1812: Новые факты наполеоновских войн и разгром Наполеона в России

Николай Фёдорович Шахмагонов, 2012

Член Союза писателей России полковник Николай Шахмагонов является автором многих книг по истории Отечества. Среди них «Светлейший князь Потемкин и Екатерина Великая в любви, супружестве и государственной деятельности», «Самодержавие Андрея Боголюбского», «Иоанн Грозный – Царь «последних времен», «Витязь Русского Самодержавия Император Николай I», «Тайны Царской Династии» и многие другие. Перед Вами новая книга писателя, посвящённая 200-летию Отечественной войны 1812 года, в которой раскрываются предыстория, ход и исход войны, опровергается ложь об Аустерлицком сражении (1805 г.), сражении при Прейсиш-Эйлау (1807 г.) и Фридландском сражении (1807 г.), показано предательство барона Беннигсена в канун Бородинской битвы, которое помешало полностью разгромить французов. Писатель раскрывает правду о варварском уничтожении Москвы французами, опровергает ложь о том, что якобы «генерал мороз» победил французскую армию, представляя документы и свидетельства участников событий, которые доказывают, что зима наступила уже после того, как «великая» армия Наполеона почти полностью была уничтожена в боях, а сам Наполеон, бросив её остатки, сбежал во Францию. В книге раскрыта тайна Императора Александра и старца Феодора Козьмича, показано истинное лицо Наполеона. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава третья. Первые залпы «наполеоновских войн»

По плану предстоящей бойни, 50-тысячная армия Кутузова должна была следовать через Галицию в Баварию, где соединиться с австрийцами. Но на западной границе была собрана еще большая по численности, 90-тысячная армия. Ей, по наущению Чарторыжского, нашли другого противника — Пруссию. Во главе армии поставили генерала Михельсона.

Эта армия была разделена на три корпуса. Один, под командованием генерала Беннигсена, в составе 40 тысяч человек должен был провести демонстрацию против Пруссии с целью устрашения прусского короля. Два других, под командованием Буксгевдена и Эссена, совокупные силы которых достигали 50 тысяч человек, должны были идти на соединение с австрийцами в Моравию через Селезию. В случае, если Пруссия будет препятствовать проходу через Селезию, эти силы должны были обратиться против неё.

Пруссию обкладывали плотно. 16-тысячный корпус графа П.А.Толстого, посаженный на корабли, должен был угрожать Пруссии с севера. На Днепре был сосредоточен 15-тысячный корпус генерала Тормасова. Оставшиеся на Ионических островах войска, численность которых достигала 20 тысяч, решено было перевести в Неаполь. На западной границе России началось формирование новой резервной армии.

По примеру великих предков Император Александр I отправился в Казанский собор, чтобы получить благословение «на правый бой».

Но за несколько дней до этого Императора посетил старец Севастьянов, живший в Измайловском полку. Он убеждал отказаться от войны, говоря: «Не пришла ещё пора твоя, побьёт тебя и твоё войско; придётся бежать, куда ни попало; погоди, да укрепляйся, час твой придёт; тогда и Бог поможет тебе сломить супостата».

Серьёзное предупреждение!.. История знает немало примеров, когда мудрые полководцы не только в России прислушивались к Силам Небесным. Так, в августе 1395 года могущественный Тамерлан после Явления ему Пресвятой Богородицы со Святителями, повернул своё войско и покинул пределы России.

Но Император, который известен нам под именем Александра I, очевидно, был в ту пору лишь формально верующим… Забегая вперед, скажу, что испытания тяжёлых для России и для него лично лет сделали своё дело — он отбросил безбожие.

А в тот год Император был ещё подвержен страшнейшему и опаснейшему греху — гордыне. А ведь гордыня подобна сухому дереву… Полезешь выше, сучья обломятся, и слетишь вниз, набивая себе шишки. Так вот и не иначе приходит к некоторым людям жизненный опыт. Император ещё не успел набить шишек — всё это было впереди.

Со времен Петра Первого российские Императоры не появлялись на полях сражений. Да, собственно, и некому было появляться — правили-то одни женщины, за исключением малолетнего Петра Второго, «мелькнувшего на троне» Петра Третьего и убитого заговорщиками Павла Первого. Из всех же женщин-самодержиц одна Екатерина Великая по-настоящему знала свою армию, заботливо подбирала командный состав и могла с пользой ставить задачи и давать достойные советы.

