать только станет. А служить мне не зачем, у меня нет ни скотины, ни добра.

— Ну так наживём, и скотину, и добро. А сына вашего коли сможем то подлечим, и вам матушка полегче будет, при себе помощников то иметь. — Вонрах воодушевился. Он видел желание женщины принять помощь, но он разглядел и её страх перед соседями. Он провёл женщину под руку к дому, и усадил её на знавшую и лучшие времена, скамью под стеной.

Немного поговорив не о чём, они вошли в дом. В дальнем углу стаяла широкая скамья, на ней лежал молодой парень. Женщина не пожелала оставаться во дворе, и вошла в дом вслед за гостями.

— Это Годшин, мой сынок. Он разбился сильно. Упал с горы у реки, в позапрошлом годе. С тех пор не встаёт почти. Над ним потешаются все, так мы с ним только по ночам и выходим. — Молодой парень привстал на локтях, и посмотрел на вошедших в его дом людей. Крепкий парень, и прекрасная девушка смотрели на него без насмешки. Он отвернулся от них, пряча полные слёз глаза.

— А как так случилось, что он сорвался с горы то? — Вонрах захотел узнать причину таких серьезных травм.

— Да влюбился он в девочку соседскую. Она знатная красавица у нас. Да вот бедные мы, всегда жили не богато, а как муж пропал и вовсе обнищали. Она то и не любила его никогда, потешалась над его душой. Как-то возьми да скажи ему, мол воспаришь над рекой, выйду за тебя. Он глупенький две недели крылья мастерил, потом вышел на гору у реки, и прыгнул. А когда лежал весь поломанный на краю реки, она, и остальные смеялись над ним. Я его чуть принесла тогда домой. Никто не помог. Не очень-то любят нас в деревне. Всё от того, что муж мой ушёл в город заработать, и сгинул. Все решили почему-то, что бросил он нас, надоели мы ему мол. Как брошенной женщине жить средь людей.

Так вот принесла я его и уложила спать. Он тогда ещё был похож на мужчину, это теперь одна тень от того осталась. Так если бы так прошло, так ведь нет, они стали донимать его. Смеяться над ним. Поначалу он повеситься хотел, да боги миловали, не смог. Вот и лежит дома, пока я по лесу хожу, грибы да ягоды собираю.

— А зимой как же? — Вонрах был в недоумении от такого бессердечия.

— А как ни будь. Уже не первая чай. — Женщина по всей видимости уже не ждала милости от судьбы.

— Та-а-к. Это дело мне не нравиться. Я в лес за дровами. Уж больно давно в этом доме не топлено как следует. Заодно силков поставлю. Салмана приберёт в доме, и во дворе тоже. С такой жизнью кончать надо, по тому, что не жизнь это вовсе. — Вонрах вышел из пропахшего сыростью дома, и направился в лес. Люди провожали его недоуменными взглядами, но тревожить его не решились. Уж слишком серьёзен и мрачен он был, а топор в его руке мог говорить о разном.

Весь день Вонрах провёл в лесу. Он был взбешён бездушность местных людей. Его ярость находила выход в каждом ударе его топора. Наспех собранная им же тележка, была довершу наполнена дровами. В ней так же лежали пять жирных зайцев, и с десяток не менее жирных гусей. Астралы знали своё дело. Они повиновались своему господину, и поэтому голод в одном из деревенских домов закончиться сегодня же.

Впрягшись в тяжеленную тележку, Вонрах потащил её в деревню. Мышцы напряглись так, что рубаха готова была взорваться под их натиском. Вечером деревенским было о чём поговорить за ужином. Молодой пришлый, притащил на себе кучу дров, для замухрышки и её щенка. Он принёс довольно дичи, а его девка, выгребла весь мусор со двора, где они жили. Вынесла все одеяла и подушки, развесив их для просушки на заборе. Замухрышка за весь день даже не вышла во двор, наверное, сидела рядом со своим придурком-сыном.

Но в доме, о котором шептались все в деревне, не задумывались о молве людской. Там жарко протопили печь, и приготовили вкуснейший ужин. Салмана смогла порадовать хозяев своим кулинарным талантом. Ели с апатитом, ели много.

Годшин один ел мало. Аппетит его был не завидным, тогда Вонрах сказал ему то, от чего молодое сердце едва не выскочило из больной груди:

— Ты парень ешь, да побольше. А то, как выздоравливать станешь? Скоро твои кости снова поломаются, да и на место встанут. А для выздоровления сил много потребуется.

— И как они поломаются? С лавки если упаду, да ещё раз разобьюсь? — Парень простился с мыслью о выздоровлении. Он уже давно смирился со своими увечьями.

— Так я сам их и поломаю. А потом поставлю на место. Так, что скоро ты снова как новенький будешь. — Вонрах был настолько уверен в себе, что его уверенность невольно передавалась остальным. Годшин вопросительно посмотрел на Салману. Та утвердительно кивнула головой. Мол этот может. Значит не врёт, значит стоит попробовать. Женщина расплакалась от таких слов, а парень принялся есть через не хочу.

Заметно окрепший от еды Годшин принялся за вторую стадию своего выздоровления, он крепко уснул. За последние месяцы он не спал так спокойно и безмятежно как сейчас. Его измученная многими днями недуга мать, с умилением смотрела, как спокойно спит её ребёнок. Она была благодарна своим постояльцам за этакое чудо.

Как мало порой нужно человекам для счастья — видеть, как спит его ребёнок, и более ничего. Но с течением жизни аппетиты растут, и с приобретением малого, хочется большего. Но Вонрах и Салмана знали, что эти двое своё большее заслужили. Они выстрадали своё право на счастливую жизнь, осталось выяснить, в чём состоит их счастье.

Утром Вонрах вновь отправился в лес. Обратно он вновь тащил на себе свою тележку, полную дров. В деревне смотрели с нескрываемым интересом на то, с какой заботой двое пришлых ухаживают за теми, кого все и людьми-то считать перестали. Дров стало заметно больше, но по мнению Вонраха не достаточно. Он отправился в лес после полудня. Проходя мимо дома старейшины его остановил голос одного из сыновей предводителя деревни:

— И сколько ж ты будешь таскать дрова этим недалёким? — Его голос провоцировал на конфликт. Вонрах понимал, что его присутствие в этой деревне уже начало раздражать некоторых. Но уйти теперь он не мог, значит стоит потерпеть немного.

— Столько сколько понадобится. Я стану возить дрова пока не решу, что уже достаточно. — Вонрах ответил спокойно, словно и не заметил надменной улыбки мальца, и тем более его нахального, и оскорбительного тона. Сжав в руках деревянную ручку тележки, так, что она застонала от боли, он продолжил свой путь.

Парень хотел было, что-то сказать ему вслед, но передумал.

Войдя в лес, Вонрах сорвался на первом же попавшемся ему дереве. Он рубил его с такой яростью, что тому ничего не оставалось, как скоренько упасть на землю. Следующую тележку он нагрузил быстрее обычного, помогла злость. Оставив нагруженную тележку, он решил пройтись по лесу. Нужно было привести мысли в порядок, а заодно проверить силки не мешало бы. В каждом из них он находил дичь. Самые крупные и жирные звери попадались в его капканы. Вонрах не мог открыто прибегнуть к помощи астралов, за ним могли следить деревенские парни.

Зато не видимая их помощь была весьма кстати. Они умело загоняли в его силки добычу, и этого пока было более чем достаточно. Неся полный мешок дичи, Вонрах предвкушал разнообразие в блюдах за ужином. Дров он приготовил достаточно на первое время, потом будет больше. Но выйдя к тому месту, где он оставил тележку, понял, как сильно заблуждался.

Он стоял и с каменным спокойствием смотрел на то, что когда-то было его тележкой. Он собрал её из того, что нашёл в лесу. Единственное с чем не смогли справиться хулиганы — это с тяжёлыми деревянными колёсами, так они и валялись бесполезные. Сама тележка была словно растерзана каким-то безумным зверем.

Молча и спокойно стоял Вонрах и смотрел на разбросанные дрова. Астралы по его бессловесному приказу носились по лесу в поисках виновных. Рядом никого не было. Довольные сыновья старейшины, и их верные друзья уже шагали по улицам деревни, веселясь, вспоминая о своём подвиге.

Тот факт, что он остался совсем один немного успокоил Вонраха. На его лице отразилась кровожадная ухмылка. Астралы вернулись и стали собирать тележку воедино. Но потом повинуясь своему хозяину оставили эту затею. Они смастерили новую, в два раза большую тележку. Немного погодя она доверху наполнилась дровами. Теперь она напоминала нормальную телегу, в которую впору запрягают лошадей, только была немного поменьше.

Вонрах занял место лошади. Его мышцы напряглись, и телега сдвинулась с места. Он шёл, и с каждым шагом, приближавшим его к деревне ему хотелось смеяться во весь голос, как только он представлял вытягивающиеся физиономии местного хулиганья.

С наступлением вечера запряжённый в собственную телегу, Вонрах переступил границу деревни. Оба сына старейшины, и их пятеро друзей — ровесников сидели у ворот и ждали желанного развлечения. Увидев шагающего Вонраха, и его поклажу, у всех без исключения отвисли челюсти. Невольно они повставали со скамьи, на которой сидели, и уставились на довольного собой Вонраха. Девицы пришедшие повеселиться со всеми, остались без обещанного развлечения. На их лицах поселилось разочарование.

— Вечер добрый люди добрые. Хорошо вам посидеть, порадоваться прохладе вечерней. — Вонрах едва сдерживал смех. Он шёл так, словно не он, а телега тянула его домой. Большой мешок лежал поверх дров. На нём были следы крови, значит там была еда. Старший сын старейшины готов был орать на весь свет, но было нельзя. Так он обязательно выдал бы себя и остальных.

— Не подорвись мил человек, пожалей себя. — Яд так и стекал с его подлого языка.

— Да не подорвуся я. Я мил человек и не такое в свое время таскал, но за заботу всё равно спасибо. Сразу видно, что ты достойный человек. Не плюнешь в лицо ближнему, достойное продолжение достойного родителя. — Вонрах сказал именно то, что и хотел. Юноша его хорошо понял, но ничего не ответил. Да и нечего было отвечать. Он сын старейшины, все глядели на него как на старшего меж собой.

Вонрах потащил свою телегу дальше, он был счастлив. Войдя во двор, он застал там переволновавшихся своих домашних. Но когда они увидели с чем пришёл кормилец, все с облегчением перевели дух.

Годшин сидел на скамье у стены дома. Он хотел помочь разгружать телегу, но сил даже встать со скамьи у него не было. Непослушные ноги не держали его, руки были словно не его. Кости, сросшиеся неправильно отзывались только болью, да такой, что порой хотелось умереть. Вонрах стал вылаживать из мешка принесённую им добычу. Куропатки были такими аппетитными, что Салмана с Нохвой, так звали хозяйку дома, сразу же принялись их ощипывать и готовить из них ужин.

Нохва больше не печалилась. Она улыбалась своей новой жизни. Салмана присматривалась к ней в поисках того, что могло в этой милой женщине измениться. Наконец она подошла к Вонраху, сгружающему дрова с телеги, и тихо, задумчиво произнесла:

— Смотри. Мне кажется Нохва немного помолодела. Она больше не сутулится, не выглядит такой уставшей. Она очень красивая женщина как оказалось.

— Толи ещё будет. Если так пойдёт дальше, она у нас совсем девочкой станет. — Радостно сказал Вонрах, не на минуту не прекращая свою работу. Солмана улыбнулась ему в ответ, и пошла готовить ужин.

Сперва Нохва хотела всю работу сделать сама. Но Салмана была непоколебима в своём решении. И женщина уселась рядом с сыном, радуясь ещё одному доброму дню. После ужина долго сидели за столом и весело разговаривали. Годшин оказался славным рассказчиком, и развлекал разными историями домочадцев. Его рассказы сопровождались жестикуляцией и мимикой, от чего слушатели надрывали свои животы от смеха.

Перед сном Вонрах спросил у Нохвы, знает ли она толк в травах. Женщина посмотрела на него с удивлением, но сказала, что знает все лечебные травы, растущие в округе. Она пояснила, что когда-то могла вылечить почти любую хворь, и люди приходили к ней за советом. Но однажды жена старейшины очень сильно простудилась, и долго не решалась спросить совета у неё. Когда «пришёл край», она пришла за травами, но было слишком поздно. Ребёночка, которым она была беременна не смогли сберечь. Тогда она и её муж обвинили во всем случившемся Нохву. Люди стали коситься не добро, потом обвинять открыто. Муж ушёл в город в поисках нового места для жизни, и не вернулся. Тогда старейшина, и его дети сказали, что Нохва настолько мерзкая женщина, что от неё сбежал даже её собственный муж. Люди приняли это за правду, и с того дня началась тяжёлая жизнь для неё и её сына. Красивая девочка приглянулась сыну, и через это он стал калекой. Некому постоять за бедную женщину стало, и шквал унижения и оскорблений, обрушились на мать, и её сына. Вонрах помолчал немного и сказал:

— Ну так это теперь и не проблема больше. Пока мы здесь живём, так никто и не сунется к вам более. Завтра пойдёте с Салманой травку собирать. Собирайте всю какую знаете, там разберёмся. — Он пошёл спать, оставляя хозяйку наедине с её мыслями.

Утром было ранним и сырым. Оно с лёгкостью смахнуло остатки сна с двух женщин. Молодая и уже достаточно зрелая женщины шли собирать лекарственные травы. Так сказал Вонрах. Салмана доверяла ему всецело, а её спутница только училась этому. Некоторые травы следует рвать по росе, именно по тому они вышли так рано. Остальные они соберут позже. Как только женщины закончили первую стадию собора трав, солнце ударило по ним просто жестоко, словно хотело их спалить. Но если одна делала это по той причине, что помогала своему молодому человеку, то вторая, боролась таким образом за здоровье собственного сына. У обоих права отступать просто не было.

Уставшие, но весьма довольные собой две женщины шли домой в полдень, мечтая о прохладной тени. Огромные охапки различных трав они несли перед собой. Люди с удивлением смотрели на этих безумных, и диву давались, насколько прочно засела в их глупых головах, какая-то идея. Какая именно никто не знал, да и не мог знать, от этого их недружелюбие только росло. Войдя в дом, две обессиленные женщины повалились на скамейки, почти лишившись своих сил.

Вонрах разложил принесённое ими лекарство на чистую простыню, во дворе. Некоторые травы, он бережно обернул в тряпицу, и спрятал под крышей дома. Зачем он это делал, не понял никто. Да и сил интересоваться уже не было.

— С вечера пойду сам за травами. Есть некоторые, которые можно рвать только при свете именно месяца. — Вонрах был доволен урожаем, но не до конца. Осталось самое главное, то, что он не доверит никому.

Оставшийся день Салмана занималась по дому. Женщине всегда есть чем заняться. Нохва помогала ей как могла, но Салмана по-прежнему продолжала многое делать сама. Хозяйке дома не пристало отсиживаться в стороне, и она отправилась в лес собрать немного грибов к ужину. Мясо с грибами, знатное кушанье, знаете ли. Годшин восседал на своей скамье, и наблюдал за всем происходящим со стороны. Он ненавидел себя за свои увечья, но поделать с ними ничего не мог.

Вонрах рубил дрова с такой силой обрушивая на них топор, что невольно становилось завидно его силе. Его вздувающиеся от напряжения мышцы, говорили о нём гораздо больше, нежели он сам мог о себе рассказать. Капельки пота блестели на могучем мужском теле, словно крохотные бриллианты, они привлекали взоры соседских девчат. Парни конечно ревновали, но что поделаешь с этим гигантом, что противопоставишь такой силище.

Время шло. Вонрах продолжал большое количество трав отлаживать в сторону. Некоторые он отбирал для себя, и прятал их под соломенной крышей дома. По прошествии двух недель Вонрах перестал искать травы, в охапках, приносимых Салманой и Нохвай. Он продолжал заниматься повседневными делами, совсем казалось позабыв про свою затею с травами.

Дичи собралось столько, что уже было даже слишком много для не большой семьи. Тогда Вонрах отправился к соседу, что жил напротив. По рассказам Нохвы, он ещё должен был помнить то, как она вылечила его красавицу дочь. Тогда все уже опустили руки, решив, что она нежилец. Но настырная Нохва продолжала ухаживать за ней, и в течении месяца поставила девочку на ноги. Юная Дакрин была единственной из всех деревенских подростков, что не позволяла себе издеваться над соседкой.

Она по-прежнему здоровалась с ней, отмечая каждый раз свою благодарность за подаренную ей жизнь. В гости она понятное дело не заходила, боясь навлечь беду на свою семью, но то, что не принимала участие во всеобщих издевательствах — уже было хорошо.

Подойдя к калитке соседа, Вонрах прокашлялся, привлекая к себе внимание.

— Доброго дня тебе сосед. — Он был сама любезность. Добрая и немного по-детски наивная улыбка красовалась на его лице.

— И тебе всего хорошего. — С ожиданием не доброго, ответил сосед, оборачиваясь к продолжающему стоять за границей домовладения Вонраху.

— Дело у меня есть к тебе добрый Кендун. — Сосед подошёл к калитке, и отворяя её произнёс насторожено:

— Ну коли дело, так входи. Негоже его через порог решать. — Он почтительно, как и положено доброму хозяину, пропустил гостя во двор. Вонрах прошёл внутрь, и остановившись у порога дома положив правую руку на грудь, слегка поклонился хозяину прежде чем начать:

— Я хотел просить тебя продать мне одну из твоих трёх коров. Не самую лучшую, но обязательно дойную. — Он понимал, как велико напряжение, нависшее между ними, а по тому решил приступить к главному. Как и рассчитывал Вонрах, у соседа не нашлось слов отказать. Он пристально посмотрел на гостя в поисках признаков шутки. Потом подошёл вплотную, и в полголоса спросил:

— А почему ты мил человек решил именно ко мне за этим прийти. — Он выжидающе смотрел в глаза Вонраха, стараясь заставить того смутиться. Вонрах в ответ лишь улыбнулся. Он повернулся в поисках скамьи, найдя её установленную в дальнем углу двора, пошёл к ней, и поудобнее уселся. Хозяину ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Знаешь уважаемый Кендун, я так рассудил, не прошло и года, как ты оплакивал преждевременную кончину своей дочери. И только благодаря Нохве не лишился её. Зная о том, какой ты хороший человек, я подумал, что ты знаешь такие слова как «Относись к людям так, как хотел бы, что бы они относились к тебе». Значит я решил, ты не откажешь мне в просьбе. Тем более, что я предлагаю тебе три золотых монеты — это всё чем я богат. Твоя дочь милейшая девушка из всех, что я видел здесь, а значит именно ты и заслуживаешь такую цену за корову. Ну так как Кендун, сговорились? — Вонрах смотрел на соседа немигающим улыбчивым взглядом. Сосед серьёзно задумался. Он на многое должен был решиться, но и много ему «улыбалось». Потом он посмотрел в сторону соседского двора. Того, в котором живёт та, кто спасла его дочь когда-то. После спокойно, и не громко сказал:

— Я помню добро. Только бешенные псы, не помнят руку их кормящую. Я продам тебе корову, но три золотых это слишком «кудрявая» цена за неё. Давай один золотой, а остаток долга отработаешь.

— И я даже знаю как! — Весело перехватил инициативу Вонрах. — Я стану до осени тебе носить дичь, и буду носить её, пока ты не скажешь достаточно.

— Достойный договор. — Кендун впервые за всё время улыбнулся. Он понимал, на сколько выгодно обошлась ему его собственность. И соседи теперь не станут на него косо смотреть за то, что помог Нохве. А значит дочь с женой не пострадают от ненавидящих взглядов, и шёпотков за их спиной.

Он пошёл в сарай и вывел корову, не самую худшую, нужно было признать. Вонрах протянул Кендуну руку, в которой в лучах солнца блестел золотой. Сосед принял монету, и тут же спрятал её в сапог. Потом проводил гостя и закрыл за ним калитку.

Когда Вонрах шёл домой, его встречали удивлённые глаза его женщин. Нохва всплеснула руками, не имея представления о том, как ей себя вести. Корова в доме — это твёрдая уверенность в будущем. Значит будет молоко, масло, сметана, творог и сыр. Значит голода точно не будет, значит сын будет сыт, и возможно пойдёт на поправку. Значит, жизнь вновь набирает свои обычные обороты, значит, семья обогатела.

Корова войдя в свой новый двор, непонимающе огляделась, сперва ей было страшно. Потом она испытала самое радушное гостеприимие хозяев, и решила, что здесь тоже коровы живут. Простившись со своими худшими опасеньями, корова пошла в свой новый сарай. Сено её ждало наисвежайшее, только скошенное. Настроение у коровы поднялось, и больше не портилось.

Вечером пришла новая хозяйка. Она долго разговаривала о чём-то с ней, поглаживая её по спине, словно собственную дочь. Потом уселась на маленькую скамеечку, и приступила к дойке. Молоко покидало вымя коровы, облегчая коровью жизнь. Такой доброй хозяйке не грех и молока принести, промелькнуло в мыслях блаженствующего животного.

Молоко. Такого угощения Годшин не пробовал уже слишком давно. Он уже стал забывать его пьянящий вкус. Он выпил столько, сколько смог, но не столько сколько хотел. Как было приятно, вновь ощутить вкус, парного молока. Уже взрослый парень не удержавшись, уронил скупые слёзы радости. Ему было стыдно за свою слабость, но он ничего не мог с собой поделать.

Вечер был похож на новый год. Всем было от чего-то очень весело и хорошо. Таких дней не было давно. Нохва то плакала от радости, то смеялась наравне со всеми, по малейшему казалось пустяку. Спать не хотелось. Она не удержалась и отправилась в сарай. Ей всё казалось, что корова ей почудилась. Что не будет этой радости с восходом солнца. Но войдя в сарай, так долго не знавший постояльцев, она услышала дыхание дарующего блага животного, и невольно улыбнулась.

Она просидела с ней до полуночи. Гладила по тёплым бокам, и обещала жалеть. Корова слушала все эти обещание, и понимало, как ей повезло с новой хозяйкой. Вернувшись домой, Нохва крепко поцеловала Вонраха, потом Салману, и отправилась спать. Как она могла отблагодарить тех, кто вдохнул в неё и её несчастного сына жизнь.

Месяц подходил к концу. Вот и пролетели четыре недели как-то не заметно для всех. Корова окончательно освоилась на новом месте, и после выпаса возвращалась в свой новый дом, словно она и не знала иного. К хорошему привыкают быстро, даже коровы. Лето катилось к своему закату, оно не минуемо должно было закончится. Годшин окреп, и уже невзирая на невыносимую боль, мог сам вставать с постели. Дальше стола он зайти не мог, но прогресс был уже на лицо. Вонрах продолжал носить мясо, добытое им на охоте. Половину он всегда отдавал соседу, как и было раньше договорено. О их сделке уже давно прослышали все в деревне, некоторые не скрывая завидовали хитроумному Кендуну. Всё было хорошо, но старейшина перестал спокойно спать.

Он и его сыновья стали пристально следить за тем, как Вонрах приходит и уходит. Столько дичи как он, не приносил никто. Но в лесу сыновья главы деревни постоянно теряли пришлого из виду, как только тот входил под покров деревьев.

Лето подходило к концу, последний месяц его был особенно сложным. Звери как сговорились. Они словно по чьей-то команде покинули здешние места. Вонраху приходилось уходить всё дальше и дальше каждый день. Всё больше времени уходило на одну дорогу. Он не перестал добывать дичь, но это становилось всё труднее сделать.

Дров он заготовил на две зимы. Хотя бы об этом он мог не беспокоиться. Но его всё больше беспокоил тот факт, что дичь исчезала из леса. Сам-то он приготовился к долгой и голодной зиме, а вот не прозорливые деревенские, начинали роптать. Только Кендун, был в полном порядке, и теперь ему больше завидовали, чем осуждали за проведённую сделку с Вонрахом.

Однажды утро началось с промокшего, и неприятно влажного тумана. Оно больше напоминало вечер, нежели начало нового дня. Вонрах сидел на крыльце, и не спешил покинуть его пределы. К нему вышли две его женщины. Салмана подозрительно всматривалась в туман, словно она искала в нём причину своих тревог. Нохва грустила, вторя погоде. Вонрах чего-то ждал.

Туман оседал на траву, и на крыши домов. Влага которую он источал предупреждала о будущем дожде. Потом зыбкое тело тумана разорвали свинцовые струи дождя, окончательно сводя его на нет. Теперь серый дождь выполнял серую роль тумана. Холодные его струи скрывали всё, что мог видеть человек на несколько шагов перед собой. Шум падающей с небес воды заглушил все остальные звуки.

Люди предпочли остаться в домах. Нохва затопила печь, спасаясь от сырой непогоды. В доме поселилось тепло и уют. Вонрах снял рубаху и вышел поприветствовать дождь. Холодные капли стекали по его могучему телу, с радостью даруя ему свой холод. Земля под ногами очень быстро превратилась в сплошное месиво, идти было трудно и утомительно. Но теперь у Вонраха были развязаны руки. Он бродил по деревне и прислушивался к своим ощущениям.

Внезапно его поразили до боли знакомые чувство. Оно было очень знакомым, но давно забытым. Он остановился и посмотрел вокруг себя. Его интересовало то, от куда идёт угроза. Потом он вспомнил. Так себя он чувствовал, когда творилось зло. Теперь осталось найти виновных. Он мгновенно вспомнил все свои сражения с теми, кто восставал против человечества. Так пахнет страх людей, и вселить его могли только одни существа — демоны.

Страхом пропахла вся улица. Но те, кто так сильно боялся демона, продолжали быть с ним рядом. Вдруг он оказался у дома старейшины деревни. Ставни были распахнуты, и в доме была обычная обстановка, но самого старейшины и его жены не было в доме. Зато из сарая доносились до боли знакомые тембры голоса. Вонрах подошёл по ближе, прислушался.

— Я могу выполнить твою просьбу, но предупреждаю, расплата может задеть и твоих детей. Так ли хочешь сделать задуманное?

— Да, я так хочу. Мои дети знают о той цене, что им предстоит заплатить, как и я в их возрасте. — Голос старейшины был твёрд в своём убеждении. Зато голос демона был насмешлив. Демон явно не впервые выполнял заказ людей из этой семьи. Теперь было понятно, чьими стараниями дичь предпочла убраться подальше. И многие другие совпадения в деревне тоже теперь стали легко объяснимы. Но о чём старейшина просил демона в этот раз. Его дети много раз безуспешно старались навредить Вонраху в любом его начинании. Наверняка и его самого мог зацепить гнев обеспокоенного старейшины. Но за себя Вонрах не беспокоился, и даже за Салману. А вот Нохва и Годшин, и наверняка Кендун, могли реально пострадать.

Диалог старейшины и демона прекратился, и Вонрах предпочёл убраться поскорее восвояси. Настроение у него внезапно стало очень даже хорошее. Астралы принесли столько дичи, сколько было необходимо. Никто не видел странных существ, приблизивших к постояльцу Нохвы, и этому виной был тот самый дождь. Вонрах вернулся домой, и только теперь заметил по лицам своих домашних, сколько он на самом деле провел за пределами дома. День был похож на вечер, и время словно остановилось. Но вернувшись в дом он понял, что давно наступило именно вечернее время.

Ужин давно стоял на столе, и все ждали его самого. Вонрах вытер воду, ручьями стекающую с его тела, и сел за стол. Он был задумчивый и загадочный. Его внешний вид говорил о многом и не очень добром одновременно. Женщины были немного напуганы, Годшин, больше заинтригован.

— Я понимаю, что вас интересует, от чего у меня такое настроение. Многого сказать пока не могу, но скажу пока только то, что ваша деревня далеко не самое спокойное место на земле. Но нет такой проблемы, с которой бы мы не справились. — Вонрах говорил о чём-то размышляя. Его голос немного успокоил взволнованных женщин, но у Годшина только разыгралось любопытство. Он понимал, что расспрашивать Вонраха бесполезно, и тогда он занял выжидательную позицию.

— Сегодня замечательный день, и прекраснейшая погода. Время свершений. — Вонрах казалось, принял какое-то решение, и готов был его озвучить. Но продолжал пока молчать, испытывая всеобщее терпение. Первой не выдержала Салмана:

— И для чего такой прекрасный день подходит? — Она испытывающее посмотрела на своего мужчину.

— Сегодня кому-то станет очень больно. Потом он этому будет очень даже рад. — Вонрах посмотрел на Годшина, у того застрял комок в горле.

— Что, пришло время? — В его голосе звучали и надежда и страх перед обещанной болью.

— А больно ему будет очень? — Нохва тревожилась за сына.

— Я выдержу любую боль. Если понадобится. Лишь бы больше не быть калекой. — Годшин принял решение, и был готов к испытаниям.

— Больно будет очень, но не долго. Потом он станет здоров, не сразу конечно, но здоров он станет обязательно. — Вонрах был рад говорить это. Он готовился к этому больше остальных.

С наступлением темноты дождь усилился. Вонрах собрал все приготовленные заранее деревяшки, которые он выстругивал для рук и ног Годшина. Взяв юношу на руки, он понёс его на тот роковой берег реки, с которого когда-то Годшин совершил свой первый полёт. Став на краю обрыва, он спросил у испытуемого:

— Ты готов? Или может не стоит это того?

— Я готов упасть с облаков. Лишь бы мои кости встали на место. — Годшина трясло от нервного напряжения, а возможно и от страха. Он замёрз, но вниз посмотрел без страха. Незримо вокруг двух мужчин на обрыве присутствовали вечные спутники ТИТАНА. Вонрах посмотрел вверх, Годшин проследил за его взглядом, и провалился в неизвестность. Он летел вниз, и не чувствовал ударов о неровности земной тверди. Но больное тело изменялось, поражая сознание умопомрачающей болью.

Астралы максимально бережно, но неизбежно ломали искалеченные кости молодого человека, возвращая им первозданные очертания. Годшин потерял сознание прежде чем понял, что он так и не коснулся земли ни разу. Астралы подняли его над обрывом, и несли до самой деревни. Дождь скрывал идущего по улицам деревни ТИТАНА, и плывущего в воздухе рядом с ним Годшина.

Войдя под крышу дома, Вонрах прикрепил к ногам и рукам юноши те шины, которые он приготовил заранее. Теперь молодой человек лежал на жёсткой скамье, в ожидании полного выздоровления. Он пришёл в себя только к утру. Страшная боль пронзила каждую клетку его тела, и грозила молодому человеку безумием. Но Вонрах напоил его отвратной на вкус, цвет и запах жидкостью, от которой Годшин впал в беспамятство.

— Его тело будет выздоравливать быстрее, если он будет пить этот настой. Этот настой будет держать его в беспамятстве, спасая от боли. — Вонрах старался как можно спокойнее объяснять обеспокоенной матери, что именно нужно делать, и для чего. Нохва не могла без слёз смотреть на перебинтованного с головы до ног сына. Сын был похож на покойника. Он не шевелился, и почти не дышал. Его лицо стало серым, и абсолютно безжизненным.

