Волчий корень

Николай Старинщиков, 2019

Ефремов отошел на лестничную площадку и стал подводить итоги. Аномально повел себя – и вот результат, хотя можно было продать дачу, машину, гараж. На худой конец – квартиру. Система, будь ты неладна! Степаныч был когда-то ее частичкой. Теперь он жертва. Всякое случалось, но чтобы так, это уж извините…Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Царев быстро шел на поправку. Сослуживцы навещали товарища каждый день. То один придет, то другой. Дочь с зятем бегают тоже.

— Царев? К вам пришли внизу, — сказала в двери медсестра. — Девушка спрашивает. Можете спуститься?

— Спасибо, спускаюсь…

Царев опустился и обнаружил в вестибюле внучку — та забилась в угол, как мышка, и еле дышит. Они отыскали два свободных места и сели. Дед скользнул взглядом по внучкиным глазам.

— Рассказывай…

— Что рассказывать-то? Жизнь идет…

— Пишет Эдик?

Наденька будто не слышит вопроса.

— Поругались, что ли?

— Да нет…

— Тогда в чем дело?

— Служит… Полгода осталось…

Внучка поникла головой. Всё настроение деду испортила. Она взяла деда под локоть.

— Как жить теперь, деда?

— Выпишут — вплотную займусь.

— Говорит, если не буду с ним — по стенке размажет. У них банда, никого не боятся. И прокурор у них свой. Такое впечатление, что они хозяева жизни.

Царев приблизился к внучке лицом.

— Ступай сейчас же ко мне и никуда не выходи. Скажи матери — дед велел пожить. А на работу не ходи пока. Вечером приду…

— Тебе же лечиться надо!

— Заросло у меня…

Он поднялся, проводил внучку к выходу.

— Купи продуктов. Деньги под клеенкой лежат…

Дед поцеловал ее в темя и подтолкнул к двери. Ему некогда. Он спешит. Развернулся и пошел к лестнице, не оглядываясь.

Лечащий врач выкатил на Царева глаза: какая выписка! Лечение еще не закончено, а ему подавай. А если станет плохо, кто будет отвечать?!

Царев возвышался глыбой над письменным столом. Он не отстанет, потому что так ему надо. Вылечился. Здоров. Даже расписку готов предоставить, что никаких претензий не будет.

— Вам жить, — вздохнул врач и отпустил больного.

Царев собрал вещи, переоделся и поспешил к выходу.

— Выписку из истории возьмите! — крикнули ему.

— Потом! — махнул он рукой.

Медсестра догнала его на лестничной клетке и протянула бумажку.

— Спасибо за лечение, дочка…

Вскоре Царев уже был дома. Внучка только что пришла из магазина и укладывала в холодильник продукты. Битком забила. Свои деньги, видно, потратила.

Саня нырнул в холодильник, вынул бутылку водки.

— Тебе же нельзя, дедуля.

Кому нельзя, а кому и можно. Будут ему указывать в собственном доме. Он хрустнул резьбой, налил себе полстакана. Много пить он не станет. Надо быть с трезвыми мозгами. И если он сейчас слегка хлебнет, так на то есть основание.

Саня вцепился зубами в стакан и медленно высосал, крякнув. Слава богу, он снова дома. Отломил кусок колбасы, кое-как очистил и стал жевать. Потом вновь ухватился за бутылку.

— Деда…

Однако тот поднял указательный палец и качнул им в воздухе. Никто не должен ему мешать. Выпил половину бутылки, доел колбасу, затем поднял крышку и полез в подполье.

Надя присела рядом с крышкой.

— Ты иди, занимайся там, — бубнил под нос Царев.

Не хочет, чтобы внучка смотрела за ним. Для чего-то зашел за основание печи. Вероятно, проверить решил, не оседает ли.

Надя встала с колен. Щей, что ли, сварить. Да и на второе что-то приготовить желательно.

Она опустила в кастрюлю мясо и поставила на газовую плиту. Затем вынула из-под скамьи ведро с картошкой. Хорошо у деда в доме. Больше недели не жил, а тепло.

