Вилли

Нина Дашевская (2024)

Детство — время, когда в жизни появляется что-нибудь волшебное. У кого-то — говорящий велосипед, у кого-то — заброшенная великанская деревня, у кого-то — подружка, очень-очень высокая девочка, которая печёт самое вкусное печенье. Вот и у Севки, героя повести Нины Дашевской «Вилли», всё это есть. Он, как и все дети, мечтает о настоящей дружбе, верит в чудеса, и они с ним обязательно случаются. То есть, конечно, случаются с ним не только чудеса, но Севка никогда не унывает. Он уверен: в итоге волшебство всегда берёт верх над любыми неурядицами! Особенно если рядом велосипед по имени Вилли. Нина Дашевская — музыкант и писатель, лауреат Диплома Почётного списка IBBY (Международного совета по детской книге) 2020 года, дважды лауреат Всероссийского конкурса «Книгуру», а повесть «Вилли» в 2014 году повесть стала лауреатом премии В. Крапивина. Это издание всеми любимой книги — особенное. Сказочная повесть «Вилли» переведена на несколько иностранных языков и в Италии вышла с иллюстрациями художницы Лукреции (Lucrezia Buganè). Они так нам понравились, что мы решили: пусть у нас будет одновременно два издания «Вилли» — с иллюстрациями Евгении Двоскиной и с иллюстрациями Лукреции. Это же прекрасно — когда есть выбор.

Августина Блюм

— А знаешь, я сначала принял тебя за мальчишку!

— Многие так думают, — пожала она плечом. — Но представь, что я нацеплю какое-нибудь платье! Или отращу длинные волосы. Скажи, кошмар?

Я попытался представить. Да, получалась какая-то нелепость.

Мы сидели на тёплых деревянных ступенях кухни. Втроём — Августина, Вилли и я. То есть, конечно, Вилли не сидел, но он был с нами, а это то же самое. Августина угощала меня своим печеньем, оно и правда было сумасшедше вкусным.

В общем, не так уж и плохо, что она девчонка. Правда, девчонка, которая печёт волшебное печенье с изюмом и корицей, — это куда обыкновенней, чем мальчишка. Но необычного в ней было и так хоть отбавляй. Взять хотя бы говорящий велосипед!

— Скажи, а как твоё имя будет полностью? — спросила вдруг она.

И откуда она знает?.. Никто раньше не спрашивал. Севка и Севка. Моё полное имя мне велико, и я путаюсь в нём, как в папином пальто.

— Зачем тебе? Севка, и всё.

— Нет, скажи, — упрямо произнесла она.

— Ладно. Понимаешь… Мои родители. Всё дело в них. Папа решил, что раз у меня такая обычная фамилия, Воробьёв, значит, имя должно быть особенное. И ещё они с мамой очень любят старую музыку. И больше всего — одного композитора, мама постоянно слушает пластинку.

— Какого это — старого? Сто лет?

— Нет, намного, намного старше.

— Ну, не может быть. Тогда ведь не было пластинок!

Я задумался. Правда ведь, не было. Но это очень старая музыка, точно. Мама говорила, ей три сотни лет, хотя это даже невозможно представить.

— Я спрошу. Но этот композитор ходил в парике, как в старину. И у него было два имени.

— Целых два? Наверное, хороший композитор. Раз заслужил два имени.

— Я не знаю… Не знаю, почему два. — Я решил больше не тянуть и покончить с этим: — Но вот второе из них досталось мне. В общем, меня зовут Себастьян. И я совершенно в этом не виноват.

— Себастьян, — повторила Августина Блюм. — Какое красивое. Серебристое имя.

— Как это — серебристое? — не понял я.

— Похоже на серебристый колокольчик. Все имена цветные. Ты не знал?

— Нет…

— Се-бас-тьян, — повторила она тихонько, и моё имя впервые не показалось мне таким ужасным. — Можно я иногда буду звать тебя так?

— Как хочешь, — пожал я плечами. — А вот твоё имя — Августина, — оно какого цвета?

Я никак не думал, что она ответит. Но она сразу сказала:

— Оранжевое. Августина — жёлто-оранжевое, как осенние листья. И шуршит. Слышишь?

— Августина, — повторил я шёпотом. — И правда оранжевое! Красиво. Хорошо, что у тебя такое необычное имя. А Вилли? Какого он цвета? Тоже оранжевый? — спросил я. Наверное, потому, что сам Вилли был ярко-рыжим.