На утро Годшин чуть слышно застонал. Он страдал ещё больше, чем когда был просто калекой. Нохва уже успела пожалеть о своём решении, отдать своего ребёнка, в целительные руки Вонраха. Она поспешила к сыну, и посмотрела в его затуманенные болью глаза. Годшин не узнал собственную мать. Он начал бредить.

Толи лекарство так на него подействовало, толи он обезумел от боли. Женщина тихо заплакала. Её плеча коснулась сильная рука Вонраха. Он стоял за спиной Нохвы с полной кружкой той вонючей жидкости, которой он поил несчастного мальчика. Женщина послушно отстранилась от сына, пропуская Вонраха вперёд. Сильные руки воина прикасались к больному с предельной осторожностью, и вниманием к его состоянию.

Парень послушно пил противную жидкость, мужественно снося все испытания, выпавшие на его долю. Потом он посмотрел на свою мать, прежде чем впасть в уже ожидаемое беспамятство. Его улыбка страдающего, но мужественного человека, немного успокоила взволнованную мать. Она медленно приходила в себя, забывая о страшных мыслях, посетивших её однажды. Дождь оставил после себя всё тот же противный по ощущениям туман, но не на долго. Уже после полудня солнце принялось сушить пропитанную водой землю.

Дети носились по лужам, несказанно радуясь грязным брызгам. Жизнь в деревне потекла своим обычным чередом.

Вонрах не спеша шёл в лес. Его постоянных преследователей больше не было видно. Значит ждать нужно сюрприза в лесу. На одной из полян Вонрах решил присесть на пень, и отдохнуть от долгого похода по лесу, словно этот отдых был ему необходим. За его спиной раздвигая ветви скрывавших их деревьев, вышли два молодых человека. Вонрах не оборачивался. Он словно уснул сидя на своём пне.

Молодые парни шли медленно, не сводя своего взгляда с неподвижной фигуры на пне. Вонрах сидел и смотрел в одну точку, он ждал. Когда до пня, на котором сидел ненавистный парням Вонрах, оставалось пару шагов парни замерли на месте. Они переглянулись, решая, кто же нанесёт решающий удар. В руке каждого был отточенный как бритва, охотничий нож.

— А трудно впервые в жизни ударить ножом человека? — Вонрах по-прежнему не шевелился. Он сидел на своём пне, и его голос был единственным напоминанием о том, что он ещё жив. Он медленно повернулся к парням. Сыновья старейшины боялись пошевелиться, его сила была слишком очевидна, но он ведь один, и не воин.

Страшно было всё равно. Рукояти ножей вспотели, как и рубахи на спинах парней. Не могли столь смелые парни потеть от страха, это просто вещи взмокли от лесной сырости.

— Когда я впервые отнял жизнь врага, это не было трудно. По тому, что я сражался за правду, и моя цель была священна. Во всяком случае, для меня и моих братьев. А вы, ошмётки грязи? За, что вы дети разбойника, пришли проливать кровь? — Голос Вонраха был настолько спокойным, что у парней невольно появилось желание справить нужду, и причём прямо здесь и сейчас. Они едва удерживали себя на месте, а так хотелось выбросить свои ножи, и без оглядки бежать, бежать домой.

Они словно чего-то ждали, только это их и сдерживало. Внезапно за спиной Вонраха вспыхнуло ярчайшее пламя, из которого вышел свирепый демон. Он посмотрел на свою цель, и его мерзкая морда исказилась в недоумении, и недовольстве. Могучие мышцы чудовища напряглись в желании разорвать хоть кого-то. Мальчишки осмелели. На их лицах появились злорадные улыбки, и не малое облегчение. Мочиться от страха больше не хотелось, радость победы сквозило в их наглых ухмылках.

— А-а-а. Вы обрадовались приходу этого мерзкого существа. Так вот я спешу вас огорчить. У меня есть, что ему предложить, и он я уверен примет моё предложение. Не так ли тварь? — Оборачиваясь в пол оборота к демону, произнёс Вонрах, уже совсем не по-доброму. Демон отступил назад, и опустил голову.

— Да. Я не могу посягать на твою жизнь. Я оставляю заказ этих людей не выполненным, но плату за него всё равно взыщу. — Демон сделал ещё один шаг назад и исчез в пламени породившем его. Вонрах повернулся к парням, секунду назад считавшим себя хозяевами мира. В его глазах сверкала ничем не прикрытая злоба. Парни вдруг решили спасаться бегством, но было уже слишком поздно. Одним прыжком Вонрах оказался рядом с ними. Его первый удар снёс с ног старшего.

Парень покатился по земле, сразу позабыв о всём на свете. Второй поражённым взглядом проводил бесславный полёт брата. Когда старший брат перестал кувыркаться, младший повернулся, и полными ужаса глазами посмотрел в глаза собственной смерти. Но смерть не пришла. Пришла обжигающая боль. Ноги подкосились, роняя своего хозяина на землю.

— Я не бить вас буду, я стану наказывать вас, подонков. — Вонрах хотел, чтобы его намерения были известны этим двум. Он подошёл к первому, успевшему немного прийти в себя парню. Сильные руки оторвали паренька от прижимавшей его к себе земли с силой урагана. Парень весил все семьдесят с лишним, но он почувствовал себя пёрышком, подхваченным весёлым проказником-ветром.

Удар в грудь выдавил со свистом остатки воздуха из лёгких парня. Тот закатил глаза, готовясь к смерти, но это было ещё далеко не всё. Вонрах отпустил не имевшего под собой опоры парня, и с разворота ударил его ногой. Опять полёт, опять немыслимая боль во всём юном теле. Кувыркаясь на ухабах, парень причинил себе ещё несколько ссадин и синяков. Но о них он узнает только тогда, когда придёт в себя.

Второй брат всё это видел. У него было достаточно времени для того, чтобы обмочить свои красивые, и очень дорогие штаны. Вонрах шёл к нему не спеша. Он знал, что парень не в состоянии сбежать, слишком велик его страх.

— Вы не мужчины, и уж тем более не воины. Вы жертвы, по тому, что вы трусы. — Эти слова были последним, что смог услышать младший сын старейшины.

Удар в его живот «железного» кулака, вывернул желудок юноши наизнанку. Еда рванула наружу, но этого желудку было мало, и он решил избавиться ещё и от некоторого количества крови, внезапно скопившейся в нём. У паренька закружилась голова, гул был такой, словно на неё обрушилось само небо. Второй удар пришёлся прямо в лоб, голова парня запрокинулась назад, и её владелец упал на землю, словно его застрелили из лука.

Вонрах посмотрел на всё произошедшее так, словно он сотворил самую невинную шалость. Присвистнув от радости, и довольный собой, он зашагал обратно в деревню. По дороге домой он поднял с земли, приготовленный для него мешок с лесной добычей. Теперь он был доволен по-настоящему. Старейшина не скоро найдёт своих горе-сыновей. А когда найдёт, вряд ли у него появиться желание разговаривать с Вонрахом на этот счёт. Он не захочет обнародовать силу, укрепившую его власть в деревне.

Войдя в деревню, Вонрах нарочно пошёл мимо дома старейшины. Ему очень хотелось посмотреть в глаза того, кто погряз в долгах демону. Вонрах насвистывал мелодию из своего детства. Когда-то её ему напевал его отец, как же давно это всё было. Проходя мимо дома старейшины, он замедлил свой шаг. Увидав главного человека деревни, он весело поприветствовал его:

— Доброго дня тебе, хозяин. Надеюсь и у тебя будет столько повода для радости, как у меня. — Он показал мешок полный дичи. Старейшина поглядел на Вонраха так, словно он увидел покойника. Он был крайне удивлён, и скорее всего не только тем, что Вонрах был жив.

— Знаешь, дорогой Дохнум, я решил пожить в вашей деревне, по меньшей мере, до весны. Зима уже не за горами, а в такое время сложно найти чего искал. Я уверен, что твоя безграничная доброта, и великая мудрость позволят мне и моей дорогой Салмане пожить здесь ещё немного. — Вонрах не стал дожидаться ответа. Он весело зашагал дальше, оставляя старейшину наедине с его мыслями. Старейшина думал над словами Вонраха, медленно закипая от гнева. Внезапно его злость исчезла, не оставив о себе и следа. На её место пришла тревога, тревога за не вернувшихся сыновей.

Скоро окончательно стемнеет, а парни не пришли домой со своего первого задания. Судя по виду Вонраха они его не нашли. Значит либо ещё ищут, либо заблудились. Но почему демон не причинил ему вред? Почему столь страшная сила оставила его невредимым? Где дети? Почему он жив? Как быть, где искать сыновей? Что сказать их матери, да и живы ли сыны? Мысли сменяли друг друга так быстро, что старейшина не успевал за ними.

Он продолжал какое-то время стоять без движения, как громом поражённый. Потом ворвался в дом словно ураган. Схватил свой охотничий нож и рванул в лес со всех ног. Люди не могли понять от чего Дохнум, так спешит в лес. Его сыновья были довольно хорошими охотниками, и следопытами. Вряд ли они могли заблудиться в исхоженном ими лесу. Но несмотря на это их отец спешил к ним на помощь. Он хотел успеть до темноты, пока свежи следы их, и Вонраха. Словно пёс он присматривался и почти принюхивался к каждому следу, уводившему его вглубь леса.

Из леса вышел только один. Слишком страшные мысли посетили старейшину. Он рыскал по лесу, отслеживая все признаки передвижения своих сыновей. Становились темно, но старейшина этого не замечал. Может он и был гадким человеком, но он ещё был и любящим отцом.

Следы вывели его на поляну. Так далеко от деревни его сыновья ещё никогда не уходили. Дохнум вышел из леса, и замер от увиденного. Его красавцы-сыновья лежали безо всяких движений.

— Сынки. Детки мои, что же это такое твориться. Кто ж так мог с вами поступить. За что же это мне такое горе. Обезумивший от горя отец ощупывал своих детей в поисках смертельных ран. Он осторожно повернул голову, сперва у одного потом у второго сына, шеи тоже были целы. Медленно его дети стали приходить в себя.

— Живы! Вы живы! — Дохнум заплакал от радости вновь обретя своих детей. Дети были живы, а остальное пока было не важно. Старейшина помог им встать на ноги. Постоянно поддерживая обоих парней, сильный мужчина повёл их домой. Ноги плохо слушались, и постоянно цеплялись одна за другую, но парни медленно приходя в себя, старались идти. Вид у них был тот ещё. На первый взгляд казалось, что их топтали сто человек.

Солнце давно ушло на покой, месяц не пожелал освещать «помятым» парням и их отцу, путь. Так и шли они в полной темноте и безмолвии. В деревню они пришли не за долго до рассвета. Хоть в этом им повезло. Никто не видел их позорное возвращение. Заплаканная мать боялась издать малейший звук, это могло привлечь внимание соседей.

Дети вошли в дом, словно это была их могила. Они больше не могли двигаться, они больше не хотели жить. Их тела состояли из одной, сплошной, всепоглощающей, и умопомрачительной боли. Сил бороться больше не было. Они легли в свои постели, словно в гробы. Они готовы были, а может уже и хотели умереть.

— Нужно бежать к Нохве. — Жена старейшины отбросила всякую гордость. Дети были в плохом состоянии, они могли не пережить следующий день.

— И, что я ей скажу? Прости меня добрая Нохва. Я и мои дети травили тебя и твоего сынка последние пять лет. А теперь мои дети могут стать калеками, как и твой собственный. Так помоги же мне. Да? — Старейшина был вне себя от злости. Он рад бы просить любой помощи, но не от этой проклятой им Нохвы. Да и вряд ли она поможет им.

А соседи. Они-то увидят и осудят его, и тогда может возникнуть вопрос, может ли быть он старейшиной. Пять поколений семья Дохнума управляла этой деревней. Она заслужила непререкаемый авторитет, и теперь всё потерять. Пусть уж лучше они умрут. Его жена не была согласна с таким решением, хотя он его и не озвучил. Его внешний вид слишком красноречиво обо всё говорил за него.

— Я не собираюсь страдать из-за твоей гордыни. Я сама пойду к Нохве. Я повинюсь, и попрошу простить и помочь. — Женщина накинула платок на плечи и собралась выходить из дома. Старейшина железной хваткой сжал её плечо. Он рывком развернул её к себе, и со всего маха ударил её в грудь. Перепуганная до смерти женщина упала на пол, задыхаясь от боли.

— Я сказал не пойду, и ты не пойдёшь. Если ты восстаешь против меня, чего мне ждать от людей всех. — В голосе старейшины звучала готовность бороться за свою власть до конца. Любой ценой. Он был страшен. Женщина немного пришла в себя. Заливаясь горькими слезами, она пошла к своим детям. Сам же Дохнум вышел из дома, и как бы прогуливаясь пошёл в сторону дома Нохвы. Поравнявшись с её калиткой, он посмотрел во двор и увидел там Вонраха, встречавшего новый рассвет.

Солнце уже почти встало. Оно грело землю, даруя ей жизненную силу. Вонрах выглядел очень довольным.

— Здравствуй Вонрах. Как ночь прошла? — Старейшина был сама любезность. Не было и следа от его недавних переживаний.

— Да как ребёнок спал. — Вонрах словно и не понимал о чём идёт речь.

— Много дичи ты принёс вчера, удачная охота — это хорошо. — Вежливые но ядовитые слова стекали с лживого языка старейшины.

— Да охота была, что надо. Теперь я полностью рассчитался с почтенным Кендуном. Вчерась он сказал достаточно мне в должниках ходить. Теперь я смогу ещё чего ни будь купить, наверное кабана куплю. Знаю, что в своей бесконечной доброте, ты рад за меня, и за почтенную Нохву. Теперь она и её сын забудут про нужду. — Вонрах издевался над старейшиной, и не скрывал этого. Он знал, что открыто старейшина не станет ему высказывать, зная, что он видел демона собственными глазами. Можно было настроить людей против пришлых, и потребовать уйти. Но для этого должна быть причина, и веская причина.

Пока повода для подобных рассуждений ни Вонрах, ни его девка, не давали. Старейшина готов был разорвать проклятого Вонраха, но сил и повода у него для этого не было. Наслать на него демона он тоже не мог. Во-первых, пришлый был на много моложе и сильнее, во-вторых демон уже один раз не сделал то, о чём его просили. Нужно выждать время, нужно подождать пока дети придут в себя, и смогут рассказать, в чём там было дело.

Старейшина мило улыбнулся своему собеседнику, и отвесив поклон убрался прочь. Войдя в свой дом, он застал свою жену в ещё худшем состоянии чем оставил. Сыновья пришли в себя, и понимающими газами смотрели на своего отца.

— Демон не стал его трогать. Вонрах имеет какую-то силу против него. Демон словно испугался его, и убрался прочь. Но сказал, что плату взыщет всё равно. Не простой это бродяга, ой не простой. — Женщина этим была напугана больше, чем состоянием своих сыновей. Сыновья старейшины были сильными юношами, скоро они поправятся. Зато у их отца было теперь над чем подумать.

Так прошёл ещё один день, и ещё один. Сыновья старейшины вышли из дома только на пятый. Они старательно избегали встреч с Вонрахом, поглядывая в его сторону со страхом, перемешанным с ненавистью труса. Вонрах наоборот вёл себя приветливо и вежливо с ними, и их родителями. В этом те видели неприкрытую угрозу. На демона надежды больше не было, а сами они ничего не могли поделать. Открыто на него не нападёшь, а скрыто они уже попробовали.

Однажды Нохва возвращалась из леса. Она собирала весь день грибы. У неё в руках была тяжёлая корзина, доверху наполненное красивыми и вкусными грибами. На границе деревни у неё на пути, словно из-под земли «выросли» два полных сил и уверенности молодых человека. Старший с усмешкой посмотрел на уставшую женщину и сказал своему младшему брату, так что бы женщина его слышала тоже:

— Скажи мне брат, а не хотел бы ты попробовать грибного супа?

— Страсть как люблю суп из грибов. — Молодой поддонок сделал шаг вперёд, и сжал ручку корзины, стараясь отнять её по-тихому. Перепуганная женщина сдалась без боя. Она не могла позволить себе тягаться с молодыми и дерзкими. А грибы она новые наберёт, завтра же и наберёт.

— Теперь станешь по корзине грибов каждый день приносить в наш дом. А кто спросит, скажешь, должна нам стала, за товар. — Два поддонка развернулись и пошли домой. Нохва растерянно произнесла, больше для себя, нежели для них:

— Так где же я столько грибов то наберу? — Она смотрела в пустоту перед собой, вид у неё был крайне растерянный. Тогда старший сын старейшины повернулся к ней, и подойдя в плотную произнёс, брызжа своей слюной в лицо женщины:

— Да нам то и наплевать. Не станешь носить, сына однажды найдёшь на дереве весящим. А твой постоялец вмешается, всю деревню против вас поднимем. — Он толкнул Нохву в плечо, приложив к этому все свои силы. Женщина упала на землю, и расплакалась. Домой она пришла «раздавленная» горем.

Как так жить, что делать. Вонрах колол последние дрова и встретил Нохву первым. Её внешний вид поразил его, взволновав не на шутку. Он помог войти ей в дом, усадил за стол и пристально посмотрел ей в заплаканные глаза.

— И что на этот раз вытворили эти два подлеца? — Он словно видел все мысли женщины насквозь. Нохва расплакалась в ответ. Потом запинаясь, и захлёбываясь слезами, рассказала всё, как было. Вонрах сидел молча, погрузившись в размышления, потом он хлопнул в ладоши и сказал:

— Ну, что ж, бывает и такое. Значит, сказали, должна стала? А, что это не такая уж и плохая мысль. — Он словно радовался чему-то, Нохва посмотрела на него и спросила:

— Может уходить вам, время пришло? Мы-то как ни будь продержимся, а вам то оно зачем? — Она сама не верила в то, что произнесла эти слова. Но Вонрах и Салмана сделали им с сыном столько добра, грешно было бы отплатить им проблемами.

— Ишь чего удумала. — Салмана не находила себе места. Она хотела как ни будь отомстить всей семейке старейшины. Вонрах встал со своего места и направился к двери.

— Куда ты? Не ходи, они смогут настроить людей супротив нас. Да и одолеют они тебя, их то трое. — Нохва была не на шутку напугана действиями Вонраха.

— Да ладно. Я не драться к ним иду, а поговорить. Да и коль в долги встряла, то нужно забрать то, за что должна стала. — Вонрах по-прежнему был чем-то очень даже рад.

Деревня медленно, но верно погружалась в вечерний сумрак. Путь к дому старейшины был неблизким, можно было хорошенько подумать по дороге. Войдя во двор того, кто олицетворял закон в деревне, Вонрах первым делом глянул в глаза охранявшему его псу. Того начало бить в припадке страха, и пёсик размерами с волка забился в бурку поскуливая при этом как перепуганный щенок.

Двери дома Вонрах открыл так, словно вошёл в собственный. Семья старейшины в это время ужинала. Увидев на пороге своего заклятого врага, все мужчины вскочили со своих мест. Вонрах не стал желать им приятного аппетита, он плотно закрыл за собой дверь, и поудобнее уселся рядом с ней.

— Значит так други. Один из вас взял на себя смелость и вогнал в долги Нохву. Я не против долга, и даже готов его выплатить. Но платить следует за что-то, а не за воздух. Я сейчас возьму из вашего сарая свинью и борова. Да мои дорогие, ту самую свинью, что должна принести приплод. Это за то, что подняли руку на почтенную женщину. А борова заберу, за то, что один из твоих сыновей — он указал пальцем на багровеющего старейшину — сам определил это.

— Это с чего такой смелый стал? Или считаешь, что ноги унести сможешь из дома моего? — Старейшина набирался смелости. Он искал слабые места в этом не сносом человеке.

— Ты на камешек свой не сильно-то надейся мил человек. Твой-то друг, не посмеет даже дышать в моём присутствии. А вот коли я начну своё творить, то в этой деревне тебе, и твоим детишкам мало места станет. — Вонрах говорил угрожая всем своим видом. Он не стал становиться в боевую стойку, он не хотел пугать людей своим умением. Он уже видел в них страх, его должно было хватить с лихвой. Он медленно встал со своего места и собрался уходить. Потом остановился будто, что-то вспомнил.

— Да. Вот ещё что, если не хочешь потерять своих сынишек раньше времени, заткнись и помалкивай пока я здесь. Неровен час нападёт какой зверь в лесу, и больше не найдёшь их. — Вонрах вышел из дома старейшины и направился к сараю. Он открыл запирающую его дверь и заглянул в темноту. Обычный человек ничего бы там не увидел, но только не Вонрах. Для него же там было светло как днём. Он знал, что его знакомые наблюдают за ним, и его распирало от желания покуражиться.

— Так, ты, толстая, и ты, здоровый, идёте со мной. — Он вышел из сарая и пошёл домой. Свинья и боров шли за ним как привязанные. Глаза у семейства старейшины готовы были лопнуть от напряжения. О таком они даже не слышали, не говоря о том, чтобы увидеть воочию. Теперь они понимали, почему этот человек приносит столько дичи каждый день.

Вонрах пришёл домой окрылённый успехом. Он загнал свиней в сарай и с удовольствием поведал своим женщинам о произошедшем. Нохва перепугалась не на шутку. Она помнила о могуществе семьи старейшин в их деревне.

Когда-то давно, прапрадед Дохнума заявил, что его семья поставлена богами над всеми, и кто не согласен, тот станет перед ними и испросит их волю. После такого заявления, несколько мужей попробовали воспротивиться, но все они пали жертвой гнева богов. Теперь таких смельчаков не было в деревне. Люди просто жили и всё. Только её муж решил отправиться в город. Он хотел найти денежную работу, и после того перевезти семью в иное, более достойное место. Но и он канул в небытие, больше его никто не видел. А старейшина объявил её брошенной, и она стала изгоем.

Те, кто приходили к ней когда-то за помощью, стали сторониться её. А позже и вовсе стали травить её и сына. Теперь же Вонрах разворошил это осиное гнездо своей дерзостью. Он был незнаком с историей этой семьи, и с богами её оберегающими. Нохва поспешила рассказать молодому мужчине о его ошибке. Но Вонрах только снисходительно улыбнулся в ответ.

— Дорогая Нохва. Старейшина ни в жизнь не признается в том, что я у него отнял там чего-то. Он будет молчать, и сидеть тихо, как мышь под веником. — Вонрах был твёрд в своих убеждениях, и не уважал богов, которые покровительствовали деревне, и старейшине в частности. Это могло стать причиной его погибели, и не только его.

— Дорогой Вонрах, возможно в свои молодые годы ты и считаешь себя равным богам, но это заблуждение молодости, и оно пройдёт с годами. Поверь, боги не прощают такого обращения к себе. — Нохва из последних сил пыталась вразумить строптивца. Салмана вела себя так, словно она была жена самого бога. Она смеялась над всеми доводами взрослой женщины.

— Да наплюй ты на них, я плюю, и ты наплюй. Пока я здесь, боги твои не посмеют сунуться в деревню, и покровителей у старейшины больше не будет. — Вонрах был весел и беззаботен как ребёнок.

— Ты рассуждаешь, словно ты бог. — Нохва испугалась из-за богохульного поведение своего постояльца.

— Кто? Я? — Вонрах стал немного серьёзнее — Нет, я не бог. Есть один единственный БОГ, и он есть тот, кому служу я всей своей жизнью. А остальных я резал как свиней, и буду продолжать резать. — Молодой человек стал неким другим, женщина посмотрела на него как-то иначе.

— Кто ты такой, коль рассуждаешь так страшно. — Она уже не знала, во что ей верить. Она начинала его бояться. Ведь у неё был сын, и его следовало уберечь. От чего его нужно уберечь Нохва ещё не знала, но предчувствие того, что происходит, что-то не объяснимое не покидало её.

— Скажи ей дорогой, не мучай человека понапрасну. — Салмана вмешалась в разговор. Она видела, как старается понять слова Вонраха Нохва, и не находя им объяснения приближается к истерике. Вонрах подошёл к своей любимой и поцеловал её со всей нежностью, на какую был способен. От такого поцелую любая женщина без подготовки потеряла бы рассудок, ну или сознание как минимум. Но Салмана уже была знакома с нежностью полубога, она другого и не воспринимала уже.

— Сама расскажи, а я пойду, подышу воздухом. — Он вышел из дома и уселся на скамейке у стены.

Ночь была без звёзд. Тучи роились над головой, цепляясь за верхушки деревьев. Воздух пропах осенними дождями, и вскоре они станут единственной картиной, наполняющей каждодневный деревенский пейзаж.

— Я расскажу сначала. — Салмана села напротив Нохвы, и взяла её за руки, словно боялась, что та сорвётся бежать. — Когда я впервые увидела своего Вонраха, мне было пять лет. — Женщина рядом с ней сильно сжала её руку, в приступе внезапного страха. — Я тогда потеряла своих родителей, и жила у противной своей тётки. — Нохва напряглась всем телом. — Вонрах тогда был старым как камни в горах. Он каждый день приходил на могилу к своей умершей когда-то давно жены.

Он был слаб и стар, он не хотел жить. Мне запрещали общаться с ним, и я ушла из дома. Тогда мы стали жить вместе. Прошло время, и когда я выросла он меня спас. Мои братики решили отомстить мне за что-то. Боже мой, как они избили тогда старика, которым был тогда Вонрах. Чтобы спасти меня он отказался от права на смерть, и поубивал их всех. Но вместе с этим он стал вот таким, молодым и красивым. Дело в том, что он не простой человек, он простой полубог. — Нохву стало трясти в нервном ознобе. Её увеличившиеся глаза смотрели на Салману, словно они увидели её в первый раз. — Да, он ТИТАН. Он тот, кто может уничтожить любого бога. Любого, кроме одного единственного и сына его. Он служит тому, кто был когда-то человеком и сам стал богом, но отказывается от своей божественности, признавая богом только одного, и сына его. Прежде чем мы пришли к вам, он спас одних милых, и несчастных людей, и спас их кстати от бога. Он уничтожил его. В конце концов пришёл тот, кого именуют сыном БОГА, и явил нам силу свою, и мудрость божественную. Так, что жизнь Вонраха не имеет срока, а силе его позавидуют любые божки. — Девушка продолжала держать Нохву за руки, и смотреть ей в глаза. Женщина не понимала, шутят с ней или говорят правду. Она посмотрела на своего сына, мирно спящего в своей кровати, и вспомнила слова Вонраха, «Я сам поломаю тебе кости, и поставлю их на место». Вся его уверенность в своей правоте, и безнаказанности, его спокойствие и несвойственная юноше мудрость. Он был не по годам смышлён, он непогодам был силён. Хотя только теперь Нохва поняла, что именно по своим годам он был и умён, и силён, и спокоен, и уверен в своих силах.

— Значит старейшина знает о Вонрахе правду? — В её голосе прозвучала надежда.

— Нет не знает. — Вернувшийся Вонрах, решил вмешаться в разговор. — Он не знает, и от того мучается. У него действительно есть покровитель, но это не бог. Ваш старейшина знает, что сделать мне он ничего не сможет, а вот почему, ему невдомёк. А и пусть помучается. — Вонрах был как всегда спокоен. Он следовал какому-то плану, известному только ему одному. Он сел рядом с Салманой, обнял её, и прижимая к себе поцеловал в щёку.

— Прекрати вести себя так, словно ты виновата перед всеми этими людьми. Теперь начинай вести себя так, словно они тебе должны, это больше похоже на правду. — Салмана подвела черту. Она устала смотреть на затравленный внешний вид несчетной женщины. Вся последующая после разговора ночь, была абсолютно бессонной для Нохвы. Утром она вышла во двор, и вдохнула прохладный утренний воздух полной грудью нового человека. Разгорячённые мысли понемногу стали успокаиваться, настроение медленно, но уверенно становилось лучше. Женщина перевела взгляд на калитку и вздрогнула, увидев там притаившуюся жену старейшины.

— Ну и как живётся ворам? — Женщина говорила в полголоса. Она не хотела привлекать к себе лишнего внимания.

— А ты как раз должна лучше всех знать, как ворам поживается. — Нохва решила попробовать не бояться. Странно, но у неё это получилось. Жена старейшины изменилась в лице, ей было в новинку видеть дерзкую Нохву.

— Я вижу твой постоялец придал тебе сил и наглости, мерзкая побиранка. — Женщина пыталась вернуть Нохве прежнее положение изгоя. Но попробовавшая дать отпор женщина не собиралась жить по-старому.

— Ты дорогая Самха, шла бы по добру, по здорову. А не то я и много рассказать могу — тебе это надо? И помни, твои детки могут за моим мужем отправиться. Помни об этом, подстилка вора и продажная дрянь. — В этих словах Нохва выразила всё, что так долго хотела сказать. Сахма испуганно посмотрела на воспарявшую духом Нохву, и предпочла убраться.

— Ещё раз увижу возле своей калитки, сама знаешь, что будет. — Поставила жирную точку в их разговоре Нохва. А пусть боятся. Пусть мучаются в своих догадках, подумала почувствовавшая себя на много лучше, Нохва.

В дом вошла совсем другая, не похожая на ту прошлую Нохву, женщина. Она улыбалась иначе. Она веля себя иначе. Она была уверена в себе, в своей жизни, в своих силах, и в завтрашнем своём дне. Вонрах и Салмана посмотрели на совсем другую Нохву, и их взгляды задали один единственный вопрос. Нохва сразу поняла к чему они оба клонят, и сказала:

— А сняла «стружку» с Сахмы. Пусть попробует теперь моё угощение. Хватит я молчала этим… — она не нашла подходящего ругательства, и так и не смогла закончить, по тому, что Вонрах и Салмана расхохотались, и заразили смехом и её. Нет ничего лучше, чем начать утро с доброго смеха, дарующего хорошее настроение.

Ничего не понимающий Годшин проснулся под общий смех, и не вольно для себя самого, стал улыбаться, подвергшись общему настроению. Новый день, новые свершения. Занимаясь своими повседневными делами, Вонрах не заметил, как рядом с оградой уже успевшего стать его дома, остановилась молодая и очень красивая девушка. Вонрах прекрасно знал, как её зовут, и кто она есть. Это была та самая девушка, из-за которой горячий Годшин, слетел с обрыва вниз головой.

— А ты красивый. Особенно когда раздетый. — Девушке очень хотелось с ним завязать какие-то отношения, ну или хотя бы разговор, для начала. Вонрах видел её интерес, и понимал её намёк.

— Может и так. Дело спорное. Каждому нравиться разное. — Он не имел ничего против общения, но вот таких откровенных намёков ему не надо было. Девушка словно облизываясь, и смакуя на вкус свои ощущения, продолжила:

— А твоя девушка всегда рядом с тобой бывает? — Она не сводила своего жаркого взгляда с Вонраха.