Дед выполз из подполья, закрыл за собой крышку. В руке он держал брезентовый сверток. Чего только нет у него в доме. Натаскал себе всякой всячины. Сейчас будет рассматривать. Гвоздей, может, кучу вынул.

Тот выдвинул от стены табурет, положил на него сверток. Дернул к себе другой табурет, сел у печи. Как его ни уговаривали, чтобы печь сломал, не согласился. Развязал тесемки, развернул брезент. Внутри оказался еще один сверток — продолговатый газетный комок, промасленный насквозь. Дед и его стал разбирать, хотя можно бросить в печь и сжечь.

Изнутри выглядывал кусок трубы. Дед содрал остатки газеты и бросил в печь. Оторвал кусок половой тряпки, снял солидол и отправил туда же. Снова оторвал тряпку и стал выбирать остатки. Тугоплавкая смазка не желала расставаться с металлом.

— Дедушка, это ружье?

Она не ошиблась. Это был винтовочный обрез. Здесь также находились патроны россыпью и пара пустых обойм.

Царев тщательно стирал с каждого патрона смазку, расставляя столбиком на скамье. Затем выдвинул из гнезда затвор и тщательно осмотрел. Ружейная смазка сохранилась. Ржавчина не тронула металл. Оружие имело прицельную рамку и самодельную мушку на конце дульного среза.

Дед вставил магазин. Лязгнул затвором, досылая патрон в патронник, и поставил оружие на предохранитель. Накинул на себя куртку и вышел во двор.

— Ты куда? — Внучка следовала за ним.

— Проверить надо…

Он подобрал в углу березовую чурку и сунул по мышку. Вдвоем они вошли в баню, у входа остановились.

— Закрой дверь плотнее. Зажми теперь уши…

Сам положил в углу березовый чурбак и вернулся к двери. Сел на порог, прицелился. От выстрела в ушах звенело. Дед передернул затвор. Пустая гильза выпала на пол.

— Для чего тебе это? — спросила Надя.

Царев не ответил. Может, он на охоту собрался. А спрашивать перед охотой — плохая примета. Может, надо сказать, сколько он уток добудет?

Он поднялся и подошел к чурке: пуля прошила березу насквозь и ушла в стену в самом низу. Ни один пистолет не способен на такое, хотя скорострельность у обреза, конечно, не та.

— У тебя суп не уйдет с плиты? — спросил он внучку.

— Щи… — поправила внучка и не сдвинулась с места.

— Тогда закрывай уши, — произнес дед и еще раз прицелился.

Оглушающий звук еще раз ударил по ушам.

— Достаточно. Испытали оружие.

Царев вторично исследовал чурку. Результат оказался прежний. Патроны не отсырели. Они в превосходном состоянии. Нужно добавить в магазин пару штук взамен использованных. Семь патронов — это неплохо. Жаль, нет у него «ТТ».

— Воевать ты, что ли, собрался?

Дед опять не ответил. Слишком у него внучка любопытная. Да и он, старый дурак, надумал при ней отстреливать оружие.

Они вернулись в дом. Щи кипели на плите, норовя залить огонь. Царев осуждающе оглянулся на внучку. Удовлетворила любопытство?

Убавив огонь, он вынул из шкафа тряпку, завернул в нее обрез и отправился с ним в зал. Там он присел к столику, поднял трубку и стал набирать номер.

— Царев беспокоит. Шкура заросла, а квасить я и дома смогу. Подъедешь ко мне?.. Жду.

Положив трубку, Саня откинулся на спинку кресла.

— Щи готовы, — объявила Надежда. — Налить тебе?

Царев согласился. Пришел на кухню, сел к столу. Рука привычно потянулась к холодильнику.

— Дедушка…

Внучка сверлила взглядом. Дед словно бы перед этим дал ей торжественное обещание и теперь нарушал свою клятву.

