Брак с психопатом. Как выбраться из ямы и снова начать жить

Оксана Станиславовна Ортиц

Если вы та женщина, которая вкладывает в свой брак или отношения все силы своей души, но вместо доверия и любви к партнеру почему-то чувствует внутри себя странную пустоту, подавленность, апатию, а иногда и необъяснимый словами страх, то поверьте – эта книга для вас!Яркие примеры из жизни автора помогут вам понять, кто на самом деле ваш партнер – просто человек, не умеющий строить отношения, или хладнокровный, безжалостный и манипулирующий вами психопат.

Часть II

Долина слёз

Глава 1: Свадебное путешествие

У психопата нет совести. У психопата нет чувств.

Но он умеет их прекрасно имитировать!

Это великолепный притворщик, и всё, что вы в нём видите — это только отражение ваших собственных эмоций.

Он заучил их наизусть, как заучивают уроки в школе. А вы в это время растроганно думаете: «Он — моя вторая половинка, ведь он думает и чувствует совсем как я! Мы с ним абсолютно одинаковые».

Ах, как вы заблуждаетесь!

Ведь уже совсем скоро, завоевав ваше доверие и покорив ваше сердце, он начнёт создавать непрекращающийся хаос в вашей жизни.

И взрыв мозга вам обеспечен!

…Солнечное летнее утро.

Чемоданы упакованы и уютненько лежат в багажнике машины, на которой мы готовы отправиться в наше свадебное путешествие во Францию.

Подумать только, я — его ЖЕНА!

Теперь он, я и мой сын — официально одна семья!

Чувства защищённости, уверенности и умиротворения переполняли моё сердце.

Я уверена, что теперь всё будет по-другому, ведь мы объединены в одно целое — перед Богом и людьми.

Сомнения? Страхи?

Всё было надежно спрятано в самых тёмных уголках подсознания.

А сегодня я просто по-женски счастлива и вся в предвкушении предстоящей поездки! Я всё продумала до мелочей — отель, экскурсии, рестораны. Мы побродим по узким улочкам, забредая в маленькие магазинчики и кафешки… Он будет держать мою руку в своей большой и сильной руке… И нежно смотреть мне в глаза своими голубыми глазами… А у меня будет замирать сердце и сладко кружиться голова…

Погружённая в свои мечты, я завтракаю с ним на балконе, и жизнь кажется мне такой прекрасной: ведь напротив меня сидит мой любимый мужчина — мой муж, и его любовь кажется мне такой же непреложной, как десять заповедей Библии.

Наверное, поэтому мне так хочется в этот момент обнять и расцеловать весь мир…

Вот он поднимает на меня глаза…

И будто яркое летнее небо отражается в них, переливаясь всеми возможными оттенками синего и голубого…

Да, у меня уже сейчас кружится голова от счастья!

…Итак, завтрак окончен, всё готово к поездке и осталось только дать последние инструкции сынуле по уходу за котом: двери комнат — не закрывать, туалет — чистить каждый день, воду в мисках — менять, вкусняшки — давать…

В последний раз потискав их обоих в своих крепких материнских объятиях и расцеловав, я впрыгнула в машину, за рулём которой уже сидел мой муж.

Ласково взъерошив его волосы, я радостно пропела:

«Ур-ра! Поехали!!!»

Мы только-только отъехали от дома…

В голове у меня проносились обрывки мыслей: о сыне, который остался совсем один в незнакомом городе, о котике, который так плохо перенёс переезд, о предстоящих радостях моего свадебного путешествия…

И вдруг до меня донёсся спокойный голос Гюнтера:

— Я ненавижу твоего сына.

До краев полная солнцем и счастьем, я будто ударилась лбом о внезапно возникшую передо мной стену.

«Чем же он тебе так не угодил?» — переспросила я, надеясь, что Гюнтер меня просто разыгрывает.

В ответ он просто повторил:

— Я ненавижу его.

Боже, какая холодная и колючая ненависть была в его голосе!

Будто кто-то когтистой лапой сдавил мне сердце — ненавидеть его, моего мальчика, такого чуткого и воспитанного?!

