Больше черного

Оксана Кожемяко

Я, Оксана Кожемяко, автор книги «Больше черного». Главный герой моего романа – собирательный образ пирата. Прототипами послужили знаменитые и удивительные флибустьеры. Мой роман – это попытка понять желание людей пуститься в пиратскую вольницу. Я провела своего героя через непредсказуемые повороты судьбы! Тайны, раскрывающиеся неожиданно, любовь, меняющая отношение к себе, сложный выбор между принципами и справедливостью! Желаю читателям приятного чтения и хорошего послевкусия от моего романа!

О лихорадке и любви

Проснулся я, похоже, часа через два. Комната была погружена в кромешную тьму, непогода вернулась, затянув красоты небес безысходностью ненастья. Дождь не по-летнему монотонно выстукивал ритм. Мне захотелось свету. Чиркнув кремнием и извлекши божественную искру, я зажег свечу и, щурясь, поднялся с постели. Пока мои руки машинально стягивали жюстокор, мысли хаотично метались в голове, ведь вечер накануне выдался богатым на события. Остро ощущая потребность в хорошем отдыхе и, глядя на безмятежный огонек свечи, я развязал шейный платок. Робкий стук в дверь изрядно удивил меня. На часах было четверть третьего.

— Войдите, — пригласил я тоном в большей мере вопросительным.

Дверь отворилась, и на пороге я узрел миссис Харрисон со свечой в руке. Вид у нее был встревоженный и немного виноватый.

— Я прошу прощения, мистер Ранду, — начала она, и я заметил, что голос ее, несмотря на прилагаемые леди усилия держаться твердо, дрожал. — У отца сильный жар. Я хотела послать за доктором. Мой брат Томас — доктор, живет неподалеку. Но, будучи в коридоре увидела свет в вашей комнате и осмелилась зайти к вам просить о помощи. Я понимаю, с моей стороны это…

— Не беспокойтесь, сударыня, — прервал ее я как можно мягче, чтобы сгладить неловкость, и, не давая возможности женщине оправдываться. — Я все равно не спал и готов попытаться вернуть здоровье вашему батюшке. — В награду она улыбнулась.

Я вновь завязал платок и надел жюстокор, после чего, взяв саквояж, последовал за миссис Харрисон.

Пока леди вела меня по коридору, наполненному до отказа призраками прошлого, я, к стыду своему, совершенно не считаясь с кодексом джентльменской чести, принялся разглядывать миссис Харрисон. Взор мой наслаждался видом гибкой талии, покачивающихся под складками домашнего платья бедер и гривы роскошных темно-каштановых волос, убранных наспех. Вспомнив сетования отца ее о невозможности показать свой «бриллиант» в обществе, я попытался представить себе миссис Харрисон в сиянии шелка и драгоценностей, в напудренном парике и с обилием белил, и помады на лице, подающей нежную ручку для поцелуя какому-нибудь щеголю столь же блистательному, как сапфиры и рубины на его перстах. Хотя в желании этом угадывалось скорее гордыня, нежели гордость и невольное непринятие смысла жизни этой женщины, ее стремлений и чаяний. Мистер Гуилхем был так удручен тем, что его умная, талантливая и красивая дочь вынуждена довольствоваться только малым обществом Латус-хилла. Конечно, каждый любящий родитель хочет лучшей участи для своего дитя, иногда даже не задумываясь о том, что плоть от плоти его выбирает другой путь и может видеть счастье свое иначе. Впрочем, мне как человеку бездетному странно, да и смешно рассуждать о предмете столь тонком и деликатном как отношения родителей и их чад. К тому же мы прибыли на место и мне пора было заняться делом, в коем я, без ложной скромности, разумел гораздо больше, чем в делах семейных.

Капитан Гуилхем метался в бреду. Время от времени его лицо, покрытое испариной, искажалось гримасой боли, смуглая кожа сдалась под натиском смертельной бледности, а глазные яблоки под закрытыми веками хаотично вращались. Я поставил саквояж на прикроватный столик и снял жюстокор. Ополоснув руки в тазу с водой, предусмотрительно приготовленным миссис Харрисон для меня, я взял запястье капитана и нащупал пульс. Его сердце бешено колотилось. Я приложил ладонь ко лбу больного, у него был сильный жар. Осмотрев зрачки капитана, послушав его дыхание, я принялся без лишних разговоров выкладывать все необходимое из саквояжа.

— Доктор Ранду, — произнесла миссис Харрисон. — Вы можете располагать мной. Думаю, вам понадобится помощь?

— Да, помощь мне потребуется, — в нерешительности ответил я. — Но не лучше ли разбудить кого-нибудь из слуг…

— Вздор, доктор Ранду, — отрезала она. — Я неудобным считаю избегать, под предлогом приличий, заботы о близких людях. У меня пятеро сыновей, муж и отец, и кто, по-вашему, ухаживает за ними в дни их хворей. Жду ваших распоряжений.

