Дети войны

Нина Рябова, 2022

Детство было трудным, но светлым и чистым. Мальчишки и девчонки жили надеждами. Не были нытиками, ни на что не жаловались. Ни у кого не было отцов. Им были понятны сельские предания, простая, напевная речь бабушек. Детские впечатления определили всю дальнейшую жизнь. Книга помогает понять пути формирования творческой личности, сохранить память о ценностях и традициях, которые свойственны простым русским людям.

Жители нашей деревни

Какие же они — живущие рядом с нами люди?..

Наши соседи, прежде всего.

Дуня Кабалина. Иногда её называли Евдокией. Но чаще — просто Дуней. Или Дуней Мишиной. Нет, это не фамилия. Миша — это её погибший в войну муж. В деревне была ещё одна Дуня. И тоже по имени мужа звали — Дуня Сёмина.

Дуня Кабалина была небольшого роста, всегда в белом платочке, в чистом фартуке. Лицо красивое, глаза большие, голубые, как весеннее небо. Говорила она тихо, почти шёпотом, улыбалась как-то загадочно.

— Ираида, — обращалась она к нашей бабушке. — Радость-то какая: старший сынок приходил ночью.

— Ой, конечно, это радость, пришёл к матери. Ты так ждала, молилась. Думала невесть что. А в деревне-то судачили: и в живых нет, и в тюрьме… Радость, конечно, радость.

— И пообещался снова приехать, купить материи на юбку. А я попросила крендельков маленьких. Вот мы уж с тобой попьём тогда чайку!

— Ой, попьём, Дуня, попьём.

Она стала приходить к нам каждый день, улыбалась, говорила всегда одно и то же:

— Вот приедет сынок…

Но сын не приезжал. И снова молва прокатилась по деревне: нет больше сына у Дуни Мишиной. А она его, свою кровиночку, очень ждала. Перестала спать, есть, заболела. Ничто её не радовало. Она по-прежнему приходила к нам, но голос звучал ещё тише, слёз больше уже не скрывала.

— Ой, Ираида, Ираида… Видимо, не дождаться мне своего сыночка. Не дождаться…

Но однажды глубокой ночью Дуня услышала робкие шаги. Поднимались по звезду^[1], шли близко к краю.

— Господи, хоть бы не упал сынок! Перил уже нет, ремонтировать некому. Откуда ему знать, что всё приходит в негодность, ветшает, везде требуются мужские руки…

То, что это шёл он, её сынок, Дуня не сомневалась. Да и кто к ней придёт в глухую ночь?

Она тихо встала, взяла огарок свечки, отворила дверь.

Никого не было.

— Да, поблазнило^[2]…

Ушла в избу, села на лавку, перекрестилась.

Невольно вспомнилась прежняя жизнь. Их большой дом, перёд — так называли переднюю избу, сеновал, а в задах — зимовка. Зимовка тёплая. Решили ещё подремонтировать. Раскатали. Но не успели ничего сделать. Убрали сеновал… А зачем? Мужикам, конечно, было виднее. Откуда было знать, что ничего не успеют?.. Помешает война.

Смешно сказать, в переднюю избу не было крылечка. Передвинули въезд на сеновал к передней избе. Лошадь поднималась с возом по нему — широкий, с удобными для неё брёвнами. А нам зачем? Не перешагнёшь, а ведь ещё и дети ходили. Отпилили, оставили узкую дорожку. Назвали крылечком. А проще — звезд.

И зачем это я? Пусть будет «звес», но очень уж неудобно ходить.

Она снова услышала шаги.

— Сынок! — простонала.

— Это я, — ответили за воротами, — монашка.

Дуня знала, что её родственница жила в монастыре. Но монастыри, говорили, позакрывали, а одну обитель даже затопили. И все монашки погибли.

— А вдруг?..

Она рывком открыла ворота, и к ногам её упала женщина — маленькая, тщедушная, одетая во всё черное, похожая на девочку-подростка.