Да за что же его можно ненавидеть?

Бред какой-то! Ведь Гюнтер был всегда так ласков к Андрюше, и сын платил ему симпатией!

И сколько яда в этом слове — «ненавижу»!

В ушах у меня зашумело от пульсирующей в висках крови.

Будто издалека до меня доносился его раздражённый голос:

— Твой сын — мужчина, а я не хочу, чтобы чужой мужик жил под моей крышей… Пусть уезжает жить к отцу.

— Ты шутишь? Это мой ребёнок, мы доверились тебе, переехали в твою деревню, а теперь ты прогоняешь его? Но почему?

— Потому что я так хочу. Пусть убирается! И чем скорее, тем лучше!

Я сидела и пыталась понять: что же это на самом деле происходит?

Ведь он сам записал Андрюшу в местную гимназию, никогда и речи не было о том, чтобы мальчик остался жить с отцом — да ведь у них почти нет никаких отношений! И живёт этот так называемый отец в другом городе!

Это просто подло! Это нечестно! Он намеренно делает мне больно!

А Гюнтер в это время накручивал сам себя, его голос уже гремел, перекрывая гул мотора. Он упивался своими аргументами, всё больше углубляясь в детали:

— Ленивая дрянь этот твой сын и толку от него никакого, только объедает нас и площадь квартирную занимает!

Во всей этой галиматье я упорно пыталась найти хоть какую-то логику. И не находила. Он перевёз нас сюда, оторвал от друзей, наобещал счастливую жизнь втроём, а теперь выгоняет сына?

Но ведь это жестоко!

Жестоко говорить такие вещи мне, его матери!

Жестоко разбивать вдребезги радость и счастье моего свадебного путешествия…

Я ничего не понимала и только чувствовала, как обида всё больше разливается в моём сердце: зачем он так ранит меня? Зачем причиняет боль в этот чудесный день?

— Гюнтер, я прошу тебя, замолчи!

В ответ гул его голоса перешел в рёв:

— Вернёмся из отпуска — чтоб ноги его не было в моём доме!

И тут это произошло: предохранитель в моей голове перегорел.

Дикая ярость раненой тигрицы, у которой на глазах разодрали любимого детёныша, прорвалась наружу.

— Заткнись, заткнись, заткнись, — орала я, барабаня по панели, по окну и двери машины судорожно сжатыми кулаками.

Он даже не повернул головы в мою сторону. Его гнев прошёл, он снова стал спокойным и рассудительным:

— Вот и видно, что ты — сумасшедшая! И чего вопишь? Ты теперь моя жена и будешь учиться слушаться меня! Мои желания — для тебя закон. Моя цель — перевоспитать тебя. Будешь слушаться — всё будет хорошо. Не будешь слушаться — буду тебя наказывать…

— Останови машину, сволочь, я не хочу дышать с тобой одним воздухом, останови!!! Меня сейчас стошнит!

На полном ходу я начала открывать дверь.

— Вот дура!..

Тормоза заскрипели, машина остановилась.

Я выпрыгнула и побежала куда-то на ватных ногах.

…Это был сад: кругом лежали яблоки, висели яблоки и пахло яблоками.

Я прислонилась к стволу, и меня начало рвать.

«Нарушаю гармонию», — почему-то подумала я.

Я села прямо в яблоки, ноги и руки тряслись, зубы клацали…

«За кого ты вышла замуж?» — спросила я себя.

И ответ не заставил себя долго ждать:

«За дьявола».

Да, мне пришлось себе в этом сознаться: с любовью и до мелочей продуманное и подготовленное мною свадебное путешествие закончилось для меня именно там — на куче яблок в незнакомом саду.

…Все остальные дни отпуска прошли мимо меня, как сцены чёрно-белого кино — бескрасочно и тускло.

Я чувствовала себя больной от разочарования и запутавшейся в своих чувствах.

Все мои прошлые страхи и сомнения снова обрушились на меня…

О чём он говорил тогда в машине? И что имел в виду? Какое такое перевоспитание? И в чём я должна его слушаться?

