В чужой игре

Николай Старинщиков, 2019

Петенька Векшин, случайно попав в руки к оперативникам, соглашается на негласное сотрудничество по одному из дел. За первым делом следуют новые задания опера Подшивалова. И так по кругу. Мише Хитрому поступает вагон с таблетками, способными «рассмешить» весь город. Хитрого, с помощью Векшина, берут во время разгрузки вагона. Некто Дядя, подпольный делец, пытается уничтожить агента Векшина. Агент надолго пропадает из города – ведь Подшивалов не может его защитить… И возвращается в город совершенно другим человеком.Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Агент Векшин каждый день читал теперь Книгу.

«…Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно…»

Закончив читать, агент посмотрел в окно, удивляясь собственной жизни. Раньше у него всё было проще, пока не стал он вдруг пешкой в чужих руках.

Петенька Векшин собрался тогда в кино и стоял в очереди за билетом. Возле кассы возникло вдруг непонятное шевеление. В ту же секунду руки у него метнулись назад и кверху. В суставах ломило, на запястьях хрустели наручники.

— Оперативное задержание! — гремел чей-то голос. — Всем оставаться на местах!

Народ прижал уши.

— У всех кошельки на месте?!

— У меня нет, — отозвался мужской голос.

Люди в штатском вывернули у Векшина карманы и тут же обнаружили чужой кошелек. Он был явно подброшен. Пётр был удивлен происшедшим, пытался протестовать. На него не обращали внимания, посадили в задний отсек машины и привезли в РУВД — там и началось настоящее следствие.

Cледователь Печкин, мужик лет за сорок, спрашивал торопливо, словно за ним гнались. Векшин разводил руками — откуда ему было знать, как к нему попал кошелек. Скорее всего, подкинули.

Пригласили понятых. В их присутствии Печкин осмотрел кошелек снаружи и сделал запись в протоколе. Потом открыл его, а в нем ни денег, ни старых билетов, ни квитанций каких-нибудь. Стерильная чистота в кошельке!

— Замечательно! — воскликнул следователь. — Просто восхитительно! Где отсюда деньги?

— Я их в руке держал, — отвечал пожилой гражданин, — а кошелек в карман положил. Может, я его обронил случайно…

— И вы готовы подтвердить это при допросе?

— Я вообще хотел его выбросить — он же старый.

— Выходит, вы не в претензии?

— Абсолютно…

Гражданин не нуждался в расследовании. Для него это было почти как потоп.

— Вот и ладненько, — улыбнулся Печкин, помня о главном в подобных делах: карманник не оставил бы при себе чужой кошелек — это равносильно приговору. Так что надо отказать в возбуждении уголовного дела. Выходит, ребята из карманной группы решили «срубить палку». Подкинули кошелек человеку и теперь улыбаются в ожидании премиальных…

Печкин заставил понятых расписаться в бумагах и отпустил. Осталось опросить задержанного. Но тут прозвонил телефон, и пришлось следователю отложить опрос, поскольку находился на суточном дежурстве и требовался в другом месте. И так до самого утра.

Векшина отвели в камеру для задержанных, а через полчаса его вновь забрали оттуда какие-то двое сотрудников в штатском. Удерживая под локоть, они опустились с ним в подвал, завели в кабинет без таблички.

За столом сидел гражданин лет тридцати. Лицо темное, усталое, продолговатое. Походит на цыгана. Еще двое сидели у стен. В подвальном помещении воздух стоял спертый, тяжелый.

— Присаживайтесь… — сказал темнолицый.

Петр сел на стул, огляделся. В углу сейф. Справа большой опечатанный шкаф. На стенах рожи: «Их разыскивает милиция».

— Фамилия? Где работаешь?

Векшин отвечал. Затем спохватился:

— А где следователь?

— На вызове. Расскажи нам, как дело было…

— Мне загнули руки, надели наручники, — объяснял Векшин, — вывернули карманы, а там оказался чужой кошелек. Пустой, между прочим…

— Мы это знаем! — сказали ему с серьезным видом. — Ты лучше скажи, куда деньги засунул?

— Так пусто же было!

Сотрудники словно бы спохватились. Действительно, пусто.

— И мужик подтверждает! — напомнил Векшин. — Подкинули!

— Не ори, — тихо сказал темнолицый.

— Как вас зовут? — впился в него глазами Векшин.

— Григорий Олегович. А фамилия моя слишком известная.

— И все же?

— Подшивалов.

Они смотрели друг другу в глаза. Прямой и дерзкий взгляд — это всегда вызов, и Векшин отвернулся. Ему бы домой вернуться и никого больше не видеть.