— Моя, Салмана, всегда со мной, и даже тогда, когда её нет рядом. — Дальнейшее течение разговора Вонарху не нравилось. Но девушку это заводило, она была в плену желаний.

— Может, стоит бросить её, и найти более подходящую для себя девицу. — Она всем своим видом продемонстрировала, насколько низко она оценивает данные Салманы, и как высоко ценит свои собственные. Вонраха это немного разозлило, он не даст свою любовь на поругание.

— Так ведь нет на земле замены богине. А Салмана именно богиня, богиня во всём. По-твоему я должен отказаться от небес, и сойти на грешную землю, в поисках того, что валяется под ногами богини? — Вонрах полоснул по самому больному, по самолюбию красавицы. — А ты, красавица, слышал я обещалась парню смелому, и наверное ждёшь его выздоровления? — Девушка рассмеялась над словами Вонраха.

— Я никому не обещалась. Посулила умом обделённому, и красотой мужеской кстати тоже. Он возьми и поверь дурак, да и прыгни с обрыва. Теперь хоть есть над кем потешиться, калека в голове, теперь калека и на самом деле стал.

— А коли воспарит? Тогда придётся слово сдержать. — Вонрах подпирал девушку со всех сторон. Она улыбнулась ему в ответ, словно говорила с ребёнком не понятливым:

— И какой такой суд принудит меня. Его и его мать никто не любит, чего бы ему подавать старейшине плату за рассудить нас. Никто не станет слушать калеку, и тем более сына брошенки. Она потеряла интерес к беседе с Вонрахом. Немного раздражённая повернулась и ушла. Вонрах тоже был несколько раздражён, он отбросил топор в сторону и повернулся в сторону дома, желая отдохнуть и подумать.

Повернувшись он увидел, как в дверях дома стоят Нохва и Салмана. Матери было больно слышать такое о сыне, Салмана была рада за то, как её мужчина отстоял её честь, но она печалилась за Годшина. Годшин не мог слышать этих, обидных для любого мужчины слов, но со временем он удариться о их жестокость.

Его кости медленно, но верно срастались. Он с каждым днём становился на шаг ближе к выздоровлению. Пока до этого было ещё далеко, и он был беспомощнее ребёнка, но это всё пока. Вонрах сел на скамейку и упёрся взглядом вдаль. Рядом с ним сели огорчённые женщины.

— Ну и как быть? Как сказать ему об этом? — Салмана одна озвучила вопрос, волновавший всех.

— А никак, — Вонрах ещё был в плену своих мыслей — Он и сам уже понимает, с каким жестокосердием ему пришлось столкнуться. Он пока должен хотеть по скорее выздороветь, а уж потом пусть узнаёт правду. Да и со временем, его легче будет подготовить к правде. — Вонрах говорил и продолжал о чём-то думать, словно это была не единственная причина печалиться. У него всегда были поводы поразмышлять, он постоянно готовил какие-то планы, и мало кого в них посвящал.

Женщины были согласны с его доводами, но от этого им легче не становилось. Решили на этом и остановиться. Окончательно распрощавшись с настроением, все трое пошли в дом. А дома лежал, похожий на мумию Годшин. Он мог уже шевелить пальцами, и это был прогресс. Нохва принялась его поить молоком, Вонрах и Салмана сели за стол, и принялись есть хлеб с молоком.

— Послушай Годшин, а чем ты думаешь заняться, когда окончательно встанешь на ноги? — Вонрах вновь выглядел как обычно. Он спрашивал как-то, между прочим. Годшин перестал пить. Он приготовился отвечать, но как было видно по нему, ответов у него было много, теперь он должен был выбрать правильный.

— Наверное, я стану жить так, чтобы все они, все в этой проклятой деревне позавидовали, как я это могу. А главное я стану сильным как ты. И пусть милая соседушка локти кусала каждый день. — Он выздоравливал не только физически, но и морально. Осколки прошлой наивности отпадали от него, словно листья опадают с деревьев по осени. Он помнил насмешки деревенской молодёжи, и той, ради которой он совершил свой подводящий черту всему, прыжок. Теперь он мог о многом судить, и многое его делало мудрее, кто из них остался с ним. Только мать. Только она одна разделила с ним его боль, его горе, его печаль. Только мать останется рядом со своим ребёнком, какой бы его судьба не была. Значит и радости жизни заслуживает только одна она, и она их получит в полной мере.

— Только мать заслуживает сыновью любовь, и я не собираюсь заглядываться на ту, которая никогда меня не замечала. Я больше не такой наивный и глупый как раньше.

— А вот это слова не мальчика, а мужа. — Вонрах обрадовался этим словам так, словно они освободили его от некого бремени. Нохва с облегчением перевела дух, но промолчала, не найдя как похвалить сына. Так начались совсем иные, наполненные совсем другим смыслом дни.

Теперь Годшин стремился выздороветь не для того, чтобы обнять некогда милую его сердцу девушку. А для того, чтобы она сошла с ума, завидуя той, что станет его женой. Его тело исцелялось теперь намного скорее. Уже к первым холодам он смог сесть со всеми за стол. Это было как откровение. Он был еще слаб, но дальнейшая перспектива радовала и манила его.

Не было счастья, на несчастье помогло.

Морозы ударили по занесённой снегом деревне со всей яростью присущей только им. Они вымораживали всю влагу из воздуха, делая его абсолютно сухим. Годшин в сопровождении Вонраха стал частым гостем госпожи зимы. В такие морозные и солнечные дни, здоровье человека становиться удивительно сильным, избавляясь от вездесущей хвори. В такие дни дышалось особенно легко, и от того радостно становилось на душе. Молодой парень становился слишком тяжёлым, даже для двоих женщин. Теперь его прогулками занимался только Вонрах. Они выходили подышать каждое утро, если оно не омрачалось пургой. Даже в слабую метелицу, молодые парни находили место для радости от общения с зимой.

Годшин очень неуверенно владел своим телом, но всё-таки уже владел. Многое, пережитое, уже начинало забываться, и о многом он начинал мечтать. Он мечтал о том, как сможет сам выходить из дома, и идти на охоту. О том, как он станет опорой и надеждой, для матери и не только. Целый мир теперь улыбался ему, и манил вслед за собой, в неизвестную, и не всегда лёгкую, но от того не перестающей быть интересной жизнь. Он поднимал кружку воды каждый день, пока хватало его не многих сил. Потом он ходил по дому, пока ноги не начинали подкашиваться под ним.

Изо дня в день, а порой и в бессонные ночи, парень готовился к своей новой жизни. Было трудно, и постоянно больно. Но зато, он постепенно становился сильнее. Боль не спеша отступала, и возвращалась всё реже.

Новый год, праздник для семьи, радость, дарящая надежды. Откуда взялось вино, и удивительные угощения, никто не задавал вопросов. Вонрах только однажды позволил себе отлучиться, ради такого дня. В этот день Годшин сам встал, и привёл себя в порядок после сна. Он весь день старался помогать по дому, а когда уставал, старался не мешать. Но именно этот день стал тем самым днём, когда он всё делал сам, без чьей-то помощи. В новогоднюю ночь исполняются самые заветные мечты. Годшин устал неимоверно, но спать не пошёл. Он был со всеми за столом, он ел, пил и веселился. Вонрах забавлял своих домочадцев весёлыми историями, которые были похожи на удивительные сказки. Было весело и прекрасно. Новый год приходил именно так, как и должен был приходить.

Праздник пропитанный смехом, и пронизанный радостью, надеждами на доброе и обещаниями всё изменить только к лучшему. Спать легли поздно, или рано — это как посмотреть. Долго сидели во дворе, и рассматривали звёзды. Россыпи бриллиантов в небе были такими яркими, что казалось не такими уж и далёкими они были. Они тоже праздновали праздник, им тоже надоел старый год, и они радовались новому вместе с людьми, взирающими на них.

Зима из завывающей и метельной, стала тихой и солнечной. Мороз не стихал, но при этом он не казался таким лютым. Солнце всё чаще радовало людей своим холодным светом. В один из таких дней Вонрах шагал по зимнему лесу. День был настолько прекрасным, что даже не хотелось охоться. Но он пообещал, что у Нохвы и Салманы, будут шубы из шкур бобра. А значит нужно выполнять своё обещание, тем более, что для этого, оставалось совсем не много.

Он шёл к заводям. Там было много крупных, обладающих редким окрасом зверьков. Он был исполнен радости за выздоравливающего Годшина. Парень уже прекрасно обходился без посторонней помощи. Он был ещё недостаточно здоров, но и не так уж и болен. Было решено, не показываться ему на людях, до тех пор, пока он не станет окончательно здоровым, и сильным. И это предложил сам Годшин. Он очень хотел своим выздоровлением отомстить всем своим бывшим друзьям. Он выполнял все физические упражнения, которые ему предписал Вонрах. Было не легко, парень сильно уставал, но не сдавался.

По ночам, особенно когда они были особенно тёмными и морозными, он уходил от дома так далеко, насколько мог. Такие прогулки отнимали у него слишком много сил, но парень был словно одержим своей затеей. Он давно перестал быть похожим на того, иссушенного болезнью калеку, которого увидели впервые Вонрах и Салмана.

Нохва готова была петь гимны, в честь выздоровления своего сына. Её сын был ещё слаб, но он был практически здоров. Чего ещё она могла желать. Она словно сама ожила, когда он сделал свой первый самостоятельный шаг. Теперь же, когда он делал эти шаги каждый день, она боялась проснуться и понять, что это был просто сон. Но меж тем, её сын с каждым днём превращался в крепкого и очень красивого парня.

Вонрах так и не рассказал ей, какие травы он давал Годшину, что бы тот вот так быстро выздоравливал. Парень прибавлял в весе и силе, словно это было какое-то колдовство. С каждым днём он становился другим, но в душе он продолжал оставаться таким же любящим сыном, и добрым человеком. Вонрах стал учить его некоторым воинским премудростям, не многим, но достаточным для простого селянина. Парень ухватился за них, словно от этого зависела его собственная жизнь.

Каждый день он изнурял себя всё новыми упражнениями, каждый день становился всё более коротким. Раньше он много отдыхал, и от того, дни казалось были бесконечными. Теперь они заканчивались так и не начавшись. По вечерам Годшин пробирался в сарай, и там работал тяжело, но интересно. После долгого лежания в постели, любая работа так радовала окрепшего парня, что он готов был петь во время работы. Процесс выздоровления Годшина оставался в строжайшей тайне. Все в доме так прониклись этой идеей, что желали того, даже больше самого Годшина.

По вечерам они сидели за столом и мечтали о том времени, когда он выйдет из дома на своих ногах, и все в деревне ахнут от удивления. Он сможет жить так, как пожелает, а если кто будет против, то и плевать на них. А остальным он морды набьёт, теперь он это сможет сделать. Вот так и протекали дни в этом презираемом всеми, ну или почти всеми, доме.

Вонрах вернулся домой в лучах заката. Красное солнце катилось за горизонт, обещая завтра морозный день. Люди спешили доделать свои дела, и вернуться в свои дома. Вонрах шёл спокойно и наслаждался морозным воздухом. Он остановился только один раз, напротив дома старейшины, там он долго прислушивался к своим ощущениям, и не найдя ничего в них подозрительного, пошёл дальше. За ужином он рассказал о своих наблюдениях:

— На дальней запруде, место есть странное. Снега почти нет, трава пожелтела, но и не думает клониться к земле. Я такого никогда не видел, какое-то странное место.

— Это место моя бабушка называла божьей пятой. Она никому не говорила где оно находиться, только то, что трава там в зиму имеет особенную силу исцеления. — Нохва с интересом вспоминала слова своей бабули, даже её мать не смогла найти место практически волшебных трав. Бабушка умерла внезапно, и не успела поведать своей дочери, ревностно охраняемую тайну. Теперь есть возможность вернуть утерянное знание.

— Где именно это место, расскажи. Я пойду туда и запасусь травами на год. — Женщина готова была идти туда даже ночью. Вонрах собрался с мыслями прежде чем ответить:

— Думаю это не очень хорошая затея. Путь туда не близкий, да ещё зимой. Давай я сам пойду и понарываю всего, или скошу там всё, а ты тут уже разберёшься.

— Нет, я сама должна пойти. И рвать следует не каждую травинку. — Женщина была непреклонна. Остаток вечера был потрачен на объяснение пути к «божией пяте».

С первыми лучами солнца Нохва покинула свой дом, словно боялась опоздать. Весь день она провела в лесу, ей не было холодно, она словно чувствовала присутствие своих мамы с бабушкой. Иногда она и сними разговаривала. Сперва в мыслях, потом вслух. Иногда ей казалось, что она слышит их голоса в дуновении ветра. Сколько воспоминаний пробудила эта дорога в прошлое. Сколько как оказалось слов, не было сказано раньше. Теперь она выговаривала эти слова, и ей становилось легче на душе.

Она вспоминала лес, по которому гуляла в детстве. Узнавала места, и благодарила судьбу за столь щедрый дар. Выйдя наконец на то самое место, Нохва поклонилась, не траве, и не месту самому. Она поклонилась бабушке и маме, которые смогли вывести её сюда. Бережно прикасаясь к каждой травинке, она стала срывать именно те, которые как говаривала когда-то её мама, смотрят именно на тебя. Слёзы не спрашивая разрешения, струились по щекам благодарной женщины.

Обратный путь не был таким приятным. Нохва словно прощалась с родными ей людьми. Она вышла на дорогу далеко от деревни. Вдалеке были видны столбы дыма, тянущиеся к холодному небу. Женщина шла домой и чему-то улыбаясь, сама не замечая того.

Вдруг её внимание привлекло тёмное пятно на снегу, в стороне от дороги. Нохва пригляделась, пятно было уж очень похоже на лежавшего на снегу человека. Она бросила драгоценные травы и побежала к требующему помощи человеку. Подбежав, она увидела девушку, сжимавшую окоченевшими руками тряпичный свёрток. Девушка спала зимним сном, такой сон дарит только одно, кажущееся облегчение и не минуемую смерть.

Нохва стала растирать девушке щёки, стараясь вывести её из морозного оцепенения. Всё было тщетно. Потом её словно ударило молнией, свёрток. Женщина стала разворачивать тряпки, увидев его содержимое, Нохва от неожиданности закричала в отчаянии. Внутри был ребёнок. Ему было не больше годика, он спал тем страшным сном, от которого Нохва только, что пыталась пробудить его мать. Нохва вырвала ребёнка из бессмысленных тряпок, сняла свою шубу, бережно уложила его в неё и тщательно завернула дитя. Она бросилась бегом домой, обливаясь горькими слезами, не чувствуя под собой земли. Ребёнок был ещё жив, но его душа висела на волоске между жизнью и небытием. Нет ничего ценнее, чем жизнь ребёнка, и чем он меньше, тем ценнее его жизнь. Женщина неслась по деревне, рыдая только от одной мысли, что она может не успеть. Соседи смотрели на обезумившую от горя Нохву, и не могли понять причину такого состояния. А Нохва не видела никого, и ничего перед собой.

Вонрах только вернулся из бани. Он сидел в одних штанах, и словно играл на пианино пальцами ног. Дверь дома с треском распахнулись и в дом ввалилась обессиленная Нохва. Она протянула свёрток из шубы Салмане. Девушка схватила шубу и стала разворачивать, положив её на стол. Вонрах вскочил как ошпаренный, увидев реакцию совей девушки, руки которой тряслись от нервного напряжения.

Салмана растерялась, она уставилась на спящего ребёнка, широко распахнутыми от ужаса глазами. Вонрах схватил ребёнка и прижал его к своей груди. Ручки и ножки дитя почти не гнулись от мороза. Но тот жар, что ударил по проникшей в детское тело зиме, даровал тепло в первую очередь малышу.

Задыхающаяся Нохва, поставила на стол деревянное корыто, и собралась бежать за водой. Вонрах только взглянул на стол, и корыто наполнилось горячей водой. Он уложил в неё согревающегося ребёнка, не желая снимать с него одёжки.

— Там его мать. Она почти умерла. Спаси её. Она ещё пока жива, спаси её, дитя не должно быть без матери, спаси её. — Нохва немного пришла в себя, но продолжала плакать. Вонрах стремглав помчался по деревне, в том, в чём был. Люди были изумлены. Сперва одна сумасшедшая неслась домой, словно за ней гналась сама смерть, потом этот, её постоялец. Почти голый, босиком по снегу, он мчался не разбирая дороги.

Выбежав за деревню Вонрах смог позволить себе иное поведение. Делая один шаг, но продвигался на несколько метров. Такой образ передвижения ему показал когда-то Белый странник, в те далёкие времена его молодости. Вонрах одним прыжком оказался у лежавшей на снегу девушки. Он схватил её в охапку и обдавая жаром своего тела помчался обратно. Он не мог себе позволить открыть портал, и это могло стоить девушке жизни. Но огонь в его теле продолжал растапливать лёд, проникавший в тело молодой матери. Когда Вонрах бежал по деревне, неся на руках почти умершую девушку, всем стали понятны причины столь нервного поведения его, и Нохвы.

Вонрах отнёс девушку в ещё не успевшую остыть баню. Уложив её на полке, он стал срывать с неё одежду. Сразу после этого в баню вбежала Салмана, она стала помогать Вонраху. Оставив Салману наедине с девушкой, Вонрах отправился за дровами, нужно было протопить баню, как следует протопить. До утра все в доме боролись за жизнь двух несчастных. Нохва ни на минуту не покидала ребёнка. Салмана не отходила от его матери. Мужчины помогали женщинам, помогали и ждали. К утру, девушка открыла глаза. Она не понимала где находиться, но то, что она была жива, было очевидно даже для неё самой. Она не могла позволить себе такой роскоши как озвучить свой немой вопрос.

— Ребёнок жив и здоров, он спит. Поспи и ты, тебе нужны сила. Ты в надёжных руках, теперь с вами ничего не случиться. — Салмана сказала всё, что девушка хотела услышать, прежде чем вновь впасть в беспамятство. Она вновь пришла в себя только вечером того же дня. Её малыш поел в очередной раз, и уснул, улыбаясь своим снам.

Девушка непонимающе огляделась вокруг, попробовала встать с кровати, на которой она лежала. Салмана была рядом. Она помогла девушке почувствовать крепость собственных ног. Её одежда была постирана и высушена. Она лежала сложенная рядом с кроватью. Девушка посмотрела на неё, потрогала рукой и от чего-то, заплакала.

— Ну и чего плакать, всё же обошлось. — Салмана обняла несчастную за плечи и прижала её к себе, поглаживая по голове. Девушка понемногу начала успокаиваться, в дом вошли Нохва, Вонрах и Годшин. Они были чем-то довольны, увидев сидящих на кровати Салману и спасённую ими девушку, сразу же направились к ним.

— Как дела у нашей милой гостьи? — Вонрах спросил первым. Его вопросу вторили взгляды его спутников. Они спасли ребёнка и его мать, но ведь где-то были её родные. Много вопросов готовы были задать этой красивой, и несчастной девушке. В дверь постучали, Годшин метнулся к кровати и прикинулся не излечимо больным. Девушка непонимающе смотрела на притворство молодого, с виду здорового парня. В дом вошли старейшина, и двое его сыновей. Старейшина брезгливо посмотрел на ту, кого нёс на руках, на глазах всей деревни, Вонрах. Девушка почувствовала себя виноватой. Она съёжилась от колких взглядов старейшины и его сыновей. Ей захотелось провалиться сквозь землю, только бы не чувствовать на себе этих ненавидящих взглядов.

— Вы по што, приволокли в деревню невесть кого? — Старейшина решил отыграться на своих недругах посредством этих несчастных. — А что если они прокляты, и принесут своё проклятие в деревню? Кто ответит за это, я в ответе за людей. — Он смотрел на Вонраха немигающим взглядом, он знал, что втроём они его одолеют.

— Самое большое проклятие в деревне это ты, и твои подонки, сыновья. А что бы ты мразь понял, от чего мы старались успеть, я возьму твоих сынков, поломаю их слегка и брошу в лесу, да так, чтобы ты их подольше искал. Может тогда ты дрянь поймёшь, почём пуд лиха. — Вонрах выглядел почти спокойным, но его голос выдавал в нём желание драться. — Уйди, и больше не показывайся мне на глаза. Если ещё раз встанешь на пути моём, я тебя научу жизни, так, как умею только я. — В его словах было столько решимости сделать то, о чём он говорил, что старейшина поспешил убраться, не забыв прихватить своих горе-сыновей.

— Он прав, на мне проклятие лежит. — Девушка говорила без особого желания. — Меня зовут Вадна. Я жила в доме своего отца и была поругана тем, кому когда-то отказала. Юноша предложил мне замужество, но я была молода, и горда своей красотой. Я отвергла его и продолжила искать своё счастье. Мой отец и мать, растили меня в любви и заботе. Откуда ж я знала, как могут быть страшны люди.

Он подстерёг меня у родника. Там всё и случилось. Потом он сказал, что если я скажу о том хоть кому, он спалит мой дом, и моих родных. Я испугалась, и не сказала никому об этом. Но прошло время, и мой живот сказал за меня всё сам. Первая заметила мама. Но она была доброй женщиной, и не стала меня бранить. Она успокоила моего отца. Она уговорила его смириться, и так мы стали жить.

Люди отвернулись от меня. Те, кто был моими друзьями, смотрели на меня как на заразную. А тот, кто всё это сотворил, женился на моей подружке. Он приходил ко мне ещё один раз, но в этот раз я была готова. После того, нашего разговора на его лице остался приметный шрам.

Шло время, а моя подружка не могла заиметь детей. Ведунья сказала, что детей у ней может и не быть вовсе. Моему малышу тогда пол годика было, когда он пришёл в третий раз. Он был зол, и при себе имел своих трёх братьев. Он сказал, что хочет забрать своего сына, моего Жамнара, и уедет из деревни навсегда. Мой отец был сильным и гордым человеком, он вышвырнул его, и его братьев вон. «Я отомщу. Жизнь моего сына станет для вас проклятием, не он и не вы не будете жить». Так сказал тот страшный человек уходя. Но потом всё как-то стихло само собой. Мы продолжали жить, как жили раньше. Мой обидчик на самом деле съехал из деревни, и больше о нём никто не слышал. Но в одну из ночей наш дом содрогнулся от страшной силы. Отец выбежал во двор, а вернулся, истекая собственной кровью. Он умер на руках своей жены, и я поняла, кто наслал на нас это проклятия. Но ребёнка я отдать не могла.

Когда лютые и страшные существа ворвались в дом, я уже бежала прочь от него. Крик умирающей моей матери был моим благословением. А потом наш дом вспыхнул как адский костёр. Они гнались за мной, но почему-то отстали. Я шла три дня, может и больше. Потом сил больше не осталось. Я присела отдохнуть, а когда пришла в себя, то уже была здесь. Ваш человек прав, я принесу только несчастье и вам, и всем в этой деревне. Если можете, дайте мне немного еды, и я пойду, куда ни будь. Бог даст, не пропадём. — Она верила в то, что ей лучше уйти. Единственное сомнение, это был её сын. Он вряд ли бы вынес ещё один удар зимы.

— Ну знаете ли. Если так рассуждать, то каждый человек проклят. Но это всё брехня. Никуда ты не пойдёшь. И сын твой станет на свои ножки в этом доме. Пока ты с нами, никто не посмеет вас тронуть. — Вонрах говорил сами собой разумеющиеся вещи. Все его понимали, только молодая гостья смотрела на него с налётом некоего сомнения.

— Милая, — Нохва говорила мягким, и успокаивающим голосом, который может быть только у любящей матери, — Вонрах прав. Мы никуда тебя не отпустим. Пока ты с нами, ни с тобой, ни с маленьким ничего не случится. Подумай о сыне, он ведь не вынесет ещё одного испытания. А мы. Разве ж мы сможем спокойно спать, зная, что вы там, в зиме. Но только тебе нужно будет следовать некоторым очень простым, но от того не менее для нас всех, важным правилам. Я тебе расскажу потом, а пока давайте поедим. — Женщины сообща стали накрывать на стол. Вадна ничего не знала в этом доме, но как опытная хозяйка быстро приспосабливалась к домашней работе.

За ужином было немного веселее. Вадна старалась вести себя тихо и скромно. Но даже она не смогла удержаться от смеха, когда Вонрах по своему обыкновению, стал рассказывать всем, сколько раз Годшин падал в снег, стараясь подняться на гору.

Годшин сел рядом с гостьей. Она была очень милой, и он ухаживая за ней, давал всем своим поведением, ей это понять. Нохва изредка бросала на этих двух мимолётные взгляды, после того, украдкой чему-то улыбалась. Наверняка она находила их хорошей парой, и была рада появлению Вадны в её доме.

Беда не ходит одна. В одном доме поселилось горе, и благодаря тому, в другом обрели счастье. Вадна взяла на руки проснувшегося, и громко заявившего о своём желании поесть, Жамнара. После кормления она не спускала его со своих рук. Малыш был полон сил, и на руках матери ему уже стало как-то скучно. Он пошёл шагать по всему дому. Его улыбки, и желание постигать этот мир, оживили весь дом. Нохва радовалась ему так, словно он был её собственным внукам. Жамнар успел посидеть на руках у всех в доме, но только на руках Годшина он задержался дольше остальных. Он таскал его за нос, потом проверил, насколько прочно сидят его зубы, не сумев вырвать не один, он улыбнулся юноше, обнял его, и в конце поцеловал в щёку. Все замерли, такого не ожидала даже Вадна.

Ребёнок выглядел абсолютно счастливым, он был там, где ему было очень хорошо. Годшин был этому рад даже дольше самого малыша. Любовь ребёнка, давало ему право надеяться на благосклонность его матери.

Он не сводил взгляда с Вадны, и помогал ей во всём, а когда все решили отдыхать, он повёл гостью во двор. Там он показывал ей, уже ставших его друзьями, звёзды. Ночь, была пока единственным временем суток, когда он мог себе позволить немного свободы. А с появлением Вадны, он словно очнулся ото сна. Вадна покрывалась румянцем каждый раз, когда влюблённые глаза Годшина касались её. Как иногда мало нужно времени, для того, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливым.

На следующий день, и во все остальные дни, внезапно вспыхнувшая любовь юноши, принялась исцелять раненное сердце Вадны. Он получил возможность занять себя чем-то более важным, чем тренировки. Жамнар не отходил от него не на шаг. Днями они чем-то занимались, играли, спали только вместе. Вадна немного ревновала своего сына, но благодарна она была больше. Больше она не отдёргивала свою руку, когда Годшин украдкой дотрагивался до неё. В один из дней Вонрах спросил у Нохвы, оставшись у сарая наедине:

— И долго, ты будешь тянуть? — Он говорил о том, о чём она сама уже давно думала. Но мысли одно, а принять решение, совсем другое. Она уже наблюдала, как раскалывается сердце её сына.

— А что как мы ошибаемся? — Нохва по-прежнему сомневалась. Салмана внезапно появившаяся из-за угла дома, только взглянула на Вонарха, и сразу поняла предмет их разговора.

— Я говорила с Вадной. Она испытывает тепло к твоему сну, но боится быть отвергнутой его матерью. Ведь у неё есть ребёнок. Она конечно не стала мне об этом говорить открыто, но это и так было понятно. Время такое, что нет причин соблюдать обычаи и приличия. — Салмана выжидающе посмотрела на Нохву, та по-прежнему была в растерянности.

— Время рассудит, и даст решение. — Это были её единственные слова. Потом она пошла в сарай, чтобы занять себя работой, и отвлечься от рвущих на куски душу, мыслей. На обед собрались как по команде. Вадна приготовила первый свой обед в этом доме. Но семья пребывала в безмолвии. Девушка не знала в чём её ошибка. Она терзаемая сомнениями ловила взгляды семейных, в жалкой попытке понять причину их недовольства. Жамнар как всегда хорошо поел, и отправился на руки к Годшину. Он играл с ним, и как это водится, мешал парню нормально поесть. Годшин боролся с малышом, и радовался их возне. Вадна решила забрать сына, боясь расстроить задумчивую Нохву. Малыш протянул ручки к Годшину, он был готов расплакаться и произнёс своё первое в жизни слово:

— ПАПА. — Воцарилась неловкая тишина. Годшин едва не подпрыгнул от собственного счастья. Он выхватил малыша из рук матери, и жарко расцеловал его. Вадна не знала, как ей себя вести, закрывая свой рот ладонью, словно эти слова были сказаны ею. Радоваться этому или готовить свои вещи. Жамнар был счастлив, он обнял Гошина так сильно, как мог.

— ПАПА, — вторая его попытка обрести счастье, оторвала от раздумий Нохву.

— Ты был как всегда прав. — Она посмотрела на Вонраха. — И ты моя дорогая Салмана тоже. Я скажу свою волю сейчас. Вадна скажи мне милое дитя, мил ли твоему сердцу мой сын? — А вот это уже привело в ужас саму Вадну. Она смотрела то на Годшина, то на его мать, то на Вонраха, обнимавшего счастливую Салману. Только эти двое чему-то улыбались. Она не смело кивнула головой, прикусив нижнюю губу. Ей было страшно быть отверженной, и осмеянной. Но больше всего она боялась, что её чувства станут проявлением чёрной неблагодарности.

— А ты сынок. Как она твоему сердцу пришлась? — Нохва испытывающее посмотрела своему сыну в глаза, казалось, прожигая в нём дыру.

— Мама. Я только мечтать мог о такой девушке как Вадна. Она пришла, и принесла мне моего сына. Я люблю Вадну, я люблю Жамнара, он мой сын, я так решил. — Он смотрел немигающим взглядом в лицо своей матери.

— Так вот вам дети мои моё решение. Готовьте праздник, эту ночь вы встретите как муж и жена. — После этих слов она вздохнула с огромным облегчением. Теперь она смогла позволить себе улыбнуться.

— Ура. Наконец-то, вот такого нам и нужно было. Салмана и Вонрах как малые дети радовались, и почти плясали на своих местах.

— Дай мне моего внука, и поцелуй свою невесту. — Нохва приняла Жамнара из рук сына, мальчик улыбался своей бабушке, словно маленькое солнышко. Годшин нерешительно встал со скамьи. Он краснея, подошёл к не менее покрасневшей Вадне. Они взялись за руки, долго не решались, но в конце концов поцеловались.

Вечером была настоящая свадьба, и не важно, что людей было мало. Свадьба была самой настоящей, по тому, что на ней были жених, невеста, и их огромная, вырвавшаяся на свободу любовь. Следующей ночью Жамнар спал с бабушкой. Он конечно не был особо против, тем более, что это не первая его ночь с ней. Но он всё же некоторое время, высказывал своё непонимание, данного решения взрослых.

Утром Вадна проснулась совсем другой. Она теперь была полноправной хозяйкой в этом доме, она стала частью семьи. Она испытала немало горя, но так-же она заслужила и право на личное счастье. Жизнь изменилась не только для неё, Годшин словно обрёл крылья.