Я лихорадочно искала логику в его словах и не могла найти, как не находила никакого объяснения его поведению.

И пропорционально моей неуверенности стали расти и мои страхи.

А Гюнтер казался вполне довольным и счастливым, целыми днями таская меня по выставкам, вечерами легко и быстро впадая в летаргический сон, а ночами неожиданно запрыгивая на меня в порывах тупой звериной страсти. Он даже не находил нужным будить меня или быть ласковым…

Иногда он пытался сделать «своё дело» тихо и незаметно, чтобы я не успела проснуться, но чаще всего я бывала просто вырвана из сна и не понимала, что происходит. А когда до меня доходило, что кто-то как раз занимается со мной сексом, этот кто-то уже храпел в отключке.

Стоит ли упоминать, что я чувствовала себя использованным неодушевлённым предметом, чем-то вроде надувной резиновой куклы из секс-шопа?

Оставшуюся часть ночи я тихо и зло плакала в подушку…

На мои упрёки утром (почему не разбудил?), он холодно и веско отвечал:

— Мне так захотелось — и я так сделал. Причём здесь ты?

А ведь действительно, причём?

Гюнтер будто и не замечал моего хмурого вида, а может, не желал замечать. Но, скорее всего, он просто наслаждался этим коктейлем моих чувств: злости, растерянности и уныния.

Где-то через неделю он спросил:

— Из-за сына, что ль, горюешь? Да чёрт с ним, пусть живёт с нами.

Но растерянность моя не проходила…

Мне было как-то странно себя жалко: человек рядом со мной казался мне теперь чужим дядькой, с которым я почему-то должна жить. Мысли о нём, о резкой перемене его отношения ко мне, вызывали у меня тошноту и приступы головокружения, и я боялась сама себе признаться в том, что начинаю его по-настоящему бояться…

…В одном из многочисленных соборов, которые мы регулярно осматривали на протяжении всего нашего путешествия, я увидела необычную статую Христа.

Иисус сидел, положив руки на посох и опустив голову. Лицо его было усталым и… словно бы отчаявшимся.

Статуя была сделана из дерева, а не из камня, и будто излучала тепло и сочувствие. Я долго всматривалась в лицо Христа и вдруг, неожиданно для самой себя, повалилась к его ногам:

— Что я наделала, Господи?! И как же мне дальше жить?

Сознание сделанной ошибки (замужества) и невозможность повернуть назад терзали меня, и я мучилась от безысходности. На ум приходили многие и многие ситуации, в которых я чувствовала себя с ним неловкой, глупой и запуганной. И в то же время было в Гюнтере нечто, что заставляло меня восхищаться им и оправдывать в своём сердце даже самые ужасные его поступки.

Я и не заметила, как слёзы начали капать на ноги Христа.

В церкви не было ни души, можно было плакать громко и отчаянно, доверяя ему то, что больше некому было доверить, потому что всё это казалось даже мне самой просто горячечным бредом…

Я поднялась с колен ужасно усталой — как и Христос, ноги которого я залила своими слезами.

Я больше не смотрела в его лицо. Я слышала в своём сердце его тихий голос:

— Поплачь, дитя моё, поплачь. Тебе ещё ох как много придётся плакать…

Глава 2: Я уничтожу всё, что тебе дорого

Любовь…

Способность любить — именно то, что отличает нас как людей.

Мы ищем любовь, она нужна нам как воздух и мы щедро одариваем ею наших близких и друзей.

Слово «любовь» можно даже заменить на «человечность», ведь речь идёт о глубинных связях и отношениях с теми, к кому мы сердечно привязаны и кто нам бесконечно дорог.

Для многих из нас это в первую очередь родители, братья и сёстры, наши дети, бабушки и дедушки и, конечно же, домашние животные. То есть все те, кто составляет самый узкий и нужный нам круг отношений. Именно в нём черпаем мы поддержку, тепло, силы и любовь.

Но вот в этот интимный круг входит психопат.

Потому что мы сами его туда впустили, обманувшись его обаянием и красноречием.

Откуда же нам было знать, что психопат ненавидит любовь!