— Хочу заметить, — продолжил Григорий Олегович, — что сумма похищенного значения не имеет…

— В каком смысле? — не понял Векшин.

— Будь хоть копейка или вообще ничего, потому что всё зависит от умысла. Хотел стащить миллион — значит, чистое покушение на миллион.

— Кошелек-то пустой!

— Допустим, ты его подобрал… — с холодом в голосе произнес Подшивалов.

— Ничего я не подбирал…

— Тогда безвыходное положение. Чистое покушение… на миллион.

Оперативники оживились. По виду — сущие праведники. Хотят помочь человеку, но не в силах, так что сидеть придется Векшину.

— Сколько там дают-то? — Подшивалов придвинул к себе толстую книгу в коричневом переплете и раскрыл на нужной странице.

— От пяти до десяти лет, если по третьей части, — прочитал он из книги. — Плюс конфискация имущества…

— При наличии организованной группы, — подсказал другой.

— Совершенно верно, — согласился Подшивалов и снова спросил: — Один ты был?

— Один, — ответил Векшин, понимая, что оговаривает себя.

— Вот видишь, добровольное признание смягчает вину.

— Но я действительно был один. Кино хотел посмотреть.

Подшивалов достал из сейфа материал, собранный следователем, и стал молча читать.

— К сожалению, ничем не могу помочь. Тут так написано… Просто ужас какой-то.

Векшин не верил собственным ушам. Сходил, называется, в кино.

— Попробую уговорить следователя, — продолжил Подшивалов. — Если ты согласишься помочь нам в одном деле…

Векшин ничего пока что не мог понять. Впрочем, если надо, то помочь всегда можно.

— Только не строй из себя обиженного, — сказал Подшивалов. — Хорошо?

Петр вынужденно мотнул головой.

— За нами сидит тут один, — продолжил Григорий Олегович. — Третьи сутки бьемся…

— В смысле? — не понял Пётр.

— Не чирикает, — подал голос другой сотрудник.

Подшивалов пристально посмотрел в его сторону, затем продолжил все так же спокойно:

— Он прибрал к рукам чужую зарплату… Возможно, работал вместе с бухгалтером. Надо вернуть людям деньги, но мы не можем этого сделать.

— Почему?

Оперативники оживились.

— Дело в том, что наш человек, который нам помогал, уехал из города, — говорил Подшивалов. — Другой слишком известен… Остальным нельзя доверять. Короче, в запарке мы, а народ при этом страдает.

— И вы хотите…

— Вернешься в камеру, расскажешь свою историю — как тебя менты в очереди взяли. Старайся быть правдивым и ненавязчивым. Будут спрашивать — отвечай. Сам в душу не лезь. Сидеть придется дня три.

Векшин чуть не упал со стула. Трое суток! В одной камере с негодяем!

— Мы заплатим, — пояснили ему. — И справку дадим… Находился на лечении в областной больнице.

— У меня мать дома одна…

— Ей сообщат. С этого момента ты станешь нашим человеком.

— А если меня расколют?

— А ты постарайся. Возможно, он решится на побег либо ещё на что-то. Пойми ты — у него денег целый мешок. Месячная зарплата…

— Ты нужен нам, — говорили остальные. — Без тебя нам кранты…

Векшин понял это сразу и теперь лишь поддерживал разговор.

— А с Печкиным мы решим — ты же не крал чужие деньги.

Подшивалов выдвинул ящик письменного стола. Внутри что-то щелкнуло, и послышался голос:

— «Один ты был?»

— «Один…»

— «Вот видишь, добровольное признание смягчает вину…»

Подшивалов выключил диктофон.

— Это на всякий пожарный — вдруг ты начнешь вилять. Но если ты согласен, то мы подпишем с тобой соглашение.

Открыв сейф, он вынул бланк. Вписал необходимые данные и протянул Векшину.

— Выручай нас, парень.

Векшин взял ручку и расписался.

— Поздравляем. Теперь ты наш. Иди в камеру и расколи его…

Петра вновь отвели в камеру и оставили одного. Так он стал агентом криминальной милиции.

«Я не артист, поэтому в душу к нему не полезу, потому что это подозрительно, — решил он. — Надо молчать. И этот будет верно…»

Примерно через час к нему ввели сокамерника. Тот сел на просторные нары, занимавшие половину помещения.

— Козлы! — произнес он, утирая лицо платком.

Векшин молчал, лежа в полутемном углу.

— Тебя-то за что? — спросил сокамерник.

Векшин, не отвечая, сел, уперся локтями в колени.

— Свихнуться здесь можно, если молчать, — продолжил сокамерник. — Меня Эдуардом зовут, а тебя?

— Векшин…

— Будем знакомы.

