Записки штурмана

Норман Райт

Молодой Батчер Додсон отправляется в опасное путешествие на пиратском корабле среди самых отъявленных разбойников. Впереди его ждет сложный, долгий путь. Но вопреки всему, Батчер должен остаться человеком, даже если весь экипаж настроен против, а глаза не верят в происходящее.

Глава 2

Трюмные крысы

Поцелуи Маргарет были мокрыми от слез, когда ранним утром, мы прощались в саду. Она была так прекрасна. Я не выдержал, и снова взял ее на скамье под яблоней, где так любила читать моя усопшая тетушка. Мне казалось, что я больше никогда не смогу насладиться своей супругой, поэтому хотел выпить ее всю.

Затем, когда наша мимолетная близость внезапно оборвалась, я поднялся, застегнул брюки и отправился в бухту. Я не мог более находиться с Маргарет, иначе, мне пришлось бы остаться.

Жители только начали просыпаться, но большинство все еще спали. Я спустился вниз по главной улице, мимо грязных лавок, закрытых ставен, мимо домов, фасад которых трескался и обрастал сухими ветвями плюща. Через эти заросли я видел кирпичную кладку. Все дома были старыми, а улицы грязными.

Мне нравилось утро. Это было то время, когда всюду царит тишина и спокойствие. В воздухе не витает запах рыбы, помоев и конского навоза. Лишь туман стелется по земле. Солнце едва коснулось крыш домов, а собаки только вылезли из-под моста и позевывали у крыльца лавки мясника. Они всегда получали угощение от владельца лавки мистера Донована, но иногда и сами становились угощением, когда бездомным алкоголикам нечем было закусить.

Блеклая вывеска цирюльни мистера Альбертсона слегка поскрипывала, когда легкие порывы ветра тревожили ее покой. Ставни дергались, точно за них все пытался заглянуть безликий призрак.

Теперь, когда мои ноги несли меня вниз по этим улицам, где прошло мое детство и которые стали мне так дороги, я мысленно прощался со всем и чувствовал все очень остро.

Проходя мимо похоронного бюро, что стало мне рабочим местом, у меня вдруг возникло желание вернуться туда и оставить свою идею раз и навсегда. Уже к вечеру, я мог заработать моей милой Маргарет на платье, о котором она так мечтала последнее время. Владелец бюро — мистер Питерсон, не был плохим человеком. Он очень уважал меня. Когда многие сидели без денег, я был обеспечен работой. Многие, даже более опытные, просились на мое место, но мистер Питерсон всем отказал.

Я немного постоял у старенькой потертой двери, но войти внутрь так и не решился. Я не смог отказаться от своей мечты — осчастливить Маргарет. Сколько мне потребуется вырыть могил, чтобы заработать на дом? Мне и в жизнь не выкопать столько. Скорее наши с Маргарет легкие сожрет туберкулез, прежде чем мы позволим себе уснуть в сухом новом доме.

И мои ноги понесли меня прочь от похоронного бюро. Мои ноги несли меня туда, где распростерла свои объятия моя зыбкая, неуловимая мечта.

Так или иначе, мой путь пролегал через главную площадь. В это время суток она была пустынна, но кто-то на ней все же находился. Женщина — пожилая, уставшая и плачущая. Она в полном одиночестве сидела у старого эшафота, и, опустив голову в свои ладони, тихо рыдала. Я знал эту женщину, ее звали миссис Элайза Бишоп. Ее двенадцатилетний сын — Патрик, уже вторую неделю подряд гнил в петле. Патрика казнили за воровство и вероятные связи с морскими разбойниками.

Миссис Бишоп услышала шаги и подняла на меня свое залитое слезами, багровое лицо. Наши взгляды встретились, и меня пронзил ужас — миссис Бишоп когда-то преподавала у нас географию, но теперь, она была сама на себя не похожа. Глаза ее источали кровь, оттого что слез в них практически не осталось, седые волосы прилипли к мокрым щекам, зубы женщины почернели и начали выпадать.