Он готов был срывать звёзды с небес, и бросать их под ноги своей избраннице. Только для Жамнара всё осталось по-прежнему. Он не понимал, чего такого произошло, он по-прежнему был с отцом и матерью. Бабушка ни на шаг по-прежнему не отходила от него. Странные эти взрослые, всегда всё усложняют.

Дни молодожёнов наполнились радостью, отодвигающей всё дальше и дальше, горести прошлых дней. Иногда Вадна немного грустила, особенно по вечерам. Она жалела о том, что её родители не дожили до такого прекрасного дня. Не увидели её невестой, не проводили под венец. Но жизнь не повернуть вспять. Она шла дальше как полноводная река, унося за собой всех без исключения. Вот и её с сыном, эта река-жизнь, понесла вдаль, навстречу новым свершениям.

Годшин по-прежнему продолжал скрывать своё выздоровление от односельчан. Вадна всё чаще и чаще представала удивлённым взглядам соседям, занимаясь по дому и хозяйству. Это порождало многие кривотолки, и неуместные вопросы. В один из таких дней, когда Вадна несла воду в дом, у колодца её встретила та, которая обещалась когда-то её мужу.

— Здравствуй милая незнакомка. — Она всем своим видом предупреждала о готовящихся гадостях. — Ты уже так долго живёшь у нас в деревне, а никто из нас не знает как тебя звать. Не вежливо это. — Вадна посмотрела на девушку без страха и стеснения.

— Так ведь и я не расслышала ваших имён. Не вежливо начинать разговор, не представившись. — Она готова была отстаивать своё право на жизнь в этой деревне. Тем более, что она прекрасно знала, как с такими нужно себя вести.

— Меня зовут Газна, а моих подружек Ледава, Сарпина, Канла и Фалда. Теперь ты знаешь наши имена, и будь любезна скажи нам своё. — В голосе Газны звучало раздражение, плохо скрываемое шутливым тоном. Вадна не смутилась. Она была сильной, более страшного чем уже случилось с ней, больше не могло произойти.

— Я сама решаю когда, и кому говорить о своём имени. Я сама решу с кем мне откровенничать. А теперь с дороги отойдите милые девушки, меня дома ждут. — Газна уперла руки в бока, и преградила путь девушке.

— Это ещё нужно разобраться, где твой дом на самом деле. Мы-то быстро таких выскочек на место ставим.

— Моё место рядом с моим мужем, а мой муж благородный Годшин. — От этих слов все девушки аж онемели. Первой пришла в себя Газна, она расхохоталась так громко, что вода в вёдрах Вадны содрогнулась.

— Это тот калека, который в прошлом летать учился ради меня. Это тот, кого я швырнула прочь как тряпку ненужную, а ты подобрала. Ну и как вам живётся? Помогаешь ему небось, мимо ведра не попасть? — Она и её подруги веселились от этих слов. Вадна поставила вёдра на снег. Она видела, как тренировался её муж, и некоторые движения она хорошо запомнила. Она собралась с духом, и превозмогая собственную неуверенность, изо всех сил ударила открытой ладонью в грудь Газны, не забыв при этом шагнуть вперёд, и перенести весь свой вес на впереди стоящую ногу.

Девушка упала как подкошенная, растянувшись на снегу. Вадна взяла ведро и вылила на Газну воду, приводя её в нормальное состояние. Ледава наклонилась над подругой, помогая той встать. Вадна ударила её по спине пустым ведром. Девушка охнула, и растянулась рядом, остальные застыли поглощённые ужасом.

— Годшин мой любимый муж. Я его почитаю и люблю, и всякого кто посмеет его, и его матушку, оплевать или осмеять, я загрызу собственными зубами, как волчица лесная. Он не калека, калеки вы, ваши души искалеченные вами же. — Вадна подняла взгляд и увидела за спинами девушек, запыхавшихся от бега, Вонраха, Салману и Нохву. Те были взволнованы произошедшим больше остальных. Они спешили на помощь к беззащитной Вадне, но в итоге пришлось подумать о защите местных красавиц от неё самой.

Слова сказанные Вадной запали в душу Нохве. Она подошла к невестке и поцеловала её в щёку, в знак благодарности и за себя, и за сына. Вонрах забрал вёдра и пошёл наполнять пустое. А женщины весьма довольные собой, отправились домой. Только те, кто хотел повеселиться, унижая иного, остались на месте, «переваривая» произошедшее. Годшин узнав о произошедшем, был горд своей женой, и смеялся, не переставая несколько минут.

— И как ты решилась на такое. А если бы они тебя побили? — Вытирая слёзы, он спросил у жены.

— Да я решила это так. Я ещё решила, что хватит с меня издевательств соседей. Да ещё она сказал плохо о тебе, а жена должна стоять за честь мужа, так меня мама учила. — Годшин стал серьёзным, он обнял Вадну и поцеловав её в губы прошептал ей на ухо:

— Я никогда тебя не предам. Я порву любого, кто посмеет обидеть тебя и наших детей. Я всегда буду тебя любить, и никому тебя не отдам. — Вадна прижалась к мужу изо всех сил, радуясь собственному счастью.

Теперь Вадну стали встречать любопытными взглядами, абсолютно все в деревне. Многие пожившие на этом свете женщины смотрели с нескрываемой жалостью. Они плакали в душе, представляя годы молодой девушки, потраченные на ухаживание за безнадёжно больным Годшином. Они понимали, что мать с ребёнком на руках должна идти на какие-то жертвы, ради счастья своего ребёнка, но то на что пошла Вадна, было уже слишком, по их обоюдному мнению.

Она выглядела абсолютно счастливой. Была горда своим выбором, и это попахивало безумием. Со временем удивлённо пялиться на неё перестали. Только молодые и полные сил парни огорчённо вздыхали, видя такую красавицу, и понимая, кому она досталась.

Вадна оказалась на удивление умелой хозяйкой. Она словно старалась доказать своим домашним, и в первую очередь себе самой, что она достойна быть хозяйкой в доме. В её руках дело спорилось абсолютно любое. Она словно и не прилагала никаких усилий, делая то, или иное.

Смотреть как работает молодая хозяйка по дому было интересно, и увлекательно, но прежде всего это выглядело красиво и не принужденно. Она не стеснялась никакой работы, теперь дом её мужа был и её домом. Теперь от её усилий зависела жизнь их всех.

Годшин оставаясь в доме без своей Вадны не находил себе места. Он готов был выть как обездоленный волк, воет на луну. Его тяготила самая малая разлука с женой, только маленький Жамнар сдерживал желание отца бросить задуманное им раньше. Они играли, вместе учились новым вещам, они спали и ели вместе. По прошествии совсем не большого времени мальчик просто не мыслил своего существования без Годшина. Он знал только одного отца, и не желал другого. Любая мать рада, когда у её ребёнка есть отец, который в свою очередь, души не чает в маленьком человечке. Так и Вадна была более чем счастлива. У неё есть муж, и любящий отец для её сына. Нет, для их с Годшином сына.

Вонрах был доволен успехами Годшина. Он продолжил обучать молодого мечтателя некоторым боевым приёмам. Годшин был гордым человеком, а у таких всегда есть недоброжелатели, а, следовательно, и враги. Ему придётся защищать свою семью в будущем, а Вонрах не всегда будет рядом. Занятия стали больше отнимать сил у молодого, только ставшего набирать силы, парня. Он немного отвлёкся от мыслей постоянно следовать вслед за Вадной.

Жадно впитывая учения Вонарха, он каждый день совершал новый шаг, в своё собственное будущее. Плечи некогда немощного Годшина стали шире, а руки крепче. Он мог многое, но ещё больше предстояло постичь. Жамнар постоянно помогал отцу становиться сильнее. Конечно его помощь была наиболее приемлемой и нужной. Ведь сидеть на спине отца и весело хохотать от удовольствия — это очень важная помощь с его стороны.

3. Место то же, а люди уже другие.

Так пролетали дни, они увлекали за собой недели. Недели сменяя друг друга, и уносили за собой месяцы. Трава пробовала свои силы после как никогда долгой зимы. Воздух прогревался, даруя радость предстоящего лета. Вадна шла домой, неся полную корзину первых цветов. Она очень любила цветы, и теперь наслаждалась их красотой. День клонился к закату, было тепло и тихо. Ветер словно замер, созерцая красавицу с полной корзиной цветов. У самой калитки дома, Вадну встретили местные молодые люди. Девушки ревновали парней к Вадне, а сами парни не могли скрыть своего восторга её красотой.

— Милая Вадна, — один из смельчаков по имени Самкан, сделал шаг вперёд. — может не пойдёшь сегодня домой, а отправишься с нами гулять? — В его глазах горело желание, и он был в этом не одинок.

— Меня ждут муж и сын. Я не могу гулять вдали от своего мужа. — Вадна была любезной, но от заигрывания разгорячённых парней сторонилась.

— Да брось ты. Годшина нельзя всегда на руках носить. Хотя он уже наверное высох так, что и не весит ничего. — Слова прожгли в девушке кровоточащую рану. Она едва сдержала желание вцепиться в улыбающуюся физиономию Самкана.

— Да кому ты это говоришь. Она такая же порченная, как и все в этом проклятом доме. — Яд так и струился с языка Газны. Она готова была сожрать живьём Вадну, но держалась на достаточном расстоянии. — Вот и цветы для его могилки собрала. — Эти её слова пробудили бурю радости и смеха у всех собравшихся. Вадна решила обойти всех стороной и уйти подальше. Второй парень удержал её, сжав руку девушки, не сдерживая своей силы. Вадна попробовала вырваться, но ничего не получилось.

Больно было очень. Парень гордясь собой, смеялся радуясь беспомощности девушки. Вадна прибегла к единственному правильному решению. Удар между ног удерживающего её парня, пришёлся как раз кстати. Парень согнулся в «три погибели», корчась и скуля от боли. Это многих развеселило ещё больше. Девушки хохоча, указывали на несчастного пальцами, выражая своё презрение, его беспомощности.

Превозмогая боль, парень выпрямился и одним прыжком оказался рядом с уже почти исчезнувшей Вадной. Он не мог её ударить, ещё слишком сильной была его боль, но толкнуть в грязь он всё-таки смог. Вадна растянулась в вязкой грязи. Её цветы рассыпались, украшая собой заплаканную дождём землю. Теперь всем стало легче, и веселее заодно.

Сдерживая собственные слёзы Вадна встала, и не обращая внимания на всеобщий хохот обидчиков, стала собирать рассыпанные ею цветы. Парень, празднуя победу, удивлённо смотрел на вытянувшиеся от удивления лица друзей и подруг. Он понимал, что за его спиной есть то, что очень поразило всех, но вот что именно. Он медленно повернулся, и его лицо вытянулось больше чем у всех остальных. Перед ним стоял на собственных ногах тот, кто по их всеобщему мнению давно уже должен был походить на тень.

Годшин ненавидящим взглядом смотрел в зрачки перепуганного односельчанина. Ноги не гнулись под достаточно крупным телом вчерашнего калеки. Его плечи многое объясняли сверстникам, но этого бывшему калеке было мало. Пальцы мужа Вадны медленно сжимались в кулак, потом одно движение и теряющий на лету сознание парень полетел на землю. Годшин подошёл к удивлённому, и потерявшему дар речи Самкану, взял его за одежду на груди и приподнял слегка:

— Любого. Абсолютно любого, кто тронет мою жену и сына, я уж не говорю о матери, я заживо вобью в землю. — В его внешнем виде и интонации было столько гнева, что все невольно почувствовали острое желание идти домой. Отшвырнув бесполезное существо, Годшид подошёл к своей жене. Принял из её рук корзину и провожаемые немыми, удивлёнными взглядами молодых людей, они пошли домой.

Вадна ликовала. Её муж был красив, силён, горд, и теперь это не нужно было скрывать. Теперь они смогут жить полной жизнью. Войдя во двор Годшин и Вадна встретили задумчивого Вонраха, и не менее ликующих чем они сами, Салману и Нохву.

— Что? — Годшин не понимал причину задумчивости Вонраха.

— Да всё нормально. Ты всё правильно сделал. — Вонрах подошёл к своему ученику и пожал его мужественную руку. Годшин конечно не стал таким же могучим как Вонрах. Да и до воинских высот ему было очень далеко. Но он был здоров, красив и силён, насколько это было возможно в его положении. Некоторые здоровые парни могли бы позавидовать его силе, а значит, его положение было очень даже ничего. За ужином долго молчали, никто не знал, как правильно себя вести. Так долго все ждали этот день, а когда он пришёл, никто не знал, как с ним быть.

— А как ты осмелилась ударить того милого паренька? — Салмана решила разредить обстановку.

— А что ещё делать? Мама всегда говорила, когда станет невмоготу, бей мужика в его нижнее сердце. — Вадна отвечала смотря в тарелку, испытывая некоторую не ловкость. Вонрах внезапно зашёлся заразительным смехом, он даже заплакал от смеха, раскачиваясь на месте. Глядя на него стали смеяться все. Годшин превозмогая смех проговорил:

— А вы видели, как вытянулась у него рожа? Я думал, у него глаза выпадут на землю. — Это подлило масло в огонь, сжигавший нависшее напряжение, хохот только преумножился. Даже маленький Жамнар, не смог удержаться от смеха. Он не понимал от чего, но хохотал, но радовался вместе со всеми.

— Но когда они увидели тебя, словно выросшего из-под земли, их рожи вытянулись ещё больше. — Вадна подвела черту. Основные моменты были обсуждены, и тому как следует, порадовались.

Вечер удался. Спать ложились с необычайно хорошим настроением. Вонрах пробормотал себе под нос:

— Утром пойду к старейшине, добью его окончательно. — Он принял какое-то решение, и Салмана боялась не за Вонраха, а за Годшина. Когда Вонрах был в таком настроении, было мало приятного для некоторых. Но остановить его и Годшина было уже нельзя. Эти двое готовы были идти до самого конца, раз уж начали.

Ночь прошла в сплошных догадках завтрашнего. Никто толком не выспался, ну разве, что кроме Вонраха. Он встал раньше всех, и долго сидел на крыльце дома, в ожидании солнца. Солнце было первое, кто заглянул в глаза ТИТАНА, в этот полный неопределённостей день. Встревоженная Нохва, вышла с первыми лучами солнца на крыльцо. Она с тревогой посмотрела на Вонраха, в ожидании ответов. Могучий человек не спешил рассказывать о своих планах. Он спокойно сидел и смотрел вдаль, словно перед ним было бескрайнее море, а не забор собственного двора. Наверное он, что-то видел, но Нохва этого не поняла.

— Скажи мне ТИТАН. Сможет ли мой сын выдержать то бремя, которое ты несёшь на своих плечах? — Вопрос был задан, теперь дело было за ответом.

— Твой сын в состоянии вынести всё, что ему выпадет в его дальнейшей жизни. А испытания ему будут выпадать только человеческие, и не коим образом не те, с которыми я привык сталкиваться. В его жизни с сего дня начинаются перепутья, и он должен научиться принимать правильные решения. — Вонрах решил оставить своих гостеприимных хозяев. Он давно собирался рассказать о своём решении, но всё как-то не получалось. Теперь это было очевидно, он мог идти дальше, оставалось последнее дело в этой деревне. Вонрах встал и вошёл в дом. Годшин был собран и ждал его сидя за столом. Приготовленный Вадной завтрак стоял перед ним, но был не тронут.

— Ну, пошли, что ли? — Вонрах посмотрел на всех в доме, словно он прощался с ними навсегда. Только он понимал, что после их разговора со старейшиной, жизнь в корне измениться для всех без исключения в этой деревне.

Годшин был готов. Он в точности, помнил чему его учил Вонрах, готовя именно к этому дню. Теперь надобность в этом учении пропала, но не полностью. Нужно было поставить жирную точку в разногласиях между Годшином и его матерью с одной стороны, и остальными жителями деревни, с другой стороны.

Они шли не спеша, каждый их шаг привлекал к себе живейшее внимание односельчан. Все понимали важность этого дня. Они простые люди понимали, что свершается великое и сложное в их жизни. Калека Годшин, теперь все могли видеть его абсолютно здоровым, и выглядел он лучше, чем до болезни. Сильный и уверенный в себе парень, в сопровождении словно вытесанного из камня Вонраха, шагал как равный ему. Что-то очень важное и неимоверно сложное должно было случиться там, куда эти двое направлялись. А собирались он в дом старейшины. Они вошли во двор и стали посередине его, в ожидании того, кто решал абсолютно всё в этой деревне.

Старейшина не спешил выходить из дома, он видел серьезные лица пришедших к нему людей. Значит вопрос пришли они решать не простой. А следовательно, пусть подождут когда народ станет собираться в нетерпении. Вонрах и Годшин терпеливо стояли на своём месте и ждали. Таков порядок, и они это прекрасно понимали. Постепенно люди стали «наводнять» двор старейшины. Тихие и не уверенные шёпотки постепенно сменялись не громкими разговорами. Люди гадали о причине такого поведения «порченного» и Вонраха. Они делились своими мыслями друг с другом. Версий постепенно становилось слишком много, люди начинали нервничать, положение спас старейшина, появившись на крыльце своего дома.

— Чего пожаловали, и чего просить хотите? — Его голос не звучал высокомерно, больше настороженно. Он смотрел на Вонраха ненавидящими глазами. Его взгляд понимал только Годшин, ну и сам Вонрах конечно.

— Мы пришли за справедливостью, на защиту которой ты поставлен в сем месте. — Вонрах говорил как хозяин положения.

— Это на какую справедливость вы оба вы рассчитываете? Али кто обманул вас? Или долг не выплатил? Так как я знаю, никто вам не должен ничего. — Старейшина был удивлён не меньше собравшихся.

— Дочь почтенного Тадкулы, всем известная Газна, обещалась Годшину в жёны. — Бурю негодования пробудили его слова в Тадкуле, и его жене.

— Так тож было то когда, после чего он расшибся почти на смерть. — Тадкула едва сдержался, чтобы не заорать во весь голос.

— Она сказала так: «Коли воспаришь над обрывом, стану твоейной женой». А больше ничего не было сказано. А значит, Годшин может повторить свою попытку, и коли удачной она станет, то потребовать причитающееся ему. — Вонрах говорил настолько уверенным в себе тоном, что самой Газне стало не по себе.

— Так ведь есть у него жена, на кой ему вторая? — Мать Газны хваталась за «соломинку». Люди позволили себе одобрительный смех.

— Твоя правда женщина. Но коли не захочет Годшин дать своей жене развод, и взять вашу дочь, то по обещанному, ты, и твой муж обязаны отдать приданное своей дочери, от которой жених отказался, считая её порченой. — А вот эти слова оскорбили всех, кто их услышал. До сих пор подобное оскорбление позволительно было только в адрес Нохвы, и её сына. Вонрах повернулся спокойно, с осознанием собственной силы, люди ударились о его ледяной взгляд и притихли. Никто не спешил испытывать свою судьбу.

— Он правду говорит. Коли не может свой ядовитый язык держать за зубами дочь, пусть расплачивается за это её отец. — Слова Кендуна заставили непонимающе посмотреть на него всех деревенских. Даже Годшин не ожидал такого от своего соседа. Кендун был почтенным сельчанином, он прослыл честным и справедливым человеком, к его мнению всегда прислушивались.

— Кому из нас Нохва сделала плохо? Никто не знал от неё отказа. Она помогала всем и каждому. Но только стоило ейному мужу пропасть, и все как псы накинулись на беззащитную женщину. А кто видел Самнаха? Её мужа? И кому он сказал, что считает свою жену порченой, и не желает с ней жить? Никто такого не слышал, и никто не вправе говорить такого. Я поддерживаю право Годшина на Газну. Она или должна стать его женой, или отплатить ему должен её отец. Но только если полетит, как было уговорено. Деревенские разделились на два лагеря. Были те, кто согласились с Кендуном, но были и не согласные.

— Ну а раз решили так дети, то нам осталось только посмотреть на всё то, что дорогой Вонрах приготовил. — Слова старейшины прозвучали приговором. Вонрах и Годшин пошли на тот самый обрыв, с которого Годшин уже успел два раза кувыркаться, в обоих случаях ломая себе все кости. Все без исключения направились за ними. Их поход на приметный обрыв сопровождались бурными обсуждениями происходящего. На обрыве стояли Салмана, Нохва и Вадна. Они смотрели на крылатое изобретение, которое оставил там Вонрах, и переполненные ужаса ждали того, что должно было произойти.

Жамнар смотрел на приближавшихся людей в поисках кого-то очень для него важного. Увидев Годшина, он стал размахивать руками, и стараться вырваться из объятий матери. Вадна поставила на землю сына, который радуясь и крича «папа», побежал изо всех своих детских сил к Годшину.

Отец подхватил сына на руки, поцеловал его, и направился к своей жене. Вадна любящими глазами посмотрела на своего безрассудного мужа, но ничего ему не сказала. Она принимала его выбор как свой собственный, и готова была следовать за ним на край света.

— Сейчас он воспарит. А когда налетается, объявит нам всем о своей воле. — Вонрах говорил с онемевшими от изумления людьми. Газна медленно теряла всю свою надменность. Она приближалась к самому ответственному моменту в своей жизни.

Годшин никогда не видел того приспособления, о котором постоянно ему рассказывал Вонрах, и которое раскинув свои странные крылья, томилось в ожидании своего воздушного наездника. Он еле сдерживал внезапно напавшую на него нервную дрожь. Волнение было выше всех его ожиданий. Он медленно подошёл к своим крыльям, которые должны были унести его к облакам. Или обрушить на самое дно самой глубокой пропасти. Годшин встал под перекладами и упёрся шеей в верхнюю её часть. Внешне громоздкие, крылья приятно удивили своей лёгкостью.

Подняв над землёй свою судьбу, Голшин сделал шаг к неизбежному. Как следует разбежавшись он прыгнув с обрыва, и рухнул вниз. У некоторых это вызвало полный ужаса стон. Некоторые выдохнули с облегчением. Годшин нёсся навстречу с землёй и вспоминал руководство Вонраха. Он со всей силы оттолкнул от себя перекладину, и земля отдалилась от него, оставаясь где-то внизу.

На обрыве стояли взволнованные люди, и каждый переживал о своём. Нохва и Вадна приготовились к самому худшему, на лице Газны застыла надежда. Внезапно из лёгких всех собравшихся вырвался выдох всеобщего удивления. Из-под кромки обрыва взлетел «крылатый» Годшин.

Он нёсся на встречу с небесами, смеясь над собственными страхами. Поймав восходящий поток, он стал по спирали подниматься так высоко, как мог. Люди смотрели на него, позабыв про собственные разинутые рты. Такого они не могли даже представить, а уж увидеть и подавно.

Годшин прекратил набирать высоту, он отправился в свободный полёт, и бросил мимолётный взгляд на кучку людей, стоящих на обрыве. Он видел деревню, он видел дали, вдруг крылья рухнули вниз. Они неслись с такой скоростью, что когда Годшин выровнял полёт, и пронёсся над селянами, те присели от неожиданности и страха.

Радость свободного полёта опьяняла того, кто плакал от собственного счастья. Он кричал от радости и не замечал этого. Он был там, где начинаются и заканчиваются все его мечты. Годшин не мог контролировать время, оно неслось с бешенной скоростью, мимо него. Когда Годшин собрался вернуться, у людей давно уже затекли шеи, им было трудно следить за ним. Пробежав несколько метров по земле, опьянённый успехом, Годшин оставил свои крылья и подошёл к матери и Вадне. Он перевёл дух, и обратился к селянам:

— Слушайте все. У меня есть жена, и я всей душой люблю её и нашего с ней сына. А та, что обещалася мне, мне не надобна, я порченных, в жёны не беру. Бедна она душою, бедна и несчастна от того, а потому зла как собака на весь мир. Пусть её отец теперь отдаст мне, то приданное, что готовил к свадьбе дочери, тогда её долг передо мной будет погашен. — Он взял своего сына на руки и сопровождаемый гордой женой и матерью пошёл домой. Вонрах остался на обрыве. Он собирался убрать крылья Годшина.

Газна с матерью и отцом, шли позади всех. Они готовы были плакать, да гордость им не давала сделать это до прихода домой. Когда Салмана и Вонрах остались одни, дождавшись когда люди ушли, и никто не сможет даже случайно увидеть их. Вонрах подошёл к дельтаплану, словно прощаясь со своим крылатым товарищем. Он готов был сам подняться в небо, но что-то его удерживало на земле. Он посмотрел на свою девушку через плечо. Она смиренно ждала его решение, она прекрасно понимала, что летающее чудо должно было исчезнуть.

Вдруг Вонрах повернулся к ней и со странной улыбкой на устах спросил:

— А скажи мне милая моя Салмана, а видела ли ты землю, такой, какой видят её птицы? — Девушка была растеряна. Она не понимала вопроса, и не знала, что именно она должна была ответить. Вонрах подошёл к Салмане, взял её руку и подвёл к замершим на земле крыльям.

— Дельтаплан. Так он называется, должен быть уничтожен. Но сперва, ты увидишь землю, паря над ней как птица.

Разбег и прыжок с обрыва, навстречу свободному падению, грозящему неминуемой смертью. Но один рывок перекладины от себя, и Вонрах отправил дельтаплан в полёт. Истошно крича от страха и переполняющего Салману восторга, девушка прощалась с удаляющейся от неё землёй.

Ветер трепал её волосы, он вырывал слёзы из глаз девушки. Слёзы не есть только горе, или разочарование. Они иногда символизируют высший восторг, радость и счастье. Именно такие слёзы оросили глаза юной красавицы. Вонрах не собирался возвращаться на землю слишком быстро, он хотел продлить полёт как можно дольше, и продлил. Облака стали ровней Салмане, они больше не казались такими величественными и далёкими. Они были скорее влажными и прохладными.

Девушка рассталась не только со своими старыми суждениями о неодолимости небес, она распрощалась и со всеми своими страхами на счёт них. Вдруг она увидела всё происходящее с ней и вокруг, совсем другими глазами. Она смотрела на весь мир глазами своего возлюбленного. Теперь она могла хоть и отдалённо, но понять, насколько обыденно для него то, что для простых людей невообразимо, восхитительно и не преодолимо далеко.

Радость свободного полёта внезапно превратилась для неё во, что-то простое и повседневное. Ветер небес больше не казался ей волшебным вестником богов. Она простилась с детскими мечтами, и наивными суждениями. Теперь она стала совсем другой, и понимала это.

Земля приближалась стремительно и неотвратимо, но страха уже не было. Ступив на землю дрожавшими от волнения ногами, Салмана почувствовала себя немного опустошённой. Не было больше в ней места сказкам и мечтам о волшебном. Теперь она понимала, каким обыденным может быть простое чудо. И перед ней стоял тот, кто был в состоянии творить это чудо в любом количестве.

Пламя напало, на казалось сжавшегося от ожидания смерти, дельтаплан. Оно пожирало его, уничтожив до последней его мелочи. Только пепел и боль, вот, что осталось от когда-то гордого летуна. Немного разочарованные Салмана и Вонрах шли домой молча, и не спеша. Вторая половина дня для всех была сплошными мыслями.

Каждый думал, и каждый думал о своём. Но всех объединяли мысли о бывшем калеке. Только старейшина бесился больше остальных, хоть и не многих. Он жаждал отмщения, и бешено искал способ это сделать. Теперь в его лагере было больше единомышленников. Некоторые по-прежнему считали, что Годшину и его матери нет места среди них. Они были переполнены негодованием, но старейшина, просто сгорал от дикой жажды крови. Он и думать не думал о Нохве и её сыне. Ему не давал покоя сам Вонрах. Кто он такой? Как у него получилось уйти от ярости демона? Он безусловно был видный воин, это уже не обсуждалось. Но что в нём было такого, что останавливало такое могущественное существо? Камень передаваемый из поколения в поколение, в роду старейшины, уже не казался таким могущественным оружием.

Камень постоянно висел на груди владыки деревни. Теперь же он не расставался с ним ни на минуту. Никто не мог знать, когда понадобится помощь потусторонней силы. Если люди узнают правду, о том, как получал свою безоговорочную власть он и вся его семья, бунта не избежать. И если старейшина сомневался на счёт Вонраха, то остальных демон сотрёт в порошок без сомнения. Он и его дет,и будут нести ответ перед этой адской тварью, и никто не сможет причинить им вред, кроме самой этой твари. А значит, он пойдёт на всё, чтобы сохранить свою власть.

Незадолго до заката жители вновь собрались во дворе дома старейшины. Каждый желал знать решение первого лица деревни. Его решение всегда было неоспоримо и мудро. Он всегда подводил черту под каждым спором, но никогда ситуация не была такой сложной.

Все жители деревни разбились на два противоборствующего лагеря. С одной стороны, были те, кто готов был поддержать Годшина, но были и те, кто готов был драться за обратное. В центре стояли всё те же, Вонрах и Годшин.

Годшин был полноправным хозяином положения. Он скрестил руки на груди и гордо взирал на противников с высоты собственного, внезапно взлетевшего под самые небеса, положения. Все ждали, когда выйдет тот, кто и в этот раз прольёт свет мудрости на всё это тёмное дело.

Старейшина вышел ко всем в сопровождении двух своих сыновей, и жены. Молодые, сильные и переполненные гордостью парни были готовы ко всему. На их шикарно украшенных поясах красовались не менее шикарные ножны, скрывающие лезвия боевых ножей. Жена старейшины пристально осматривала людей, словно она кого среди них выискивала. Нохва и Вадна, стояли немного в стороне от своего сына и мужа. Жамнар удивлённо рассматривал всех сидя на руках Салманы.

Вонрах снисходительно улыбнулся, увидев гордость на лицах, сопровождавших старейшину. Он готов был рассмеяться в голос, но ему не хотелось срывать вуаль важности всего собрания. Старейшина старательно прятал перебинтованный, большой палец на правой руке. Он поклонился собравшимся, и величественно заговорил:

— Все знают о том, что Газна обещалась Годшину в жёны. И все прекрасно помнят, чем кончилось то их дело. — Он обвёл вопросительным взглядом всех присутствующих, в поисках несогласных. — Хочу сказать я согласен с тем, кто привёл этого молодчика, и заявил о его праве на неё и на то приданное, что ей причитается.

Но так он не жил среди нас, и не есть тот, кто может указывать нам на наши ошибки. А по сему я снимаю обязанность отдать приданное, с отца Газны. Он может поступать как посчитает нужным, он в праве отвечать перед мною, и всеми вами, за себя и свою неразумную дочь. Но перед тем, кто пришёл к нам как ищущий приют, он не обязан нести ответ. — Недолгая тишина после этих слов была нарушена теми, кто был согласен со старейшиной. Но были и те, кто не собирался соглашаться с такими доводами. Спорить со старейшиной было слишком опасно, все знали о божественном помазании его семьи. Сверхъестественная сила всегда хранила его и его семью. Но Вонраху и Годшину на это было как-то наплевать. Годшин возвысил свой голос, перекрывая возгласы соплеменников:

— А коли так считает наш великий и святой, пусть поставит своё положение на кон. Путь докажет, что я не могу требовать того, что было потребовано. — Он с вызовом смотрел не на старейшину. Он сверлил взглядом его сыновей, готовых броситься в бой.

