Чучело

Норман Райт

Можно ли остаться прежним, если однажды случилось узнать, что мир уже не будет прежним. После смерти матери, Гвендолин отвечает на этот вопрос. Конечно, не без помощи врачей и лоботомии.

Глава 7

Элли

Лишь обернувшись назад, я поняла, какой момент стал переломным в моей жизни. Все началось с того, что моя мама умерла, и я попала в работный дом. Так бы все и закончилось, если б не одна совершенно обыкновенная вещица — кукла моей подруги. С нее все и началось. Точнее с ее поисков.

Конец октября выдался на редкость ветреным и обильным на дожди. Никогда бы не подумала, что в октябре может быть так холодно! Ветер бродил даже по коридорам. Холод проникал под одежду, и от него не было спасения. Лишь под одеялом. От холода я все никак не могла унять дрожь в своем теле. Меня постоянно знобило и только чудесным образом, в ту осень простуда обошла меня стороной. Хотя многие в крыле девочек слегли с температурой.

Лежа в постели, я подолгу не могла согреть свои ноги. Они были как лед! Наверное, от этого и писались дети. От застуженных ног. В такие моменты я вспоминала, как мама набирала в таз горячую воду, и я опускала туда свои ноги. Там они вмиг согревались, а после этого, я хорошо спала. Но в работном доме детей не любили и никто наливать в таз кипяток для них не собирался.

В первые недели знакомств, я познакомилась практически со всеми. Только вот имена запомнила, увы, не все.

— Меня зовут Дина.

— Меня зовут Анна.

— Я Каролина Эрметт. Мне двенадцать лет.

— А я Марта.

Они все по очереди подходили ко мне в раздевалке и протягивали мне руку. Я с радостью пожимала их.

— Я Гвен.

Девочек в нашем крыле было около пятидесяти. Все разновозрастные, от совершеннолетних, до совсем еще маленьких. Год назад здесь появилась Матильда Майер. Мать этой девочки умерла, рожая ее, и с тех пор Матильда живет в работном доме, на пороге которого, собственно говоря, и родилась.

«Отсюда не выбраться»

Эти слова, сказанные мне однажды кем то, плотно засели в моей голове. Не проходило и дня, чтобы я не задумалась, а действительно ли это так. Неужели никто еще не смог сбежать из-за этих кирпичных глухих стен? В это верили все вокруг, поверила и я.

— Кто-то из мальчишек попытался, — рассказала мне Тори, когда мы вдвоем брели из цеха на обед, — но его заперли в карцере и он там умер. Звали его Йохан Грей. Несчастный ребенок.

Мимо нас прошли взрослые девочки, и мы сменили тему. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал наш разговор и донес миссис Лафайет.

— Были еще попытки. — Вспомнила Тори. — Кто-то из девочек даже план побега рисовал. Но эта бумажка попала в руки активистам, а вскоре, и к надзирательница.

— И что же с ней сделали? С той девочкой.

— Высекли розгой и неделю продержали в карцере на хлебе и воде.

— Она жива? — ужаснулась я.

— Жива, — спокойно ответила Тори. — Но сошла с ума. Говорят из карцера никто в здравом уме не выходит. Еще был мальчишка. — Тори задумалась. — Ларри Гамп… Гамптен… Гампер… Я забыла его фамилию. Он тоже пытался сбежать и даже взобрался на стену. Но Ларри поймали и били палкой до тех пор, пока он не умер. Так здесь и поступают с провинившимися. Особенно с теми, кто пытается подбить других на неповиновение или побег.

В тот день я это и собиралась сделать — подбить Тори на побег. Но ее рассказы о тех страшных наказаниях, погасили мое желание как вода, гасит огонь.

— Жаль, что мы вынуждены жить в месте, где люди умирают от голода, бросают своих детей и много пьют, — рассуждала я, глядя как главный корпус работного дома неумолимо становится все ближе к нам, все больше. — Жаль что матерей наших больше нет, а вокруг смерть, болезни, нищета.

— А где-то есть место лучше? — спросила Тори.

— Не знаю, — тяжело вздохнула я. — Может быть за океаном?

Тори задумалась и спросила:

— Там, куда летят самолеты?

Мне нечего было ответить.

Мы вошли в главный корпус и отправились умываться. Мое тело ломило от работы. Сегодня был понедельник, и мне пришлось перетаскать на себе не один куль рваных вещей и сжечь их под присмотром ядовитого взгляда мистера Хоггарта. Я молила Господа, чтобы дожить до вечера и не умереть прямо в цеху. Вскоре я поняла, что умереть в цеху как оказалось, не такая уж и редкость.

На ужин как я и предполагала, нам подали холодную похлебку, состоящую из непонятных продуктов. В тарелке мне повстречались обрывки кожи и вермишель. Я была настолько голодна, что проглотила все это, и даже не поморщилась. Приходилось, есть, иначе я рисковала попросту умереть с голода.

После ужина, мы с Тори разговаривали. Спальня была пуста. Мы стояли у окна и глядели, как ветер срывал с дрожащих деревьев последние листья, любовались, горизонтом, где небеса освещались вспышками молнии, наблюдали за огнями Фрамстона, далеко внизу. Отсюда, с высоты четырехэтажного здания, расположенного высоко на холме, все казалось другим. Прекрасным. Даже сейчас.

— Никогда бы не подумала, что вид из окна этого ужасного места, может быть таким красивым, — сказала Тори.

— Думаю, ты просто никогда не смотрела вечерами в окно.

— Смотрела, — ответила Тори. — Но очень давно. И редко. Наверное, мне просто было не интересно.

Конец ознакомительного фрагмента.