Я не смог произнести и слова, потому что очень сильно испугался. Да и что бы я сказал убитой горем женщине? Здесь словами уже не поможешь. Молча прошел я мимо миссис Бишоп, но покидая площадь, я продолжал чувствовать спиной ее взгляд. Это был взгляд человека, чья жизнь закончилась две недели назад, когда толпа требовала повесить мальчонку, что впоследствии и произошло.

С тяжелым сердцем, я миновал площадь.

Всю дорогу до берега, где пришвартовался корабль Говарда Хэтчера, я думал о правильности своего решения. С одной стороны меня грызла совесть, за то, что я оставил семью, с другой — я не мог поступить иначе — я должен заработать денег и навсегда увести возлюбленную из этих мест. Я не мог позволить нашим будущим детям голодать и ходить оборванцами, а впоследствии, и самим стать как их родители.

Мой орган все еще жгло, быть может, от того, что я очень грубо брал Маргарет, там, в саду, но сердце мое, болело сильнее. Душа разрывалась. Вместе с тем, что-то подсказывало мне, что я поступил верно, и однажды, мы будем с улыбкой вспоминать о том, как нам было тяжело.

«Бордвилль», так назывался корабль Говарда, пополнял свои трюмы провизией. Еще издали, я заметил, как две шлюпки метались от стоящего неподалеку от берега корабля на сушу, нагружались провизией и снова возвращались к кораблю.

Мою душу пронзала боль. Сотни игл впивались в сердце! Я все еще не мог поверить, что оставил Маргарет. Я уже соскучился по своей жене и готов был отказаться от этой затеи и вернуться к Маргарет. Вернуться и выкопать хоть сто могил, лишь бы быть рядом с ней. Но не мог. Всего пара месяцев, и мы станем богатыми!

Утро было морозным. Вся бухта серебрилась от инея. Изо рта шел пар, тело знобило. Это от волнения.

Я был крайне взволнован, когда меня переправляли на корабль. На настоящий пиратский корабль! Чем ближе мы подплывали к «Бордвиллю», тем невероятнее он мне казался. Его мачты пронзали небеса, а сидевшие на них матросы, и вовсе казались муравьями, ползающими по соломинке. На волнах, плавно покачивалась гигантская корма корабля, и по своей величине и весу, скорее напоминала многоэтажный дом. На флагштоке развевалось красное полотнище. Я увидел изображенную на нем черную петлю, и припомнил слова своего, теперь уже бывшего, соработника. Он, тогда на кладбище, рассказывал мне о черной петле на красном фоне. Это и был флаг Говарда Хэтчера.

По мере приближения, я все сильнее ощущал запах сырого дерева, плесени и пороха. Вскоре, я благополучно поднялся на палубу. Никогда мне еще не доводилось бывать на корабле. Он покачивался, его мачты еле слышно подпевали бьющимся о скалы волнам, паруса трепетали на ветру.

Работа шла полным ходом. Мимо меня то и дело проносились матросы и все они напевали какую-то пиратскую песню.

Неси свою ношу, веселый пират!

Пока через край, не польется вино!

Ждет твою душу — пламенный ад!

А бренное тело — песчаное дно!

Честно признаться, меня повергла в ужас эта песня. Как и те, кто ее горланил. Это были избитые жизнью и саблями люди. Спины их натружены и сгорблены, брови хмуры, кожа темна и изрезана морщинами. На суше этих матросов можно легко спутать с пьяницами или могильщиками, такими как Хьюго. Но здесь, на корабле, это были матросы, вернее пираты!

В процессе работы, матросы неоднократно упоминали о той туше гвардейца, что засалена в бочке. Говорили, что надолго его бы не хватило, но Говард Хэтчер — самый мудрый и добрый из всех пиратских капитанов, позаботился о своей команде. Хвала и честь Говарду!

Наверное, про человечину, которую пираты уже устали жевать, они, скорее всего, преувеличивали. Но мой компаньон уже упоминал о каннибализме на кораблях.

— Извините, сэр, — обратился я к одному из матросов, что возвращался из трюма, — вы не подскажете, где я могу найти капитана?

Матрос молча махнул в сторону капитанского мостика и сказал, что он у себя. Я поблагодарил моряка и он, тяжело ступая, отправился за следующим бочонком рама. Сердце мое бешено стучало и от волнения едва не выпрыгивало из груди. Настал тот момент, когда я подпишу договор, и если все получится, уже сегодня отправлюсь в море.

