Очевидец

Николай Старинщиков, 2019

Коля Мосягин вечерами работает в мастерской у своего дяди, а днем учится на юридическом факультете – ему предстоит защита дипломной работы. Мосягин даже мысли не допускает, чтобы оказаться на государственной службе, поскольку собирается стать адвокатом. Вероятно, из него получился бы неплохой защитник по уголовным делам, если бы на его глазах не погиб бывший сослуживец, друг детства, Миша Козюлин.Содержит нецензурную брань.

Глава 11

Блоцкий оказался на месте. По привычке он ругал существующий порядок вещей. Ему не нравилось, что сведения из двуногих источников приходилось выуживать едва не клещами.

— Прикинь, — говорил он, — никому это не надо. Ни куму, ни свёкру.

— В смысле? — не понял я.

— В смысле, что надо ехать в следственный изолятор, чтобы узнать, кому выдавал арестованный доверенность на продажу собственного дома.

Оказалось, на телефонные звонки тюремное начальство отвечать не желало. Оно даже слушать не хотело оперативника Блоцкого.

— Короче, поедешь со мной, — решил за меня Блоцкий, — а то у меня машина без сигнализации. Только туда и обратно.

Блоцкий рассмеялся. Он собирался меня использовать вместо сигнализации, и это обстоятельство, как видно, его веселило.

— Кого из нас преследуют? — спрашивал он. — Может, меня? Или всё же тебя?

Отвечать на дурацкие вопросы не было никакой охоты, и я согласился ехать. И вскоре уже торчал на Волжском мосту, как винная пробка в бутылке. Череда машин образовала гигантский хвост, он начинался от Заволжского косогора и длился на протяжении нескольких километров.

Включив передачу, Костя проехал метра два и, остановившись, стал ругать мост. У нас не найти человека, кто бы не делал этого почти ежедневно, поскольку ездить через мост из-за его низкой пропускной способности стало практически невозможно, тогда как новый мост, заложенный в прошлом веке, до сих пор стоял недостроенным.

— Отсебятину придумали, — ворчал Костя, перекинувшись на тюремное начальство. — Прикинь, ведь ничего не изменится, даже если об этом узнает чужой человек. Выдавал Паша доверенность или нет? Это же не государственная тайна. Короче, им лень рыться в документах.

Костя опустил стекло дверцы, прохладный речной воздух с напором пошел в машину. У меня сразу же заледенели уши: Волжское водохранилище прогревалось лишь к середине лета, и данное обстоятельство сильно влияло на местный климат.

— Нам бы только узнать, кому он доверил продажу, — бормотал Блоцкий.

Автомобильная пробка с трудом рассосалась, и мы, пройдя мост, наконец поднялись в город. Два поворота налево, один направо, и машина остановилась возле следственного изолятора.

— Сиди тут, — сказал Костя и скрылся за дверью, над которой висела бордовая табличка госучреждения.

Возвратился он почти через час — как раз в тот момент, когда я уже проклинал себя за то, что согласился ехать.

— У самого дел по горло. Диплом на носу, — ворчал я, не обращая внимания на возгласы Блоцкого.

Однако тот не слушал меня, рассуждая о своем. В итоге до меня дошло, что арестованный по фамилии Коньков никаких доверенностей от своего имени не подписывал.

— Как то есть не подписывал? — удивился я. — В газете по-русски написано о продаже коттеджа.

— Так и не подписывал. Начальник СИЗО доверенность не заверял. Ее в глаза никто не видел, бумажку эту. Он там вообще теперь под кроватью спит — прикинь! И заявляет, что в тюрьме зреет заговор с целью свержения власти. Якобы кто-то решил завладеть учреждением на вечные времена. Это же полный дурдом получается.

В дурдом я не верил. Паша решил прикинуться, чтобы уйти от правосудия либо отсрочить момент расправы. По закону ему полагалась высшая мера. Свобода ему не светила последние лет полтораста.

— Может, и правда крыша съехала? — размышлял Блоцкий. — Такое бывает. Сидит человек, молчит — и вдруг пошел молоть чепуху…

— Но кто-то ведь дал объявление. Без участия Паши вряд ли можно продать коттедж.

— Действительно, — согласился Костя. — Без Паши тут не обойтись. Поэтому, учитывая весь этот спектакль, уши надо держать востро. «Продам!» — а сам под кровать. Где тут логика? Да и паспорт мы у Паши так и не изъяли. Говорит, потерял…

По спине у меня пробежала жгучая волна, остро ударив в копчик. И тут же заныла армейская рана. История с доверенностью не нравилась мне еще больше. От нее исходил нехороший дух. Кто-то неизвестный дал в газету объявление о продаже Пашиного дома, тогда как хозяин валялся в камере под кроватью.

Конец ознакомительного фрагмента.