Бездна Челленджера

Нил Шустерман, 2015

Кейдену Босху – пятнадцать, он отличник, а еще замечательный художник. В последнее время он все чаще бродит по городу наедине со своими мыслями. Друзья и семья замечают, что он стал каким-то растерянным и задумчивым. Кейден много рисует, рисует что-то чересчур странное и непонятное. А еще ему кажется, что одноклассник хочет его убить… В то же время Кейден путешествует на огромном корабле. Его миссия – добыть несметные сокровища в Бездне Челленджера. Только вот в настоящем мире Бездна Челленджера – это бездна безумия, в которую Кейден с каждым днем погружается все глубже. Нил Шустерман написал очень личную книгу, в которой пытается разобраться с тем, каково это – «плыть темными, непредсказуемыми водами душевной болезни».

23. Восемь с половиной секунд

В конце первого дня нашего лас-вегасского безумия родители немного пьяны.

Спор о том, кто больше проиграл, закончен. Они решили стать выше этого. В буквальном смысле.

Дело в том, что в каждом отеле Вегаса есть своя фишка, а самая большая фишка на весь город — Стратосферная башня, в которой, по слухам, сто тринадцать этажей, хотя, подозреваю, они измеряют этажи в лас-вегасских сантиметрах, способных меняться в размерах по прихоти рекламщиков. И все же ее круглая стеклянная корона, венчающая длинный гладкий бетонный шпиль, выглядит впечатляюще. Лифтер утверждает, что тут самый быстрый лифт западной цивилизации. В этом городе все помешаны на лифтах!

В четырехэтажной короне расположены вращающийся ресторан и бар с живой музыкой. Посетители сидят в красных бархатных креслах и потягивают отсвечивающие неоном коктейли, от которых, кажется, исходит радиация. А еще здесь оборудовано что-то вроде парка развлечений. Один из аттракционов предлагает вам прицепиться к тросу и пролететь сто восемь этажей практически в свободном падении, не прихватив с собой вниз даже матраса. Зато с вами едет камера и записывает вашу предполагаемую попытку самоубийства, чтобы вы могли потом заново пережить эти восемь с половиной секунд в уюте и безопасности своей гостиной.

— Как вы на это смотрите? — спрашивает папа. — И очереди нет!

Сначала мне кажется, что это шутка, но у него слишком блестят глаза. Папа редко напивается, но уж тогда он становится ходячей рекламой любых бредовых идей.

— Нет, спасибо, — отвечаю я и пытаюсь незаметно убраться подальше, но папа хватает меня и заявляет, что это надо сделать всей семьей. У него даже скидочные купоны есть. Два по цене одного. Четыре по цене двух. Такая выгода!

— Расслабься, Кейден! — призывает отец. — Отдайся вселенной! — Мой папа не застал лихих шестидесятых, но выпивка превращает его из добропорядочного республиканца в дорвавшегося до Вудстока^[3] хиппи. — Чего ты боишься? Это же абсолютно безопасно!

Прямо перед нами кто-то в синем комбинезоне и страховочном поясе прыгает в пустоту и пропадает внизу. Люди аплодируют, а у меня начинают неметь пальцы.

— Интересно, кто-нибудь разбивался? — спрашивает у инструкторов какой-то бледный придурок с неоновым коктейлем и гогочет со своими тупыми друзьями. — Заплатил бы, чтобы на это поглядеть!

— Или мы прыгаем всей семьей, или не прыгает никто, — объявляет папа. Маккензи тут же начинает действовать мне на нервы и жаловаться, что я всегда отравляю ей жизнь. Мама только хихикает, потому что от нескольких порций «маргариты» она становится двенадцатилеткой в сорокалетнем теле.

— Давай, Кейден, — не отстает папа. — Живи настоящим, парень! Ты будешь помнить это до конца жизни!

Ага. Все восемь с половиной секунд.

Я сдаюсь, потому что их трое на одного. Я встречаюсь с папой взглядом и вдруг вижу: у него такие же глаза, как у того ненормального разносчика рекламы, который хотел поджечь нашу гостиницу. Что я знаю о своем отце? А что, если он состоит в каком-нибудь тайном обществе? А что, если вся моя жизнь была такой же подделкой, как местная пародия на Венецию, а на самом деле все затевалось, чтобы заманить меня сюда и столкнуть с небоскреба? Кто эти люди? И хотя часть моего сознания знает, как глупо все это звучит, другая все равно подкармливает эти ужасные «А что, если?». Та самая часть меня, которая всегда заглядывает под кровать в поисках монстров после хорошего ужастика.

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, нас уже одели в синие комбинезоны, и мы стоим на мостике, будто экипаж космонавтов, и вот уже сестра прыгает первой, чтобы показать, кто самая храбрая девочка на этой планете, а потом к тросу прицепляют маму, и она летит, и ее хихиканье перерастает в стремительно удаляющийся визг, и вот уже папа стоит за моей спиной, чтобы я прыгал перед ним, потому что мы оба знаем, что иначе я спущусь на лифте.

— Вот увидишь, будет забавно, — говорит он.

Но ничего забавного не будет, потому что то крошечное облачко безумия, которое находит на меня, когда я ищу монстров под кроватью, разрослось, застлало мне мозг и простирает надо мной свои крылья, как ангел смерти над первенцами египетскими^[4].

Сквозь стеклянную стенку Стратосферной короны с интересом смотрят хорошо одетые люди, жующие улиток и попивающие радиоактивные жидкости, и я вдруг понимаю, что вхожу в развлекательную программу. Как в цирке, все в глубине души надеются, что кого-то расплющит.

Мой страх — не просто бабочки в животе. Не выброс адреналина на вершине американских горок. Я точно — совершенно точно — знаю: они только притворяются, что цепляют меня к тросу. Что я непременно на огромной скорости впечатаюсь в асфальт. Правду можно прочесть в их глазах. Осознание этого убивает меня куда мучительнее, чем убило бы падение, так что я прыгаю, просто чтобы все закончилось.

Я кричу, кричу и лечу в бездонную пропасть, которая просто не может мне мерещиться, — и все-таки через восемь с половиной секунд мой полет замедляется и меня ловят у подножия башни. То, что я еще жив, настолько удивительно, что меня всего трясет. Летящего следом за мной папу по пути тошнит — единственная моя победа за вечер, — но меня все равно не покидает невыносимое чувство, что я все еще стою на краю чего-то немыслимого и оно вот-вот засосет меня, как черная дыра.

Примечания

3

Знаменитый рок-фестиваль, прошедший с 15 по 18 августа 1969 года.

4

Одна из десяти казней, описанных в Пятикнижии — десяти бедствий, которые Господь послал на Египет, чтобы убедить фараона отпустить евреев из рабства.