Я был в восхищении.

— Ну, что ж, миссис Харрисон, — изрек я. — Мне необходим уксус и крутой кипяток.

— Скоро вы это получите, — ответила она, удаляясь.

Я стал суетиться со всевозможными банками и мешочками с травами. Капитан пришел в себя и очень удивился, увидев меня.

— Алиса проявила находчивость весьма проворно, — еле слышно из-за тяжелого дыхания произнес он. — Как ваша спина, доктор?

— Спасибо, уже лучше, — ответил я, смутившись, так как сразу в памяти всплыло давешнее мое видение с превращением капитана в молодого человека. — А вот вам, капитан, требуется серьезное лечение. Где вы подхватили эту гадость, сэр?

— В Корнуолле, в медных рудниках, — проговорил капитан. — Если бы не Алиса, моя смерть на мягком ложе была бы невозможна.

— Миссис Харрисон, похоже, ваш ангел-хранитель, — сказал я так, будто пытался его убедить в этом.

— Мой ангел! — повторил он полушепотом, закрыв глаза.

В эту минуту вошла миссис Харрисон, неся на подносе большой чайник и бутыль.

Водрузив все это на столик, она подошла к кровати и, присев на ее край, осторожно вытерла проступивший пот с лица отца.

— Как ты, папочка? — ласково осведомилась дочь. — Ты так напугал меня, что я была вынуждена призвать на помощь нашего гостя. У меня не было уверенности, что наш Томас поспеет вовремя.

— Не тревожься, дитя, — ответил со слабой улыбкой отец, беря ее руку в свои ладони. — Я живуч, как кошка. К тому же я не подготовил трогательной предсмертной речи.

Миссис Харрисон улыбнулась, и обратилась ко мне:

— Доктор Ранду, я готова выполнить любое ваше поручение.

— Что ж, сударыня, — начал я, высыпая в посуду одно из своих «колдовских» снадобий. — Необходимо взять губку и обтереть мистера Гуилхема уксусом, начиная со лба и заканчивая ступнями ног. Это поможет снять жар. А я тем временем приготовлю «зелье».

— И вы не будете пускать мне кровь? — с усмешкой спросил капитан.

— Нет, — ответил я, не прекращая своего занятия. — Мне часто приходилось сталкиваться с болезнью такого рода, и считаю, что пускание крови просто недопустимо. Это помогает сбросить немного жар, но и организм ослабляет, он не способен бороться сам. Если вы позволите, я буду лечить вас своими методами. Благоволите снять рубаху, сэр.

Миссис Харрисон великолепно справилась с задачей, ничуть не смущаясь отцовской наготы, да и капитан был так измотан болезнью, что ему просто не пришло в голову стыдиться своей дочери. Она помогла надеть отцу чистое белье и, взбив подушки, уложила капитана удобней. — Краем глаза я увидел, как тот поцеловал ее руки.

— Все готово, доктор, — произнесла леди. Она старалась показать, что еще полна сил и сию минуту готова приняться за другое поручение, но темные круги под глазами и осунувшиеся щеки говорили о ее крайней усталости.

— Прекрасно, миссис Харрисон, — бодро похвалил я. — Думаю, что уже пора отпустить вас.

— Я хочу быть с отцом, доктор Ранду, — возразила она. — Я очень беспокоюсь за него.

— Не стоит, сударыня, мне еще придется сделать несколько настоев, а это займет некоторое время и будьте уверены, я не оставлю вашего батюшку ни на секунду. А надобности в двух сиделках нет никакой. Ступайте отдыхать, миссис Харрисон. Даю вам слово, что отобью у лихорадки капитана Гуилхема.

Она неуверенно кивнула в знак вынужденного согласия и, поцеловав отца в щеку, ушла. Невольно я проводил ее взглядом, пожалуй, слишком откровенным и долгим, спохватившись только тогда, когда закрылась дверь. Холодея, я заметил, что капитан Гуилхем наблюдает за мной.

— Ваша дочь, сэр, достойна восторженного преклонения, — пробормотал я несколько неуклюже, и окончательно оконфузившись, добавил: — Капитан Харрисон счастливец.

Я почувствовал, что краснею, как юнец, под пристально-удивленным взглядом капитана, и поспешил вновь заняться делом. Мне было ужасно неловко, и я молил всемогущие силы, чтобы хоть как-то выйти из тупика. На помощь пришел Гуилхем, прикрыв мой «срам».

— Насколько можно судить, вы, доктор Ранду не женаты?

