Америка – разлучница

Оксана Александровна Ливанова

Эпоха «перестройки», девяностые, эмиграция… Главной героине было суждено мужественно пережить не только это время, но и не «потеряться» в нём, несмотря на боль утрат.

Глава 4 «Выпускной»

Наташа стояла возле окна, и смотрела на двор лицея. За окном стояло лето. Прекрасная погода, обжигающая солнечными лучами, придавали выпускному оттенок свободы. Несмотря на то, что она стояла в накрахмаленном халате, который наглухо не пропускал воздух, и на голове «стоял» хирургический чепчик, который выглаживала ей мама, смачивая специальным раствором, она всё равно была безумно счастлива. Три года так быстро пролетели, и Наташа не успела даже заметить, что пришла пора прощаться с педагогами и одногрупницами. Со школой она простилась легко, а вот с лицеем, оказалось трудней. Профессия, которая была выбрана под «бдительным оком» Давида, пришлась ей в «пору». Она и не заметила, что бывшая троечница, каковой себя считала, которая как следует и не начинала учиться в школе, вдруг с самого первого курса, начала «вгрызаться» в медицинские науки. Всё было интересно, обо всём хотелось узнать, и редкие книги, которые приносил ей Давид, оказались очень даже полезные, и давали сто очков всем остальным медицинским пособиям, которыми пичкали в лицее.

Задумавшись о том, куда двигаться дальше, она и не заметила, как в актовый зал вошёл Олег Ефимович, папа Давида. Он к тому времени являлся министром здравоохранения города Астрахани, и очень строго следил за всеми, кто имел отношение к белым халатам. Будь то санитарка и её месячные курсы по повышению квалификации, до хирургов — ординаторов, которые после медицинского университета, являлись «необстрелянными» бойцами невидимого фронта над врагом — болью. Везде и всюду он появлялся тогда, когда считал нужным. Вот и сейчас, он деликатно зашёл в актовый зал, и приложив палец к губам, попросил студентов не шуметь, а дать договорить директору лицея пламенную речь о том, какие они все молодцы, и как она всех их поздравляет. Когда Зинаида Михайловна обернулась, увидев перешёптывания девочек, руки её сложились лодочкой, и она нараспев начала причитать:

— Олег Ефимович, ну как же так. Не предупредили, ну, как всегда. Мы бы Вас подождали, не начинали бы праздник. Давайте тогда начнём с начало…

— Зинаида Михайловна, — улыбаясь сказала он, — не надо ни в коем случае с начало. Девочкам хочется на свежий воздух, отдохнуть от экзаменов, и подготовиться к трудовой жизни. Не будем отвлекаться на начало. Я приехал поздравить их с успешным окончанием медицинского лицея, и пожелать им успехов в этом не простом деле.

— Ой, спасибо Вам огромное, это чудо какое-то. Сам министр здравоохранения приехал поздравить нас. Давайте поаплодируем сейчас, ребята.

Пошёл шквал аплодисментов, и вместе со студентами, аплодировал и сам Олег Ефимович. Потом поднял руку, и зал замолчал. Чуть ближе придвинувшись к микрофону, он сказал:

— Поднимите пожалуйста руку, кто сегодня получил красный диплом, и кем уже гордятся родители и учителя? — сказал он. Наташа, краснея на ходу, подняла руку. Она не понимала, к чему этот разговор на праздничной линейке, робко смотря на министра, который по сути, был для неё близким человеком. Она любила его сына, и уже догадывалась, что он об этом знает. С ней подняли руки ещё две девочки, из параллельного потока.

— Ну, это я вам скажу, просто очень хороший «урожай» отличниц, — улыбаясь, сказал Олег Ефимович, — помнится, в прошлом году, не было ни одной поднятой руки. А в этом — сразу три. Поздравляю вас, многоуважаемые дамы, отличницы здравоохранения. Пусть ваша дорога будет идти гладко, и желаю вам хороших зарплат, а самое главное, благодарных пациентов.

Его речь прервалась, по причине шквала бурных аплодисментов. Министр снова поднял руку, и зал снова замолчал.

— Отличники, которые сегодня получили красные дипломы, по моему приказу, автоматически поступают в медицинский университет имени Пирогова, который откроет вам двери, без вступительных экзаменов, на те факультеты, которые вы хотите. Старание должно быть замечено нами, и мы счастливы вас приветствовать в рядах студентов — будущих врачей — сказал он и первый начал аплодировать. Его подхватила толпа студентов и преподавателей. Такого не ожидал никто, кроме Наташи. Она уже знала об этом приказе, Давид проболтался. Закончив церемонию, бывшие студенты лицея двинулись толпой на выход, в предвкушение банкета.