— Все вы знаете, что когда-то давно боги сошли с небес и помазали моего пращура на то, чтобы он встал на защиту каждого из вас. И коли так пожелает любой из вас, я обращусь к ним и потребую доказательства моего права. — Старейшина наводил ужас на всех, кто слышал эти слова. Все помнили чем закончилась последняя демонстрация его могущества, двадцать лет назад.

Тогда страшные звери выскочили из леса, и рвали на глазах всех, могучего Забара. Он посмел усомниться в том, что род старейшины должен простирать свою руку над судьбами остальных. Долго снились кошмары после того случая даже самым сильным мужчинам, и никто больше не хотел повторения истории. Но по всей видимости был и тот, кто именно этого и жаждал больше самого старейшины. Старейшина читал его желание по усмешке в его глазах.

Вонрах стоял молча. Он ждал. Старейшина размотал кровоточащий палец, он воздел свои руки к небу и громогласно обратился к небесам:

— О, великие и грозные боги. Вы помазали мой род на защиту этих людей, но есть и те, кто сомневается в вашем решении. Так явите свою силу, и поставьте всё на свои места, сотрите все сомнения. Пусть моя кровь станет символом моей искренней веры в вас. — Он медленно приблизил окровавленную руку к груди.

Вонрах оказался возле старейшины как по волшебству. Он схватил его за рубаху на груди, и со всего маха ударил мужчину кулаком в лицо. Рубашка не смогла удержать рвущееся к падению тело коренастого мужчины. Старейшина распластался на земле, часть его рубахи осталась в руке Вонраха.

— Ну вот теперь, можешь мазать себя, сколько угодно. — Он почти хохотал, издевательски спокойно стоя между растерявшимися сыновьями некогда великого прорицателя. — Каждый дурак может заявлять о божественном помазании, коли имеет камень с алтаря демона мщения. — Люди смотрели на Вонраха широко распахнутыми глазами, не понимая в чём собственно дело. — Я поясню о причине его власти, — он развернул и предоставил камень всеобщему обозрению, — этот камень есть с алтаря, и я надеюсь, уважаемый старейшина ответит нам с какого именно алтаря. — Он посмотрел на теряющего всю свою власть и божественность происхождение его власти, старейшину и всех членов его семьи. Старейшина выглядел так, словно вся его жизнь вытекает из его души, и тела. Его жена, упала на землю закрывая лицо руками, она-то понимала, чем может закончиться этот разговор. Женщины больше восприимчивы к такого рода опасностям. А Вонрах продолжил, так и не дождавшись ответа:

— А камешек то не простой, так ведь Дохнум. Твой пращур отколол его от одного из алтарей, а именно от алтаря демона мщения. — Его слова пробуждали живейший интерес у попавших в плен любопытства людей. — Демон приходит сразу же после кровавой жертвы, вот почему рука нашего уважаемого старейшины в крови.

Он готовился вызвать демона, и наслать его мощь на любого из вас, но в данном случае на меня. — Вонрах подошёл к окаменевшему Дохному, и приложил приметный камень к его пораненному пальцу. Из камня вырвалось пламя.

Пламя служило своего рода дверью, из которой непременно вышел демон. Его змеиные зрачки оценивающе «прошлись» по людям, готовых разбежаться в ужасе. Он не сводя взгляда с трясущихся от страха людей обратился к старейшине:

— Ты снова призвал меня, и готов оплатить мои услуги. Кого я должен уничтожить в этот раз, чтобы потешить твоё самолюбие? Если хочешь, я сожру всех детей, живущих в этом месте. — Старейшина молчал. Он уже не владел ситуацией. Зато люди пришли в ещё больший ужас, чем пребывали раньше.

Страшное и сильное чудовище стояло перед ними и угрожало им своей готовностью творить зло. Сильное тело чудовища, покрытое чёрной, как ночь кожей было расслабленным, но его сила от этого не казалась меньше.

Когтистые пальцы готовились хватать свои жертвы, и никто не сомневался в том, что вырваться из них нет никакой возможности. Люди были на грани паники, какое-то чудо их удерживало от последнего шага к ней. Вонрах смотрел на реакцию людей, он уже и позабыл о том, как это бывает, бояться подобного. Его забавляла мнимая уверенность демонов в своей непревзойдённой силе, и власти соответственно.

— Ладно. Поди прочь, и хватит людей пугать. — Его слова не только прогнали демона, который не преминул исчезнуть в новой вспышке огня. Но и вывели из оцепенения людей. — Нет никакого помазания. Нет никаких богов, одаривших нашего Дохнума, своей благодатью. Зато есть простой человек, что купил свою власть через сделку с самым мерзким существом во всех мирах.

Любой из вас, кому его душа не нужна, сможет вызвать такого вот демона, и направить его извечный гнев на своего врага. Но ещё есть и второй алтарь, он принадлежит тоже демону, но демону хранителю клятв. Тот наказывает всех предавших свои обещания. Ну, так скажите мне люди, стоит мне призвать тварь, и призвать к ответу Газну, и её отца? Ведь если она чиста, то ей нечего бояться, а мне и Годшину есть чего, коли что. — Люди молчали, но на лице девушки, к которой обратились, и на лицах её родителей не было никакого желания испытывать свою судьбу. — На севере от вас, в лесах есть те, кто верит в истинного и единственного БОГА. Туда идите, и испросите мудрости у них.

И знайте, нет людей, которых боги ставят над другими людьми. Это люди выбирают себе владык, им они и служат. — Закончив говорить, Вонрах пошёл прочь со двора, уже бывшего старейшины. Его домашние последовали за ним, им больше не было нужды доказывать свою правоту, тем, кто сам погряз в собственном беспределе.

Ночь была бессонной для любого, и каждого в деревне. Годшин и Вадна долго сидели на крыльце, и смотрели на звёзды. Спать не хотелось, созерцание звёзд в эту странную и тихую как сон младенца ночь, отвлекало от мрачных мыслей. С первыми лучами солнца Тадкула уже стоял у калитки двора Нохвы.

Он привёл корову и кобылу с жеребёнком. В больших «узлах» лежал приданное его дочери. Так решили они прошлой ночью, старейшина больше не заступится за них. А Вонрах имел власть над сверхъестественным, и другом он был не Тадкулы. Всё самое ценное из его дома уходило в дом его недруга. Но зато их жизни оставались при них. Годшин подошёл к калитке, но не стал её открывать. Он посмотрел на растерянного соседа, и спокойно сказал ему:

— Не нужно мне то, что мне не принадлежит. Хорошо бы отнять у тебя всё это, знал бы ты тогда, как с людьми то жить следует. Но никому от того, радости не станется. А посему не стану я тебя лишать твоего.

Но знай, что и своё не дам на поругание. Пусть твоя дочь встретит достойного её мужа, и пусть её свадьба не станет для тебя позором. — Он повернулся к Тадкуле спиной и пошёл к своей жене, что стояла на крыльце и ждала его. Когда он подошёл к ней, Вадна обняла его, поцеловала и сказала ему на ухо:

— Ты мудрый и гордый человек. Я очень люблю тебя, и очень уважаю. — Тадкула стоял и смотрел Годшину в след, потом сказал ему прежде чем уйти:

— Хотел бы я, что бы у моей дочери был такой вот муж, как у тебя жена есть. — Он отправился обратно, и те не многие, кто видел его идущего домой, не видели той, прошлой гордыни в его осанке, и походке. Он стеснялся своего богатства, он не видел в этом верха величия, он сильно изменился. Войдя во двор своего дома, он застал там растерянных жену, и дочь.

— Лучше бы ты вышла замуж за калеку, чем теперь тебе вот так вот в девках ходить. Я уж и не знаю, есть ли такие мужики как Годшин, правильные мужики. — Он бросил к ногам женщин «узлы» и повёл скотину в хлев. Мать и дочь смотрели на возвращённое им приданное, и не знали, радоваться ему или нет.

4. Некоторые уходят, по тому, что так нужно.

День начался по-новому, вместе с ним началась совсем другая, новая жизнь в деревне. Временное безвластие беспокоило деревенских, в деревне должен быть закон, и тот, кто на его защите стоит. Закон был, а вот тот, кому доверить его, не было. Значит нужно его найти, но кого. Старый старейшина собирал свои пожитки и готовился к отъезду. Он хотел продать свой дом, но первые два предложения были отклонены соседями, и он понял, что нужно поспешить просто убраться из деревни.

Уехать следовало как можно дальше, ведь людская молва может достать и на краю света. Ошибки его семьи, могут стоить слишком дорого всем, кто от неё остался. Врождённая ненависть ко всему, что не по нему, будила в старейшине желание отомстить. Он с каждым часом всё больше хотел уйти, как следует «хлопнув дверью». Но как это сделать, и на кого обратить свой гнев. Теперь в деревне он ненавидел всех без исключения. Но проклятого Вонраха больше остальных. Камень, который столько лет дарил власть семье старейшины, Вонрах забрал с собой, и одни боги теперь знают его судьбу. А без него у простого человека нет никаких шансов против ненавистного колдуна.

В бессильной ярости навеянной мрачными размышлениями, Дохнум разнёс несколько полок в сарае. Немного полегчало, но не до конца. Он посмотрел через маленькое окошко на то, что когда-то было его жизнью. Огород, двор, дом, жизнь началась и закончилась как-то не так. Но он всё ещё дышит, и теперь нужно бежать, бежать, куда глаза глядят.

— Значит мой древний брат не стал тебе гарантом счастья? — Грубый, и низкий до похолодания в душе голос, оторвал от размышлений бывшего старейшину. Он предполагал, кому могут принадлежать столь мрачные интонации в голосе. Но когда он исполненный страха повернулся, его сковал ужас.

Перед ним стоял демон. Его тело было покрыто просто ужасающими по силе мышцами. Чёрная как ночь кожа блестела даже в полумраке сарая. Змеиные глаза, как в прицеле держали растерявшегося человека. Когтистая рука демона легла на одну из балок, мощь её заставило дерево застонать под натиском силы чудовища. В этом стоне Дохнум содрогнулся всем телом и душой.

— Ты пришёл за мной? — Его голос дрожал, в глазах застыли слёзы.

— Я пришёл не за тобой, а к тебе. Я, и такие как я давно ищем наших вечных недругов, и один из таких в твоей деревне. Я смогу восстановить твою власть, и укрепить её в веках. Но для того, мне нужны мои братья. Если ты сможешь пролить кровь не винного, то я всё остальное сделаю сам.

— Но кто тот, чья кровь тебе нужна? — Старейшина воспарял духом. Он видел шанс не просто остаться, он теперь мог стать королём.

— Вижу, ты готов пойти на всё ради власти и величия. — Демон смаковал каждое сказанное им слово. Он радовался желанию человека служить его мерзким интересам.

Человек давно уже растерял всё человеческое внутри себя. Его душа была чёрная как тот, кто перед ним стоял. Могучее и несомненно наделённое могуществом существо предлагало выход. Нужно было сделать самую малость, помочь ему совсем немного. Такие мелочи как отнять невинную жизнь, уже давно не беспокоили старейшину. Он волновался только о том, как ему вернуть свою, казалось уже потерянную власть. Он настолько сильно этого желал, что на фоне этого померкло всё вокруг.

Весь мир казалось, уже не мог быть прежним, если он станет просто человеком. Не главным, не важным, не великим.

— Чья жизнь проложит тебе путь? — Вчерашний старейшина был готов идти до конца. Его вечный сопровождающий, уже полностью подчинил себе все его желания и помыслы. Теперь он всецело владел человеческой душой, и как скорый поезд мчал её в АД.

Чудовище улыбнулось. Улыбка оголила ужасные зубы. Острые и страшные, они пробудили страх даже в бывшем старейшине.

— Сам выбирай. Теперь ты хозяин жизни в этой деревне. Как решишь, так и станется. — С человеком демон вёл себя как с равным, значит есть сила огромная в человеке том. Старейшина понимал, как он велик и силён. Его больше никто не сможет остановить. Полный решимости и чему-то кровожадно улыбаясь, он вышел во двор, и направился вдоль по улице. В его руке не двусмысленно, зловеще блестел огромный нож. Обеспокоенные поведением, явно обезумевшего отца и мужа, жена и сыновья бросились за ним. Драться с Вонрахом было чистейшим самоубийством. Хотя для старейшины это возможно и был выход.

Газна бесцельно бродила по пустынным улочкам деревни. Дома было не выносимо, а улица дарила некоторое душевное равновесие, отвлекая от мрачных мыслей. Она остановилась напротив двора недавнего калеки, и объекта всеобщих насмешек.

Теперь его все уважали, даже её собственный отец. Годшин радовался жизни вместе со своей семьёй, подбрасывал к небу своего сына и смеялся, радуясь его улыбкам. У него была семья, жена и сын, а Газна была той самой калекой, над которой столько времени смеялась сама. Именно калекой себя ощущала девушка-красавица.

Она не сразу заметила приближающегося к ней Дохнума. Мужчина стремительно сокращал между собой и девушкой расстояние. Сверкнуло холодным отблеском улыбчивого солнца, безжалостное лезвие ножа. Рука старейшины не дрогнула. Он прижался к обмякшему телу готовой упасть девушки, наслаждаясь её болью и страхом. Газна не могла понять, чего было больше, страха от этих красных глаз обезумевшего Дохнума, или боли в её левом боку.

Годшин уже летел через ограду, но он опоздал. Схватив Дохнума за плечи, он со всей силы швырнул его на землю. Газна медленно оседала наземь. Она смотрела в глаза стремящегося ей помочь Годшина, и пыталась использовать свой единственный шанс:

— Прости меня. Я такая, д-д-у-р-р-а бы-л-ла, прости п-ро-ш-шу… — Она хотела сказать ещё, что-то, но не смогла. Упав на руки Годшина, она почти умерла, но за этим дело не станет, с такой то раной. Кровь рекой устремилась из огромной раны, жизнь из девичьего тела вытекала ещё быстрее. Годшин схватил умирающую девушку на руки и побежал в дом. Там он уложил её на стол и схватив Вонраха за плечи прошипел ему на ухо как змей:

— Спаси её. Верни ей жизнь, ты ведь полубог, ты должен уметь это сделать. — Вонрах смотрел спокойно и невозмутимо. Его вообще трудно было вывести из состояния равновесия. Он повернулся к той, чья жизнь теперь зависела от него. Одним резким движением он разорвал одежду вокруг раны.

— Все вон, и не впускать никого. — Нохва и Годши с Салманой сразу же направились к выходу. Медлить было нельзя, если нужно выйти, значит нужно сделать это без лишних вопросов.

Вонрах положил руки на зияющую рану девушки. Сила, которая есть в каждом живом существе потекла из него в Газну. Так случилось, что в ТИТАНАХ, этой силы было несколько больше чем у простого человека. Вонрах прекрасно понимал, что если он потратит хоть толику её, его тело вновь устремиться восстановить баланс. И если в этот момент будут люди, они могут стать теми, чью энергию поглотит сам Вонрах.

Астралы проникли в тело девушки и принялись спаивать ткани. Рана была очень серьёзной. Ноги начали немного подкашиваться, Вонрах едва не потерял равновесие. Силы покидали его, сил оставалось всё меньше, астралы справлялись, но медленно.

Мысли ТИТАНА были заняты только одним, как можно скорее вернуть тело Газны в исходное состояние, о причинах такого ранения потом. Кровь перестала течь из раны, сама рана стала медленно, но уверенно затягиваться. В глазах у Вонраха стал мерцать свет, терять сознание было не желательно. Вот рана закрылась окончательно, жизни девушки больше ничего не угрожало, но болеть завтра будет сильно.

Конечно она не скоро встанет с постели, но когда ни будь встанет обязательно, и снова продолжит жить. Осмотрев то место, где минуту назад зияла дыра, Вонрах остался доволен. Силы быстро восстанавливались, вселенная не оставляла своего воина. Она щедро восполняла его потери, потому, что он был частью её самой. Теперь пришло время посмотреть, в чём там собственно дело.

Полный не дружелюбного настроения, Вонрах вышел во двор. Он сразу увидел довольного собой Дохнума. Значит, безумец решил отыграться на первом попавшемся человеке. Ну раз уж этот идиот не захотел по-хорошему убраться, то теперь ему нужно было помочь это сделать.

Решительным шагом Вонрах направился к старейшине. Тот продолжал держать в руке, окровавленный нож. Люди по не многу начинали собираться, всех, без исключения удивил и обеспокоил поступок безумца. Кричащая и заливающаяся слезами мать Газны промчалась мимо всех в поисках своей несчастной дочери. Её муж бежал к обидчику своей девочки, с топором в руке.

Вонрах почуял не ладное. Он остановился и стал рассматривать пространство вокруг себя. Годшин и Вадна с Нохвай и Салманой уставились на него, не понимая причину такого поведения. Могучий и непобедимый ТИТАН стоял у ограды и сосредоточено смотрел в пустоту. Вдруг перед Тадкулой, возникнув из воздуха восстал демон. Он одним, небрежным движением отшвырнул сильного мужчину прочь. Вонрах продолжал смотреть вокруг себя, потом он рванул совсем не туда, где красовался ужасный демон. Оказавшись в стороне от происходящего, Вонрах уже был готов драться. В его руке сверкал меч, откуда он взялся, не понял никто.

ТИТАН стоял лицом не в том направлении, казалось он обезумил от страха. Но прямо перед ним колыхнулся воздух и перед Вонрахом из этого воздуха вышел ещё один, не менее ужасный демон. Взмах меча, и демон отправился в прошлое, но на его месте появился второй, третий, четвёртый. Вонрах дрался с нечеловеческой отвагой, словно демоны своим внешним видом не могли вызвать в нём никакого смятение. Он отправлял в небытие одного демона за другим, но их всё прибывало. Внезапно возникший ураган подхватил мёртвые, и не очень мёртвые тела демонов, и швырнул их обратно в портал. Сразу после этого Вонрах захлопнул его, наглухо запечатав.

Вернувшись к первому, разъярённый ТИТАН не стал тратить время на приличия. Он с разбегу ударил демона ногой в грудь, заставляя того покатиться по земле. Вторым его действием было желание снести голову виновнику всего этого, но демон всего секунду назад валявшийся на земле прорычал Вонраху:

— Не тронь начало всего. Он первый, но далеко не единственный кто приведёт нас в ваш, пропахший страхом мир. — ТИТАН обернулся, не довершив начатое. Он не спешил отнимать жизнь падшего, ему ещё предстояло узнать его важность для демонов. Он повернулся к демону, и пристально глядя тому в его змеиные глаза, спросил:

— Ты хотя бы имеешь представление, кто стоит перед тобой? — Демон сплюнул чёрную кровь.

— Передо мной стоит один из не многих, но первый кого мы отправим к его мерзкому божку, в качестве предупреждения. ТИТАНЫ будут повержены, они сгинут в пучине времён, и тому положим начало мы, величайшие воины Базулдаша. — Сколько ненужной бравады было в этих словах, сколько наивной самоуверенности.

Внезапно Вонрах оказался одет в сверкающие доспехи. Его странный, и в тоже время очень красивый шлем сразил наповал местных мальчишек, что остались поглазеть. В правой руке у ТИТАНА по-прежнему был большой меч, в левой появилась его малая копия.

— Ну тогда попробуй взять мою жизнь, но потом не плачь, моля о пощаде. — Предвкушая предстоящую победу, и предупреждая о новой порции боли, Вонрах сделал свой первый шаг на встречу к неизбежному. Вдруг вокруг него появились демоны, проявившись словно из воздуха. Они бросились в атаку, не особенно заботясь о собственной защите. Мощные и ужасные тела завораживали своими движениями. Ими можно было восхищаться, и ужасаться ими можно было тоже.

Увенчанные острейшими когтями пальцы протягивались к телу ТИТАНА, в попытке схватить его и разорвать на части. Вонрах продолжал идти к своей первоначальной цели, словно угроза его жизни, не существовала вообще.

Он остановился лишь на мгновение, и ярчайшее пламя поглотила первый отряд его врагов. Ветер развеял пепел по ветру. ТИТАН был необычайно зол, его гнев приводил в дикое бешенство демонов, и в ужас местных жителей, что повинуясь собственному страху продолжали стоять и смотреть на кровавое действо.

Новая партия демонов рванула с мест. Они рвались как им казалось, к неминуемой победе.

Вонрах остановился перед демоном, посмевшим так дерзко говорить с ним. Демон приготовился к схватке, он принял боевую стойку, готовясь на всякий случай к возможной смерти. Но ТИТАН передумал, он посмотрел на врага и задумался о чём-то. Потом он со зловещей усмешкой посмотрел на готового ко всему демона, по чешуйчатой коже прокатился айсберг на снежных санях. Такого страха демон не испытывал никогда, но виду старался не подавать. Вонрах повернулся к старейшине. Тот трясся в нервном припадке. Ему не терпелось увидеть смерть его заклятого врага.

Ключ к порталам есть падшая душа, вот почему демоны не стали жертвовать его жизнью. Они готовы его сохранить любой ценой, и он заставит их, её заплатить. Не двусмысленно намекая на завершение дружеской беседы, Вонрах решил вернуться обратно. Демоны мгновенно перестроились, теперь им было неважна атака на ТИТАНА, важно было сохранить «ключ». Они встали на защиту бывшего, перепуганного предстоящей ему перспективой старейшины.

Но время было упущено, Вонрах уже зарубил первых двух, из общего числа. Два меча творили свою смертоносную «магию». Они делали то, ради чего и были собственно созданы. Отнимая жизни любого существа, чести себе не сделаешь, но правду восстановишь. Вот чему следовали не знающие пощады клинки. Демоны гибли по несколько сразу, но на их место приходили всё новые, не менее свирепые чудища.

Люди постепенно приходили в себя, им ничего не оставалось, как укрыться в домах, хотя они понимали, насколько слабой была их защита. Но в домах они хотя бы не видели всего этого ужаса. Вонрах продолжал пробиваться к «ключу», бывший старейшина уже не был таким уверенным в собственной непобедимости, и безнаказанности.

Никто не мог противостоять демонам, никто кроме этого странного человека. Как его остановить не знали даже те, чьим могуществом так восхищался бывший старейшина. Один из демонов подхватил Дохнума, в жалкой попытке скрыться в собственном мире. Перед ним с грохотом захлопнулся портал, ведущий в его мерзкий дом. Струя воды сбила с ног демона, ударив о землю его ношу.

Дохнум потерял сознание. Он не видел, как Вонрах снес голову пытавшемуся его спасти демону. Сразу несколько демонов прыгнули ссади. Белый плащ превратился в одночасье в лохмотья. Разъярённый ТИТАН повернулся к тем, кто посмел его побеспокоить.

— Ну и конец вам теперь за это. — Он не пугал, он предупреждал тех, кто уже успел пожалеть о содеянном.

Правая рука направила большой клинок в бедро демона, стоявшего перед ТИТАНОМ. Левая метнула смертоносное лезвие малого меча, в горло того, кто был с лева. Одновременно рухнули двое, один замертво, второй рыча от острой боли. Нога Вонраха оторвалась от земли. Описав дугу, она упала своей подошвой на морду демона, справа. Ужасные зубы с жутким скрежетом вломились внутрь пасти. Кровь из разбитых губ и дёсен хлынула в горло падающего демона.

Четвёртому повезло меньше остальных, упав на колени, Вонрах обернулся вокруг своей оси, снося обе его ноги в области колен. Встав на ноги ТИТАН не преминул добить второго. Потом одним прыжком он оказался рядом с Дохнумом.

Подняв его с земли, он посмотрел в его перепуганные глаза.

— Ты хотел власти? Так получи её с полна. — Его малый меч вошёл в тело человека по самую рукоять. Вместе с этим все порталы захлопнулись одновременно, оставив две дюжины демонов наедине с разъярённым, и жаждущим правосудия ТИТАНОМ.

На мгновение бой замер, даже такое действо нуждается в передышке. Вонрах ждал. Он был готов и не скрывал того. Демоны рванули врассыпную, рванувшее из-под земли пламя преградило им путь. Теперь решение только одно, чтобы выжить, нужно было стереть с лица земли отдельно взятого ТИТАНА.

А титан не собирался просто так умирать. В нём было столько гнева и ненависти, что хватило бы на тысячи демонов. Значит нужно постараться выжить, просто выжить, может тогда появиться шанс сбежать. Демоны рванули все и сразу. Он не сможет отразить столько ударов разом.

Но ТИТАН смог. Он схватил первого попавшегося ему под руку демона, и демонстративно сломал его когтистую руку. Боль, досада, разочарование и страх, вырвались из пасти зверя, сводя с ума всех, кто это мог услышать. На мгновенье демоны приостановились, прошли тысячные доли секунды, но этого было достаточно ТИТАНУ, для осуществления его коварного плана. Он ворвался внутрь их рядов, отнимая жизни всех, до кого могли дотянуться его мечи. Кровь хлынула чёрной рекой, внутренности вываливались на землю, потеряв защиту брюшин.

Смрад ударил в нос, продолжавших наблюдать за всем этим домочадцев Вонраха. Один из демонов успел схватить большой меч за его лезвие, остановив тем самым его кровавый поход.

Но Вонрах этого казалось даже не заметил. Он продолжил рубить всех вокруг себя, всех оставшихся. Не забывая одаривать их страшнейшими по своей силе ударами, рук и ног. Вернувшись назад, он вырвал из живота умирающего демона свой клинок. Его лицо при этом не выражало ровным счётом ничего. Внезапно проснулись сразу все стихии. Взметнувшийся к небу песок застил глаза уцелевшим в этой «мясорубке», демонам. Вода прибила их к земле, срывая кожу с могучих тел.

Ветер рвал демонов на части, его ужасные порывы не имели ничего общего с теми бурями, что встречались людям ранее. И наконец огонь, убрал всё за всеми. Только смрадный запах продолжал напоминать о пребывании в деревне, демонов. Даже тело бывшего старейшины, сгорела дотла, теперь даже он был воспоминанием.

Когда душераздирающий интерес ослабил свою хватку, домочадцы обратили внимание на виновника столь сильного удивления. Вонрах смотрел на своих близких так, как может смотреть только самое невинное дитя.

— А, что? Они мне плащ порвали. — Только теперь женщины увидели лохмотья, в которые превратился, когда-то великолепный, белоснежный плащ.

— А на нём, между прочим, герб моего господина, и мой между прочим то же. — Расстроенный воин пошёл в дом, его разочарованное лицо внезапно породило всплеск такого смеха, что весь произошедший до сих пор ужас, сразу же забылся в одночасье, померкнув в памяти абсолютно каждого, в деревне.

С чего именно смеялись люди, не понял никто, но кто был этому началом, знали все. Так и случилось, что в этой деревне во все последующие годы шуточное расстройство стали называть: «настроение стало, как разорванный плащ». Все сразу начинали понимать, но это будет только потом, а теперь был страх, от которого люди спасались самым примитивным, и одновременно с тем, самым действенным способом.

Вонрах сидел за столом и смотрел в пустоту. Он понимал лучше всех остальных, что на самом деле произошло. Теперь оставаться в этом местечке ему никак нельзя. И оставить всех этих довольно милых, хотя и немного запутавшихся людей, тоже нельзя. Страх и отсутствие старшинства, начнёт толкать людей на разные, порой очень даже странные, а часто и не обдуманные как следует, поступки.

Люди слишком не совершенны, они как дети, методом проб и ошибок, станут искать выход из положения. И как часто происходит, придут к истине, через разочарования, боль, и «море» крови.

Как быть, на кого их оставить, старый старейшина был конечно не подарок. Но он создавал хотя бы какое-то равновесие сил. Теперь такого не было, теперь все сразу стали равны, и все стали великими одновременно. Как найти достойного, такого не назначишь твёрдой рукой, и не пришлёшь со столицы. С таким всем им жить, такой должен быть обязательно из своих.

Эх, кабы был здесь Белый странник, вот он лихо разруливал такие вот спорные ситуации. Но его не было, а звать не очень-то и хотелось. Вонрах управлял своим собственным городом дольше, чем любой из этих людей прожил. И как-то у него это выходило, расслабился, привык решать только за себя. Значит пришло время «брать быка за рога», и он его возьмёт, да так возьмёт, что те затрещат от его хватки.

В дом вошли домочадцы, они уселись вокруг стола и уставились на Вонраха, с желанием узнать, как им с этим всем жить. Салмана знала кто такой её парень, но даже она не могла себе представить всех его возможностей. И даже теперь она сильно сомневалась в том, что она видела хотя бы половину этих возможностей. На столе появились разные яства. Не было больше причин скрывать свои возможности. Вонрах как ни в чём не бывало, и абсолютно не обращая внимания на раскрытые рты, и распахнутые от изумления глаза, своих близких, взял куриную ногу и принялся есть.

Словно заворожённые все принялись тоже есть, молча и не спеша семья набивала свои животы. Внезапно Салмана «взорвалась»:

— И как это всё понимать? — Она отшвырнула от себя еду, и уперев руки в бока уставилась на своего любимого-загадочного человека.

— И, что именно ты имеешь в виду? Если этот стол, то, по-моему, всё не только красиво, но и вкусно получилось. — Вонрах по-прежнему продолжал корчить из себя блаженного.

— Да, еда — это да. А всё до этого — это чего там было такое. — Она готова была растерзать своего суженного, беда была в том, что Салмана не представляла, как именно это сделать.

— А-а, ты про это. — Вонрах не переставал «корчит дурачь-ка». Он обвёл всех присутствующих улыбчивым взглядом, те молчали и не вмешивались, лишь по той одной причине, что Салмана озвучивала их собственные вопросы.

— Так, давайте поедим, а там и разбираться будем, если желание останется. — Вонрах не сдавался, хотя уже понимал, что шуточками уже не отделаешься.

— Не знаю как кому, а мне кусок почему-то в горло не лезет. Ты там, что вытворял, ты почему в свару полез один, ты обо мне подумал???!!!!! — Салмана посмотрела на остальных и добавила в сердцах: — А о них, о них ты думал, наверное так же, как и обо мне? — Теперь воцарилась выжидающая тишина. Вонрах тяжело вздохнул, словно врач, собирающийся рассказать больному, о его неизлечимой болезни.

— Так, тама, ничего такого и не было. В моей прошлой жизни бывало и поинтереснее.

— Ах, это ещё и интересно!!! — Возмущению Салманы не было предела.

— Да! Нам интересно, ну или вернее мне, интересно.

— Я ровным счётом ничем не рисковал, наоборот, размялся немного. Демоны получили своё, а я теперь знаю как они приходят. Все вы знаете, кто я такой, мне подвластны некоторые силы стихий, я могу открывать и закрывать порталы. Ведущие в разные миры. Сила моя немного отличается от простой, человеческой.