Эдуард пересел ближе.

— Сигареты есть? — спросил он неожиданно.

— Выгребли всё…

— Сейчас закурим…

Эдуард нагнулся к полу и полез пальцами в щель между стеной и стойкой. Вынул сигарету, затем вторую. Следом появилась спичка и обломок спичечной коробки.

— Здесь так. Закуривай, — и протянул сигарету.

Они закурили. Дым медленно полз к электрической лампочке над дверью.

— За что тебя? — снова спросил Эдуард.

— Нет у них доказательств, — ответил Векшин. — Там много таких стояло. А кошелек — не доказательство.

Сокамерник слушал с интересом.

— Кошелек хотят на меня повесить, — продолжал Векшин. — А в кошельке пусто. Хоть бы копейка была.

— На покупке тебя поймали, — ухмыльнулся Эдуард.

— Одно не пойму — как он в моём кармане оказался. Разве же так бывает, чтоб кошельки летали?

— Меня тоже ни за что. Прикинь! Если ты крутил баранку и вез деньги — значит, ты вор. Короче, получили мы деньги с бухгалтером. В банке. Сели в машину. Я скорость не успел врубить — лезет один в машину. Будто негр. Короче, с чулком на морде, а в руке у него, не поверишь, обрез двуствольный.

— Ух ты!

— Короче, стволину в бок и велел сразу ехать — на Верхнюю Террасу. Оттуда прямиком в Старую Майну, потом за Красную Речку — и в лес. Там пересел на свою машину и ручкой нам помахал. Мы в погоню, а у нас бензина две капли… Короче, заглохли поперек дороги — прикинь!

Он замолчал, прикурил потухшую сигарету и вновь продолжил:

— Но только не верит никто. Этот еще в бега подался.

— Кто?

— Бухгалтер, я ж говорю. Добрались до города — он и пропал. Теперь ни денег, ни бухгалтера. Полный «дипломат» денег был. Разными купюрами. Представляешь?

Векшин молчал.

— Теперь менты шьют мне дело — из-за того, что я в пацанах сидел…

Петр о себе больше не рассказывал и ни о чем не расспрашивал. Странно было слышать от сокамерника историю о неизвестном грабителе.

Ночью Векшин почти не спал и лишь к утру забылся, а с утра их снова повели на допрос. На втором этаже их развели по разным кабинетам. Вместо следователя Печкина в кабинете сидел Подшивалов. Он встретил Векшина вопросительным взглядом. Тот присел к столу и повторил услышанное.

— Лапшу вешает, — усмехнулся Григорий Олегович. — История рассчитана исключительно на тебя, поскольку на допросах Эдуард говорит по-другому. Тебе об этом не надо знать — запутаешься. Но если мы начнем разрабатывать именно эту тему, он сразу поймет, кто ты на самом деле.

Векшин соглашался с доводами оперативника.

— Теперь ты понимаешь, с кем мы имеем дело… — говорил Подшивалов. — Придется тебе опять идти в камеру. Скажешь, не хотят тебя отпускать. Ругайся, матери нас как следует. — И вдруг спохватился: — Извини, накормить ничем не могу — он может понять. Через час тебе вручат передачу от матери.

— Она знает?!

— Нет. Я твоя мать теперь. Пищей делись, от угощения не отказывайся. Будет говорить — слушай. И помни: назойливый вопрос походит на допрос. Мы не знаем, на что он рассчитывает. Одно известно точно — бухгалтер пропал. А может, его и в живых давно нет. Ну, ничего — это ему не бухаря срубить.

— Кого?

— Не пьяного раздеть, говорю…

— Как там маманя?

— Не беспокойся. Ей сказали, что ты вчера отозван в командировку.

Векшина вернули в камеру. Эдуард уже сидел на нарах, блестя в полумраке глазами.

— Для чего таскают?.. Будто от этого будет толк, — сказал он словно бы себе самому. Потом прыгнул с нар и полез за сигаретами в «дупло».

— Векшин! — крикнули в коридоре. — Передача от матери!

Дверь уперлась в ограничитель, и в узком проеме образовался сержант.

— Получай… Мамаша твоя приходила. Подготовят документы — поедешь в ИВС, если начальству будет угодно…

Векшин принял бумажный сверток, присел. Развернул бумагу. Внутри оказалась палочка копченой колбасы, батон, конфеты, пряники и вафли.

— Присоединяйся… — Петр разломил колбасу, положил на бумагу.

— С матерью живешь?

— С ней…

— А я женатый… Думаю, к вечеру тоже придет с передачей. — Эдик загадочно улыбнулся. — Чайку бы сейчас замутить покрепче…

Они съели колбасу и батон.

