Пуля времени

Николай Свечин (2024)

Захватывающий детектив от Николая Свечина и Дениса Нижегородцева о попаданцах в Москву 1912 года… Что это была за пуля — пусть разбираются ученые. Но факт остается фактом. Капитану полиции Юрию Бурлаку во время захвата лихой московской банды кто-то выстрелил в голову, в упор. И словно черная шторка закрылась в сознании полицейского, беспамятство и тьма… Очнулся он не только в далеком прошлом (как потом выяснилось — в 1912 году), но и в чужом теле. Ладно бы в теле богатого купца, художника или композитора. Но ведь в теле отпетого бандита по прозвищу Жора-Гимназист! Как за всяким уважающим себя разбойником, за Жорой тянулся густой шлейф пакостных дел. Добрая дюжина «доброжелателей» начала охоту за честным капитаном полиции, чтобы отправить его к праотцам. Но самый ужас начинается после того, как Юрий Бурлак узнает, что он в Москве отнюдь не единственный «гость из будущего» и для возвращения назад придется отдать самое дорогое…

Глава 4

Дау

1

В то же время в далеком Баку — на рубеже XIX–XX веков город был одним из двух основных центров мировой нефтяной промышленности — жил примечательный мальчик. Кудрявый, маленький, очень тощий, неспортивного вида.

Но главной его чертой было не это. А большие глаза, которые могли показаться даже бездонными. Заглянув в них, можно было забыться и не сразу вернуться к реальности.

Мальчик был умен не по годам и, как следствие, — немного не от мира сего. В то время как сверстники дрались, играли в казаков-разбойников и воровали инжир (тогда — фиги) с огородов богатых азербайджанских домовладельцев, наш герой занимался совсем другими вещами.

Он пропадал… Не так надолго, чтобы бить в набат и вызывать полицию. Но достаточно надолго, чтобы не находила себе места его бедная мать. Особенно в первое время, когда странное свойство мальчугана только открылось. Это потом уже она привыкла и даже не придавала отлучкам любимого сына особенного значения. А пока…

— Левинька! Лева! Ты где? Левинька, милый, покажись матери, у меня же не железные нервы. Дай хоть какой-нибудь знак, что с тобой все хорошо. Левинька! Лева! Ау!

Любовь Вениаминовна и сама понимала, как, наверное, странно каждый раз это выглядело со стороны. Но ничего не могла с собой поделать. Ведь это был ее единственный сын.

Лева нашелся не сразу. Но появился довольно эффектно.

С утра в городском саду было еще мало людей. Но те, кто пришел, организовали маленькое столпотворение вдоль одной из дорожек. О чем-то переговариваясь, они склонили головы чуть ли не до земли. Любовь Вениаминовна все поняла и поспешила к ним.

Вся дорожка была исписана длинным рядом цифр. Только цифры. Ничего, кроме них, даже плюсов, минусов или знаков «равно», не было. Что-то вроде компьютерного кода, но какой компьютер на заре ХХ века?

Почерк был не самым понятным, детским, где-то переходил и в откровенные каракули. Но все же большинство цифр считывалось. А при определенном старании смотрящего в них можно было обнаружить и некоторую логику. Последовательность цифр была неслучайной.

В самом конце дорожки обнаружился и сам математик. Четырехлетний Левинька сидел на корточках и какой-то палочкой выводил заключительный числовой ряд. Потом встал, довольный, выдохнул. Видимо, написал последнюю цифру. А может, просто дорожка закончилась…

— Левинька, дорогой, что же ты со мной делаешь?! — первой до необычного ребенка добралась мать.

Она крепко обняла сына, отчего даже стало тревожно за его тщедушное тельце. Впоследствии Лев Давидович будет шутить, что у него, в отличие от большинства нормальных людей, не телосложение, а теловычитание.

Потом подошли и остальные.

— Что это такое? — изумлялась пожилая дама, одна из тех, кому во все времена больше всех надо. — Мальчик нездоров? Что это он имел в виду? Это какой-то шифр?