И не просто ненавидит. Он сделает абсолютно всё, чтобы разрушить ваши семейные связи, разорвать узы любви, которые соединяют вас с родными и близкими.

Он будет всеми силами пытаться оклеветать их в ваших глазах, а вас — в их.

Зачем? Да чтобы вы стали одиноки, несчастны и полностью зависимы от него — человека-хищника.

Чтобы только его вы слушались, только ему подчинялись и только ему принадлежали.

Чёрная зависть психопата к вашей яркой эмоциональной жизни и к вашей любящей душе не знает пощады и буквально раздирает его на части!

Ведь он так жаждет безраздельного царствования в вашем сердце — и не потому, что любит, а потому что хочет полностью владеть вами и иметь абсолютный контроль над вашей жизнью.

И он никогда не согласится делить вас с кем бы то ни было! Никогда!

Ненависть к любви в каменном сердце психопата — это всё разрушающая на своём пути страшная машина, которая не остановится до тех пор, пока не уничтожит свою жертву… до конца!

…Был ранний вечер поздней осени.

Я сидела на кухне, смотрела на падающие за окном листья и мучительно пыталась вспомнить, с чего же всё это началось…

Сын. Мой любимый мальчик…

Мы были с ним одной душой и одним сердцем… Когда-то. И совсем в другой жизни!

Так получилось, что воспитала я его одна и в чужой стране, годами сражаясь с его отцом за свои материнские права, которых он всеми возможными способами пытался меня лишить.

Я отдала Андрюше всю свою нежность и всю любовь, на которую только была способна.

Нас объединяли узы нерушимого доверия, и не было ничего, что мы не могли или не хотели бы рассказать друг другу, если нам нужны были совет и поддержка.

В отпуск мы всегда ездили вместе, вместе лазили по горам, кормили яблоками лошадей или с визгом носились на каруселях в Диснейленде. Самолёты, пароходы, поезда — мы часто бывали в пути, настоящие друзья — мама и сын.

В этой чужой стране у нас не было ни друзей, ни родни.

Наверное, поэтому мы и были так сильно связаны эмоционально.

За два года до описываемых событий в нашей маленькой семье случилось пополнение — малыш котёнок чудесного рыжего окраса, который влюбил нас в себя и стал участником всех наших игр и развлечений.

Мы назвали его Мистиславом Мусиковичем и окружили это шерстяное чудо любовью и заботой.

И он не остался в долгу, ответив нам благодарностью всего своего маленького кошачьего сердца, став нашей радостью и утешением.

Ах, как же любили мы наши вечера втроём! Набегавшись за день на работе и в школе, мы отдыхали телом и душой в присутствии друг друга…

Нам было просто хорошо, уютно, спокойно и весело.

Я обычно рисовала в зале свои картины, погрузившись в их фантастический мир.

Сын делал уроки, лёжа тут же, на полу, а неугомонный Мистислав всеми силами пытался хоть чуть-чуть поваляться на его конспектах и учебниках, постоянно отвлекая нас и заставляя хохотать над его проделками…

И вот в жизнь нашей тройки вошёл Гюнтер. Мы приняли его в свой круг, потому что он производил впечатление весёлого и компанейского человека и смог с каждым из нас найти общий язык. Нам казалось — он прекрасно вписывается в нашу компанию!

Кота он баловал вкусняшками, а с сыном подолгу обсуждал его домашние задания и всегда принимал его сторону в наших с ним мимолётных спорах.

Мой сын начал ему доверять, мой кот милостиво позволял ему себя гладить, а моё материнское сердце до краёв было переполнено благодарностью.

И вот — сразу после нашей свадьбы — он заявил: «Я ненавижу твоего сына», и моя мечта под названием «Счастливая семья» разбилась вдребезги!

Шок от его слов не проходил и занозой глубоко сидел в моём сердце, то и дело ввергая меня в водоворот сомнений и страхов.

Как мог он такое сказать?

И почему именно в тот момент, когда я была так беззаботно счастлива?

Со времени нашего свадебного путешествия прошло несколько месяцев…

И мне стало ясно, что Гюнтер — по каким-то своим соображениям — объявил настоящую войну моему сердцу.