Едва я занес кулак над дверью капитанской каюты, как вдруг оттуда донесся вопль:

–… а кишки твои, я разбросаю по всей палубе! Ясно тебе, обезьянья твоя рожа?!

Я, почему-то сразу подумал, что этот вопль слетел с губ Говарда и не ошибся.

— Я вас понимать, — произнес дрожащим голосом кто-то изнутри каюты. — Я забирать эта портовая шлюха и уходить.

— Как раз портовую шлюху ты, нелюдь, оставлять, — сказал Говард. — А сам уходить. Пшел, горилла!

С этими словами, капитан схватил незнакомца и открыл его лбом дверь своей каюты. Тот же час к моим ногам упал черный как уголь мужчина. Скорее всего, этот человек хотел продать капитану куртизанку, но капитан посчитал, что вправе воспользоваться ею бесплатно. Я прочел в глазах темнокожего испуг, лысую макушку покрывали огромные капли пота, мочка его уха была порвана и с нее по шее бежала кровь.

Я хотел помочь несчастному подняться, но он кинулся от меня как от прокаженного, при этом громко крича:

— Гувер уходить! Гувер будет уходить с корабля! Шлюха оставлять для вся команда! Гувер уходить!

Кто-то из матросов еще умудрился дать пинка под зад темнокожему незнакомцу и все проводили его взрывным хохотом. Что-то мне подсказывало, что с таким капитаном я еще натерплюсь.

Я думал, что Говард испытывает лютую неприязнь только лишь к темнокожим, но на тот момент я еще очень плохо знал Говарда. Он испытывал неприязнь не только лишь к тем, которых называл обезьянами, но и в целом ко всем подряд. Он любил только себя. А еще, Говард любил выпить. Много выпить!

— Что тебе нужно, щенок?! — рявкнул на меня капитан, когда я осмелился войти к нему в каюту. Говард уже лежал на кровати, а сверху на нем, восседала женщина, за которую он не посчитал нужным расплатиться. — Кто ты?!

— Извините, сэр, — пробормотал я. — Слышал, вы набираете команду.

— Практически вся моя команда кормит рыб на дне, — ответил мне капитан. — Они были славные парни, но Дэйви Джонс распорядился их судьбами по-своему. Моя команда изрядно потрепалась этими малодушными гвардейцами! Этими гнусными древоточцами! Моллюсками! Поэтому да, мальчишка, я набираю команду.

— Я бы хотел…

— Что ты умеешь? — спросил Говард и я не сразу понял к кому он обратился, ко мне или к восседавшей на нем проститутке. — Чем удивишь меня?

Мне нечем было козырять. Я никогда не ходил по морям и не имел об этом ремесле даже малейшего представления. Поэтому, я сказал капитану, что из меня выйдет неплохой юнга. Для начала.

— Там, на столе, — произнес капитан, — лежит бумага. Впиши туда свою фамилию, напротив нее — свою подпись и проваливай к дьяволу!

Это была первая моя встреча с капитаном Говардом Хэтчером. Если честно, я несколько иначе представлял себе нашу встречу и самого капитана. Да, я был разочарован.

Только вот сбежать с корабля в первый же день, мне не позволили глаза моей Маргарет. Они стояли передо мной и в этих глазах была тоска о хорошей жизни. Маргарет никогда не наедалась. Никогда Маргарет не одевалась в хорошие одежды. Никогда она не наслаждалась запахом парфюма на своей коже. Если я не отправлюсь на этом корабле, под руководством этого капитана, бок о бок с этими зловонными, дикими пиратами в море, то совсем скоро моя дорогая Маргарет будет есть собак.

— Дверь за собою прикрой, — потребовал от меня капитан и я подчинился. Это первый приказ, который поступил мне от моего капитана. Я повиновался и вышел.

Говард остался с женщиной, а я, с головой окунулся в работу.

Пять долгих часов, мы перетаскивали провизию с берега в трюм. Я обливался потом, ноги мои подкашивались. Но ударить лицом в грязь, едва ступив на корабль, я не имел права.