— Вафлями угощайся, — предложил Векшин.

— Извини, Петя. Вафля — нехорошее слово. — Лучше назвать его пряником в клеточку.

Векшин искренне удивился. Пряник? В клеточку?

— Вафля — это мужское достоинство, — объяснил сокамерник. — Хоть ты и Васёк, но пока что неопытный.

— Васёк? — опять удивился Векшин.

— Карманный вор, значит. Я же вчера еще понял — луну ты крутишь.

— В каком смысле?

— В прямом… «Одно, говоришь, не пойму, как кошелек в карман попал…» Но я не в обиде. — Эдуард расплылся в самодовольной улыбке. — Козе понятно, каким ремеслом ты занят. По «низам» шарить тоже надо уметь. Особенно «с росписью», порезав одежду.

Петр молчал. Пусть думает, как ему хочется.

— Ты точно на машине работаешь? — спросил Эдуард.

— Я техникум перед армией кончил, заодно и курсы водителей. Газель в руках.

Сокамерник замолчал, моргая и глядя перед собой.

— Значит, машина в руках. А жигулёнка ты водишь? — снова спросил.

Векшин удивился. Можно подумать, что автомобиль — это чуть ли не вертолет. Ведь сам водитель, а еще спрашивает.

— Боюсь, не выбраться мне отсюда, — продолжал Эдуард. — Бухгалтер сдёрнул… Представь, со страху рванул, козел. Теперь они думают, что мы сами те деньги прибрали. И на «негра» свалили.

Петр молчал.

— Что ты скажешь?

— Трудное дело, конечно, — выдавил из себя Векшин. — Сразу и не понять.

— А как ты думаешь, отпустят меня или на кичу загонят? — донимал Эдуард.

— Если б бухгалтер никуда не ушел — другое дело, — отозвался Петя. — А тут видишь, как получается. Нет его…

— Вот и я про то же, — вздохнул Эдуард. — Не видать мне свободы. Они же теперь и безвинного могут засадить — за такую сумму, ты что. Им бы только иск на кого повесить. — И добавил однозначно, словно загодя зная: — Тебя-то они точно освободят.

После обеда его снова потащили на допрос. Следом за ним увели и Векшина.

В кабинете по-прежнему находился лишь Подшивалов.

— Забыл я тебе сказать одну вещь, — начал он. — Запомни главное: на связи будешь только со мной. Интересы остальных тебя не волнуют — иначе проколешься. Теперь о деле. Что нового?

— Испуган, потому что подельник сбежал.

— Еще бы ему не пугаться…

— Спрашивал, действительно ли я работаю водителем…

— Кажется, лед тронулся. — Подшивалов улыбнулся. Первый раз со вчерашнего дня. — Ему нужен водитель. Но для чего? Для чего нужна человеку машина, если тот сидит в камере?

Векшин смутно догадывался, но ничего конкретного сказать пока что не мог.

— Вернешься назад, — инструктировал Подшивалов, — говори, что следователь до сих пор не принял решение, что ты будешь добиваться освобождения, потому что нет на тебе вины.

— Понятно…

— Его ни о чем не спрашивай, — напутствовал оперативник. — Думаю, сегодня либо завтра он что-то тебе предложит. Скажешь, очные ставки проводили с твоим участием, и все говорят, что кошелек сначала валялся на полу, а потом очутился у тебя в кармане. Это его подтолкнет, ему не на что надеяться…

Петра вернули в камеру. Эдуард сидел уже там.

— Бараны, — проворчал от порога Векшин. — Они говорят, будто я притер того мужика в очереди…

Сокамерник чиркал спичкой.

— Прикинь… — продолжал Петя, — очные ставки решили делать. «Потом, говорят, примем решение… Куда, говорят, тебе торопиться!…» — Он присел на нары. — Как будто здесь санаторий! Прокурору буду жаловаться!.. Плевать я хотел на эту контору!

Петя обернулся к двери, норовя произнести очередное ругательство.

— Не торопись, — остановил его однокамерник.

Векшин вытянулся на нарах и закрыл глаза. Потом успокоился и дремал часа два, вздрагивая, просыпаясь и вновь засыпая. Ему действительно надоел весь этот концерт.

Потом он проснулся. Эдик сидел в той же позе.

— Хочу с тобой поделиться, раз судьба нас свела, — скрипнул он голосом.

Векшин молчал, помня о главном.

— Можно бабок срубить полчемодана — как ты на это смотришь?