Это было больно, необъяснимо и страшно.

В самые интимные и доверительные для меня моменты жизни он вдруг начинал свою атаку на самое дорогое, что у меня было в жизни.

Например, мы уютно и весело поужинали…

За столом царит ленивое умиротворение. Андрюша встаёт из-за стола и идёт в свою комнату делать уроки. Напоследок они перекидываются с Гюнтером какой-то шуткой. Весело смеются.

Я пью свой чай и думаю: «Господи, как хорошо-то!..»

И вдруг:

— Твой сын — лентяй! Он совсем не помогает тебе! Мог бы хоть посуду иногда помыть!

«У нас же классная посудомоечная машина, и никто из нас никогда не мыл посуду!» — проносится у меня в голове.

— Он объедает нас, пусть идёт после школы работать!

«Но ведь пособие на него — больше той суммы, что Гюнтер вносит в нашу семейную кассу!»

— Вечно он сидит перед компьютером! И чего это он дверь в свою комнату закрывает?

«Почему бы и не закрыть? Мальчику 16 лет, и вход в его комнату — через кухню, в которой вечно кто-то из нас топчется».

— Ему никто не нужен! Думаешь, он любит тебя? Да ничего подобного! Когда тебя нет, он тебя за глаза глупой коровой называет — в этом вся его любовь! И кого ты воспитала? А ещё мать называется! Какая ты мать?

На такие выпады с его стороны я всегда пыталась отвечать и реагировать спокойно, но это не помогало.

Ведь дело было вовсе не в сыне, как я это потом поняла — дело было во мне!

Дикая ревность ко всему, что я любила и что мне было дорого, буквально сводила Гюнтера с ума, заставляя его вгрызаться в моё сердце и рвать его на части.

Обвинения могли продолжаться часами, Гюнтер ходил в таких случаях за мной по комнатам и монотонно сыпал злыми словами.

Он не знал усталости, настойчиво преследуя свою цель — причинить боль и вывести меня из себя.

И ему всегда это удавалось!

Потому что в какой-то момент я больше не могла себя сдерживать, взрываясь подобно бомбе и начиная кричать, как раненое животное…

Всё, что он говорил мне, я считала жестоким и необоснованным бредом. Мне было до слёз обидно за сына и безумно его жалко.

Со всем пылом бросаясь на защиту своего мальчика, я и не

замечала, что Гюнтер просто умело манипулирует моими эмоциями.

Думаю, ему доставляло настоящее удовольствие мучить меня и безумно нравилось наблюдать мою реакцию — слёзы, гнев, отчаяние… и страх.

В любой момент мог он их вызвать во мне!

Ведь он давно уже обнаружил ту самую кнопку в моей душе, нажав на которую, мог глубоко ранить.

Этой кнопкой была любовь.

Любовь к маме и сестре, любовь к сыну, коту, к моей работе, моему хобби.

Ему даже не нужен был повод для того, чтобы надавить на неё, начав осуждать и критиковать. Он зло насмехался над всем, что я любила:

— Твои картины бездарны, я не хочу, чтобы хоть одна из них висела в нашей квартире!

— Твои подруги глупые и примитивные.

— Твоя работа? Фигня! Какая из тебя медсестра? Ты же вечно орёшь и всем недовольна… Представляю, как твои пациенты от тебя страдают!

— А ещё в психологи попёрлась! Ну сама посуди, какой из тебя психолог?

Гюнтер умело выбирал слова, которые попадали прямо в сердце и больно ранили.

В глубине души я знала, что всё, что он говорит — ложь!

Ведь мои картины пользовались успехом, мои пациенты и коллеги любили меня, и у меня был богатый опыт душепопечения и психологической помощи в работе с умирающими онкологическими больными…

Так почему же его слова причиняли мне такую нечеловеческую боль?

Да потому, что их говорил мне он — мой муж, мой любимый мужчина! Тот, кто взял на себя обязанность и ответственность (как я тогда наивно думала) быть мне опорой в этой жизни, помогать мне и любить меня.