— Нет, имя Вилли — цвета неба. Цвета бесконечной свободы. Вилли! Слышишь — полетело…

Вилли смущённо хмыкнул, а потом спросил, чтобы перевести разговор:

— А Севка? Какого цвета, по-твоему?

— Севка — зелёное, — ответила она уверенно. — Зелёное, как трава.

* * *

Я выпил вторую чашку чая, но уходить не хотелось. Как-то странно будет — уйти и оставить её тут совсем одну.

— Скажи, а почему ты отдаёшь Вилли?

— Ну как же, — ответила она, — видишь? — И она вытянула вперёд свои длинные руки. Они высовывались из зелёных рукавов чуть не до локтя. Да и джинсы были ей коротки: из кроссовок торчали ноги в ярких полосатых носках. — Ничего не могу с этим поделать, — объяснила она, — я слишком быстро расту. Мне прописывали специальные таблетки и даже уколы. Всё равно расту, будто кто тянет меня с неба за уши!.. И вот, видишь, я совершенно не помещаюсь на Вилли. Коленки цепляют руль. Ну и ему, конечно, тяжело…

— Да нормально. Скажешь тоже — тяжело. Богатырь нашёлся, — сказал Вилли. — Ты весишь почти ноль. Но коленки, конечно, — это да. Не погоняешь.

Я впервые видел человека, который переживает из-за своей вышины. Ведь мне всегда казалось: чем выше, тем лучше! Но на всякий случай я кивнул и спросил:

— И что же ты будешь делать дальше?

— Не знаю… Для начала придётся купить взрослый велосипед. Самый большой, какой есть в городе. А потом…

— Что — «потом»? — не понял я. — Так и будешь на нём ездить, на взрослом!

— Ты не понимаешь, — покачала она головой, — с моими темпами роста… Вот скажи, сколько тебе лет?

— Ну, десять, — честно ответил я и пожал плечами. С одной стороны, не так уж и много. С другой — многие принимают меня за первоклашку, так что пусть знает.

— Понятно, — хмыкнула она. — Десять.

А потом выпрямилась, вытянулась во весь свой рост и упёрлась лбом в раму над дверью. Чтобы зайти на кухню, ей приходилось наклонять голову.

— А мне — одиннадцать. Представляешь?!

Одиннадцать! Только тут до меня дошло. Она старше меня всего на год, а выше — ровно в два раза. Августина Блюм была просто великанской девочкой. Пожалуй, это не так уж прекрасно. Бедная, бедная Августина Блюм!

— Ещё года два поезжу, а потом — всё, никаких велосипедов. Не помещусь.

— А как же ты ходишь в школу? — спросил я. — Тебе, наверное, ужасно неудобно сидеть за обычной партой…

— Не хожу я ни в какую школу, — отмахнулась Августина Блюм. — Дел у меня других больше нет!

— Как это?! — поразился я.

— Ну чего мне эта школа… Все смотрят. Я там как жираф, как телевышка. И вообще… Уже сейчас на улице оборачиваются. Я это ненавижу. А дальше что будет?.. И знаешь, спокойно без всякой школы можно обойтись.

— А твои родители… Они что, разрешают тебе не ходить?

— Ну, по правде говоря, нет, — ответила она. — Но я их не очень-то спрашиваю. Их же всё равно никогда нет.

— Как это нет? — испугался я.

— Обыкновенно. На гастролях всё время. Они у меня актёры, — объяснила она.

— Ух ты! Настоящие актёры! — поразился я. — Вот здорово!

— Ничего не здорово, — отмахнулась она. — Всё ездят и ездят. Вот если бы в нашем городе был театр… А так — никогда их нет.

— Подожди, а как же ты? Ты с кем живёшь вообще?

— Ни с кем, — улыбнулась Августина. — Я люблю одна.

— Ничего себе — «одна»! — обиделся Вилли. — Скажешь тоже!

— Ну прости. Конечно, с тобой. Но теперь… Вот теперь буду одна, — вздохнула она.

Как это… Я совершенно не мог себе этого представить. Да, мой папа тоже часто уезжает на работу на неделю, иногда даже на месяц. И тогда мы с мамой остаёмся одни. Но с мамой же! А Августина — она ведь только выглядит большой, а на самом деле…

— Я вот что хотел спросить, — вмешался Вилли. — Мы что вообще, вот так и будем, да? Здесь торчать? Болтать, там, до вечера, да? Совсем уже! Поедем-то когда? А?