Обеим стало плохо. От неожиданности, от ночной темноты, от жуткого страха…

Рано утром Дуня пришла к нам. Мамы дома уже не было, она уходила ни свет ни заря на колхозный двор. Бабушка Ираида складывала дрова в печь, она затопляла всегда очень рано. Я, ребёнок, спала на примостах^[3], из открытой двери потянуло холодом, и я проснулась.

Дуня устало повалилась на лежанку, плечи вздрагивали, она не могла справиться с волнением.

— Ираида… Ираида… Горе-то какое!.. Ночью-то сегодня что случилось… Пришла… (Дуня шёпотом назвала имя…) Совершенно раздетая, в какой-то ветродуйке^[4], в башмаках на босу ногу. Юбка чёрная, длинная, да что толку — вся рваная. Говорит, скитались они, церковь затопили. Подружки её, монашенки, погибли. Рассказывает, что и людей, которые им помогали, арестовывали. Ей идти некуда, поживёт у нас… И что за время такое настало, прятаться надо… Может, и сынок мой так же скитается…

Бабушка обняла плачущую женщину, дала водички. Ни о чём не расспрашивала, только и могла сказать:

— Ох, тимнёшеньки! Дуня… Мы ничего никому не расскажем. Галина наша умница… Поможем, молочка дадим, у меня есть одно яичко, берегла на чёрный день… Девчонка спит, она ещё мала, ничего не поняла. Проснётся — скажем, что говорить ничего и никому нельзя. Зиму только бы пережить… Холода наступают, а одежонки, говоришь, нет?.. И у нас нет… Ох, тимнёшеньки… Ох, тимнёшеньки…

Дуне лучше не становилось, болезнь брала своё. В их дом потянулись соседи, говорили, надо проститься, попросить прощения. Монашке как-то удавалось скрывать своё присутствие.

Но однажды глухой ночью вспыхнул свет в их окнах.

— Кажется, зажгли трёхлинейку^[5]. И где только взяли керосина… И зачем?.. Может, Дуни не стало, — волновались моя мама и бабушка Ираида.

Выглянули в окно и вмиг отпрянули: по звезду спускалась монашка — в единственной чёрной длинной ветхой юбке, в тяжёлых башмаках, в накинутой ветродуйке… Позади неё шли трое мужчин…

Выпавший утром снег замёл их следы.

В эту ночь не стало и нашей красивой соседки с голубыми, как небо, глазами. Не выдержало сердце. А вечером того же дня подвода увозила и мою сверстницу Лиду, дочку Евдокии Кабалиной, в детский дом.

Так открывала жизнь тайны «самой весёлой, беззаботной» маленькой деревеньки Алфёровской Михайловского сельсовета Харовского района Вологодской области.

Лида Кабалина была помещена в детский дом в Шуе Ивановской области. Работала ткачихой в городе Иваново. Потом её следы затерялись.

Сыновья Евдокии Кабалиной:

Кабалин Владимир Михайлович (1923-18.04.1942), рядовой, погиб.

Кабалин Фёдор Михайлович (1926 — июль 1944) пропал без вести.

О муже, Кабалине Михаиле Ивановиче, ничего не известно.

Семьи, жившей рядом с нами, не стало. Унесла война.

Леушинский Иоанно-Предтеченский монастырь был основан в 1875 году под Череповцом.

В 1916 году в монастыре жило 460 насельниц, православных женщин.

В 1931 году монастырь был закрыт.

В 1941 году территория монастыря была затоплена.

2019 г.

Примечания

1

Звезд — накат из брёвен, по нему в прежние времена поднимались в дом лошади с возом сена. Вообще был ВЪЕЗД. Но со временем, когда не стало лошадей, больших сеновалов, сохранились лишь остатки этих деревянных въездов, их стали называть ЗВЕС, «На звизде сидили», — говорили старушки (Харовский диалект. — Прим. автора).

2

Поблазнило (диал.) — показалось.

3

Примосты — скамейка, приставленная к лавке вдоль стены; место, где стелили постель.

4

Ветродуйка — лёгкая одежонка без подкладки.

5

Трёхлинейка — керосиновая лампа с маленьким фитилём.