Мета Сказки

Одд Скраттар

«Мета Сказки» – сборник притч для взрослых. Обо всём, чем живём и дышим. О любви и смерти, о жизни и сексе, о свободе и судьбе.

Коробка с карандашами

«Мета, — сказал Папа, — мы больше не знаем, чем тебя удивить. Возьми эти карандаши и нарисуй всё, что вздумается. Нарисуй любые подарки и любых друзей. Нарисуй себе жизнь, Мета». Девочка тут же села за стол и принялась за дело.

Больше всего на свете она хотела быть взрослой, как Мама. Мета видела, с какой нежностью Папа относится к Маме. Она понимала, что так любить дочку он не будет никогда. Мета нарисовала себя большой, красивой, умной, талантливой, интересной. Первое время было непривычно. Никто не относится к тебе как к ребёнку. К твоему мнению прислушиваются, с тобой флиртуют. Её сознание, по-прежнему детское, это возбуждало. Мета почувствовала себя востребованной, противоречивой, принципиальной. Она знала, что не должна быть одна. Нужно нарисовать себе Мужа. С которым было бы весело жить, волнительно отправляться в постель и спокойно просыпаться по утрам. Она вложила в образ Избранника все свои помыслы и желания. Её Муж получился ярким, обаятельным, уверенным в себе, сильным. Почти как Папа, только лучше, и её.

Любовь к Мужу была размашистой, взрывной, бездонной. Мета рисовала большими, смелыми пятнами. Наслаждение, наслаждение, наслаждение. Водоворот взаимных чувств поглотил её. Она уверяла себя, что Любовь никогда не закончится. Однажды вечером, когда объятья Мужа вновь вознесли её на вершины страсти, Мета поняла, что Гармонии нет. Кажется, что на полотне не закрашено лишь крошечное пятнышко, оно едва попадается на глаза… но быстро разрастается, превращаясь в огромную пропасть. Туда тянет, и ничего с этим не поделать. Мета захотела детей.

Она рисовала очень внимательно. Интуиция подсказывала, что возможности исправить, что-то переделать — не будет. Осторожные, точные штрихи. Идеально подобранная палитра. Мета улыбалась — она постаралась на славу! В жизни началась новая, большая глава. Её Дети.

Картина Жизни преобразилась. Добавились такие краски, которых не было в коробке с карандашами — искрящиеся, лучистые. Счастливая мама с невероятным воодушевлением создавала маленькие вселенные. Она замирала перед каждым движением, стараясь ничего не упустить. Порой Мета не могла уснуть, думая о том, что нарисует Детям завтра.

В одну из ночей она повернулась к Мужу и с ужасом осознала, даже не поняла, а, скорее, почувствовала кожей, что её Избранник не разделяет её стремлений. Да, он любит Жену, привязан к Детям и тратит всего себя на Семью. Но желает ли он этого так же, как Мета? Её затрясло, когда она подумала, что он лишь искусно поддерживает видимость Любви. Порой возникает ощущение, что Семья ему в тягость. Мета подскочила с постели и выбежала из спальни. Схватилась за карандаши и принялась исступлённо закрашивать сомнения. Тщетно. Вернулась к Мужу и до самого утра вглядывалась в лицо этого лицемерного, эгоистичного, самовлюблённого самца. Как же так случилось? Как вышло, что самый лучший, самый желанный, самый надёжный — превратился в чужого, холодного, омерзительного? Мета сказала себе, что никогда более не разделит с ним постель. Как не любили бы Мужа Дети, она не допустит, чтобы яд его отчуждённости, холодности, неуместности разъел корни их растущих личностей. Мета решила избавиться от Мужа.

Дни напролёт она сидела в своей комнате и делала наброски. Мета не представляла, как изгнать из Семьи того, кого нарисовала идеальным. Она смотрела на ворох использованной бумаги и плакала. Всё не годилось. Мета утратила было надежду, как вдруг её озарило. Мета нарисовала Другую. Воплощение Похоти и Бесстыдства.

Некоторое время Муж сохранял верность, но вскоре плотское взяло верх. Мета изобразила пик прелюбодеяния, а затем торжественно разоблачила Мужа. Тот плакал, извинялся, умолял. Мета была тверда и непреклонна. Измены не простила, из дома не погнала. В её Плане Муж должен был сам удалиться из Семьи. Чтобы Дети пожалели Мать и навсегда заклеймили позором Отца. Но пока Мета плела интриги, Дети успели вырасти. Они простили Папу. Когда он всё же ушёл, втайне бегали к нему каждый день. Разъярённая Мета рисовала, рисовала, рисовала… Всё чаще ей казалось, что против неё весь мир, даже карандаши.

В конце концов, Мета призналась себе, что неспособна изгнать Мужа. Он так отчаянно цепляется за Семью, что рано или поздно, устав от борьбы, она сдастся и простит его. Закроет глаза на прошлое и с помощью карандашей вернёт видимость прежнего благополучия. После чего не сможет изобразить ни одно зеркало, в которое наберётся смелости заглянуть. Так нельзя! Хуже всего — предать себя! Мета решила, что есть лишь один выход. Муж должен умереть.

Агония была бесконечно долгой. Другая незаметно стёрлась из жизни Мужа. Дети не отходили от умирающего отца, отказывались есть и спать. Они соболезновали Маме, не замечая, с каким нетерпением та ожидает кончину их Папы. Мета не выдержала тяжести предсмертной атмосферы. Она взяла самые тёмные карандаши и нарисовала нечто ужасное, от чего ей самой стало плохо. Муж умер.

После его кончины Мета ещё долго ощущала тяжесть в сердцах. Однажды, прислушавшись, она обнаружила, что они бьются по-разному. Первое стучит сильно, напористо, двигает вперёд, в будущее. Не даёт успокоиться, отдышаться. Второе постукивает тихо-тихо, при этом очень твёрдо. Оно оберегает моменты счастья, поддерживает их зыбкое пламя. Третье же так и норовит сбиться. Порой замирает, затягивает паузы, словно ностальгирует о том, чего Мета не хочет вспоминать. Затем заходится в бешеном ритме, перекрывает мощь первого сердца, как-бы взывает: «Остановись! Задумайся!». Консультант по репликации органов порекомендовал провести процедуру замены. Аномалии опасны, настаивал он. Мета не торопилась. Её воодушевил диссонанс в ритмах сердец. Она вновь почувствовала себя исключительной.

Никогда прежде бытие не казалось таким оправданным. Она растворилась в Детях и в своих рисунках. Миллионы новых цветов, миллиарды незабываемых оттенков. Пестрота её творений приводила окружающих в замешательство. Её было всё равно. Мета нуждалась во Внимании. Она возжелала познать тысячу Других. Рисуя новых Избранников, Мета делала лишь эскизы. Ни деталей, ни законченности. Ничего, что напомнило бы о Муже, к чему можно было бы привязаться, привыкнуть, что можно было бы полюбить. Её радовала неопределенность, непредсказуемость. Вступая в очередную связь, она жаждала интриг, приключений.

Конец ознакомительного фрагмента.