В годы её правления прусский посланник Сольмс с тревогой доносил своему королю о том, что все войны Екатерины Великой ведутся русскими умом. Александр, обещавший, что всё теперь будет как при бабушке, из русских на первые роли взял только Кутузова, да и то, присоединившись к его штабу, всячески мешал и вносил путаницу в дела. Остальные же — Беннигсен, Буксгевден, Эссен и прочие не были носителями русских традиций, заложенных Румянцевым, Потёмкиным и Суворовым.

Столь желанным для Александра его «военным подвигам» предшествовал случай, который можно было бы расценить дурным предзнаменованием. Князь Чарторыжский из кожи лез вон, чтобы роскошно встретить в Пулаве «спасителя польского королевства». Но он проглядел Императора. Тот явился в ночь на 18 сентября во дворец, весь забрызганный грязью, в сопровождении еврея, освещавшего дорогу фонарём. Оказалось, что австрийские проводники Императора заблудились, а коляска его, налетев на пень или корягу, разломалась. К его счастью мимо проезжал обыватель, который вёз из города бочку с нечистотами. Он и вызвался проводить Императора ко дворцу лесными тропами.

Утром к Императору явились родители Чарторыжского, чтобы поблагодарить за оказанную честь, на что тот возразил, «что он им ещё более обязан, так как они дали ему лучшего друга в жизни». А этот друг уже втянул и Александра, и всю Россию в большую беду.

Началось время парадов и смотров, проводимых с одной целью — покрасоваться перед войсками и народом. Утром — яркий военный мундир, после обеда — роскошное статское платье, и так каждый день: балы и смотры, смотры и балы.

Чарторыжский делал всё, чтобы пребывание Императора в Польше стало памятным, чтобы его державный друг проникся духом народа, который решил защищать.

Польша, воодушевлённая пребыванием красавца Императора во главе могучей армии, готова была вся подняться против Пруссии. В польских областях, отторгнутых Пруссией, усиливалось брожение, на базарах торговки открыто говорили прусским полицейским: «Ваша власть заканчивается, вот уже скоро придут русские и вас выгонят».

Чарторыжский, умело проводя свои интриги в пользу Польши, добился того, что Австрия согласилась возвратить польские территории в обмен на территории прусские, которые должны быть захвачены для сей цели русскими войсками.

Английские политики тоже готовы были к тому, чтобы силой оружия принудить Пруссию к вступлению в коалицию против Наполеона. Своих солдат, правда, Лондон посылать не собирался, но Императору Александру рекомендовал вести боевые действия с Пруссией решительно. Но Император все ещё колебался, окончательно не выбрав, на какую из кровавых плах швырнуть «русское пушечное мясо».

Памятуя о прелестях прусской королевы, он склонялся к тому, чтобы в угоду ей пойти против агрессивных устремлений своего друга Адама. В те дни он взвешивал не интересы России, а свои чувства — сердечные к прусской королеве и дружеские — к Чарторыжскому?

А русские солдаты ожидали решения Императора, за которое из его чувств им предстоит умирать, повинуясь воле монаршей.

На переговоры с прусским королем Император направил князя Долгорукова, который был, также как и Чарторыжский, его любимцем, но придерживался явно противоположных взглядов, нежели Адам.

Сердечные страсти победили, и 4 октября 1805 года Император объявил о решении идти не в Варшаву, а в Берлин. Вскоре прусский король мог любоваться «скромными и благоговейными ухаживаниями» русского Императора за прусской королевой.

Адам Чарторыжский, убитый горем, оплакивавший несбывшиеся планы по восстановлению Польши с помощью русских штыков, лишился былого влияния, а русские генералы по приказу Александра спешно уничтожали все бумаги, в которых содержались какие-либо планы против Пруссии. Тому способствовал и князь Долгоруков, продолжавший ещё более дерзко обличать предательские замыслы министра-поляка.

А между тем, жиденький, лживый союз против Наполеона уже потерпел первую свою неудачу. Большая часть армии австрийского генерала Макка во главе с командующим сдалась в плен под Ульмом, едва перед нею появился Наполеон.

Французы развернули наступление на Вену, а Русский Император, прежде чем поспешить к армии, решил совершить обряд юродства, попрать память предков. С особой печалью заявил он на прощальном обеде, что скорый отъезд не даёт ему возможности поклониться останкам великого Фридриха. «На это хватит времени!» — с восторгом провозгласил прусский король. В 11 часов Александр, прусский король и прусская королева Луиза в торжественном молчании встали из-за стола и при свете свечей спустились в склеп. Александр пал на колени, пролил слезы, поцеловал усыпальницу напавшего на Россию в середине XVIII века и побитого Петром Семеновичем Салтыковым «великого» прусского полководца. Затем он со слезами умиления поклялся прусской королеве и отчасти её супругу в честной дружбе, ради которой не пожалеет крови русских солдат.