— Да, сэр, — выдохнул я. — Не сподобился. Вел кочевую жизнь, редко бывал в обществе порядочных женщин.

Капитан Гуилхем понимающе улыбнулся. Мое зелье, как я его называл в шутку, уже было готово и я, радуясь, что можно избежать разговора, принялся за свой врачебный долг: поднес глиняную кружку с парящей жидкостью капитану.

— Вы должны выпить это, сэр, мелкими глотками, — деловито произнес я. — Несусветная гадость, но, тем не менее, не дает лихорадке шанса.

— Спасибо, что предупредили, доктор, — ответил капитан, принимаясь за питье.

Он отважно осушил сосуд и откинулся на подушки. Больной был совершенно измотан, но я не намерен был оставлять его в покое и еще добрую четверть часа мучил пациента, прежде чем позволил ему отдохнуть.

Пока Гуилхем спал, я удобно устроился в кресле и, закутавшись в толстый плед, тоже попытался уснуть, но ночная вахта так меня растормошила, что о сне можно было забыть. Несколько раз я поднимался, не снимая пледа, чтобы проверить пульс моего пациента. Жар начал спадать.

Исполнив врачебный долг, я, подойдя к окну, посмотрел на дождь и вновь вернулся в кресло, вытянув ноги. Я думал о миссис Харрисон. Вернее сказать, отгонял мысли о ней, но они упрямо возвращались, питая мою душу призрачными мечтами. В этом была какая-то насмешка судьбы! Дожив до сорока трех лет, я не чаял, а, в общем-то, и не стремился, встретить женщину, с которой бы мог провести остаток своих дней. А теперь я влюбился в замужнюю даму! Как моряк я в достатке получил плотских утех в объятьях знойных портовых красоток, но душа моя пребывала в покое, не испытывая ни сладости встреч, ни горести разлук. Когда я считал, что жизнь моя устоялась, а любовь моя, вероятно, затерялась где-то в далеких краях, силы, коим вверено ведение наших судеб, решили развлечься и вселить в душу мою смятение нелепых надежд. Трезво осознавая безнадежность ситуации, я понял, что погибаю, и сейчас я решил немного побаловать себя фантазиями.

Я тешил себя только тем, что некоторое время буду находиться в одном доме с женщиной, которая никогда не станет моей, а в дальнейшем иногда встречаться с ней в обществе ее домашних по мере необходимости моего общества. Мне было горько от мысли, что для неё я только гость и врач, но, черт возьми, никогда в жизни я не был так счастлив как сейчас. Я закрыл глаза и мысленно произнес ее имя: Алиса.

— Вот вам и пробоина в борту ниже ватерлинии, доктор, — знакомый баритон вернул меня к действительности и поверг в совершенное замешательство, похоже, я произнес имя леди вслух. От ужаса я подскочил в своем кресле.

Капитан лежал, обернувшись в мою сторону, и, должен признать, что выглядел он значительно лучше.

— Сэр, гм, — пробормотал я, судорожно пытаясь выкрутиться из создавшегося положения. — Я не… вы не подумайте…

— Любовь, извините за банальность выражения, коварная штука, доктор Ранду, — перебил он меня, и я не уловил в его тоне гневных ноток. — Когда ты самоуверенно думаешь, что застрахован от такого рода переживаний, то вскоре идешь ко дну со всей наглой непобедимостью.

— Миссис Харрисон похожа на свою мать? — поддержал я его, подозревая, что речь идет о миссис Гуилхем.

— Нет, — сказал он с улыбкой. — Алиса — красавица, а ее мать не считалась таковой. Копна непослушных рыжих кудряшек, веснушки на лице. Как говорили, ничего особенного, обычная девчонка, а я боялся потерять свое отражение в ее взоре.

Капитан закрыл глаза. Я не посмел прервать паузу и смиренно ждал. Вскоре он заговорил опять, не открывая глаз, вызывая в памяти прошлое:

— Небеса послали мне это чудо в надежде, что я, испепелив себя прежнего покаянием и смирением, как птица Феникс воспряну из пепла собственных грехов, утешусь сторонним взглядом на счастье и покой той, что была мне так дорога. Но я пошел другим путем.

Гуилхем вновь замолчал, но я понял, продолжать он не будет. Слишком изранена душа, а воспоминания бередят его все еще воспаленные шрамы.

— Сэр, — проговорил я в нерешительности после длительной паузы. — Я ни в коей мере не собираюсь тревожить миссис Харрисон своими признаниями. Она любит своего мужа, а он боготворит ее. Простите, сэр, что позволил себе хоть на мгновение мечтать о вашей дочери.

Капитан открыл глаза и посмотрел на меня с сочувствием.

— Бросьте, доктор Ранду, — произнес он. — Не извиняйтесь за любовь. Любовь жаждет благодарности.