Петр пожал плечами:

— Заманчиво…

— Я бы, например, согласился, — продолжал Эдуард. — Иначе так и будешь блох гонять по чужим карманам. Соглашайся. Насчет процента столкуемся…

Сидя в полутемной камере, грабитель строил радужные планы. У него как-то всё выходило просто — от безысходности он и не в такое мог поверить. Он словно бы говорил о рыбалке. На живца с подсечкой.

— Это же элементарно, — повторял он. — Проще, чем капустная кочерыжка.

План заключался в следующем: Эдуард признаёт кражу и едет показывать место, где закопаны деньги. Оставалось лишь встретить в том месте ментов. Есть у него ребята надежные. Отобьют. И деньги будут целы. И будет свобода…

Это был голодный свирепый волк, отбившийся от стаи. Он захлебывался от предчувствия близкой свободы. Одинокий волк…

— И будет свобода.

Желание выти на свежий воздух оказалось настолько сильным, что совершенно затмило ему рассудок. Он подробно рассказал, где надо искать деньги и даже нарисовал план на носовом платке стержнем от авторучки. Зарплата оказалась припрятана не так далеко, в Горелом лесу, рядом с селом Архангельским.

— Бухгалтер совершенно не в курсе, — говорил Эдуард. — Метнулся в строну леса и бегает до сих пор.

Петр действительно вскоре вышел из камеры и больше не возвращался, однако Эдик продолжал ему верить. В этом было что-то нездоровое. Он надеялся, что, выкопав деньги, Векшин не уйдет с ними.

Через день, как условились, подозреваемый стал давать признательные показания. Деньги лежат под таким-то кустом у такой-то поляны. Естественно, его повезли на то место. Эдуард рыскал глазами по кустам и радовался. С ним приехали всего трое оперов. Их снять — как два пальца обделать…

Присмотрелся: место, где лежал «дипломат», раскопано. Значит, все шло по его плану. До свободы оставалось совсем немного. Нужно лишь вовремя упасть, когда братва начнет свое дело.

— Где ж ты их спрятал? Может, там? — подыгрывал ему Подшивалов.

Битый час Эдуард бродил по опушке, словно присматриваясь к приметам. И когда понял, что за кустами по-прежнему пусто, что никто его освобождать не собирается, решил использовать еще один шанс. Он решил показать место, где лежал «сбежавший» бухгалтер.

Оперативники и девушка-следователь переглянулись. Покойника им только не хватало. Приехали всего лишь за тем, чтобы допросить на месте, снять на видео, где купюры лежали, — а тут образовался труп.

Указав на место захоронения (земля оказалась рыхлой), Эдуард запросился в кусты — живот у него закрутило.

Следователь Щербанюк отвернулась — ведите.

Оперативники отвели подследственного к кустам за машиной и сами тоже отвернулись — куда тому деться в наручниках. И повернулись лишь на шорох. Подследственный фигурант несся поляной, словно заяц по складкам местности. Пригнулся к земле и пошел галопом.

— Стой, Эдик! — кричала вдогонку следователь.

Но тот продолжал бежать.

Из машины выкатился пухлый водитель в обнимку с коротеньким автоматом. Передернул затвор, присел на колено. Автомат одиночно плюнул. Беглец перевернулся через голову и затих.

К нему подошли. Тело еще дергалось. Голова оказалась расколотой, словно арбуз…

* * *

Вовочка Садовский стоял на крыше высотного дома, обернувшись спиной к провалу. Обернув себя по животу веревкой, он потянул ее на себя — другой конец был привязан к бетонной коробке — и стал опускаться, бороздя животом о бетонный выступ карниза. Веревка впилась в ладони, а темная пропасть неудержимо тянула к себе.

— Коленями упирайся, Кочан, — советовал Жеребец.

Хорошо тому на плоской крыше. Послать бы его подальше, да слов жалко. И подняться, увы, невозможно. Можно только скатываться. До подоконника восьмого этажа.

— Окна не расколи, — хрипел Жеребец.

Но Садовский уже ничего не слышал. Кроссовки уперлись в покатую жесть, и та захрустела, проминаясь под тяжестью тела. Держась одной рукой за веревку, Кочан другой рукой толкнул форточку, уцепился обеими руками за внутреннюю раму. Затем подпрыгнул, повис на обеих перекладинах и стал заползать в квартиру, извиваясь в узком проеме и теряя остатки сил. Только бы древесина выдержала.

До него вдруг дошло, что стекло — это та же гильотина, и он содрогнулся. Однако перекладины выдержали. Вовочка по-змеиному вполз головой вниз. Это оказалась кухня. Затем опустился руками на кухонный столик, вынул из проема сначала одну ногу, затем вторую. Потом выпрямился и спрыгнул на пол. Половина задуманного исполнена.