Наташа находилась в каком-то странном сне, который никак не хотел проходить. Мало того, что она поступила в университет, в который вроде и не собиралась поступать, так у неё теперь стоял выбор иного характера. А как собственно выживать? Рой мыслей в её голове настолько ей мешал отдыхать, что она даже перестала делать вид, что «счастлива». Сидя на стуле в заводской столовой, в которой проходил выпускной лицея, и жуя «картонную» колбасу, она находилась в прострации, и тяжёлых мыслях: «Первое — это то, что мама и папа месяцами не получали зарплату. А когда получали, отдавали долги, и снова тут же занимали. Второе — это брат Миша, который младше меня на семь лет, и без конца вырастает из одежды и обуви, не говоря уже о гигантском аппетите, в силу возраста, который утолить не так уж и легко. Третье — это зарплата медиков. Даже если закрыть глаза на голод в студенчестве, как потом жить на зарплату врача, после окончания универа? И если честно, очень жалко было шести лет, которые будут сопряжены голодными спазмами желудка, просьбами Мишки, и отсутствия сна, потому что задавать будут много, а времени очень мало. Понятно же, что я пойду работать в ночную, как только допью этот тёплый противный бокал вина. Гадость какая». Закончить мысль ей не дала чья-то рука. Тяжёлая ладонь легла на плечо Наташи, и она, повернув голову, увидела своего друга. Давид присел на свободный стул рядом с ней, как всегда улыбаясь, встряхнул свои чёрные волнистые волосы, и вопросительно на неё посмотрел. Наташа тоже улыбнулась, т поцеловала его в щёку.

— Я за тобой, Наташа, — сказал Давид, — нам пора по-взрослому отметить твой красный диплом. А то ты сейчас этот «кисляк» мне на рубашку вытошнишь, судя по твоему лицу. Давай, поехали.

Наташа рванула всех обнимать и целовать на прощание, обрадовавшись неимоверно, что за ней пришёл Давид. В тайне, очень глубоко в душе, она надеялась на это, и вот наконец дождалась. Попрощавшись со всеми, она выскочила на улицу, дыша полной грудью воздух июня. Возле столовой стояла вишнёвая девятка. Та самая, о которой пели девчонки из популярной поп группы. Ему подарили машину родители, когда он поступил в медицинский университет. Папа его конечно мог себе это позволить.

Выбежав на улицу, Наташа в порыве благодарности, обняла Давида за шею, и поцеловала в щёку. Он обнял её, и ответил на поцелуй тем же жестом, «клюнув» её в подбородок. Они пошли к машине, на переднем сиденье которой, сидела какая — то девушка. Когда она увидела её, в душе всё сразу «замёрзло». Просто так, Давид на своей машине никого не возил. Наташа тихо подошла к заднему сиденью, и открыв дверку, юркнула в неё. С переднего сиденья обернулась темноволосая девушка, с огромными глазами, и носом — горбинкой. «Еврейка» — подумала Наташа.

— Здравствуй, меня зовут Соня, — сказала незнакомка, — а тебя зовут Наташа, ты подруга детства Давида, да?

— Мы вроде водку вместе не пили, и детей не крестили, — грубо ответила Наташа, — почему вы мне «тыкаете». И да, я подруга Давида, а вы кто?

— Я его девушка, уже третий месяц. Мы собираемся пожениться — ответила Соня.

Ненависть и боль закрыли глаза Наташи, и на секунду, она пробовала их прогнать. Но ничего не вышло. Она не умела перестраиваться под обстоятельства так, как это умел делать Давид. По-мужски решить проблему без слёз оказалось невозможно. Ей было очень плохо, и она решила больше не причинять себе вред. Встать, и уйти, казалось ей в тот момент единственным правильным вариантом. Она так и поступила. По-английски, не попрощавшись, открыла дверку девятки, и вышла на улицу. Не слыша ничего вокруг, она быстро побежала за поворот. Ничего в тот момент не могло остановить её бег. Ни крик Давида, не окрики подруг, которые выбежали из столовой, чтобы понять, что происходит. Она никого не хотела в данный момент видеть. Мечты рухнули, бой проигран. И та грёбаная любовь, которая занозой торчала в её душе, и никак не хотела из неё выходить, сейчас неимоверно болела. Как будто там всё заржавело и прогнило. В голове пульсировала только одна фраза: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…».

Побег от обстоятельств закончился неожиданно. Наташа упёрлась в забор. Район был незнакомый, и она с трудом представляла, куда собственно она попала. От вина болела голова, и хотелось плакать. Наплевав на обстоятельства, она села возле деревянного забора прямо попой на землю, и заплакала. Раскачиваясь, как маятник, она напоминала умалишённого человека, который привлекает внимание к себе таким образом. Платье испачкалось, тушь размазалась по щекам, туфли сброшены на траву, и ноги она поджала под себя. Плакала, и качалась. Плакала, и качалась… Мелодия популярной песни постепенно вытесняла мысли из головы. Она откуда-то звучала: «Хоп, хэй, ла-ла-лэй. То ли правда, толи нет…». Наташа очень любила исполнителя этой песни, и постепенно, маленькими шажочками, ей становилось легче. Никто не проходил рядом, потому что она упёрлась в забор стройки многоэтажки. И именно оттуда она слышала музыку.

Сейчас, немного «протрезвев», она поняла, что выдала себя Давиду. С головой. Столько лет молчать, ничего ему не говорить и быть лучшим другом, это стоило её больших усилий, очень больших. А тут какая-то девушка с кудрявой башкой, и «привет». «Ну почему не я, почему нельзя взять замуж меня?» — думала она. Наташа снова начала раскачиваться из стороны в сторону.

— Может хватит раскачиваться? — сказал светловолосый молодой парень в клетчатой рубашке и грязных джинсах, — горе что ль какое? Иду с магазина, а тут красотка в вечернем платье у меня под забором качается. Может обидел кто? Давай сейчас разберёмся. А плакать не надо. Вон какая красивая, а рыдаешь, как по покойнику. Кефира хочешь?

Конец ознакомительного фрагмента.