— А чо тут пить-то. Граммов двести осталось. Может, выпьешь со мной?

— Налей…

Царев плеснул ей в рюмку, себе в стакан, и тут же выпил. Похлебал щей и снова отправился в зал. Лег на диван. Его тянуло в сон. Слаб все-таки человек. Тем более операцию перенес. Прикрыл веки и сразу же задремал.

Проснулся — в окнах темно. В комнатах тоже. Кто-то на кухне разговаривает. Царев громко кашлянул, чтобы не вставать и не смотреть.

— Спишь, Ваше Величество?

В дверях возник Степаныч — худощавый, прогонистый, улыбается. На его месте Царь не улыбался бы.

— Выписался? — Степаныч поздоровался за руку.

— Докладывай, чего наработали без меня, — потребовал Саня, оставаясь лежать.

Ефремов сел в кресло напротив и вкратце поведал историю похищения.

— И что? — Саня блеснул зубами. — Лишили район прокурорской власти?

— Да нет пока…

— То-то же… Мочилово для них в самый раз. По-другому не понимают.

Саня приподнялся, опираясь локтем в подушку, и продолжил:

— Ты думаешь, их проймёт совесть? Черта с два. Они так давно обгадились, что забыли, когда это было.

— Пожалели…

— О себе думать надо. Вас уничтожат, как уничтожили мою внучку…

Он покосился на двери.

— Но она же на кухне… — удивился Степаныч.

— Образно говорю. Для сравнения. Бнатов изнасиловал, сука, недавно.

Понизив голос, он вкратце поведал историю недельной давности.

— Можно обвинить подлеца в преступлении, — продолжил он, — но до суда дело не дойдет. Вещественные доказательства уничтожат. Но не это главное. Она не заявила об изнасиловании. Боится. Да и я боюсь. Но вещественные доказательства она сохранила…

На секунду он перестал бормотать, а затем продолжил:

— Докукина я бы прикончил… Живут, суки, не по средствам. Их зарплаты не хватит даже на сотую долю имущества. Иномарки. Коттеджи. Так что это, как тебе сказать… Оружие надо готовить.

Сказал и замолчал, блестя в темноте глазами. Степаныч тоже молчал.

— Вы как хотите, — продолжил Саня, — но я для себя решил. Окончательно и бесповоротно. К чему слова. К чему доказательства. Вот они где, мои доказательства.

Он постучал себе пальцем в висок и вновь покосился в сторону кухни. Оттуда падал электрический свет. Там гремела посудой внучка. Она не могла себя защитить.

— У нее парень служит в армии, — говорил Саня. — А Бнатов вон что удумал. Не будет он больше жить на этом свете. И на том свете ему места не будет.

— Может, в областную прокуратуру нам обратиться…

— У тебя совсем котелок не варит! Ты хоть газеты читаешь?

— Бывает…

— Выходит, читаешь… И что ты вычитал? Мафия? Круговая порука? Чиновники и бандиты в одной упряжке. Причем бандиты в режиме пристяжных, а те, что в погонах, передом идут.

— Давно ты об этом узнал?

— А ты?

Они умолкли. У одного внучка попала в сети, у второго сын под следствием. Неужели только с помощью кола нужно отстаивать свои права. Да и кол в этом случае плохой помощник.

Саня грузно поднялся с дивана, задвинул шторы на окнах, включил настольную лампу. На столике лежал сверток. Саня присел к нему.

— Пришлось расконсервировать.

Ефремов, словно бы нехотя, развернул ткань. Внутри лежал обрез.

— Осторожно. Заряжен…

Степаныч, улыбаясь, выдвинул затвор. Продолговатый патрон бутылочной формы выпал на пол.

— Семь штук внутри…

Саня нагнулся и подобрал с пола патрон.

— Где добыл?

Царев не торопился отвечать.

Ефремов продолжал улыбаться:

— У меня тоже есть оружие…

Он нагнулся и, приподняв штанину, обнажил кобуру с пистолетом.