— Мальчик здоров, — с железными нотками в голосе ответствовала мать. — Пошли, Левинька, тебе нужно поесть.

— Нет, вы посмотрите на них, — не унималась дама. — А кто будет стирать за собой? И ведь это не первый раз! Такое я уже видела и в прошлое воскресенье!

Позади еще доносились женский и несколько мужских голосов. Пришел дворник. Потом городовой. Надо думать, вместе они справились с возвращением дорожке первоначального вида. Любовь Вениаминовна прибавила шагу, слегка подталкивая сына перед собой, чтобы не считал ворон по дороге.

2

Давид Львович строго посмотрел на Левиньку. Перед отцом юный математик уже не чувствовал себя таким раскрепощенным, как перед Любовью Вениаминовной. Отец внушал почти что страх.

— И что? — задал риторический вопрос глава семейства.

Лева почувствовал себя виноватым. Но не за то, что исписал математическими каракулями дорожку городского сада. А за то, что решение было неправильным…

— Мы еще даже дроби не прошли, а ты уже позволяешь себе путать причину и следствие.

— Я не хотел. — Юный математик начал шмыгать носом, на глаза стали наворачиваться слезы.

— Что, не слышу?

— Простите…

— То-то же. Ну да будет тебе. Утри слезы. И погляди сюда. — Отец смягчался. — Знаешь, что это?

Лева протер глаза. Перед ним лежали игральные карты, разложенные в определенном порядке.

— Карты, — ответил ребенок.

— Гениально! — Папа захохотал, и от этого стало даже немного обидно.

Давид Львович взялся за колоду и выложил в ряд несколько карт.

— А теперь? Что видишь? Укажи на ошибку в ряду.

Лева посмотрел на отца — можно? — и, почти не задумываясь, указал на шестерку треф и даму пик.

— Почему? — Во взгляде отца читалось нечто среднее между удивлением и гордостью.

— В первом случае карты выложены от большей к меньшей с промежутком в три карты. Во втором — то же самое, только от меньшей к большей, промежуток уже в четыре, плюс чередуются масти.

Отец похлопал сына по плечу. Собрал карты. И, довольный, начал тасовать новую колоду.

Любовь Вениаминовна наблюдала за происходящим издали. Домывая посуду, она думала о будущем необычного сына.

Мимо пробежала сестренка Софья. Потом еще какие-то дети. Большой бакинский двор жил своей жизнью.

3

Ревущие 20-е. Так называли двадцатые годы прошлого века. Позади — революции, Гражданская война и интервенция, белый и красный террор, начало НЭПа.

Лева жил уже в советском Азербайджане. Вне зависимости от меняющейся власти и идеологии улицы и сады красивого южного города утопали в смокве, мушмуле и шелковице. Только на смену старым вывескам «А. И. Манташев и К», «Товарищество нефтяного производства Г. М. Лианозова и сыновей» и «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель» пришла «Азнефть».

В Баку стало заметно больше машин. Рядом с одной из них сейчас стояло почти все семейство: Давид Львович, Любовь Вениаминовна, Софья Давидовна. Только Лев Давидович — привычно уже — куда-то запропастился.

В свои 14 лет он поступил в Бакинский университет, причем сразу на два факультета: физико-математический и химический. Но химия подростка тогда еще интересовала мало, и он решил сосредоточиться на любимых цифрах.

Еще через пару лет талантливому студенту стало тесно в провинциальном университете. И он перевелся в Ленинград, только-только переименованный в честь скончавшегося вождя мирового пролетариата, поступив на физмат местного университета.

В Северную столицу Лев должен был отправиться вместе со старшей сестрой — вдвоем как-то повеселее, да и родителям спокойнее. Но когда собрали многочисленные чемоданы и коробки, с трудом загрузили их в машину, выяснилось, что не хватает самого главного.

Конец ознакомительного фрагмента.