— Значит и я так смогу, когда ни будь? — В голосе Годшина промелькнула тень надежды.

— Нет. Демона может победить либо равный ему, либо тот, кто превосходит его. Обычный человек не сможет причинить демону даже маломальский вред. — Вадна и Нохва облегчённо выдохнули.

— О каком боге говорил тот, демон? — Нохва задала самый умный, и мудрый вопрос.

— Мой господин, Белый странник, я вам рассказывал о нём. Он был простым человек, в начале своего пути. Но потом он немножко изменился, и сам стал богом. Но он отрицает свою божественность, и признаёт лишь одного единственного БОГА, и сына его, и дух святый.

Кого из них имел тот мерзкий демон, я не берусь судить. Скорее всего Белого странника, ведь именно он запихнул Базулдаша в самый отдалённый уголок АДА. Теперь только он знает его местонахождение, и только он сможет его оттуда вернуть. По-иному ну о-очень тяжко. Ну вот вроде бы и всё. — Вонрах закончил говорить, и приступил к своей еде, он так проголодался, что не мог долго ждать. Все остальные молча сидели какое-то время, потом принялись тоже есть, ведь надо было, что-то делать. Всё остальное время прошло как-то «скомкано».

Каждый в доме что-то делал, но всё дело стояло на месте. Только один Вонрах упивался ничего неделанием. Он просто лежал на печи, не желая выходить на улицу, словно он боялся почувствовать на себе пытливые взгляды, перепуганных до смерти людей.

Люди и вправду стремились понять умом, произошедшее. Они ходили тут и там, они щупали землю, некоторые даже пробовали её на вкус. Однако тайна им так и открылась. Она словно вода утекала сквозь пальцы, оставляя вопросов ещё больше чем ответов.

Так и настал непроглядно тёмный вечер. Никто не вышел погулять, никто не запевал песен. Было ощущение траура, словно люди, нехотя поминали сгинувших демонов. А люди просто не понимали всего произошедшего, они старались, но у них это не получалось. Люди тонули в вопросах, и отчаянно пытались ухватиться за любую «соломинку истины».

Только один человек мог помочь им в их безнадёжном деле. Только он мог всё поставить на свои места, но он словно мираж на горизонте, как будто есть, и в тоже время его нет. Как быть, куда кинуться, люди начинали терять равновесие чувств, некоторые искали выход в агрессии, другие предпочли напиться, третьи расшибали лоб об пол, сотрясая воздух бесполезными молитвами.

И только в одном месте царила относительная тишина и спокойствие. Только в этом доме, люди понимали, от чего закипают их мозги. А виновник всего этого, лежал на печи и беззаботно дремал. Ему словно и дела не было до всех людских переживаний, он словно и позабыл о всех, о них. Он лежал на печи, и ему от этого было настолько хорошо, что он и думать не думал возвращаться в мир. Тяжёлые крылья темнейшей ночи накрыли деревню.

Ночь стремилась скрыть её от пристальных взглядов притаившегося зла. Она как мать берегла людские жизни, пряча их под собственным телом. Зло прошло стороной, оно не смогло рассмотреть в этой кромешной темноте, незащищённых людских душ.

А люди забылись тревожным сном, они боялись, как им и было в прочем положено. Они боялись испытать на себе гнев и силу того, кто всего несколько часов назад спасал их от неизбежной гибели. Сила одного всегда пугала остальных, не способных к ней. Люди боялись, и уже не знали, чего они боялись больше. Они были простыми людьми, какими им быть, если не такими.

Вонрах всё прекрасно понимал, он боялся напугать простых обывателей, и понимал, что именно это у него как раз таки и получилось больше всего. Теперь люди стали ещё более незащищеннее. Теперь они знали о том, что есть сила, о которой они даже и не слыхивали. Они понимали свою слабость и ничтожность в сравнении с великими. Одни были великие и ужасные, второй просто пугающим. Как быть, как уберечь этих милых, запутавшихся людей от очередной ошибки. Вот, что теперь владело мыслями, внешне невозмутимого Вонраха.

Утро было серым и сырым. Тучи, пришедшие ночью, отказывались уходить. Мельчайшие капли дождя промочили воздух. Ветер прятался где-то далеко. Вода падала вертикально вниз, земля пока могла поглотить падающую воду, но казалось дождь пришёл навсегда.

Вонрах вышел во двор и вдохнул полной грудью сырой воздух. Он вспомнил как они в полной темноте пещер горной страны проводили все своё время под водой. Тогда Белый странник ещё шутил, что скоро у нас жабры вырастут, как у рыб. Тогда влажный воздух казался таким обычным, всё в этом мире напоминало ему о чём-то. Вот беда долгожителя, всё уже когда-то было, новое напоминало о давно прошедшем старом. Люди не должны жить вечно, иначе в своём несовершенстве они просто сойдут с ума от нахлынувших на них чувств, воспоминаний, печали и радости.

Вечность, удел богов. Они могут с этим справиться, но даже некоторые из них пропадают в пучине безысходности вечности. Дождь еле моросил, воздух освежал дыхание, мысли постепенно упорядочивались, выстраиваясь в ровный ряд. Он вышел на улицу и замер. Вскоре к нему стали выходить люди. Они молча смотрели на него и ждали своё будущее. Когда собрались все, вперёд вышел Кендун, он нервничал больше остальных, но люди на него полагались.

— Вонрах, мы с тобой жили в мире и согласии всё то время, которое ты среди нас был. Ответь мне на такой вопрос, как такое может быть, и кто ты сам такой. Может нам стоит убояться тебя и поклониться тебе как нашему повелителю? Не гневайся на меня, я ведь не со зла спрашиваю, я за людей радею. — Голос Кендуна немного дрожал, выдавая его волнение.

— Ну коли радеешь, то и поведёшь этих людей по жизни дальше. Будешь старейшина в деревне сей. А бояться меня не следует, и поклоняться так же не след. Я прогнал мерзких демонов, которым поклонялся ваш старый старейшина, и с помощью которых держал вас всех в подчинении. Держи Кендун эту книгу, она многое разъяснит, и о многом расскажет, вера в ней, которая спасет вас всех. Не творите себе идолов, и не создавайте кумиров, и БОГ, что есть единственный и великий спасёт ваши души. А я ухожу из ваших мест, больше обо мне вы вряд ли услышите. Решайте свои проблемы мудро, и с любовью относитесь к друг другу, и всё будет хорошо. — Вонрах повернулся уходить, но Кендун обратился к нему с последним вопросом:

— А сам то ты, не бог часом?

— Нет, я не бог. И не жажду им быть. Я простой…, — он запнулся, испытывая некую неловкость. — ну в общем я не бог. — Добавил он.

— Тогда кто? — Кендун не унимался. Нохва решила внести некую ясность, чтобы отмести кривотолки.

— Он обычный ТИТАН. Это значит полубог, полу человек. Великий воин богов, в нём их сила и их воля. — А вот эти слова многое прояснили, но многих и напугали. Воин богов, воля и сила богов, что же может быть страшнее. Но кажется именно он на их стороне, значит, есть шанс выжить. Люди стали расходиться по домам, у некоторых так и не поднялись отвисшие челюсти. Никто не оспаривал новое назначение Кендуна, казалось, все были согласны с ним, да и как тут возразить, да и кому возражать.

Вонрах вошёл в дом и сел за стол. Он не знал, что нужно говорить, но знал, что он должен уйти, и как можно скорее. Но как уйти из дома, где тебя все любят, и на тебя надеются. Следующей ночью никто не спал.

Нохва с сыном, внуком и невесткой прощались со своими постояльцами. Скоро они покинут не только их дом, они покинут эти места. Как знать, свидятся ли они снова? Смогут ли дороги судеб свести воедино, на один огромный перекрёсток, пути всех их.

Вонрах и Салмана почти ничего не говорили, да и что тут скажешь. Позади часть нескольких жизней, впереди только огромное количество вариантов будущего.

Эти возможные варианты манили и пугали одновременно. Салмана старалась не показывать своей печали. Вонрах, казалось привык к такой вот жизни. Сегодня ты чужой, завтра уже тебя знают, потом возможно любят, а после тебе снова приходиться уходить. Такая жизнь не могла остановить вечного странника, но она могла напугать даже такую стойкую девушку как Салмана.

А Салмана не жаловалась. Она давно уже позабыла, как это делать. Она часть своего избранника, а он есть сплошная сила и решительность. Если есть они, то и есть место удаче, есть возможность преодолеть все преграды в мире.

Утро было туманным и сырым. Люди прощались со своими гостями, и прощались навсегда. Вонрах прижал к себе безутешного, но не пролившего не одной слезинки Жамнара, тот обнял его за шею и долго не хотел отпускать. Словно это могло как-то остановить решившего уходить ТИТАНА.

Вадна жарко расцеловала того, кто смог подарить ей новый шанс на жизнь. Годшин держался стойко, как настоящий, мужчина. Нохва по-матерински поцеловала Вонраха и Салману, за свою жизнь, за возвращённое здоровье сына, и за его счастье.

Годшин простился с Салманой, как с горячо любимой сестрой, такой же она была и Вадне. Не успел рассеяться утренний туман, как образы двух людей исчезли из поля зрения, стоявших на краю деревни людей.

Кендун стоял на окраине деревни и молча встречал Нохву с её семьёй. Он понимающе смотрел им в глаза, казалось, ему тоже будет не хватать Вонраха и Салманы. Теперь жизни людей принадлежат им самим. Теперь они сами в ответе за свои судьбы. Новый староста заложил руки за спину и пошёл по деревне, принимая под своё начало то, что ему вручил посланник богов.

А Вонрах казалось был рад новой своей жизни, будто и не было прошедшего года в деревне Нохвы и Годшина. Он с удовольствием вдыхал воздух приключений и радовался солнцу, ведущему их к новому будущему.

Салмане было немного жаль, покидать уже ставшее родным, «гнездо». Она поначалу часто оборачивалась назад, сама не понимая почему. Вонрах казалось, не замечал этих её пропитанных печалью взглядов в собственное прошлое. Он радовался как ребёнок, своей новой дороге, которая уводила его в новую жизнь.

Так легко менять свою жизнь может только тот, кто не строит планов на будущее, во всяком случае на ближайшее будущее. Кто устал от сегодня, и жаждет заглянуть за завесу завтрашнего дня. Такие люди сами того не понимая и не замечая оного, меняют сегодня на завтра, абсолютно забывая про вчера.

Так и шли они навстречу своему новому завтра. Солнце им улыбалось, деревья с интересом рассматривали проходящих мимо них людей. К вечеру настроение у Солманы немного улучшилось, она постепенно привыкала к своей новой жизни. Утром после завтрака, они не стали долго рассиживаться, и отправились дальше.

Новый день уводил их всё дальше и дальше от их прошлого. На дорогу, по которой шли Вонрах и Солмана, плавно выползла как лесная змея, тропинка. Видно было, что ей часто пользовались. Так как определённого плана у путников не было, они решили проверить, откуда эта тропинка пролегла. Сойдя с дороги, и ступив на извилистую тропинку, двое молодых людей оказались в прохладной тени деревьев.

Стало на много легче, во всяком случае, Салмане. Они углублялись в лес, с интересом разглядывая всё вокруг себя. Лес не казался враждебным, он словно улыбался пришельцам из внешнего мира.

5. Увидеть малое, и обрети великое.

К полудню Салмане захотелось отдохнуть. Она поудобнее уселась на приготовленном Вонрахом покрывале, и медленно пережёвывая обед, рассматривала новое для себя место. Вонрах наслаждался созерцанием своей любимой, что только одним своим появлением в его жизни, раскрасила весь мир для него. Вдруг он заметил некое напряжение в своей избраннице. Она пристально всматривалась в лесную глубь. Вонрах посмотрел туда, куда всматривалась Солмана.

На тропинку из леса вышел ребёнок — это была маленькая девочка. Она с трудом перешагивала через разбросанные по всему лесу ветки деревьев. Маленькие ножки и ручки были исцарапаны в кровь этими самыми ветками. Но ребёнок устал реагировать на постоянную боль, он просто шёл вперёд, он шёл к людям, сидевшим на краю её жизни. Сил радоваться или плакать тоже уже не было, на ручках и ножках помимо царапин было множество следов от укусов вездесущих насекомых. Салмана вскочила как ошпаренная, и побежала к ребёнку, который больше не мог идти дальше.

Увидев, как взрослые бегут к ней, девочка остановилась и неизвестно как, продолжала стоять и ждать, когда её спасут. Подхватив на руки маленькое тельце ребёнка, Салмана от чего-то заплакала. Она не могла видеть, как страдают дети, тем более вот такие крохи. Ребёнку было от силы годика три. Оказавшись на сильных руках девушки, она словно по команде потеряла сознание. Слёзы Салманы падающие на маленькое тельце ребёнка не могли привести его в чувства.

Вонрах аккуратно взял девочку у Салманы. Прижав её к себе он замер на некоторое время. Лёгкий ветерок стал кружиться над ребёнком, даря ему прохладу. Обрадовавшиеся лёгкой наживе комары, тут же были развеяны по лесу. Ребёнок мирно лежал на руках сильного воина, который делясь своей энергией восстанавливая силы девочки, и медленно «закипал» от нарастающей в нём злости.

Следы от укусов комаров исчезли первыми, потом стали затягиваться царапины, по мере их глубины. Вонрах положил девочку на матрац у покрывала и стал нежно прикасаясь, отмывать детское тело от грязи. Вода словно вытекала из его рук, при этом она не была холодной, или тёплой.

Спустя некоторое время Салмана переодела ребёночка в новую одежду. Маленькая девочка спала, как ей было и положено. Но как она преодолела столь опасный для неё путь, оставалось неясно. Да и почему она здесь оказалась одна, было то же не понятно. Вопросы стали появляться только после того, как жизнь ребёнка была в безопасности.

Вонрах отдал мысленный приказ, и астралы отправились в лес, в поисках ответов на его вопросы. Девочка спала, ветер повинуясь приказу продолжал охранять её сон. Не одно насекомое больше не могло приблизиться к мирно спящей девочке. Ветер крайне нежно касался милого личика ребёнка, стараясь не разбудить дитя своим дуновением.

Вернулись астралы, на расстоянии в несколько сотен метров от тропинки никого они не обнаружили. Тогда Вонрах отправил их настолько далеко, насколько это было нужно, для обнаружения любых взрослых.

Салмана и Вонрах просидели почти ничего не говоря друг другу, до самого вечера. Короткие фразы, которыми они позволяли себе общаться, возникали и исчезали как миражи в пустыни. Энергии Вонрах передал ребёнку достаточно много, больше чем тому даже было нужно, теперь маленькая девочка мирно спала, восстанавливая свои силы.

Почему на неё не нападали лесные звери, почему она была одна так далеко от дома, почему она вообще была одна? Что случилось с ней и её родными? Где её мать? Не одна мать не бросит своё дитя. Только если она не спасает тем самым его жизнь. Тогда возникает законный вопрос, кто посягнул на жизнь матери этого ребёнка, что за ужас заставил её отправить дитя в лес одну.

Вонрах молча размышлял, девочка спала между ним и Салманой, которая словно чего-то страшась, на всякий случай положила свою руку на ножку ребёнка. Что за силы, и имеют ли эти силы земное происхождение, волновало Вонраха. Разговаривать он об этом не мог, Салмана могла испугаться таких его мыслей. Она хоть и сильная девушка, но всё же рисковать её психикой Вонрах не отважился.

Вонрах уснул к полуночи, не было ничего, что бы заставило его насторожиться. Он спал и видел тревожные сны. То демоны прорвались в его собственный город, и устроили там кровавую «баню», а он стоял и смотрел на всё это, не в силах этому помешать. Он открывал рот, зовя на помощь своих братьев, но слова замирали в его горле так и не получив силы его лёгких. То потом он оказывался в своей деревне, которую очень давно покинули его родные и близкие ему люди. Забор повалился почти везде, дома пустыми глазницами окон смотрели на него, словно мертвецы. Он молча шёл по улочкам деревни и видел призраки прошлой своей жизни. Потом его первая и горячо любимая жена, кружилась перед мин на том самом холме, на котором впоследствии он её и похоронит. Она весело смеётся, радуясь собственному счастью. Много, много цветов. Он всегда дарил ей охапки прекрасных цветов.

Она подбрасывает их в небо, устраивая салют своему любимому. Они тонут в любви и счастье, они любят друг друга, и нет больше ничего в этом пропахшем смертью мире.

Вонрах открыл глаза. Солнце ещё дремало где-то на востоке. Его корона только начинала озарять небосвод. Сердце ТИТАНА бешено колотилось в его могучей груди. Он боялся пошевелиться, страшась разбудить ребёнка, который так и не проснулся за всё это время.

Маленькая жизнь дремала рядом с вечно молодой старостью. Девочка чему-то улыбалась во сне, маленькие пальчики то сжимались, то разжимались, было забавно за ней наблюдать. Вонрах не заметил, как улыбка поселилась на его лице, заставляя забыть тревожные ночные ведения.

Он тихо лежал и смотрел то на ребёнка, то на Салману. Солнце не могло пропустить ещё один день, оно вставало, пробуждая собой весь лес. Салмана открыла глаза и посмотрела на Вонраха, почему-то она улыбнулась. Потом погладила мирно спящую девочку и тихонько встала. Чуть в стороне в воздухе появилось крошечное озерцо с чистейшей водой. Салмана ничему не удивляясь подошла к нему и зачерпнув ладонями воды, умылась, прогоняя остатки сна. Как только она перестала умываться, озерцо упало на землю, проливаясь не неё небольшим дожнём.

Пение птиц разбудило маленькую девочку. Она открыла свои небесной глубины глаза, и улыбнулась склонившемуся над ней Вонраху. Заметив это, Салмана поспешила поздороваться с малышкой. Она подхватила её на руки и стала забавлять её, дурачась как ребёнок. Ей нравилось возиться с детьми, это было слишком очевидно.

Девочка улыбалась, она принимала заботу чужих ей людей как будто, они были знакомы тысячу лет. Астралы вернулись с восходом солнца. Деревня нашлась, но до неё было пять дней пути, и всё по лесу. Такая малышка не могла проделать этот путь в одиночку. Никого из взрослых людей в лесу не было, даже следов борьбы.

Вонрах задумался над проблемой, которая начинала становиться всё серьёзнее. Тропинка по которой они шли вчера, и в близи которой они заночевали, уводила в глубь леса, в конце которой была река. Нигде не было тех, кто мог бы сказать им, чья это девочка заигралась в лесу. Задумчивый вид Вонраха не мог не привлечь внимания Салманы. Она подошла к нему, держа на руках ребёнка, и заглянув ему в глаза спросила:

— Не уж-то всё так плохо? — Она прониклась к этому ребёнку, и ей не хотелось мириться с тем, что это милое дитя окажется сиротой, или ещё чего хуже. Вонрах пристально посмотрел на девочку, но не просто посмотрел, как это делают обычные люди.

Он смотрел на неё так, как может смотреть наделённый сверхъестественной силой ТИТАН. Этому научил его и всех остальных ТИТАНОВ сам Белый странник, в своё время.

Девочка сияла. Её аура золотым сиянием просто ослепляла даже полубога. Она была чудом, божественным светом среди людей. Значит она в опасности, пока не сможет за себя постоять самостоятельно.

Восторг Вонраха был слишком очевиден, он протянул руки к ребёнку, и та с радостью пошла к нему, как к отцу. У Вонраха заблестели глаза от накативших слёз, он никогда не видел посланников ГОСПОДА воочию. Было как-то раз в его деревне, но это не совсем то. Эта девочка родилась с БОЖИМ благословением, она сама была БОЖИМ БЛАГОСЛОВЕНИЕМ. Значит ей нужна защита, он положит жизнь на защиту луча света в «тёмном царстве». Хотя какую жизнь, он всё равно сможет пережить любого в этом мире, да и во всех других мирах. Но пока он жив, с этой девочкой не служиться ничего плохого.

— И чего в ней такого? — Новый вопрос сорвался с уст Салманы, удивлённой ещё больше прежнего.

— Это, это БОЖИЕ благословление! Она послана на землю самим ГОСПОДОМ! Она есть спасение для многих, она есть свет БОЖИЙ! Через неё многие найдут своё спасение! Она многих спасёт, и наставит на путь истинный! — Восторгу Вонраха не было предела. Он поднял дитя к небу и громогласно произнёс:

— ГОСПОДИ! Я нашёл твоё дитя, и сохранил ему жизнь. Позволь нам дать ему имя, и хранить его словно отцу и матери. Пусть крещение сей дочери божией произойдёт прямо сейчас, а мы станем крёстными ейными, и защитой, и наставниками.

Позволь хранить её жизнь, пока сердце бьётся в этом теле. Позволь, и дай нам знать, что благословляешь нас. — Тишина ответила воину. Она была такой, что зазвенело в ушах. Двое взрослых замерли в ожидании ответа, а ребёнок обняла сильную шею ТИТАНА, словно ждала своего приговора. Птицы умолкли, казалось навсегда, ветер исчез, боясь обратить на себя внимание. Всё в этом мире превратилось вслух, ожидая проявления высшей воли. Кому мог ответить БОГ как не его посланнику. Кто мог просить о чём-либо так запросто у самого БОГА? Кроме как ТИТАН, призванный служить его воле. Голос ответивший с высоты небес был повелительный, но не страшный, сильный и властный, но не пугающий:

— Пусть будет так. Любите дитя моё, дарите ему тепло души своей, и учите свету моему. Храните его и дайте ему имя. Такова воля моя. — Салмана готова была потерять сознание от произошедшего. Сам ГОСПОДЬ говорил с её мужчиной, но обращался он и к ней тоже. Птицы словно сошли с ума. Их пение казалось заглушало всё вокруг.

Сама природа возрадовалась тому, что произошло. Вонрах создал в воздухе ещё одно озерцо воды. Подойдя к нему, он обратился к Салмане:

— Ну и каково же имя будет у нашей крестницы? — Он терпеливо ждал решения своей любимой. Солманна вышла из оцепенения, и подошла к воину, державшему на своих могучих руках маленькую жизнь.

— Пусть именем ей станет Сазланна, так в старину мои предки называли чистый свет с неба.

— Так тому и быть. Нарекаем тебя Сазланной, что означает чистый свет. Во имя ОТЦА, и СЫНА, и СВЯТАГО ДУХА, ОМИНЬ. — Вонрах трижды окунул девочку в озерцо, с этими словами и прижал ничего не понимающего, но не произнесшего ни звука ребёнка к своей груди. Одежда на девочке промокла насквозь, Салмана забрала девочку из рук её крёстного и принялась снимать мокрые одёжки.

Вонрах радовался как ребёнок. На покрывале оказалась еда.

— По случаю праздника. — Вонрах ответил на вопросительный взгляд Салманы. Новая одежда была сухой и более красивой, Вонрах старался угодить Салмане во всём. Ребёнку до определённого моменты абсолютно всё равно в чём он одет, и как живёт. А вот её крёстной матери, было не так уж и всё равно.

Прохладное вино, согревало и тела, и души взрослых людей. Они сидели на покрывале и праздновали крещение. Сазланна не уходила далеко, ей было очень интересно присутствовать при этом, словно она понимала всё происходящее.

Маленькие штанишки так ей шли. Она была похожа в них на сорванца ребёнка. Спустя некоторое время Салмана улеглась с Сазланной на низкую, но очень удобную кровать. Дети должны днём спать — это понятно, но вот вместе с малышкой не стесняясь уснула и довольная крёстная. Солнце могло помешать отдыху двух дев, и Вонрах установил над ними шатёр. Ветерок созданный ТИТАНОМ дарил прохладу, отгоняя вредных насекомых. Сам же воин размышлял над тем, как уберечь Сазланну от возможных опасностей, и не приятных встреч.

За себя он не волновался, но вот малышка может пострадать. Пока он рядом, с ней не может, что-либо произойти. Но ведь это пока он рядом, а рядом с ней быть постоянно просто невозможно.

День клонился к закату, девушка проснулась и играла с ребёнком. Вечер обещал быть прохладным, Салмана беспокоилась за здоровье Сазланны. Вечером и ночью следовало придумать какой ни будь дом. Вонрах поглядел на небо, и сгущавшиеся там тучи подсказали ему решение.

В стороне от тропинки на не большом пригорке он разбил прекрасный шатёр. Довольно вместительный, и способный спасти от любой непогоды. С наступлением темноты, дождю словно дали команду лить. Вода с шумом устремилась к земле, ветер рвал тряпичные стены шатра в попытке оставить людей без укрытия. Но шатёр уверенно стоял, не обращая внимания на потуги непогоды. Внутри горел костёр, маленькая девочка играла со своими крёстными.

Они все трое были под надёжной защитой, и разбушевавшееся непогода не могла испортить им настроение. Вскоре мерное постукивание по тряпичной крыше капель успокоило, и пригласило ребёнка спать. Малышка устроилась поудобнее возле Салманы, и тоже уснула. Огонь продолжал гореть без дров, освещая всё вокруг своим неровным светом. Вонрах лежал на соседней кровати, и смотрел как его девушка забылась тревожным сном матери.

Ветер снаружи не стихая бушевал всю ночь. Дождь отказывался уступать ветру в выносливости, и лил с прежней силой до самого утра. А утро было мокрым, холодным и ленивым. Оно отказывалось наступать, оно хотело обождать. Но солнце всё-таки встало, и теперь пыталось пробиться через плотные ряды воинственно настроенных туч.

Вонрах вышел из шатра, и разводя руки в стороны вдохнул полной грудью влажную прохладу озябшего утра. Мокрые птицы не видели причин для радости, и по тому срывающиеся капли с ветвей деревьев были единственной песней в это утро. Земля неприятно хлюпала под ногами, грязь изо всех сил хваталась за сапоги. Несмотря на это Вонрах решил пройтись. Дорогу назад он прекрасно помнил, а вот что впереди, ему было интересно.

Он гулял неполный час. Возвращаясь, он увидел молодую женщину, которая направилась к его шатру. Женщина выглядела как затравленная, измотанная длительной погоней зверушка. Она посмотрела вперёд, и увидела направляющегося к ней Вонраха.

— Мил человек. Скажи мне, не позволишь ли мне обсохнуть в твоём шатре. Я многого не прошу, немного еды и воды, а потом я отправлюсь дальше. Я потеряла своего ребёнка, и теперь ищу его везде. Скажи не видал ли ты, моё дитя. — На её голос из шатра вышла Салмана. Она хотела что-то сказать, обрадовавшись женщине, но Вонрах её перебил:

— А-а, так это твой сынишка бродил по лесу? — Он беззаботно смотрел на женщину, и вид у него был немного чудаковатый. Салмана заподозрила не ладное. Вонрах так себя никогда обычно не вёл.

— Да, да, это мой мальчик, он совсем кроха. На нас напали, и я отпустила его в лес, страшась за его жизнь. Теперь вот ищу уже несколько дней. — Женщина словно ожила, радость встречи с сыном придавала ей сил.

— Ну пока он спит. А как проснётся то ты, сможешь забрать своего сорванца. — Вонрах подошёл к пологу, ведущему в шатёр, и как только поравнялся с сияющей от счастья женщиной, вонзил ей в сердце свой боевой нож. Лезвие вышло из тела незнакомки со спины, на его кончике застыла чёрная как смола кровь. Женщина схватила за плечи воина в предсмертной попытке навредить.

— Это девочка. А ещё она моя дочь. — Назидающе произнёс Вонрах, извлекая лезвие из тела уже мёртвого демона. Салмана застыла на месте, не понимая в чём собственно дело. Милая женщина умерла у неё на глазах, и кровь у неё была от чего-то чёрной. А её любимый этому был как будто бы и рад.

— Это был демон. И скорее всего именно тот, что ранее уже пытался заполучить ребёнка. Теперь он почти его нашёл. — Сказал Вонрах «бесцветным» голосом. Он повернулся к Салмане и продолжил:

— Нельзя верить никому. Ребёнок слишком ценен, чтобы рисковать его жизнью. Никогда не ослабляй бдительности, теперь от нас с тобой зависит будущее нашей с тобой дочери. — Вонрах обнял Салману и поцеловал её в щёку. Потом повёл под защиту шатра, где ещё спала безмятежным сном их крестница. Остаток дня они решали куда им податься, и как уберечь ребёнка от нападок демонов. Внезапно Вонрах произнёс:

— Монастырь. Там она и будет в безопасности, хотя бы частично. — Салмана не совсем понимала значения слова «монастырь», потому смотрела на своего возлюбленного с вопросом в глазах. Шатёр исчез внезапно, оставляя своих подопечных под ещё сырым, открытым небом. Сразу обдало прохладой, Салмана поняла, что пришло время пройтись. Она взяла ребёнка на руки, и приготовилась идти за своим избранником. Но Вонрах от чего-то сомневался, он что-то выжидал. Потом перед ним изогнулось пространство, и они все вместе шагнули в портал.

На той стороне была река, тропинка закончилась на её берегу. На берегу, у самой кромки воды лежала молодая девушка. Казалось, она была мертва. Вонрах подошёл к лежавшей у воды, и приподнял её голову. Девочка оживилась, увидев бесчувственную девушку. Она весело «защебетала» на своём, на детском языке.

Было отчетливо понятно, это была её настоящая мать. Девушка чуть слышно застонала, у неё сил не было даже для того, чтобы открыть глаза. Вонрах поднял её с земли и понёс подальше от воды. Там куда он шёл, уже стоял знакомый им шатёр, с пылающим очагом внутри. Девушку уложили в кровать, ребёнок уселась рядом, и наотрез отказалась покидать свою маму. Салмана осталась рядом с несчастной, а Вонрах вышел из шатра, и исчез в новом портале.

Люди спешили достроить дом до начала дождей. Они дружно работали, не гнушаясь никакой работы. Они читали книгу, оставленную странным воином, и поступали так, как там было написано. В правоте её толкований никто не сомневался, по тому, что почти все видели, как она им досталась. Дом был почти готов и это очень радовало. Теперь это будет дом ГОСПОДА. Сами же люди ютились все вместе в куда более скромном жилище.

Когда в прошлом году их освободили от «оков», стеснявших их души, многое стало ясно, и на многое они посмотрели иным глазами. Теперь жизнь не казалась такой бессмысленной и тяжкой. Теперь многое можно было побороть лишь усилием собственной воли. Бывшие разбойники, чьи руки были «по локти» в крови невинных, изо всех сил старались смыть свой грех, праведным трудом. Они усердно молились и работали, теперь в их жизни была высшая цель. Они знали каким может быть человек, и каким он должен был быть. И по той причине они куда больше старались спасти свои запятнанные грехами души.

Дела шли в гору, дом для бога был почти готов. Теперь можно подумать и о том, как поставить частокол вокруг их земли. Помолясь у каменного креста, и испросив каждый о своём, работники направились к столу, чтобы поесть перед сном. Прямо перед столом, который стоял во дворе, появился тот самый парень, который в прошлом году сражался за свою, а теперь уже и за их веру.