— Теперь мне понятно, почему у тебя такие штаны широченные. Но его же потерять можно. И ходить неудобно… — высказался Царев.

— Зато не догадаются, что у старика там оружие.

— С этим я согласен. Испробовал?

— Негде. В хрущевках нельзя. В гараже тоже. В лесу разве что…

— Пошли в баню…

Ветераны вышли. И вскоре оттуда донеслись хлопки выстрелов. Надя специально отворила дверь, чтобы послушать. Звук слабый. Вряд ли кто догадается, что в бане стреляют из пистолета. Вскоре оба «испытателя» вернулись, блестя глазами. Молодцы. У них имеется оружие. И оно исправно.

— В Чечне было дело, — оживленно рассказывал Степаныч. — Смотрю: пистолет лежит. Отбросил его ногой в лопухи, а ночью вернулся, забрал. Словно чувствовал, что пригодиться.

Они прошли в зал. Произвол в районе давно стал обыденным делом. Некому их защитить, поэтому они охранять себя будут отныне сами. Где-то, может, дела в этой части обстоят по-другому, однако это очень далеко. Глухи и слепы областные власти, поэтому люд затаился. Думает, в одиночку да втихомолку легче пережить непогоду. И, как всегда, ошибается.

— Никогда я не думал, что такое могло случиться, — бормотал Царев. — Чтобы бандиты снюхались с ментами. Или чтобы менты сами стали бандитами…

— Не все там у них такие…

— Не важно. Если голова протухла, что остается делать низу?

Вероятно, они так и продолжали бы вести неспешную беседу, но в ворота громко постучали. Стучавший был нетерпелив. Как видно, он не привык ждать.

Кого там еще принесло? Саня раздвинул шторки: на дороге стояла легковая машина. Темная иномарка.

— Иди, — зашептал он внучке. — Скажи, дома никого нету. Но ворота, смотри, не открывай.

Наденька накинула на плечи пальто, открыла дверь:

— Кто там?

За воротами молчали.

— Кого вам надо?

— Тебя, милая…

Надя шагнула назад и закрыла дверь. Ее трясло.

— Дедушка, это опять он…

— Скажи громче, чтобы отваливал! — Дед начинал волноваться.

— А если он не уйдет?

— Тогда пусть прощается с жизнью…

Внучка вновь выглянула:

— Что вы стучите?!

— Открой, пока ворота не вышиб!

— Кто там? — не сдавалась Надежда.

Она держалась из последних сил. Казалось, еще немного, и она уступит.

— Это Александр Сергеевич, — милостиво ответил голос из-за ворот. — Почему вы от нас бегаете? Почему вы скрываетесь? Мы так не договаривались. Согласно подписке, вы обязаны являться по первому требованию. Открывайте немедленно!

— Не открою! Вы меня обманули! Вы обещали!

Девушка рыдала. По лицу текли слезы.

— Мало ли кому Бнатов обещает, — бормотал тот за воротами. — Даю пять секунд — потом штурм и груды щепок.

У деда дрожали колени. У его товарища чесались руки — тот вдруг подумал, что пришло время совершать подвиги. Однако Царев удерживал его за локоть. Если идти на подвиг, то самому. Придавить сверху, в снегу, и держать, пока в ледышку не превратится. Но ведь тот явно не один. Если впустить их домой, станут шнырять по комнатам. Не дай бог, найдут оружие. Нет никакой гарантии, что не найдут. Это уж точно. Нечего им делать в чужом доме. Сюда их не приглашали. Сейчас новые действуют правила. Все-таки Конституция существует в стране. А в ней — права человека…

Пять секунд прошли, и Бнатов опять взялся за ворота. Он словно решил повалить их вместе со столбами. Он, может, даже перепрыгнул бы через них, если б не глухой двор, закрытый тесом со всех сторон, включая крышу.

— Ладно, дочка, — зашептал дед. — Ты поезжай, а мы следом. Нельзя его запускать к нам. Узнал он мой адрес, сучонок.

— Маманя сказала. Больше некому.