Но вместо поддержки и дружбы просто начал топить меня в омуте надуманных обвинений, создавая вокруг меня атмосферу нестабильности, страха и отчаяния.

Он топтал моё человеческое достоинство с азартом безумца и делал это до тех пор, пока я действительно не начинала кричать, топать ногами, рыдать и вести себя, как помешанная!

И тогда он спокойным голосом объяснял мне, что я больная, нервная, неуравновешенная и что ему очень трудно со мною жить.

Что со мной вообще никто никогда не сможет ужиться, и я должна быть счастлива тем, что он подобрал меня, никчёмную, и женился на мне…

Я никогда раньше не верила в феномен «промывания мозгов», но в браке с Гюнтером очень скоро стала чувствовать себя по-настоящему зомбированной.

Будучи по жизни очень позитивным, настойчивым и мужественным человеком, я вдруг стала превращаться в неуверенную в себе, запуганную и податливую… жертву!

Из-за страха перед ним и его злым языком и из желания сохранить мир в семье я уступала ему почти во всём, постоянно стараясь под него подстроиться, не споря и во многом с ним соглашаясь.

Но ему не нужен был мир в семье!

Напротив, он просто жаждал накала эмоций и страстей и будто подпитывался моим отчаянием и страхом, которые специально для этого умело вызывал во мне.

А если ему вдруг не в чем было меня упрекнуть, он просто выдумывал разные ситуации и сам же потом начинал в них верить.

В таких случаях у меня вообще не оставалось никаких шансов: он обвинял меня в том, чего я никогда не говорила и не делала, намеренно запутывая меня в выдуманных деталях и нагромождая их в моём сознании. Он убеждённо доказывал, что там-то я вела себя так-то, что говорила такие-то вещи и реагировала таким-то образом…

Я же ничего такого не помнила — да и помнить не могла, потому что всё это был только плод его больной фантазии.

Неумело и наивно порывалась я ему доказать, что всё было в точности наоборот, что он всё перевернул с ног на голову, неправильно понял, неправильно истолковал…

Но, незаметно для самой себя, я вовлекалась в эту его извращённую игру, поддаваясь уверенности в его голосе и начиная сомневаться — в себе самой и в своей адекватности.

Всё чаще стало мне казаться, что я схожу с ума!

Я снова и снова мысленно давала себе обещание в следующий раз не вестись на его провокации, молчать, не отвечать на этот бред…

Но у меня ничего не получалось — я опять ввязывалась в спор и пыталась ему что-то доказать.

А потом чувствовала себя больной, бессильной и глубоко несчастной.

Я будто бегала по какому-то дьявольскому, заколдованному кругу…

Ну например: мы гуляем по парку, он держит мою руку в своей.

Тишина и умиротворение в природе.

Тишина и в моей душе.

Или это отупение? Не знаю. Я просто пытаюсь сосредоточиться на успокаивающем звуке шуршащего гравия под ногами. Не думать ни о чём. Наслаждаться моментом.

И вдруг:

— Малыш, а ведь я давно уже всё знаю! Зачем ты это скрываешь от меня?

— О чём ты? Не понимаю…

— Ага. Не понимаешь, значит?

В его голосе начинает звучать хорошо знакомое мне раздражение, и я вся напрягаюсь.

Понимаю, что передышка закончилась.

Лихорадочно перебираю в мыслях различные ситуации, но, как ни напрягаюсь, не могу найти в своём поведении никакого криминала.

— Ты лжёшь! — его голос срывается. — Ты давно уже презираешь меня, считаешь меня идиотом, насмехаешься надо мной в своих мыслях! Думаешь, я этого не вижу?

— С чего ты это взял? Разве я хоть когда-нибудь давала тебе повод?..

— Три недели назад, мы были с тобой в магазине, ты обернулась ко мне и так странно на меня посмотрела… Я всё прочёл в твоём взгляде!

В панике я пытаюсь что-то вспомнить, но мои мысли, как назло, ускользают от меня: три недели назад?.. В каком ещё магазине?.. Посмотрела на него?.. Да я, наверное, всего лишь искала его глазами в толпе!

Конец ознакомительного фрагмента.