— Ой, да, — опомнилась Августина, — ты ведь давно ждёшь! Давай, Севка. Попробуй хотя бы.

Пришлось признаться, отступать-то некуда:

— Понимаешь… Понимаешь, я не умею.

— Не умеешь чего? — не поняла сначала Августина.

— Кататься… Не умею ездить на велосипеде, — объяснил я и отчаянно покраснел. — Понимаешь?

— Нет, — помотала она головой. — Тебе ведь целых десять лет. И ты не умеешь ездить?

— Ну, я не виноват, — стал оправдываться я. — У меня ведь никогда не было велосипеда.

— А, тогда извини, конечно. Но ты всё равно умеешь. Просто не пробовал.

— Ерунда, — поддержал её Вилли. — Этого нельзя не уметь.

— Не бойся, — подбодрила меня Августина, — это же Вилли! С ним не страшно.

Я положил руки на руль. Первый раз в жизни — на руль моего велосипеда.

И мы пошли на дорожку. Впереди — Августина. А за ней — мы с Вилли.

— Я держу, не бойся! — сказала Августина, а Вилли её перебил:

— Не надо, не держи. Я сам.

Я пока ещё не понял, что это значит. Но уже неловко взобрался на седло. Августина уже опустила его как можно ниже, под мой рост. Я поставил ноги на педали и вцепился в руль.

— Чего хватаешься, — обиделся Вилли, — его держат, а он хватается! Совсем уже. Да не бойся ты так, не свалишься!

И правда: Августина отпустила велосипед, а Вилли стоял как вкопанный!

Я немного ослабил хватку и даже погладил руль большими пальцами. Совсем не страшно, если так просто. Сидишь как на заборе. Я слегка нажал ногой на педаль. Совсем чуть-чуть, просто попробовал. Вилли качнулся.

— Ну давай же, давай! Чего ты? Кататься!

Я нажал посильнее. Песчинки скрипнули под колесом. И другой ногой. И…

Как объяснить вот это? Когда едешь сам?!

Конечно, Вилли помогал мне. Это было так странно: он совершенно не собирался никуда падать. Хотя я поначалу и вертел бестолково рулём в разные стороны.

Мы ехали по дорожке мимо сиреневых кустов, мимо заборов, мимо речки, забрались на мостик, переехали его («Та-да-да-да-да-да-да-дам», — сказали нам доски!), мимо колокольни, мимо…

— Ну, как тебе? — спросил меня Вилли.

— Ух! Здорово… Спасибо, ты хорошо меня держишь.

— Я? — хмыкнул Вилли. — Ничего я не держу. Ты давно уже сам едешь.

От неожиданности я дёрнул руль и тут же шлёпнулся на дорожку. Мелкие камешки больно впились в локоть. А Вилли только весело крутил в воздухе колесом.

— Что же ты? — обиделся я.

— Ничего, — засмеялся он, — не упадёшь — не научишься!

Подбежала длинноногая Августина Блюм:

— Ты как? Нормально всё?

— Вроде да, — ответил я, обиженно отряхивая джинсы.

— А, ну тогда ладно. Вставай, — спокойно сказала она и повторила Виллины слова: — Не упадёшь — не научишься. Это он тебя ещё поначалу пожалел. А я ведь по-настоящему училась.

— Просто очень хотелось. Поехать, поехать побыстрее уже хотелось! Понимаете? — объяснил Вилли.

— Ладно, — сказала она. — Раз всё в порядке у вас, то проваливайте уже. Терпеть не могу прощаться.

Глаза её блестели. Она подняла голову к солнцу, чтобы я не видел. Я потрогал её за локоть.

— Слушай, мы будем приезжать к тебе.

— Печенье понравилось? — хмыкнула она.

— Августина… Знаешь что? — сказал я.

— Чего тебе ещё? Давайте уже, хватит. Валите оба.

— Ты очень красивая, — сказал я и нажал на педали. Мы летели непонятно куда, главное — не оглядываться.

Никогда никому не говорил такого. Но она ведь и правда очень красивая. И совершенно не похожа на мальчишку.

* * *

Вечером я сказал дома:

— Знаешь, мам, а у меня появился велосипед.

— Да, конечно, — ответила мама. — И у него семнадцать колёс.

— Нет, — удивился я, — зачем семнадцать? Только два…

— Странно, — удивилась в свою очередь мама.

— Ничего странного, — ответил я и добавил: — Его зовут Вилли.

— А, ну конечно, — сказала мама. — Тогда всё понятно.