Озираясь в сумерках по углам, Садовский обошел помещение. Действительно, нет никого в квартире. Хотя по-другому и не должно быть, потому что за квартирой наблюдали несколько дней.

А вот и дверь. Кочан приблизился к ней, нашел глазок и прильнул: Вагин с Матросом стояли на месте. Рука у Вовочки уцепилась за ручку дверного замка — механизм тихо щелкнул. Второй замок вообще оказался незапертым.

Тяжелая дверь отошла, и Матрос с Вагиным скользнули внутрь. Садовский прикрыл за ними и вздохнул с облегчением. Теперь он не какой-нибудь зяблик — на подхвате у остальных.

Матрос первым делом открыл холодильник. На полке лежала приличных размеров палка копченой колбасы, в дверце блестела початая бутылка водки. Матрос обернулся к буфету, вынул оттуда бокал и, наполнив наполовину, выпил, цедя сквозь зубы. Потом отломил кусок колбасы и пошел с ним медленно по квартире, приглядываясь к обстановке.

Тем временем остальные нашли в шкафу пару вместительных сумок и собирали в них тряпье, хотя в первую очередь следовало брать технику — легче сбыть. Матрос качнул головой. Пацаны и есть.

— Тебе зачем это? — скрипнул Матрос простуженным голосом, глядя на Вагина. Тот прикидывал на себя тонкую кофту. — Приодеться решил?

Вагин бросил вещицу на пол, снял с полки видеокамеру и сунул в сумку. Следом отправился видеомагнитофон, потом планшет, ноутбук.

— А с этим что делать? — спросил Садовский, стоя перед большим плоским телевизором.

— Думайте, — ответил Матрос.

Из шкафа вынули покрывало, развернули на полу и, положив на него телевизор, завязали концы. Приличный получился узел, зато можно тащить на дальние расстояния.

Матрос подошел к шкафу и стал вынимать с полок постельное белье, тщательно встряхивая, словно в тряпках могли оказаться тараканы. А встряхнув, наотмашь бросал, пока не посыпались купюры. В том числе, кажется, даже пачка «зеленых» выпала. Матрос наклонился, тщательно сгреб их с пола, сунул во внутренний карман. Потом подошел к серванту, вынул оттуда высокий кувшин и, подставив ладонь, опрокинул вверх дном.

В руке оказались серьги, кольца, кулоны и броши. Целая горсть. Матрос отправил их вслед за купюрами.

Парни проглотили слюну. Приготовленные к выносу вещи еще предстояло обратить в денежную наличность, а Матрос уже набил карманы. Причем сделал это спокойно. Он везде успел: выпил, закусил и даже не вспотел.

Матрос заметил в полумраке косые взгляды и твердо решил, что в будущем надо быть осторожнее.

— Линяем, — прошептал он долгожданное слово, и группа сразу подошла к двери. Посмотрели в глазок — в коридоре пусто.

Матрос первым взялся за ручку и вышел. Следом, согнувшись под тяжестью груза, двинулись Вагин и Садовский и едва не повалили друг друга в дверях. Им казалось, чем раньше они выберутся на улицу — тем дальше от них окажется тюремная решетка. Ведь это же так очевидно.

Как условились, Жеребец (по паспорту — Гена Коньков) давно спустился с чердака и теперь торчал возле подъезда. На углу дома скрипнули тормоза. Услышав звук, Жеребец попятился внутрь подъезда.

— Фуден щекотнулся. Атас! — заговорил он торопливо, завидев Матроса.

— Не базлай, — буркнул тот, выходя из лифта.

С грузом на плечах, они друг за другом вышли из дома и направились в разные стороны, словно посторонние люди. Кому куда надо, тот туда и шагает…

Ландыш Ибрагимовна считала себя сложившимся человеком. Работая адвокатом, она сколотила для семьи, как ей казалось, значительное состояние. Муж у нее работал в поликлинике на второстепенной должности врача, так что вклада особого в семейный бюджет не вносил. Соответствующим было к нему и отношение супруги.

Хозяйка квартиры вылезла из машины, шевельнула плечами, разминая затекшее тело. Муж все еще копался внутри. Не оборачиваясь, белокурая гордая женщина пошла в подъезд, оставив супруга одного.

Супруг не успел нажать кнопку сигнализации, как дверь в подъезде со скрежетом распахнулась, ударившись о бетонную стену. Ландыш Ибрагимовна выскочила из подъезда и взвыла не своим голосом.

С трудом успокоившись, она вынула телефон.

— Алло, милиция?! Кто говорит?! Пожалуйста, приезжайте скорее!