И вот Император, возомнивший себя великим полководцем, с решительным видом выехал к войскам, чтоб наказать ненавистного ему дерзкого Бонапартишку.

Великая Россия! Могучая Россия! Многострадальная Россия! Были ли нужны тебе поля под Аустерлицем, обильно политые кровью и усыпанные телами русских крестьянских и казачьих сынов, одетых в военную форму, нужны ли эти поля их матерям и вдовам, осиротевшим в русских селениях?

Австрийцам не нужны были те поля. Они предпочли сохранить свои жизни путём предательства русских. Они сдались на милость победителей. И даже после такого предательства, после такого позора союзников эти поля почему-то очень понадобились Императору Александру. Отчего же он не последовал примеру Павла Первого, который, убедившись в лживости и предательстве австрийцев, немедленно прекратил с ними союз и возвратил свои войска в Россию?

Нужна ли была та война России, если даже Император долго не мог решить, с кем же воевать и за кого: вместе с поляками против пруссаков или вместе с пруссаками против Наполеона. Главное — воевать, обрести славу полководца, возвыситься над всеми, быть впереди, утоляя тщеславие и честолюбие… А дерево гордыни становилось с каждым шагом все более сухим…

Австрийцы, «поджав хвосты», бежали опрометью перед французами, без сожаления отдав даже свою прекрасную столицу Вену, затем, освободив без выстрела мост через Дунай, облегчили тем самым и без того легкий победный марш наполеоновских войск.

Генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский, сделавший описание всех войн с Наполеоном, так рассказал об этом событии, которое можно было бы назвать смешным, когда б не стало оно горьким: «Мюрат и Ланн пришли в Вену, где вовсе не было австрийских войск. Не останавливаясь ни на минуту в городе, они обратились прямо к мосту, в виду коего на левом берегу Дуная расположен был венский гарнизон под начальством князя Ауэрсберга, имевшего повеление взорвать мост и потом оборонять переправу.

У самого моста, покрытого удобозагорающимися веществами, стояла пушка для сигнального выстрела к зажиганию моста; подле неё был офицер с курившимся фитилем. Распорядившись таким образом исполнить возложенное на него поручение, князь Ауэрсберг ожидал появления французов для приказания взорвать мост. Вдруг прискакали к противоположному берегу Дуная Мюрат и Ланн с несколькими всадниками и, махая платками, въехали на мост, честью уверяя в заключении с императором Франции перемирия.

«Не имея больше враждебных намерений против австрийцев, — говорили они, — мы идём искать русских и требуем свободного перехода через мост».

Князь Ауэрсберг вступил в разговор с ними и, не сомневаясь в справедливости слов и клятвах Мюрата и Ланна, расспрашивал их о подробностях мнимого перемирия, а между тем появились французские колонны и бегом устремились на мост.

Смущённый внезапностью их появления и доверяя честному слову, князь Ауэрсберг отступил от дунайского берега и обратился на дорогу в Брюнн».

Добровольная сдача австрийцев в плен, оставление Вены, потеря моста — всё это поставило русскую армию в критическое положение. Однако Кутузов, действуя решительно, нанёс серьёзное поражение французам в конце октября под Кремсом, положив более 6 тысяч неприятельских солдат и захватив 5 пушек и много другого оружия.

Мортье вынужден был отступить, дав свободу действий русским войскам, брошенным союзниками и столь нуждающимся в подобной передышке. Значение этой победы велико потому, что впервые после Суворова французам был дан серьёзный отпор и доказано, что прошла пора лёгких побед, что перед ними теперь достойный, серьёзный и сильный противник.

А.И. Михайловский-Данилевский писал: «Кремсское сражение впервые явило решительную поверхность над войсками Наполеона».

Между тем Кутузову пришлось совершить тяжелый и опасный марш на соединение с корпусом Буксгевдена. Арьергардом русской армии, постоянно сдерживающим напирающего противника, командовал молодой генерал князь Петр Иванович Багратион.

Нелегко пришлось ему у местечка Шенграбен, где он, давая основным силами выйти из-под удара французов, оказался окружённым сорокатысячной группировкой врага. После тяжелого боя Багратион вырвался из окружения, нанеся неприятелю серьёзный урон. Там он впервые обратил на себя внимание французских военачальников.