Все опешили, не понимая, что делать. А парень как ни в чём не бывало, подойдя к столу, обратился сразу ко всем:

— Доброго всем вечера. Вижу у вас здесь дело пошло.

— Так с Божьей помощью и не то смочь может человек. — Ответил Жанрих, который уже стал старшим над всеми, выполняя роль теперь уже настоятель данного монастыря.

— Да, коли захочет человек, он может творить и великое, и ужасное. Но пришёл я к вам с порученницем одним. — Вонрах лукаво прищурился, глядя на приготовленный ужин. Уловив его настроение, хозяин жестом предложил ему сесть за стол со всеми.

Вонрах с готовностью сел за стол, но не во главе его, а по правую руку от главенствующего. Жанрих сперва не решался сесть, боясь нарушить иерархию. Вонрах отмахнулся от его напряжённого, вопросительного взгляда, и принялся есть оленину. Он ел с аппетитом и ел много, такие могучие люди могли не только сражаться или работать за многих, ели они так же за всех.

Собравшиеся ели спокойно и терпеливо сносили разошедшийся аппетит Вонраха. Они поняли то, что еды на всех не хватит, как только его увидели, и смерились с этим. Разделив то, что им осталось поровну, они боролись с наступившим голодом. Когда-то суровые мужчины, и пришедшие с ними развязные женщины, вели себя скромно, и в высшей степени смиренно.

Вонрах дал волю своему чувству голода, он бесцеремонно поедал всё, на что падал его взгляд. Люди только дивились такому его поведению, но новая их вера была не шутка и не блеф. Они сносили всё терпеливо, понимая, что самое лучшее сегодня не для них.

Вонрах довольный собой поглядел на одну из женщин, присутствующих за столом. Ей было далеко за тридцать, она сидела рядом со своим мужчиной. Её беременность привлекла внимание ТИТПАНА, который казалось издевался над ними всеми.

Остатки мяса она отдавала своему мужу, сама же довольствовалась малым. Мужчина не желал принимать от женщины последнее, что важно было ей самой. Они тихо перешептывались, споря кому есть то или иное.

— А я вот считаю, что заботу женщины принимать следует как дар, — Вонрах сказал для всех, но все поняли к кому именно он обращался. Женщина сунула кусок мяса мужчине в руку. — А заботу мужчины следует видеть, как должное. Он коли заботиться, значит для него это важно. — Не решительность повисла над всем столом. Продуктов было мало, охота была не очень, в последнее время. А теперь и вовсе станет худо, если этот поселится рядом.

— Да не думайте обо мне так, словно я и есть ваше испытание. — Вонрах улыбался как ни в чём не бывало. Многим стало стыдно, некоторые стыдясь своих мыслей, опустили глаза.

— Уберите со стола, я наелся, а вам остальное есть не нужно. — Все встали из-за стола и женщины принялись убирать посуду.

— Посуда у вас не очень-то и подобающая. Я считаю вы заслуживаете другого. — Мужчины упёрлись в Вонраха взглядами. Теперь и посуда плоха, некоторые теряли остатки терпения. Вонрах словно и не замечал общее настроение.

— Мы рады и тому, что имеем. — Старший ответствовал за всех. — Охота пока не очень-то нас радует, и людей много пришло к нам. Но мы стараемся, и скоро начнём торговать, я думаю. Тогда и посуду купить сможем и не только. Мне так видится. — Он смотрел на серьёзного воина и понимал, что тот от них ждёт чего-то большего.

— Среди вас многие воины, и это мне важно. — Он смотрел на бывших разбойников, испытывая их взглядом. Один из них взял на себя смелость заговорить от имени многих.

— Мы отказались от насилия, мы не видим в воинственности, чего бы то ни было доброго. Мы похоронили своё оружие и больше решили не брать его в руки. Не хочешь ли ты нас направить на войну, помимо нашей воли? — Вонрах почувствовал силу этого человека, он смотрел не мигающим взглядом, готовым просверлить дыру в любом. Теперь он был серьёзен и даже несколько страшен.

— Есть божий свет, и на него решили наложить свои когтистые руки, силы тьмы. Среди вас есть воины, и мне интересно, могут ли они положить свои жизни, защищая этот божий свет. — Словно гром среди ясного неба, прозвучали эти слова Вонраха.

Сильные мужчины потирали свои подбородки, решаясь на возможно самый главный поступок в их жизни. Другой из бывших разбойников вышел вперёд, и с гордо поднятой головой произнёс:

— Меня зовут Занарий. Вряд ли есть кто из людей, чьи руки настолько запачканы кровью как мои. Я загубил многих ради маломальской наживы. Но то, что нам предлагают, не принесёт нам золота. Но быть может тем самым я спасу свою душу, и это станет моей наградой, и тем сокровищем, что спасёт меня грешного.

Я пойду за светом моего БОГА, и я пролью реки демонической крови. Это есть мой крест, это мой выбор, это мой я считаю долг. Если не я, то кто же тогда? Я с тобой посланник БОГА, я готов рискнуть своей жалкой жизнью, ради чего-то большего. Покажи мне Божий свет, я не усомнюсь и не предам. — Рядом с ним стали все бывшие воины. Они хотели искупить свои грехи, а это был их лучший, и казалось единственный шанс. Из них всё равно никудышные работные.

Вонрах улыбнулся результату, он смотрел на два десятка «прожженных» бойцов, которые могли столкнуть землю только одной своей решимостью.

— Сперва следует воздвигнуть стены вокруг вашего монастыря. Воины-монахи живут в монастыре, а не в поле. Завтра это мы решим. Вооружим вас, как подобает воинам и монахам. Сегодня идите спать, и тогда завтра наступит скоро. — Он шагнул в портал и исчез. Люди остались стоять одни.

Вонрах вернулся на берег реки. В шатре было светло и тепло. Девушка спала чуть дыша, рядом с ней спала её дочь. На соседней кровати сидела заплаканная Салмана. Вонрах обнял её за плечи, привлекая к себе.

— А если она не проснётся? А если мы не сможем их спасти? А если демоны победят, и ты падёшь? — Она была раздираемая множеством «если», она боялась, как и должна была.

— Ну, во-первых, меня не так просто побороть. А во-вторых она не умрёт, и в-третьих всё у нас получиться. Не бери в голову, наплюй на страхи, я плюю, и ты наплюй. — Они легли в постель, стараясь уснуть. Салмана слишком устала. Постоянные переживания отняли почти все её силы, сон легко уговорил её закрыть глаза. Вонрах уснул позже, он думал, много думал.

Утром монахи решившие встать на защиту Света БОЖИЕГО, вставали ото сна совсем другими людьми. Когда они протирая глаза увидели новое утро, оно не поражало их так, как стоявший посреди их земли шатёр. Мужчины собрались у входа в него, в ожидании Вонраха.

Никто не сомневался в том, что именно он должен выйти к ним. Вонрах вышел не один, с ним была многим уже знакомая Салмана. Они молча пригласили в шатёр всех желающих. Войдя все увидели спящих, мать и дочь. Каким-то шестым чувством все поняли, о ком именно вчера шла речь.

Маленькая девочка была похожа на нечто бесконечно чистое и святое. Но не может дитя быть счастливо, коли мать не рядом с ним. Значит подарившая миру чистый свет, не может быть не свята. В таком случае они обе подпадают под защиту тех, кто решил жить в ещё не существующем монастыре. Вся жизнь теперь начнёт крутиться вокруг этого ребёнка, все в монастыре живут ради неё. Тихонечко взрослые люди стали покидать шатёр. Они боялись даже дышать в присутствии этой маленькой частицы БОГА. Оказавшись за пределами шатра, и на достаточном расстоянии, стали решать вопрос с оружием.

Вонрах поднял руку, призывая всех к тишине.

— Оружие есть, есть всё. Но нам следует установить стены, влаживая молитву в каждый ствол, что ляжет между миром и вами. Границы я установил, и нам осталось лишь взять и сделать оное. — Все обернулись в поисках границ. Потом настоятель спросил за всех:

— И где же они есть, границы те? — Вонрах улыбнулся и пошёл к тому зданию, которые все считали храмом. Он остановился у не существующей пока ещё двери и сказал следующим за ним людям:

— Пять сотен шагов от сего места во всех направлениях.

— Но позволь, нас не столько много, что бы такое сделать. — Настоятель не унимался, здравый смысл не давал ему покоя.

— А вам и не нужно быть многочисленными, что бы всё получилось, у нас есть кому помочь.

— И кто же нам поможет? — Кто-то не выдержал, и задал интересующий его вопрос.

— Да вот они и помогут. — Вонрах указал за спину смотревших на него людей. Те повернулись и отпрянули назад. Мужчины стали высматривать то, что поможет им в предстоящей борьбе. Женщины были на гране паники, и истерики одновременно. Несколько десятков минотавров стояли как вкопанные, и смотрели людям в их перепуганные глаза.

— Страшиться их не следует, они помогут нам в строительстве. — Вонрах был очень доволен. — Каждый возьмёт с собой по десять минотавров и станет указывать им на те деревья, что убрать надо. Не ждите от них понимания и ответов, командуйте смело и не задерживайтесь с работой, её действительно много. —

Занарий сделал первый шаг. Он шёл, дрожа от страха. Конечно он понимал, что его страх заметен, но ничего не поделаешь, нужно было, что-то делать. Став на плохо слушавшихся и готовых подогнуться ногах, он с дрожью в голосе сказал застывшим чудовищам:

— Десять вас, пойдут со мной. — Он повернулся и пошёл к лесу не ровной походной. Одновременный шаг десятков ног, едва не прибил его к земле, взрывая страхом его мозг. Десять огромных минотавров, шли за ним, молча как привязанные. Занарий решил не останавливаться. Если бы он обернулся и посмотрел себе за спину, то наверняка упал бы без чувств, такое у него появилось подозрение.

Чуть погодя каждый стал уводить с собой по десять минотавров в сторону леса. Женщины принялись разбивать разметку дорожек. Работа была не сложная, вбивай в землю маленькие колышки и натягивай по ним белые нити.

Занарий остановился у первого дерева, оно было старым но сильным. Он не стал поворачиваться к страшилищам лицом, просто сказал указывая пальцем на дерево:

— Это дерево свалить, и очистить от ветвей и коры. Отнести в сторону и вернуться назад. — Он не представлял себе, как эти чудовища собираются выполнять его приказ. Но если бы они его попросили, он сам бы, наверное, свалил бы его, даже если бы ему пришлось бы перегрызть его ствол зубами.

Несколько астралов исчезли, потом дерево устремилось вверх, покидая привычное своё место. На дне образовавшейся ямы стояло четверо минотавров. Они устремились к упавшему дереву, и своими ужасными топорами стали срубать ветви. Один из них взвалил огромный ствол себе на плечо и понёс его на свободное место. Гулко бревно упало на землю, обозначая начало работы.

Дело пошло. Страх постепенно сменялся азартам, мужчины всегда дети, даже если им лет за сто. Они носились по лесу заставляя взлетать всё новые и новые деревья. Каждый хотел свалить больше своего соседа, тем боле, что свои суставы не трещали от натуги.

Минотавры даже не запыхались. Они работали, как им и было предписано. К вечеру сваленных деревьев было больше чем достаточно. Астралы не нуждались в отдыхе, и было решено, предложит им обработать деревья, приготавливая их к постройке крепостной стены. Топоры стучали до утра, отнимая и сон, и терпение отдыхающих людей.

Вонрах время от времени улыбался, глядя как взрослые мужчины пожинают плоды своей нетерпеливости. Они выходили к астралам и смотрели как те, в полной темноте работали. Остановить занятых делом чудовищ никто не решился, но спать в этом шуме было тоже невозможно. Зато утро встретило всем тишиной. Люди смогли уснуть, предаваясь приятным видениям. Но долго так продолжаться не могло. Удар в колокол пробудил всех без исключения.

Колокольня, выстроенная за одну ночь, взирала на людей с высоты птичьего полёта. Колокол на её вершине пробуждал округу ото сна. Некоторые уже были не рады, что ТИТАН вернулся именно к ним.

Следующий день «раскачивался» дольше, но работа спорилась лучше. Половина мужчин была занята строительством стены, а вторая половина продолжала валить лес. Решили поставить сперва ворота, это было важно. Именно от ворот решили «наращивать» стены. Весь день положили на то, чтобы сделать всё правильно и надёжно. Прежде чем вбить первый гвоздь, человек молился, испрашивая благословения у БОГА. Работа шла медленно, но к вечеру ворота были на половину готовы. Резьба на створках ворот завораживала. Хотя они и лежали пока на земле, они не могли не приковывать к себе внимания.

Решётка была готова к установке, завтра утром её поставят в первую очередь. Подъёмный мост уже лежал над начавшим получать свои очертания рвом. Второй день близился к концу, а мама с малышкой по-прежнему спали, и это волновало даже Вонраха.

Он решил вызвать на помощь ту, которая ведает чем-то подобным. Женщина в чёрном плаще не заставила себя долго ждать. Она пришла прямо в шатёр и сразу же подошла к спящей девушке.

— Вот значит где она спрятана, а я-то думаю кто из сильных мира сего накрыл её своей заботой. — Женщина говорила так, словно она уже виделась с молодой матерью. — Уберите малышку от матери, её сила поддерживает мать, но слабость матери может утащить ребёнка вслед за собой. — Женщина продолжала рассматривать спящих, не обращая внимания на присутствующих Вонраха и Салману.

— Почему она не просыпается? И почему не умерла в своё время? От чего дитя спит так долго рядом с ней? — Вонрах выглядел спокойным, но внутри у него всё клокотало от злости, подозревая происки демонов.

— Её время не пришло. Да и молитва матери есть самый сильный оберег во всех мирах. Старая мать, умирая обратила свой голос к всевышнему, и просила за них обоих. Демоны не смогли уничтожить молодую, но они смогли затащить её душу в АД. Теперь они ждут того, кто придёт за ней, и с кого они смогут спросить цену за неё. Они ждут тебя.

Девочка сильна, но пока не на столько, чтобы спасти свою мать. Душа матери цепляется за тело, но демоны тащат её за собой. Они гибнут, но их дело живёт. Если дитя будет продолжать держаться за мать, то и её душа окажется в АДУ. Со временем конечно. Именно этого демоны и добиваются. Тело без души не потеряет своей святости, но коли заполнить его тьмой, то зло будет почти абсолютным.

Решай ТИТАН, за кого ты вступишься теперь, за мать, или за дочь. И не забывай, на той стороне тебя встретят самые отчаянные из демонов. — Женщина направилась к выходу, исчезая по пути своего следования. В шатре нависла тишина. Салмана боялась любого решения своего возлюбленного. Она понимала, что любое его решение грозит им не только расставанием.

Вонрах подошёл к кровати, на которой лежали мать с дочерью, и нежно прикоснулся к ребёнку. Словно вода, уходящая в ужасной силы воронку, его сила устремилась в ребёнка, а через него в девушку. Девушка повернула голову и чуть слышно застонала. Вонрах взял ребёнка и отнёс на свою кровать. Он укрыл его одеялом и долго смотрел на малышку, что в столь раннем возрасте решила отдать свою жизнь за маму. Коли дитя пошло на такой риск для себя, так есть ли выбор у ТИТАНА?

Он знает на, что способны демоны. Он прекрасно знает, что есть АД. Он был там, он видел его изнутри. Теперь ему предстоит ещё раз туда вернуться, но теперь это место немного будет другим.

У каждого существа на земле, свой ад. Это одно и тоже место для всех, но сознание всегда рисует разные образы. Демоны не отдадут душу матери так просто. Наверняка им нужен путь к месту заточения Базулдаша. А за это они пойдут на любые жертвы. Значит, поступать следует мудро. Драться жестоко, раненых не оставлять, побеждать всех.

Битва в АДУ — этого ещё ни разу не было в бытности Вонраха. Хотя сам АД был исхожен им вдоль и поперёк. Конечно он знал такие закоулки в нём, о которых не подозревали даже самые грязные души, томящиеся там. Но всё равно был определённый риск.

Салмана смотрела на Вонраха с застывшими в глазах слезами. Она понимала, что решение им уже принято, и оно страшное. ТИТАНЫ не могут бояться. Страх не в их природе. Они смотрят опасностям в глаза, и смеются даже тогда, когда приходиться харкать собственной кровью. Он не отступит. Его это заводит, и манит жажда схватки с темными силами.

Он рождён именно для этого, для того, чтобы восставать между тем и этим мирами. Мир демонов опять рвался в мир людей, люди опять нуждались в помощи тех, о ком они давно уже успели позабыть. Зато о людях очень хорошо помнили сами ТИТАНЫ, и эта память не давала им права оставаться в стороне.

Решение тяжким грузом повисло на плечах Вонраха. Странный свет горел в его вечно молодых глазах. Он печально посмотрел Салмане в глаза, положил ей на плечи свои сильные и тяжёлые руки.

— Так надо родная. Так надо. Я пойду. Не на долго. Я вернусь вскоре. — Он обнял возлюбленную и замер.

— А если не вернёшься? — Салмана готовилась к самому худшему для себя.

— Ты сможешь с этим жить. Но если я промолчу, то я не смогу с этим смириться никогда. Так уж я устроен. Прости. — Вонрах поцеловал Салману в губы, и вышел из шатра. Снаружи он столкнулся с настоятелем.

Тот шёл к нему по каким-то делам. Вонрах не дал ему сказать, он сразу перешёл к самому важному. Говорил он долго, не переставая, настоятель не всё понимал, и от того поглядывал на тихо плачущую Салману, стоявшую за спиной Вонраха. Когда Вонрах закончил говорить, настоятель словно постарел на лет десять. Таких откровенных и одновременно страшных слов он не слышал никогда. Он стоял и смотрел как тот, кто призван его БОГОМ, уходит в никуда, чтобы вернуться с победой, или не вернуться никогда.

Вонрах сжал рукоять своего меча, словно поздоровался с лучшим другом. Меч был действительно его надёжным и преданным соратником. Но главное было в той воле к победе, что горела в груди того, кто не мог смириться с поражением, причём не своим, а с поражением этого мира. Меч с нетерпением ждал схватки с врагом, он предвкушал её, ему не терпелось попробовать на вкус его крови.

Рукоять словно дрожала от напряжения, призывая своего хозяина к действию. Вонрах посмотрел на маленькую девочку, потом на её мирно спящую мать.

В отличии от ребёнка, девушка могла не проснуться. На этот риск он мог согласиться, но рисковать жизнью ребёнка он не стал бы никогда. Вонрах положил руку на грудь молодой матери, его сила, мощнейшим потоком устремилась в молодое девичье тело. Это поддержит её какое-то время, пока он будет в отлучке.

Маленькая девочка спала, улыбаясь во сне. Теперь она сможет проснуться утром, чтобы увидеть новый день своей совсем юной жизни.

Надо идти.

Вонрах вновь вышел из шатра и стоявший у его входа настоятель отпрянул назад. Перед ним стоял настоящий посланник БОГОВ. Он был словно из небесного металла. Его взгляд мог сразить любого на этой земле. Сила в нём чувствовалась такая, что казалось, земля дрожит под его ногами. Салмана не замечала прекрасных доспехов, она видела лишь любимого ею человека, отправляющегося на верную смерть.

Его рука сжимающая эфес меча говорила о решительности полубога. Жизнь и смерть в этих нечеловечески сильных руках. Жизнь и смерть теперь стали рядом и с Салманой, в ожидании результата его похода. Вонрах подошёл к Салмане, и заглянул в её прекрасные заплаканные глаза. Только теперь она заметила его шлем, белый гребень на этом шлеме, короной возвышался над головой.

Белый плащ, спадающий с широченных, плеч казался крыльями некой невообразимой птицы. Нагрудник, сверкающий в жемчужном свете луны отражал её печаль.

Руки закованные в доспехи обняли медленно приходящую в себя девушку. Голова покрытая шлемом склонилась и ТИТАН поцеловал свою возлюбленную. Больше не было слёз, была лишь горечь расставания, и ожидание новой встречи.

— Вернись ко мне. Пожалуйста, вернись. — Уже без слёз, и твёрдым голосом произнесла Салмана.

— Со щитом, или на щите, но я обязательно вернусь к тебе. — Вонрах сказал ей, и отправился в путь. Тогда Салмана ещё не понимала значение его слов, но ей предстояло это узнать в ближайшем будущем.

Воздух качнулся перед ТИТАНОМ, он вошёл в прозрачные ворота, исчезая из мира живых.

АД.

Пристанище согрешивших и оступившихся. Место, где оплачиваются все счета, и плата по ним так высока, что души, попавшие сюда, содрогаются ежесекундно, в страшных мучениях.

Но даже это страшное место не есть вечное наказание. Даже в нём есть место состраданию, и надежде на прощение. Даже он не так чёрен, как бывают черны души и помыслы затаившихся в нём демонов. Они нашли способ попасть сюда и не пропасть в небытии. Они знали на что пошли, и теперь они есть новое испытание людское, и ТИТАН единственная преграда на их пути в мир людей.

Как и положено, в мире страдания и боли царило безмолвие и внешний покой. Души молча страдают, очищаясь от своих грехов. Они безусловно страдают, вспоминая каждый свой грех, переживая его снова и снова, очищая себя, отвергая погубившее её. Некоторые отбыли положенное им наказание и выстроились в очередь перед новым своим испытанием.

Путь в мир людей, есть новое испытание для любой души. Заново родиться, заново пройти известный путь, в попытке не совершить прошлых ошибок. Только так души получают прощение, только так они могут заслужить путь к небесам. И ещё не известно, что станет труднее — отбыть лет восемьсот в аду, или прожить лет сорок на земле.

АД один для всех, он может вместить в себе всех, и от того он ещё более страшен. Боль и страдания доведены в этом месте до абсолюта, но даже это не пугало самых отъявленных и бессовестных.

Они от раза к разу попадают сюда за новой порцией вразумления. Так и демоны, что притаились за углом очередной пустоты, ждали своё испытание в лице сошедшего в АД ТИТАНА. Они намеренно пошли на такой риск для себя. Они решили рискнуть всем, и пошли в самое страшное место для любого мира.

Вонрах стоял и смотрел в темноту. Он не хотел видеть это место ещё раз, оно ему не нравилось. ГОСПОДЬ был бесконечно прав, создавая это чистилище для заблудших душ. Он любит созданных им детей, и по тому не может подвергать их вечным страданиям. Каждый имеет право на искупление, каждый имеет право на то, чтобы даже АД для него кончится, когда ни будь. Но всё равно это место было слишком мрачным и неприятным.

Вонрах шёл медленно. Он не прятался, да и какой в этом смысл. О его появлении в этом не гостеприимном месте стало известно всем его обитателям сразу еж, как открылся портал. Они взирали на него сквозь пелену мук и страданий, сквозь туман раздираемых сознание мыслей, и мольбы о спасении. Нельзя сказать ни слова, нельзя даже простонать вслух. Душа не стонет, душа не говорит, она кричит так тихо, что даже тишина не может услышать этот крик. Кричать может живая плоть, тогда боль ещё осознанная и не умопомрачительная, в полном смысле этого избитого слова. Но лишь попадая в это место, ты понимаешь, что значит боль на самом деле. В АДУ царит не огонь, в нём царствует агония. Именно в агонии пребывают те, кто сюда попадает.

ТИТАН шёл спокойно и уверенно в собственном превосходстве перед всеми. Он шёл как повелитель, не как гость, или заплутавший прохожий. Тишина рвала барабанные перепонки. Немое безмолвие тех, о ком знаешь, но пока не видишь лишь по тому, что не хочешь видеть, не беспокоило посланника самого БОГА.

Он искал угрозу. Внезапно каменный пол пещеры провалился, унося идущего по нему Вонраха вниз. Стены стремительно росли, несясь вверх, как сорвавшиеся в безумный галоп лошади. ТИТАН стоял на месте и смотрел в пустоту, словно он ничего и не увидел. Море неслось ему навстречу, грозя поглотить, и лишить не просто вечности, а самого простого, что могло быть, жизни.

Вонрах напрягся, готовясь столкнуться со стихией. Воды, что неслись к нему, не отвечали на его зов, вода отказывалась слушаться его. Вода почти накрыла его огромной волной, но вдруг рассыпалась на мириады бриллиантов, ниспадающих с небес. Драгоценные и прекрасно огранённые камни градом неслись к земле. И вдруг они стали ударяться о землю горящей смолой, брызги которой разлетались в опасной близости от ног ТИТАНА.

Тягучие, горящие ядовитым пламенем капли, растекались по каменному полу, на котором стоял несколько обескураженный воин. Огненные потёки словно были наделены сознанием, они стекались воедино, грозя стать огненной рекой.

ТИТАН сделал шаг назад, поддаваясь человеческому, и вполне объяснимому чувству. Пламя так же было глухо к зову Вонраха, и тот на всякий случай обнажил свой меч. Потом стали гореть и плавиться стены пещеры-подземелья. Они стекали на пол пещеры, пополняя собой огненную реку, которая стала окружать Вонраха.

Жар от пламени начинал становиться не выносимым, дышать было тяжко, жар выжигал лёгкие с каждым вдохом. ТИТАН стал задыхаться, он пошатнулся и опустился, упав на колено, но меча не выронил. Голова шла кругом, мысли путались, тело обмякло и больше не слушалось.

Длинная, как сама жизни ТИТАНА цепь, словно змея обвила его правую руку. Вонрах с удивлением посмотрел на неё, не веря собственным глазам. Другая стальная змея схватила его за левую руку. Цепи напряглись, словно они были не цепями, а чьими-то руками. ТИТАН повис на них, разрываемый их силой. Была боль, но не была страха, было разочарование, но не было крика. ТИТАН был распят, но не бросил своего единственного на сей момент друга.

Из пламени вышел демон. Он был словно из огня. Его чешуйчатая кожа горела и тухла, потом вновь вспыхивала и снова тухла. За его спиной появились его собратья. Они не уступали первому в разнообразии своего появления и естества. Вонрах смотрел на них с нескрываемой ненавистью, он напряг руки в попытке освободиться, но тщетно.

— Не скальтесь в преждевременной радости победы. Если не я, то мои братья положат этому всему конец. — Он был пока спокоен, он был пока ещё силён.

— Да, конечно. Твои братья придут за тобой, и мы закусим их душами. Но ты станешь первым. Смотри ТИТАН, таким мы сделаем весь ваш мир. И все остальные миры. Вы больше не сможете нас сдерживать, и рано или поздно мы отыщем нашего бога, Базулдаша. Тогда наша власть станет не просто повсеместной, она станет абсолютной. Ты станешь первым, с кого начнётся крах человечества. Ваш БОГ падёт, и на его место взойдёт Базулдаш. — Кожа на теле Вонраха начала гореть, боль пронзила его сознание, но он вёл себя, как не в чём не бывало.

— Твоя сила начнёт таять, как снежный ком по весне. Она наполнит нас, а те, кто придёт после тебя, узнают как мы можем быть сильны. А пока старайся выстоять, трать силы на спасение, мечтая о призрачной победе. Заметь, ты не грешен, но ты страдаешь, и твои страдания только начинаются. — Демоны зашлись диким хохотом сумасшедшего. Один из них, что был справа от Вонраха, вышел вперёд и полосонул его когтями по голой груди. Кровь хлынула на огненный пол, теперь и она горела, как в общем то и всё остальное в этом месте.

Почему нагрудник не помог, мысли пришли как-то из далека. Вонрах поглядел на свою грудь, она была обнажена. Шлем валялся в огне, медленно превращаясь в бесполезный кусок расплавленного металла. Потом второй зверь, оставил на голени ТИТАНА зияющую рану, откусив от неё огромный кусок.

Вонрах не издавал ни звука, он молча страдал. Его меч пока ещё был с ним, и кажется демонов это беспокоило. Они старались не подходить близко к его кровожадному лезвию.

Ещё одна цепь, увенчанная наконечником пики, ворвалась в тело воина, пронзая его насквозь. Вонрах посмотрел на свой живот, который пробила адская игрушка. Время словно заснуло, или Вонрах начал сходить с ума. Боль была постоянной, и почти абсолютной.

Шли годы. ТИТАН был очень долго непоколебим. Но по прошествии тысячи лет мучений, он начал стонать, вселив в мучавших его демонов надежду. Сколько он ещё продержится было не известно, но у них время было достаточно. Вонрах цеплялся за осколки собственного сознания, он старался вспомнить, ради чего он есть, и зачем он сюда пришёл. Это спасало его ещё тысячу лет. Демоны были неутомимы, они рвали тело ТИТАНА, стремясь добраться до его силы, а там и до его души не далеко. По истечении восьми тысяч лет в не прекращаемых мучениях ТИТАН ослабил руку, и почти выронил свой меч.

Демоны старались изо всех сил, они ненавидели этого страшного человека, за его выносливость. Они ненавидели его, за его веру, дарующую ему столько сил. Когда минуло тридцать тысяч лет, АД содрогнулся от крика того, кто привык сам сокрушать зло. Теперь он почти пал, теперь он почти погиб. На цепях больше не было воина, на них висело измождённое тело несчастного человека. Худой, немощный, изорванный труп, который отказывался умирать. Демон заглянул в глаза своего пленника.

— Сколько же ты будешь умирать? Когда же ты сдохнешь?! — Воин заметно нервничал, но демон просто бесился. В сознании ТИТАНА осталось место лишь для одного, для молитвы, и он произнёс её:

— ГОСПОДИ!!! ИИСУСЕ ХРИСТЕ!!! СЫНЕ БОЖИЙ, дай мне силы выдержать всё. Дай мне мудрость и рассудительность, чтобы понять твои деяния. Прости меня за слабость мою, и прими мою душу, коли достойна она тебя станет. — Он приоткрыл опухшие от побоев глаза и посмотрел на своего непримиримого врага. Тот был готов сожрать ТИТАНА, от злости. От чего он так нервничает, почему он теряет равновесие мыслей, видя умирающего ТИТАНА.

Мысли стали роиться в голове Вонраха, отрезвляя его почти померкнувшее в непрекращающихся мучениях сознание. АД есть наказание, но не демоны его создали, и не они вложили в его смысл. Значит, и правила в нём не ими созданы.

АД не такой должен быть. Вонрах стал бешено вспоминать, каким должно быть то место, куда он направился несколько тысяч лет назад. Потом он вспомнил, что не хотел глядеть на АД, глазами ТИТАНА. Вот тогда он и встретил демонов. Встретил и отреагировал на всё происходящее как простой человек.

Значит, они так путают мысли, и АД не кончиться никогда, он таким будет вечно, по той причине, что АД не начинался никогда. Он такой только для самых слабых, и ничтожных. Для тех, у кого нет никакой веры. Кто не верит даже в себя самого. Столько, сколько пробыл здесь Вонрах, не может пробыть в АДУ никто. БОГ не наказывал более одной тысячи лет даже самых грешных. А он пробыл уже чуть больше тридцати тысяч. Значит это всё блеф. Обман.