Однако в дежурной части не торопились, задавая вопросы. Дежурного почему-то интересовала сумма похищенного и многие другие вопросы. Потом он понял, что дело серьезное:

— Обстановку не меняйте. Ждите…

Супруги ругались между собой, говоря на двух языках одновременно. Собрался разбуженный народ.

— Что случилось, Ландыш Ибрагимовна? Умер, что ли, кто у вас?

— Какой умер?! Хуже! Обворовали всю! Видеокамеру с видеомагнитофоном! Телевизор! Деньги все вытащили! И дверь открытой оставили — заходи!

— Вызывать надо. Собака с милицией найдет…

— Вызвали уже, — махнула она рукой.

Ландыш Ибрагимовну трясло. Мигом обработали. А ведь она видела этих подлецов, когда они выходили. Те самые были. Лицом к лицу столкнулись в подъезде.

В светлом брючном костюме ей сделалось жарко, она стянула с себя пиджак.

— Разглядеть вот только не успела, — стонала она.

— Моментом обчистили, — жалели ее соседи.

Потерпевшая вновь вынула трубку и принялась набирать номер.

— Такое дело, а милиции не дождешься — сколько можно-то?

Она замолчала, слушая трубку, и потом даже вскрикнула:

— Что значит некогда?! Что значит, на труп уехали?! Пришлите другого сотрудника! Ах, вот как?! В таком случае будем жаловаться прокурору!

Она отключилась, понимая, что багровеет. Лицо дрожало. Волосы рассыпались. Крашеная блондинка негодовала.

— Иди в квартиру! — крикнула она мужу. — И сиди там!

Смирный супруг подчинился.

— Я здесь буду ждать! — добавила она ему в спину. — Мне жарко в квартире!

Ландыш Ибрагимовна села на скамейку и заплакала. Один только видеомагнитофон на штуку «зеленых» потянет, не говоря о профессиональной видеокамере. Точно, на квартиру навел кто-то из бывших клиентов. Защищай после этого. Не спи ночами, ищи выход из безвыходного положения для негодяев.

— Иди домой, Ландыш, — позвал супруг, выглянув из окна.

— Дай отдышаться! — крикнула та и отвернулась.

Рука сама собой мяла телефонные кнопки.

— Что вы себе позволяете?! — вновь говорила она по телефону. — Теперь мне понятно, как это бывает! Вам безразличны мои страдания… Ах, уже выехали?! Хорошо…

Оперативно-следственная группа прибыла с большим опозданием. Едва осмотрели одно место, как посылают на другое. Голова идет кругом от такой работы.

На осмотр квартиры ушло не больше часа. Из дежурной части тем временем была направлена ориентировка: ловите всех, кто крадется городом, согнувшись под тяжестью груза!

Главным выводом эксперта явилось то, что замки оказались нетронутыми. Никаких абсолютно следов, так что, возможно, в квартиру проникли с помощью подбора ключей.

— Кого вы можете подозревать? — спросил следователь у потерпевшей.

— Господи, да хоть полгорода! — ответил за нее супруг. — Кого только у нас не бывает!

Ландыш прожгла мужа насквозь. Светлые глаза почему-то обладали лазерной силой.

— Может, вы кому-то давали ключи? — снова спрашивал следователь. — Не давали?.. Тогда, может быть, отмычка…

Старший оперуполномоченный Подшивалов присмотрелся к окну. К нему подошел эксперт с лупой и принялся вертеть головой возле форточки. Обнаружил целую нить — та застряла в микроскопической расщелине. Продолжая смотреть через лупу, он пинцетом извлек ее.

— Видите? — обратился он к понятым.

Те ничего не видели.

— Тогда посмотрите.

Эксперт протянул им лупу. В объятиях гигантского пинцета находился целый кусок веревки.

— Приобщаем, — решил следователь.

— Неужели могли через окна? — удивилась хозяйка.

Потом хлопнула себя ладонью в лоб: будто студентка-первокурсница всему подряд удивляется. Выходит, что так и было. Через окно. Из соседней квартиры. Либо снизу. А может, даже и сверху. Прозорливый мозг злоумышленника всегда найдет способ, чтобы облегчить квартиру. Для этого не надо много ума, а надо лишь только задуматься. Ведь сколько раз говорили, не кладите деньги в белье, а золото — в посуду. Туда, порой, не лезет рука, зато оттуда легко высыпаются мелкие предметы.

Следователь, собрав материал, напоследок оглядел квартиру.

— Можно мне хотя бы надеяться? — спросила у него хозяйка квартиры.

— К сожалению, я не бог, — ответил тот. — А надеяться надо. Потому что иногда, сами знаете, как из мешка…

— Из крапивного, — добавил Подшивалов.