Изнемогая от жажды и усталости, я начинал понимать, кто такие пираты и еще, я понял, что на корабле Говарда, мог оказаться любой, кто пожелает. Зачастую это сброд из преступников, которых на суше ждала лишь виселица, да тех, кто в море провел большую часть своей жизни и ничего кроме вязания узлов не умел. Это касается одного нашего джентльмена, имя которого, вы непременно вскоре узнаете.

Так же я много слышал, что Говард очень богат. Матросы обсуждали его несметные богатства и счета в бесчисленных банках по всей стране. Тем не менее, проститутку он оплачивать не стал. Возможно из-за принципов — не иметь дел с, как выражался Говард обезьяньими рожами, а может и просто из-за отсутствия денег.

Так или иначе, женщину после оказанных ею услуг, Говард приказал выбросить за борт. Матросы сжалились над ней, и осуществили еще один рейс до берега и обратно.

Едва нежные лучи осеннего солнца коснулись покрытой инеем гавани, «Бордвилль» отдал швартовые.

Я крайне смутно представлял, что такое пиратский корабль, и какую таит опасность плавание под столь пугающим флагом. В глубине души я понимал, что смерть для пирата как тень в ясную погоду, она всегда рядом и как не старайся, вступив на этот путь, будь готов в любой момент отправиться на виселицу или умереть куда более мучительной смертью. Так или иначе, пираты состоятельные, но вопрос здесь другой, как пираты тратят свое состояние.

Однажды вечером, когда после работы, мы уставшие сидели в трюме, я примерно осведомился в этом вопросе. Но думаю, это была лишь пустая болтовня. Одно могу сказать с уверенностью, пираты предстали передо мной совершенно в другом обличии.

Вот так, с легкой руки капитана Говарда Хэтчера, (который, как мне показалось, набирая команду, совершенно не отдавал себе отчета), я отправился в море.

В половине по полудню первого дня нашего плавания, Говард появился на капитанском мостике. Он стоял и молча смотрел на нас. Сейчас, при дневном свете, мне было проще его разглядеть, чем там, в окутанной табачным дымом каюте. Капитан был тощий, пожилой мужчина с темной внешностью и густыми черными бровями, выдававшими его вспыльчивый нрав, и как вскоре выяснилось, его скверный характер. Смахивал капитан на старую растрепанную ворону, возмущенную внезапно начавшимся дождем.

На лице Говарда читалось явное омерзение, когда он окинул взором всех собравшихся на палубе матросов, как старослужащих, так и новоиспеченных. Пятьдесят семь человек экипажа в глазах Говарда Хэтчера, как мне показалось, были лишь сбившимися в кучу крысами, голодными и вонючими. Начищенные до блеска сапоги Говарда вряд ли когда-то вступали в дерьмо, а его кортик, что подпирал выглаженный синий кафтан, думаю, и вовсе никогда не был в бою и не орошался кровью врага.

Говард подозвал стоящего рядом с ним пожилого мужчину с волевым подбородком, строгим взглядом и белоснежным париком и что-то сказал ему. Позже я узнал, что это был Бенджамин Хагли. Он занимал пост квартирмейстера и являлся вторым лицом после капитана, чью волю незамедлительно выполнил.

— Капитан приказал, чтобы вы заткнулись! — громко рявкнул Хагли и бубнеж прекратился. Все те, кто был занят пустой болтовней о том, куда потратит свою зарплату, мгновенно превратились в немые надгробные плиты и устремили взор на капитанский мостик. С его высоты нас, в изодранных засаленных одеждах и в грязных истоптанных сапогах оценивали двое тех, чьи камзолы были чисты, а лица не имели ни единого шрама. — Спасибо, джентльмены.

Хагли горделиво поправил свой белоснежный парик и уступил место Говарду. Тот вышел вперед и произнес своим хриплым голосом:

— Добро пожаловать ко мне на службу, новобранцы, и надеюсь, она будет весьма плодовитой. — Под словом «плодовитой», Говард, наверное, имел в виду что мы, будучи кучкой пушечного мяса должны его озолотить и в случае надобности без нотки сомнения распрощаться с жизнью, ибо вряд ли Хэтчер ставил жизнь матросов выше своего благополучия. — Те из вас, кто не желает быть протянутым под килем или погибнуть другой мучительной смертью, не должны нарушать порядок на борту моего корабля. Ясно вам?! — Не дождавшись ответа матросов, капитан добавил: — А теперь перейдем к должностям.