— Сострой ему глазки, чтобы не переживал раньше времени. Потом отпросись в туалет, а мы подойдем.

Так и решили. Надежда быстро оделась, вышла за ворота и завела разговор. Какие проблемы? Разве можно переживать по пустякам? Собиралась на днях заглянуть, но всё не могла.

— Для чего ты киоск свой закрыла?

— Болела…

— Поехали в РУВД.

Ветераны стояли в этот момент за воротами, готовые выскочить следом. Однако вновь сдержали себя. Не станет Бнатов у себя в кабинете творить сексуальные чудеса. Решил закончить уголовное дело — вот и заехал за обвиняемой. Ведь они договаривались, что дело будет вначале закончено, а затем прекращено…

Степаныч вынул мобильник и заказал такси. Осталось прыгнуть в машину и броситься следом: своя машина у Сани была не на ходу — барахлил мотор. Степаныч зимой вообще никуда не ездил, ходил пешком.

Такси между тем опаздывало. Степаныч негодовал.

— Пистолет хоть оставь, — бормотал Саня.

— У меня не видно. — Степаныч, опустив голову, посмотрел в сторону голени. — И вообще я законопослушный. У меня же судимость условная…

За окнами с улицы мелькнул свет фар, раздался сигнал.

— Погнали! — встрепенулся Степаныч.

Царев быстро закрыл дом, и ветераны поспешили на улицу. Шел девятый час вечера.

Сержант у тамбура в РУВД прицепился к вошедшим. Вы к кому? Для чего?..

— Мы потерпевшие, от преступления пострадали, — запел Степаныч. — Нам к следователю Бнатову — дело заканчивать. Вызвал только что по телефону.

— Специально за этим только и ездим! — бренчал Царев. — Который уж раз! Время теряем!

Сержант кивнул и вновь уткнулся в книжонку.

— Устав читает… — заметил Царев.

— Заставишь их…

Степаныч и Саня двинулись кверху.

Добро пожаловать!

В коридоре пусто. Тишина. По углам на полу окурки.

Ветераны подошли к кабинету Бнатова, прислушались.

— Тогда пойдешь на зону! — гремел тот же голос из-за двери. — Это говорю я! Старший следователь Бнатов!

Он ничего не боялся. Голос звучал резко, отчетливо.

— Но вы обещали, Александр Сергеевич… Вы говорили, что прекратите дело, если я уступлю…

— При чем здесь мои обещания? Сам обещал, сам и назад забираю свое обязательство. Ты сама себя обманула. Где ты была целую неделю? Думаешь, не знаю? К пацану опять ездила?

— У вас жена!.. Ай, не трогайте! Синяк будет…

Хлопнула внутренняя дверь, и голос перестал доноситься. Хорошо устроился бандюган в погонах — он может использовать кабинет по своему усмотрению.

Степаныч напрягся. Что делать? Может, хлопнуть скота по башке?

Царев молчал.

— Придавить гада — и концы в воду… Ты же видишь…

Ноздри у Сани раздулись. Кулак прилепился к двери.

Бормотание за дверью прекратилось.

Стук вновь разнесся в пустом коридоре, однако за дверью продолжали хранить молчание.

— Открой!

Санин кулак стучал по двери, словно отбойный молоток.

— Открой…

— Не открою, отвали! — ответил Бнатов.

У ветеранов оставался еще один выход. Вызвать на работу супругу Бнатова. Действительно, так и придется поступить.

Они отошли к лестничной клетке и затаились. Было слышно, как открылась и вновь закрылась дверь кабинета. Бнатов проверял, ушел ли незваный гость. Откуда ему знать, что приходил Надин родственник, дед.

Ефремов вынул сотовый телефон, быстро нашел номер, но трубку никто не брал. Вероятно, в квартире Бнатовых никого не было.

— Ему по «чайнику» настучать мало! — Саня кинулся назад к кабинету. Степаныч едва за ним успевал. У двери они остановились.