Сознание вновь стало прежним. Непоколебимым. Демон отшатнулся назад, глядя как возвращается ТИТАН. Внезапно всё исчезло, Вонрах стоял там, где и был до встречи с демоном. Не было больше распинающих его цепей, он просто стоял с опушенными руками, меч покоился в ножнах. Доспехи были невредимы, и по-прежнему сверкали даже здесь.

ТИТАН огляделся глазами полубога, вокруг него стояли сотни демонов, и ждали его падения. Падения его духа, падения его души, после этого, они сделали бы из него равного себе. Вот как рождались первые демоны. Но Вонрах был с этим в корне не согласен. Чувство времени вернулось, и сказало, что прошёл лишь час, максимум.

А сколько было сделано, и сколько было вложено в этот час. Он смотрел полными ненависти глазами. Демоны поняли, что они промахнулись. ТИТАН был непоколебим, он вновь обрёл уверенность в себе, и по всей видимости его вера только что стала ещё сильнее.

Любое знание есть оружие, оно же есть страшная сила. А такие как этот полубог в двойне опаснее, во гневе. Демоны медлили, выбирая способ уничтожения своего заклятого врага. Раз уж он не смог пасть так, они просто сотрут его с лица времён, а потом добьются своего.

Не важно, сколько понадобиться времени драться, неважно скольких придётся положить на алтарь победы, или на заклание этому хищнику. ТИТАН будет уничтожен, а это главное. Самый главный из собравшихся в этом странном месте демон поднял в верх свой посох истошно крича.

В его исполнении поступок человека выглядел мрачно, по меньшей мере. Страшный рык, содрогнул стены древнейшей пещеры, служившей вот уже несколько вечностей совсем для другого. Вперёд устремилась волна из кричащих, и размахивающих своими руками демонов. Они ненавидели того, к кому так сильно стремились. Они не стремились выжить, они стремились стать вечными пленниками того места, которое сами выбрали для последней своей схватки.

Они падут, но сделают всё от себя зависящее, чтобы вырвать сердце из груди этого полубога.

Вонрах был спокоен как никогда. Он смотрел своей судьбе в лицо, и улыбался ей. Он не пропадёт накрытый волной забвения. Он не останется не оплаканным, его не забудут, по крайней мере ещё несколько столетий. Он примет бой и победит, даже если ему самому придётся погибнуть при этом. Его воля толкала его на врага, его вера делала его сильнее и увереннее в себе, его сила росла соизмеримо злости и ненависти к этим мерзким существам, что неслись на него.

Он немного наклонился вперёд, беря поудобнее рукоять своего меча. Меч рвался в бой, он больше не мог проявлять стальное спокойствие, ему нужны были все их подлые жизни.

ТИТАН не вынул меч. Он его вырвал из покоя ножен, воздев к не существующим в этом месте небесам. Руки Вонраха вооружённые большим и малым мечами готовились пронзить саму вселенную, над головой ТИТАНА.

Несколько десятков несущихся к полубогу демонов, разлетелись в разные стороны, забрызгав своих соплеменников собственной чёрной кровью. Остальные не могли не оценить силу воина БОГОВ. Он был возмутительно силён, но их было по-прежнему очень, очень много.

ТИТАН сделал свой выбор, он не стал звать на помощь, возможно и зря. Он ринулся на врага с нескрываемой ненавистью, только он имел на неё право. Он рвался самостоятельно положить конец этому грозящему прорваться в мир людей ужасу.

Но ТИТАНЫ никогда не остаются в полном одиночестве, так уж решил их наставник, их господин, друг и соратник, и просто обычный бог, Белый странник.

Вонрах словно зубами вцепился в первые ряды демонов. Он рвал, рубил, бил руками и ногами всех вокруг себя. Своих рядом нет, значит рвать всех подряд. Но его могучая спина всё же нуждалась в прикрытии. ТИТАН крутился волчком на месте, отбивая всё новые и новые атаки врага. Он был силён и страшен в бою, в который он казалось играл.

Он успевал рубить демонов, заглядывая при этом им в их змеиные глаза, выжигая своим взглядом их демонические души. Ну или что там от этих душ осталось.

Уже несколько сотен демонов покоились в общем числе заточенных в АДУ. Простым способом их заточить не удастся, эти совсем другие, нежели их родственники. Значит, как любил говаривать в своё время Белый странник, «не мытьём, так катанием». И Вонрах дрался почти как бог, но он не был им, и это было очевидно.

Демоны решили изменить тактику. Как только два или три нападали спереди, десяток стремился напасть ссади. ТИТАН успешно справлялся с этой задачей, но его силы были не безграничны, так не могло быть вечно. И вот один демон был готов нанести первый удар, дарящий всем его братьям шанс на победу.

Его когтистая рука устремилась к ТИТАНУ слева, и в живот. Вонрах замелил это, но не стал отражать удар, хотя и мог это сделать.

Могучая рука минотавра сжала запястье демонической руки, ломая её кости. Астрал поглядел скорчившемуся от боли демону в глаза, и заорал так, как мог только он.

Демоны не учли тот факт, что астралы всегда рядом с ТИТАНАМИ. Они незримые их спутники и телохранители. Они ужас любого, кто посмеет приблизиться слишком близко к полубогу. Теперь эта страшная по своей силе орда пробудилась ото сна, и перекрывая истошные крики демонов, провозгласила своим боевым кличем, своё вступление в битву.

Призрачный шанс на сравнительно лёгкую победу стал стремительно таять в змеиных глазах демонов. Шанс повергнуть ТИТАНА вообще из разряда фантастики, а теперь и вовсе перспективы стали мрачными.

Минотавры вступили в бой, и решимости в рядах демонов поубавилось. Теперь они нападали осторожнее. А ТИТАН как раз только вошёл во вкус. Он играл в свои божественные игры, обращая в прах сотни врагов. Но демонов было по-прежнему очень много. Астралы стали тем обухом, который не могла перешибить демоническая плеть.

Они таяли в одном месте, и возрождались там, где их нельзя было ожидать. Но они всегда были рядом с тем, кого были призваны охранять. Один из них вспомнил, что он всё-таки бык, и направив на врага свои крепчайшие рога, помчался вперёд сшибая всех на своём пути. Многие после этого так и не смогли подняться. Поступок был не обычный, но весьма результативный.

Перед Вонархом приготовились к атаке пятеро желающих умереть. ТИТАН был готов удовлетворить их пожелание, но ему не дали. Ещё один астрал решил поиграть в бычка. Пятеро претендентов на смерть от руки полубога, разлетелись в разные стороны, некоторые прощаясь со своими жизнями на лету. Вонраху становилось скучно, так он никогда не наиграется. Вездесущие минотавры отнимали у него львиную долю забавы, и ТИТАН решил им отомстить. Всполох огня испепелил сразу несколько десятков демонов, которых выбрали себе в жертву с десяток его помощников. Минотавры обернулись в сторону своего господина, который лишь улыбаясь, пожал плечами. Значит нужно быть быстрее, иначе этот перебьёт всех сам.

Замечание было принято к сведению. Смерть стала быстрее приходить ко всем, кто называл себя демоном. Сила демонов, прошедших не самое слабое испытание, и проникших в самое сердце тьмы, были не малыми. Но и сила ТИТАНА здесь особенно была ощутима. Казалось сам АД множил боль и страдания, только одной своей близостью. ТИТАН творил такое зло, с которым даже демоны не могли ничего поделать, ужасаясь в самой глубине своей чёрной души. Но это было только для них зло, а для людей, которых защищал полубог — это было наивысшее благо.

Вонрах старался уничтожить как можно больше тех, кто стоял на его пути. А путь был один, добраться до самого главного демона, и забить его, его же собственной палкой, на смерть. Но прежде чем он это сделает, он дознается, куда они уволокли душу несчастной матери.

Наверное, тот, о ком думал ТИТАН, понял его мысли. Наверное, он следил за его взглядом, полным ненависти и хладнокровного расчёта. А быть может, он просто испугался за собственную шкуру, видя, как его враг, стремиться приблизиться к своему новому знакомому.

Тот факт, что им всё же придётся столкнуться «нос к носу» и поговорить, уже не обсуждался ими обоими, это был всего лишь вопрос времени. Бой несколько затянулся, ряды демонов таяли, но их по-прежнему было очень много. Долго они готовили эту бессмысленную акцию устрашения.

АД впитывал всю боль и страдания, коие переполняли его изнутри. Он набирался сил, множа их многократно, чтобы воздать всем своим обитателям. И самое главное тем, кто по-прежнему стремиться стать его пленником. Стены древнейшей пещеры содрогались от ужаса и страха перед лицом своей не минуемой кончиной.

Демоны были наделены существенно новыми возможностями попав сюда, но и к расплате они оказались ближе остальных. Погибая, они начинали испытывать всю тяжесть пребывания в этом мрачном месте. Их смерть сопровождалась несказанными мучениями. Боль вырывалась из их глоток ужасными предсмертными криками. Боль начинала проникать в их тела с каждым прикосновением ТИТАНА, или его вездесущих помощников.

Но демоны продолжали наседать. Они рвались в новую атаку, не обращая внимания на провалившуюся предыдущую. Нужно было отдать им должное, решительности им было не занимать. Но всякой истории есть конец, так и демоны у самого их главного, стали заканчиваться. Теперь они стремились не нападать, невзирая на своё численное преимущество, а спасать своего предводителя.

ТИТАН понимал, что его силы в отличии от божественных, не безграничны. Но даже не всякий бог мог подобное ему, и он готовился вступить в бой под звук фанфар. Когда придёт, а он уже близился, этот нужный момент, он ударит со всей «пролетарской» ненавистью. Вот когда эти твари по-настоящему пожалеют о своём поступке. Демоны уплотнили свои ряды, готовясь к новой атаке. Полные ненависти змеиные глаза смотрели на того, кто вот уже несколько столетий портил им жизнь.

Они хотели, а главное пытались, но по-прежнему не могли ничего с ним поделать. И вот настал тот самый момент в их схватке, когда они вновь приготовились к защите, от его проклятущих атак.

Столько сил и жертв, стоило им проникнуть в самое пекло. Они заручились могуществом самой тьмы, а в результате оно продолжало их уничтожать, даруя силы в основном, только ТИТАНУ, разжигая его ненависть ещё больше.

Он опрокинул уже стольких, что казалось даже АД, ужаснулся их количеству. Но самое страшное было в том, что в нём места хватит для всех. И вот настал тот самый час, когда распалённый схваткой полубог, стоял перед лицом нескольких тысяч оставшихся в живых демонов. Две силы смотрели друг другу в глаза.

Дыхание ТИТАНА приходило в норму, он почти не устал. Минотавры исчезли, как и опасность для жизни полубога. Теперь силы вновь не равны, ТИТАН по-прежнему превосходил своего врага многократно. Надежды на успех было мало, но попробовать стоило. Демоны бросились в пасть собственной смерти. Несколько десятков сотен демонов рванули на своего последнего врага. Теперь он не был первым, кто падёт от их руки. Теперь он был последним кого они увидят в своей поганой жизни.

ТИТАН спокойно смотрел поверх несущихся к нему голов. В атаку пошли многие, но не все. Значит, главный готовит свой побег, но это вряд ли. За спиной последней шеренги демонов стал сгущаться мрак, это не было похоже на портал, это был новый способ странствовать.

Вода рухнула неожиданно и на не тех, кто, наверное, мог её ожидать. Последние ряды демонов хватали воздух, едва не утонув во внезапно возникшем потоке воды. ТИТАН не играл, он действовал, и жёстко. Молнии били всех и каждого, кто готовился шагнуть в спасительный мрак. Пока пламя и ураганный ветер срывали плоть с тех, кто бросился в атаку, эти синие стрелы богов испепеляли каждого, кто готов был отступить.

Вдруг все оказались по грудь в воде. Вода стала густеть как кисель, мешая двигаться. Только тот, кто вызвал этот потоп, не страдал от него. Демоны гибли десятками сразу. Огонь заставлял демонов нырять в поисках спасения, а вода больше не отпускала, отнимая их жизни.

Вонрах продвигался к своей цели, это было как оказалось не так уж и легко. Но он сможет это сделать, и это поняли даже демоны. Насколько у него хватит сил, знал только он сам. А их уже почти и не осталось, но демонам знать об этом было не обязательно. Тьма продолжала сгущаться за спинами застрявших в водном плену демонов. Предводитель демонов, по-прежнему сжимал свой посох, как признак главенства или силы, изо всех сил стремясь прорваться сквозь стену приставучей воды.

У Вонраха начала кружиться голова, он терял силы, но шёл вперёд как обречённый. Демоны гибли, но не прекращали попыток остановить, ну или хотя бы задержать ТИТАНА. Наконец желание демона спастись, взяло над ним верх. Оно уступило воле ТИТАНА к победе, и демон швырнул яркую как полярную звезду, душу девушки, рванул при этом из последних сил.

Дело было сделано. ТИТАН ослабил хватку, и вода схлынула. Демоны больше не стремились напасть на Вонраха, они организованной толпой рванули во тьму. Вонрах следил за полётом той, за кем пришёл. Она не пропала и не упала на запачканный демонической кровью пол пещеры. Она опустилась в любящие ладони ТИТАНА, прежде чем он опустился на колени, от навалившейся на него усталости.

Теперь он выполнил свою миссию, он все же смог её спасти. И хотя он так и не смог узнать, как эти твари смогли проникнуть в чистилище, душа девушки была спасена.

Вонрах только теперь ощутил всю тяжесть потерь, которые он понёс. Сил хватало только для того, чтобы дышать. Он держал душу в трясущихся от усталости руках, и не сводил с неё глаз. Душа смотрела в глаза своего спасителя, она понимала, осознавала, чувствовала. Последнее, что оставалось сделать — это отправить её обратно. Сил для этого уже не было, если он сделает это прямо сейчас, то возможно погибнет сам. Но медлить было нельзя, Вонрах понимал насколько это важно сделать прямо сейчас. Последним усилием воли он направил душу молодой матери туда, где было её тело.

В монастыре кипела работа, настоятель разъяснил всем важность скорейшего окончания работ. Стены почти везде были закончены, ворота уже давно стояли и были надёжно заперты. Каждое бревно укладывалось на своё место с неизменными молитвами тех, кто посвятил свои жизни служению ГОСПОДУ.

Минотавры были не заменимы. Они сослужили добрую службу людям, и благодаря им люди теперь могли рассчитывать на крепкие стены и спокойный сон внутри них.

Возле шатра постоянно стояли два воина, из числа бывших разбойников. Они были вооружены пиками и щитами, мечи лежали рядом с каждым, за неимением ножен. Сильные и готовые ко всему мужчины бдительно несли свою службу.

С момента начала строительства в монастырь пришли восемнадцать человек. Те, кто когда-то покинул лесную банду в поисках большей добычи и новых приключений. Тогда их было три десятка, теперь их было несколько меньше. Потрепанная банда искала занятия для себя, они искали тех, кто остался. Когда они случайно наткнулись на высокие стены монастыря, которого пару лет назад ещё не было, их по меньшей мере это удивило. Жажда наживы манила, и толкала на преступление.

Дождавшись темноты, они проникли за стены, и ничего там не нашли, кроме пустоты. Никаких строений, кроме одного шатра, и пару так себе домов. Решив порыскать, в поисках хоть какой-то добычи, разбойники стали тихо расходиться по сторонам. Но именно в этот момент на них напали.

Бой был быстрым и жестоким. Их били, и били сильно. Но в кромешной тьме невозможно было понять, откуда пришли защитники этого места. Манера ведения боя что-то напоминала, но наверняка сказать было сложно.

Обезоруженные, избитые, обескураженные и подавленные разбойники сидели на земле под пристальными взглядами пленивших их людей. С ними никто не разговаривал, не о чём их не расспрашивали, на них словно и внимание не обращали. Но от чего-то всем пленникам казалось, что хоть пошелохнись они, и им тут же стало бы необычайно некомфортно.

Так они просидели на гостеприимной земле до рассвета. В лучах восходящего солнца стали видны очертания хозяев монастыря. В этих чертах пленники узнали своих бывших соратников по разбойничьему делу.

— Дарнал? Ты что ли? — Один из молодых «гостей» монастыря узнал своего приятеля. Тот, к кому обращались, посмотрел в глаза своему пленнику, потом обвёл всех своим невозмутимым взглядом, оставаясь молчаливым участником этого действа.

— Дарнал, посмотри на меня, это же я, Табран. Неужели ты меня позабыть успел за три года-то. — Молодой разбойник не унимался. Он надеялся на пощаду, на возможность влиться в более сильную банду. — Слушай друг, поговори со своими, пусть отпустят нас, мы сможем вам отплатить. У нас есть золото, у нас есть жемчуг, правда не много. Мы отдадим всё, если вы примете нас в свою банду. — Воин-монах смотрел на своего бывшего собрата с жалостью. Все те, кто проник в его владения, выглядели жалкими, заблудшими и низкими людьми. Оглядевшись вокруг, разбойники узнали своих бывших друзей. Теперь они это отчётливо понимали, что те были именно бывшими.

— Мы больше не есть те, кого вы помните. Мы нашли свой путь и следуем ему. Настоятель решит, как с вами поступить, а пока сидите и молчите. — Слова Дарнала полностью обескуражили молодого разбойника. Перед ним стоял его старый знакомый, и в тоже время он словно стал выше ростом, и шире в плечах.

В нём читалось такое достоинство, что все застигнутые на месте преступления ощутили себя тараканами у его ног. Солнце озарило пространство внутри стен. Разбойники оценили размах строительства, с которым подошли его обитатели. Маленькая девочка в сопровождении красивой девушки направилась к сидящим на земле, побитым как собакам людям.

Девушка не спускала глаз с жизнерадостной малышки. Они шли, с интересом рассматривая «гостей» монастыря. Жизнь внутри стен началась, как ни в чём не бывало, воины делали свою работу, а остальные свою. Женщины принялись готовить завтрак, запахи сводили с ума голодных пленников. Настоятель пришёл сразу после появления малышки с девушкой.

Девушка была прекрасна и бесконечно недосягаема. В её глазах была просто не человеческая печаль. Она не презирала разбойников, она их не ненавидела. Она смотрела за ребёнком, но по всему было видно, что она хоть и любит его, но она всё же не его родная мать.

Печаль отпечаталась на её лице, отнимая часть красоты и молодости. Она словно была старой в молодом теле. Она была разбита своим горем. Малышка с ней наоборот была жизнерадостной и весёлой девочкой. Она, как и положено любознательным детям, обошла сидящих на земле взрослых мужчин, пристально рассматривая каждого из них. Ей было от чего-то интересно всё происходящее. Разбойники не могли не заметить, как изменилось поведение пленивших их воинов-монахов. Они следили за пленниками, и были готовы броситься на защиту именно маленькой девочки, словно она была их собственным ребёнком.

Ребёнок был важен для них всех сразу, за него они пойдут на всё и всех. Разбойники предпочли держаться подальше этого опасного дитя. Ведь пойми не так любое их поведение, охранники могут, судя по их виду, просто разорвать любого из сидевших на земле мужчин. Малышка остановилась у самого молодого, и долго рассматривала его, словно она его уже видела раньше. Молодая девушка подошла к малышке и подняла её на руки. Девочка ещё немного смотрела на молодого разбойника, а потом стала играть с волосами своей крёстной матери. Настоятель внимательно следил за поведением ребёнка, принимая какое-то для себя решение. Он готов был огласить его, как неугомонный молодой разбойник обратился к нему первым:

— Скажи мне человек, что это за дитя. — Он готов был разрыдаться от умиления, глядя на малышку.

— Сие дитя есть просто ребёнок. Она как все дети любознательна и непосредственна. Но не о ней говорить стану с вами. Мои воины больше не братья вам, а значит, возможно теперь вы врагами стали. Значит принял я решение уйти вам, и молится станем, что бы и вас коснулась длань господня.

— А что есть твой бог? Нас посещал один из таковых. — Один из разбойников сплюнул с отвращением.

— Мой БОГ, есть любовь, есть прощение каждого и всякого. Вот и мы прощаем вам ваше прегрешение. Но коли вернётесь, я больше не встану между вами и моими воинами. Вас накормят и проводят до ворот, больше мне сказать нечего. — Настоятель повернулся и пошёл прочь, разбойники посмотрели на своих бывших собратьев. Те отошли в стороны, приглашая пленников пройти с ними. Пленники прошли до ворот, где их ждала еда. Они поели, утоляя голод, и уже готовы были уходить, но неугомонный молодой разбойник внезапно оказался рядом со своим знакомым и потребовал ответа:

— Что есть тот, кому вы присягнули? Кто он такой, что вы его так убоялися? — Он смотрел в глаза Дарнала с требованием ответа.

— Он единственный БОГ есть. Все остальные супротив него так, пыль на сапогах путника. Он не страшил нас и не призывал служить ему, это наш выбор. Мы, служа ему, пойдём до конца своего. И спасём тем самым, свои души.

— И где ж ты его видал, такого доброго и хорошего? — Парень плевался слюной, отказываясь верить в сказанное. Самые свирепые разбойники в здешних местах, были теперь воинами какого-то там бога. Отказываясь о своей свирепости.

— Мы его не видели. К нам с небес сошёл его сын. Он поверг одним своим присутствием того, от кого вы бежали. Он дал нам учение, которое открыло нам путь к спасению. Тот ребёнок есть свет БОЖИЙ! Она есть его воля и голос среди нас. Она есть святость и божественный промысел самого БОГА. Каждый из нас пойдёт на смерть ради этой маленькой девочки. Дева, которая была с ней, невеста ТИТАНА, воина богов. Она мать ейная крёстная, и дитя сие её забота, пока истинная мать не очнётся от адского сна.

А сам ТИТАН, отправился в АД, дыба пресечь проникновение в мир наш черни демонической. Так вот и суди мил друг, кто мы теперь, и кем тебе статься. Коли пойдёшь своим прежним путём, то наверняка окажешься там, где нет места пощаде и состраданиям. А коли, как мы примешь службу БОГУ, как смысл жизни своей, ради искупления грехов своих, так может, и прощён будешь.

— Я не хочу в АД. Говорят, там плохо. — Задумчиво произнёс парень. Он потирал свой подбородок, стараясь понять сказанное ему. Его сотоварищи слышали его разговор с Дарналом, и так же принимали решение. День скоро к полудню придёт, нужно было уходить. Молодой разбойник так же задумчиво спросил, глядя в пустоту:

— А коли я пойду за вами, то спасуся значит? — В голосе проскользнула тень надежды. Дарнал ответил с печальной усмешкой:

— Не за нами, а с нами. И коли пойдёшь не за выгодой, а за верой, то у тебя будет шанс получить прощение. Шанс, только и всего. Не ищи лёгких путей, ищи честь и достойно принимай все тяготы и лишения, помня, что ГОСПОДЬ не даёт человекам испытания большее, чем те могут выдержать.

Вам пришло время уходить. Идите с миром, и помните, не люди вас отпустили, а наша вера в БОГА, вложила мудрость в наши умы. — Разбойники мешкали с решением. Они не хотели уходить, но и оставаться причин у них не было, пока.

Один из многих вышел вперёд и с размаху ударил Дарнала в грудь. Воздух со свистом вырвался из лёгких воина-монаха. Он упал на землю, хватаясь за грудь.

Остальные пришли в движение, готовясь сразить наглеца. Обе стороны обнажили свои кленки, в руках были по большей мере боевые ножи. Дарнал пришёл в себя быстрее ожидаемого. Он встал с земли, что так ласково приняла его, со словами:

— Не нужна кровь сегодня. БОГ терпел и нам велел. Так говорил Вонрах. Пусть идут, не чините испытания БОГУ, и он не станет испытывать вашу веру. — Воины монахи тут же спрятали свои ножи, но глаз с «гостей» не сводили. Но нанесший удар не желал успокаиваться, он решил продолжить. Дарнал перекрестился и сказал:

— Коли есть в этом нужда, пусть паду ради веры в ГОСПОДА, СЫНА его и ДУХА СВЯТАГО, но коли паду, поклянитесь отпустить их с миром. — Монахи кивнули с нежеланием принимать решение своего товарища, но смиряясь с его волей. Удар ножом в грудь не заставил себя ждать. Смертоносное лезвие устремилось прямо в сердце. В непосредственной близости с грудью монаха оно натолкнулось на невидимую стену, ломаясь от силы с которой было направлено.

Рука человека продолжала давить на рукоять, и ей ничего не оставалось как подогнуться, увлекая за собой своего владельца. Разбойник увлечённый силой собственного удара ударился о невидимую стену и упал без чувств под ноги того, кого в мыслях уже убил.

— Не испытывайте, меня в поисках решения своих сомнений. Не влаживайте свои жизни в чужие руки, не служите ни золоту, ни людям его приносящим. Коли есть жизнь, значит есть смысл её прожить достойно. Идите, и живите дети мои. — Голос с небес «вбил в землю» разбойников. Монахи же опустились на колено и перекрестились, молясь тому, кому поклялись служить всей своей жизнью. Так и посвятили свои жизни служению истинному БОГУ, те кто пришёл в монастырь ограбить его. Теперь они трудились, молились и несли воинскую службу наравне с остальными.

Табран стоял в карауле. Он впервые был допущен к службе у шатра. Теперь он нёс службу на самом ответственном пасту, и не было чести выше, и не было долга больше этого, и не было ответственности выше этой.

Хотелось себя как-то проявить, хотелось совершить подвиг ради всех, и всех спасти. Желательно конечно ценой собственной жизни, и желательно выжить после этого, чтобы потом поглядеть каждому в его благодарные глаза.

Небо улыбалось мальчишечьим мечтам, молодого человека. Он хотел славы и почестей, он хотел действовать. Энергии в этом молодом воине было столько, что за ним не могли угнаться пятеро остальных, любых.

Табран стоял у входа в шатёр, переминаясь с ноги на ногу в нетерпении великих свершений. Он смотрел на лежащий рядом с ним меч, сжимал со всей силы копьё, древко которого готово было расплакаться, так сильно молодой воин сжимал его в своей руке.

Из шатра вышла Салмана. Она вынесла на руках маленькую Сазланну, которая ещё не отошла от дневного сна. Солнце улыбалось ребёнку в глаза, та прикрыла глазки ручками, потом уткнулась в грудь своей крёстной.

— Воин, — Салмана обратилась к напряжённо смотрящему по сторонам в поиске опасности Табрану, — помоги мне пожалуйста. Попроси кого ни будь принести в шатёр тёплой воды. — Табран ответил с готовностью, но не сходя с места:

— Коли пройдёт кто, я обязательно передам ему твою просьбу госпожа, но сам с места не сойду. Моя служба хранить покой тех, кто в шатре.

— Правильно. Об этом я и прошу. — Салмана кивнула молодому воину и пошла по своим делам. Ребёнок на её руках щурясь от солнца смотрела с нескрываемым интересом на того, кто так жаждал действовать.

Спустя полчаса пришла смена, теперь Табран был свободен. У него было пару часов для отдыха, прежде чем он примется за новую работу. Он пошёл на кухню и набрал большой чан горячей воды. С ним он направился к шатру. Чан был горячий, от воды в нём. Парень спешил отнести его поскорее и вернуться. У входа в шатёр его остановили его же товарищи, они запретили ему проходить туда, куда хода не было никому.

— Госпожа просила принесть ей горячей воды. — Табран морщился, терпя температуру чана. — Пустите меня, а то руки сварю.

— Да хоть сам сварись в этой воде, туда хода нет никому. Поставь здесь и шуруй от сюда. — Охрана была непреклонна, Табран и сам так поступил бы, так что обиды не было. Он собрался поставить, уже успевший ему надоесть чан на землю, как появилась Салмана.

— А, принёс всё-таки. Заноси внутрь и можешь идти. — Эти слова стали пропуском в запретный мир. Табран вошёл внутрь шатра и огляделся в поисках места для воды, которую он принёс. В дальнем углу шатра стояла кровать, на которой спала та, о ком так много говорили все в монастыре.

Табран поднёс чан к кровати, и замер как вкопанный перед ней. Руки больше не жгло, боль прошла. Жгло теперь только глаза от слёз, а душу рвало на части. Перед ним мирно спала та, о ком он уже три года старался забыть.

Милая и добрая Задалла. Его Задалла. Три года назад он бросил всё ради неё же, и они жили, лишь ради друг друга. Потом пришёл тот странный, кто назвался богом. Он творил страшные вещи, но первое, что он сделал, это приказал ему идти за ним, или Задалла погибнет. Как плакала тогда его прекрасная любовь. Он тоже плакал, но не вслух. Потом он сбежал со своими друзьями, но он не смог найти свою любимую. Говорили, что она погибла где-то в лесу.

Сперва Табран искал смерть в каждой стычке. Потом немного успокоился и просто влачил свою душу, по ухабам судьбы. И вот теперь перед ним лежала и спала та, кем была наполнена его душа до сих пор. Салмана пристально всматривалась в застывшее лицо окаменевшего воина. Глаза истекали слезами, других проявлений жизни в нём просто не было.

Молодой воин бессильно опустился на колени перед кроватью, и положив голову на кровать заплакал как ребёнок. Она была жива. Почти жива, но этого было достаточно, чтобы снова начать жить ему самому. Он больше не оставит её никогда, даже если ему придётся умереть.

Салмана не понимала, что происходит. Она тронула Табрана за плечо, тот ответил на её немой вопрос:

— Это Задалла. Моя Задалла. Я думал, что потерял её навсегда. Я так думал. Я так любил её. Я так сильно её люблю. — Он стал гладить и целовать её руки, он хотел поцеловать её саму, но боялся навредить ей. Наконец он взял себя в руки и встал с колен.

— Отныне я стану охранять Задаллу каждый день и каждую ночь. Больше никто не станет между нами. Прости мне мою слабость госпожа, я пойду. Он повернулся к своей возлюбленной и наклонился к ней, долго не решаясь, он смотрел в её прекрасное лицо, потом их губы соприкоснулись в лёгком, словно дуновение ветерка поцелуе.

Задалла вдохнула полной грудью и распахнула свои глаза. У Салманы увеличились глаза от удивления. Табран едва устоял на ногах. Девушка продолжала лежать и смотреть, не веря собственным глазам. Над ней стоял тот, кто дарил ей столько счастья три года назад, и кого она считала погибшим.

Она протянула к нему ослабевшие руки. Табран обнял свою любимую, готовый задушить её, в объятиях. Они оба тихо плакали, радость нашла свой выход. Малышка запищала от радости. Она бросилась к матери с широко распахнутыми ручками. Задалла приняла ребёнка, и расцеловала её, радуясь чуду. Потом она посмотрела Табрану в лицо и тихо сказала:

— Обними свою дочь, она так на тебя похожа. — Табран готов был расстаться с чувствами. Его дочь. Вот почему она так пристально следила за ним. Она чувствовала это. Воин принял малышку, покрывая её своими поцелуями.