Кто не владел никакими навыками, сегодня же отправились на самые низкие должности. Я отправился в грузовой трюм. Чистить трюм, как вскоре я понял, было одной из самых грязных работ и тех, кто этим занимался, Говард называл трюмные крысы. Нас было трое. Три нищие, оборванные трюмные крысы. Все мы были новобранцами.

После столь неподобающего капитану приветствия, мое сердце сдавила тоска. Я слишком грустил по Маргарет. Сейчас мне как никогда, не хватало ее теплых слов и нежности ее губ. Меня угнетало, что впереди еще было несколько месяцев, в течение которых мне придется выслушивать бранную ругань Говарда и мотыляясь из стороны в сторону, круглосуточно откачивать воду из затхлого трюмного помещения. Я не знал Говарда, но думаю немного поспешил со своим мнением в адрес него. Да, он взял меня на работу, но каковой она будет?

Я тяжело вздохнул и принялся металлическим мастерком счищать слизняков со стен трюма.

Ко мне подошел пожилой безобразный на вид мужчина. Его отвисшая нижняя губа синего цвета вызвала у меня чувство брезгливости, а запах и вовсе отбивал всякое желание находиться рядом с этим человеком.

— Я Бигль Харпер, — сказал мне этот человек и протянул руку. Его рука оказалась одной из самых мозолистых рук, что мне довелось пожать за всю мою жизнь. Бигль был мой коллега по работе, такая же, как и я, трюмная крыса. — А как твое имя, молодчик?

— Я Батч, — ответил я. — Батчер Додсон.

С нами был еще один человек, облысевший и постоянно озирающийся напуганный мужичек. Он будто все еще не понимал, где оказался.

— Стэфан, — произнес тихим голосом наш соработник, когда к нему в несколько грубой форме обратился Бигль с требованием назвать свое имя. — Я Стэфан Каркаров.

— Стэфан? — усмехнулся Харпер и взглянул на меня, не смеюсь ли я тоже над кротким Каркаровым, но так и не получив от меня поддержки, принялся за работу. — Ну что ж…

Стэфан был замкнут. Он словно о чем-то постоянно грустил. Что-то явно его тревожило, словом он оказался на корабле не по собственной воле. Но теперь, раз уж он здесь, в трюме, с другими трюмными крысами, далеко от берега, то жалеть о чем бы то ни было — поздно.

Так или иначе, Стэфан Каркаров вызвал у меня больше расположения, нежели Бигль Харпер, чей сиплый голос и одутловатое лицо — свидетельствовали о непреодолимой любви этого человека к выпивке. Из наших разговоров, я узнал, что Бигль был похищен из кабака, в котором напился и уснул. Отрезвел мужчина, уже, будучи в открытом море.

— Я даже с супругой не успел попрощаться, — сказал Бигль. — Но я не думаю, что она станет горевать обо мне. Да и я тоже, когда разбогатею, найду другую жену. Например, Барбару. Она хорошая баба, хоть и проститутка.

Весь день, Бигль пустомелил. Ему было плевать на семью, у которой был так нагло похищен, ему было плевать, на договор, что он не посчитал нужным подписать, было плевать и на пиратов. Этого человека не угнетал даже грязный трюм, где теперь ему суждено несколько месяцев счищать со стен отвратительных насекомых. Биглю было не наплевать только на грог. И он постоянно твердил, что за столь грязную работу, грогу положено двойная порция.

— Тебе необходимо подписать с капитаном договор, — сказал я Харперу. — Иначе, он не выплатит тебе ни цента.

— Я, знаешь ли, Батчер, — ответил мне Бигль Харпер, — не так-то прост, как может показаться на первый взгляд. В случае неуплаты мне денег — я обращусь в суд. У меня там знакомые есть.

Я ничего не ответил. Что-то мне подсказывало, что в таком ремесле, как пиратство, вряд ли в случае неуплаты, деньги можно отсудить.