— У меня же разрезано здесь, — вспомнил Царев. — Швы, боюсь, разойдутся…

Степаныч отстранил товарища рукой и ударил ногой рядом с замочной скважиной. Дверь хрустнула. После второго удара от нее посыпались щепки. Саня придержал товарища за плечо, толкнул дверь и вошел первым. Вторая дверь отворилась сама — в проеме стояла Надя.

Бнатов трепал в руках телефонную трубку. Испуганный взгляд прыгал от цифр к двери. Палец не попадал в кнопки.

Царев прыгнул к столу и жестко осадил ладонями Бнатова книзу. Голова старшего следователя пробороздила по сейфу, задев ухом за торчащий из скважины ключ, и очутилась в самом низу, тогда как задняя часть продолжала пока что сидеть.

— Уходим, — торопил Степаныч.

— Подожди… У него ключ в сейфе торчит. Заберем парочку дел.

Степаныч приплясывал от нетерпения. В любой момент в кабинет могли войти люди. У двери жалась от испуга Надюха, тогда как Царев рылся в сейфе.

— Вот оно. Надькино дело, — обрадовался он. — Остальные возьмем для веса… Смотрите за дверью.

Он быстро, словно всю жизнь этим только и занимался, оторвал от катушки длинную нитку для сшивания документов, перевязал несколько папок.

— Нас не пропустят — там же этот сидит на вахте, — вспомнил Степаныч.

Царев злорадно усмехнулся. Подошел к окну и выбросил упаковку в форточку. Затем закрыл ее на шпингалет.

— Теперь можно. А этот пусть лежит…

На вахте сержант не обратил на них внимания. Он даже не поднял в их сторону головы, продолжая читать.

Они прошли под окнами, подобрали из снега связку уголовных дел и растворились в темноте.

Бнатов в любую секунду мог придти в себя. И тогда неминуемой станет погоня. Лучший вариант — пробраться пешком среди частного сектора вплоть до Саниного дома. На дорогу ушел чуть не час. Зато их никто не видел, исключая собачью «свадьбу», которую с трудом удалось обойти: сучка кидалась на пешеходов, хватая за ноги.

— Мозги, видать, помутнели от секса! — ругался Степаныч, глядя в сторону собак.

Они закрыли на запор ворота и вошли в дом. В дальней комнате они зажгли свет, затворили за собой дверь и стали читать уголовные дела.

Они еще не успели обрести необходимую толщину. Картонная обложка, протокол осмотра места происшествия, рапорт оперуполномоченного Исаева, а также протокол выемки вещества, «похожего на наркотик». Так обычно пишут в протоколах изъятия. По одному из дел проходил некто Баширов Талгат Баширович.

В другом деле тоже было несколько листочков, зато здесь имелось постановление о взятии под стражу подозреваемого лица.

Степаныч выписал данные о понятых. Они интересовали его больше всего. Именно на их показаниях обычно строится обвинение.

— Вот и славненько! — радовался Степаныч. — Подозрение подтвердилось!

— Не томи душу…

— В этих делах одни и те же люди. Это не простые зеваки с улицы. Они подтвердят что угодно, — рассуждал Степаныч. — Отсюда вывод: нам нужны понятые. А дела надо спрятать.

— Под карнизом — самое то.

— Это не просто бумажки. Это доказательства фальсификации… Но спрячем мы их по-другому. У тебя есть пластиковый пакет?

Пакет нашелся. И даже мешок из-под картошки. Степаныч уложил дела а пакет, сунул его в мешок, обернул остатки вокруг пакета..

— Теперь пойдем в баню. У тебя там вода в баке была.

— Топить ты их, что ли, собрался.

— Увидишь…

Наденька во все глаза смотрела на ветеранов. С ума под старость сошли: того и гляди, ввалятся в дом непрошеные гости, а эти в шпионов играть надумали. Бросить бумаги в печку — и дело с концом.

Но ее почему-то никто не слушал.