— Вот именно. Стоит лишь выйти на след…

Группа уже уходила, когда в квартире зазвенел телефон. Хозяйка взяла трубку.

— Они здесь пока что, — сказала она и протянула трубку Подшивалову.

— Слушаю, — произнес тот.

— Новый вызов, — сообщил дежурный. — Там рядом почти. Так что машина вам не понадобится — я забрал ее сразу же. Как прибудете, сразу мне позвоните.

— Что там?

— Кража. Еще с вечера…

— На каком этаже?

— Откуда я знаю! — удивился тот. — Подъемного крана у меня тоже нет, так что «на двойке» как раз доберетесь…

Оперативный дежурный, как всегда, мыслил глобально.

Ландыш Ибрагимовна подошла к холодильнику, отворила его с задумчивым видом и вдруг закричала:

— Бутылки нету! В дверце стояла! Почти полная бутылка «Московской»…

— Хорошо, — сказал следователь. — Сейчас внесем в протокол.

И группа вновь задержалась, хотя ее давно ждали в другом месте…

Вскоре они покинули квартиру, оставив супругов в состоянии глубокой депрессии.

Раньше Подшивалов находил слова утешения. Это были простые слова: не вас одних обокрали. Кражи были всегда, пока существует человек… Как ни странно, слова действительно помогали. Теперь он старался молчать — слишком вызывающе звучали слова. Вор должен сидеть в тюрьме, как было до этого сказано…

Группа вышла из подъезда и направилась через дорогу. Хуже всех приходилось эксперту: оперативный чемодан тянул книзу, и эксперт отставал от группы. А ведь он не лошадь, чтобы возить на себе гири.

Подшивалов оглянулся:

— Давай, помогу! — и перехватил чемодан у отставшего. Тот с радостью разжал руку.

Прибыли к пятиэтажке — в них отродясь не строили лифтов. Квартира, как по заказу, на последнем этаже. Поднялись. Дверь нараспашку. Единственный накладной замок в целости. Хозяйка-старушка заговорила. Велели не трогать обстановку — она и не трогает. Даже дверь побоялась закрыть.

— На пять минут вышла, — говорила она, — и будто мешок вывернули. Как чуют, что деньги на смерть припасла…

Она заплакала.

— Нам только что сообщили…

Группа вошла внутрь. На полу та же картина — постельное белье вперемешку с женской одеждой. Среди белья лежат несколько книг. Все в развернутом виде.

— Закладки искали, — горестно усмехнулась хозяйка. — В виде долларов.

— Знают, где добрые люди деньги прячут…

С трудом разбудили соседей, пригласили их в качестве понятых и приступили к новому осмотру. Дежурному вновь ушло сообщение: «Никаких зацепок. Задерживать всех, кто сутулится под тяжестью груза…»

На двери у потерпевшей был единственный «английский» замочек. Откуда было старушке знать, что подойдет какой-нибудь дяденька, нажмет плечиком — и дверь отворится. На дядюшкины плечики никаких засовов не напасешься.

На осмотр ушел еще один час служебного времени. Украденными оказались «похоронные» деньги, спрятанные в самый надежный сейф — старушечью библию. Однако и в нее не побоялись забраться чьи-то блудливые пальчики…

Группа еще только заканчивала осмотр, как поступило очередное указание дежурного. Надлежало идти по следующему адресу, и в это было трудно поверить. Кто-то словно дразнил их, заставляя идти позади. Жертвы сообщали о себе слишком поздно, когда вор уходил уже далеко.

Группа на этот раз перешла к другому дому — метров на сто от предыдущего. На этот раз квартиру обокрали на первом этаже. Преступники поднялись к форточке, выдавили стекло, выбрали осколки, а потом проникли внутрь. Возможно, это случилось давно, поскольку квартира три дня пустовала. На этот раз к воровским рукам прилипли десять тысяч рублей и телевизор «Самсунг». Кроме того, из холодильника испарилась бутылка водки «Чарка» и банка грибов. Зато от воров остался подарок — пустая бутылка из-под водки с отпечатками пальцев. На боку красовалась этикетка: «Московская».

— Не та ли это бутылка, что исчезла из адвокатского холодильника, у Гайнутдиновой? — рассуждал следователь.

— Не наша это бутылка, — утверждали в голос пострадавшие. — Мы вообще не любим порожних вещей.

Бутылку забрали с собой и отправились пешком в РУВД: все три кражи случились не так далеко от базы.

Подшивалов поднялся на четвертый этаж, вошел к себе в кабинет и включил чайник. Дежурство, будь оно неладно. Неужели все кражи — дело рук одной и той же группы?

Вода вскипела, и Григорий Олегович заварил чай.