Втроем они пришли в баню. Степаныч обмакнул пакет в воду, вышел и бросил в снег. На нем образовалась снежная корка. Подержал немного. Вернулся в баню, еще раз опустил в воду и вернулся к снегу. И так несколько раз, пока пакет не превратился в ледяную глыбу.

— Теперь до весны может лежать, — говорил Степаныч. — Даже в снегу. На глазах у всех остальных…

— Действительно, — соглашались Царев и внучка.

— По делу такой способ проходил у меня… Не ноу-хау, но всё же…

Степаныч размахнулся и бросил пакет в сугроб. Тот скрылся в пушистом снегу, словно его никогда и не было.

— Придут к нам или нет? — спрашивала Надюха.

Ей чудился следователь. Он мог придти за ней в любую минуту.

— Ему не до нас. И не до тебя… — рассуждал Степаныч. — Первым делом полезет в сейф — дела смотреть. Обнаружит пропажу, после этого начнет думать. Напали, связали, заткнули пасть и так далее. Но и это еще не все. Думаю, для начала он займется своим здоровьем, потом пересчитает дела…

Они возвращались в дом, когда услышали звук телефона внутри. Саня метнулся вперед, схватил трубку.

— Да. Приветствую… — гудел он. — Пришлось выписаться. Приезжайте. Степаныч у меня… Ах, вот даже как?.. Это даже интересно.

Он положил трубку и обернулся к Ефремову:

— Карманов уже в курсе: неизвестный тип объявлен в местный розыск. Якобы ворвался в служебное помещение и стукнул гирей в ухо одному следователю. Походит на японца.

— По всем приметам — это ты, Саня.

— Придумаем что-нибудь. Виноградов должен помочь…

Вскоре Карманов с Виноградовым сидели у Царева в доме.

— Что-то слабо мы действуем, — возмущался Карманов. — Одни у нас пока что «примочки». Одного в лес на прогулку, другого гирькой по уху…

— Не бил я гирей!

— Надо было в лесу оставить. Привязать козла к дереву и уехать…

— Да разве же мы фашисты?

— У нас теперь понятые! — воскликнул Степаныч, вынимая из кармана бумажку. — Вот их данные. Думаю, те еще штучки… Фамилии, адреса, телефоны. Чтобы развалить обвинение, начинать надо с них…

Карманов обрадовался. Уже кое-что.

— Обличье изменить ему надо. — Степаныч смотрел на Царева. — С такой приметой заметут на первом же перекрестке. Худенький ты наш.

Виноградов раскрыл дипломат и стал в нем копаться.

— Могу посоветовать, — сказал он, вынимая пакет.

— Бабий шиньон, что ли? — ворчал Царев.

— Почти угадал… Но не совсем.

Евгений расправлял на столе «шпионские» принадлежности: кустистую бороду с усами. Затем вынул очки в массивной оправе.

Степаныч тут же ухватился за бороду и поспешил к Цареву.

— Примерь…

Однако тот замахал на него руками. Не будет он носить бороду. Что он? Карл Маркс, что ли?! Усы если только…

— Примерь хотя бы…

С внутренней стороны бутафорских усов сняли наклейку и быстро прижали Сане на верхнюю губу. Саня даже удивиться не успел. Взглянул на себя в зеркало и не смог узнать. На него смотрел неизвестный тип.

— На казака похож, на запорожского, — проговорил он.

— На казака или на Будду — это точно. Усатый Будда! Интересно, были у того усы? Кажется, нет… Очки примерь.

Виноградов раскрыл дужки.

Царев надел очки и вновь устремился к зеркалу. Неприступная личность получилась. Как минимум профессор каких-нибудь наук.

— Так и ходи теперь, Саня, — учили товарищи. Со стороны им было виднее.

— А соседям я что скажу?!

— Не надо гирькой бить! Надо гантелью! — шутили друзья.

— А дальше-то что? — негодовал Царев.

— Дальше — думать надо пока что, — говорил Карманов, задумчиво глядя в список понятых, состоящий, впрочем, всего из двух фамилий.