Герой поневоле

Олег Бард

Он видел, как погибает мир. Его убили, но он вернулся, чтобы… Ответа нет. Ему снова четырнадцать, он не самый прилежный ученик из небогатой семьи. Возможно ли все исправить? Кто и зачем вернул его? Если будущее предопределено, почему по его следу идут таинственные контролеры?

Глава 1. Недалекое будущее, Канада.

Сегодня, двадцатого апреля, температура впервые опустилась до — 45. В середине марта, когда начало холодать, мы думали, что скоро потеплеет. Теперь же и оптимисты уверились: будет только хуже.

К блокпосту близ Висконсина все прибывали и прибывали трейлеры с севера. Тысячи, миллионы людей бежали на юг, в США, от неминуемой гибели, а за ними, опираясь на подламывающиеся ложноножки, спотыкаясь, но не останавливаясь, звеня, как миллион бьющихся бокалов, с севера наступал ледник. Сковывал вековые сосны, сминал дома, тащил многотонные каменные глыбы, водружал на завоеванных территориях вместо победных знамен. Два дня назад лед вторгся на север Онтарио.

Наш трейлер подперли сзади, при всем желании было не развернуться, и он превратился в огромный оледенелый сугроб. Мне приходилось периодически прогревать мотор, чтобы он не заледенел. Обнявшись с Лёвушкой, Оля покачивалась из стороны в сторону и бормотала молитвы, из машины они с сыном не вылезали, а я иногда выбегал, чтобы разведать обстановку.

Порою ненадолго снег прекращался, открывая взгляду заснеженные крыши трейлеров, внедорожников, грузовиков, автобусов, выстроившихся перед пропускным пунктом. Легковушки по заснеженным дорогам проехать уже не могли.

Стоящий впереди внедорожник зарычал, тронулся, стряхивая снег с крыши, и я вернулся за руль. Ожившие дворники смахнули с лобового снег, захрустели о наледь.

— Что там? — спросила Оля, закутанная в шубу, в шапке по глаза, погладила Лёву, спящего на ее коленях — вдвоем теплее. Столик она трансформировала в диван и теперь полулежала на нем, упираясь спиной в стену.

— Ничего, — ответил я, поглядывая назад. — Одни говорят, что пропускают, другие — что разворачивают назад, что якобы Штаты прекратили принимать беженцев, и к границе стягивают грузовики с силовиками.

— У меня американское гражданство, — без особой уверенности проговорила Оля, кивнула на нашего сына. — И у него…

Внедорожник впереди засигналил и остановился, мы тоже встали. Позади возмущенно заголосили клаксоны. Лёва укутался в спальник и перевернулся со спины на бок.

— Что там опять? — Оля вытянула голову, глядя вперед.

Донесся рокот мотора, впереди промелькнула туша вертолета, раздались хлопки. Внедорожник резко сдал в сторону, впечатался нам в бампер, но все-таки развернулся и рванул в сугроб, проехал десяток метров на север и увяз.

— Что это? — омертвелым голосом спросила Оля. — Стреляют? Паша, неужели они открыли огонь по мирным? — Она помотала головой. — Не посмеют!

Перед глазами промелькнули сюжеты новостей, которые мы с замирающим сердцем смотрели, когда еще работали телевышки. Париж: мародерства, грабежи, разбой. Россия: массовые расстрелы беженцев из северных стран, надо полагать, что и собственных граждан, военное положение, закрытие границ, замешанный на крови порядок. Пекин: мародерство, грабежи, протесты и расстрелы. Наводнение в Египте. Военное положение в Греции, массовые расстрелы беженцев с севера. Тайфун в Тихом океане, практически уничтоживший Японию. Цунами, смывшее часть Индонезии и Филиппин.

«Еще как посмеют, — подумал я, но промолчал. — С человечества слезла маска цивилизованности, обнажив звериный оскал и готовность рвать глотки за кусок хлеба».

— Внимание, внимание! — Над очередью машин громыхнул усиленный громкоговорителем голос. — Ввиду того, что в США введено чрезвычайное положение, прием страной иностранных граждан временно прекращен. Убедительная просьба, соблюдая порядок, зарегистрироваться в пропускных пунктах и получить талоны на еду. Повторяю…

Оля не выдержала, вскочила, порываясь выбраться из трейлера. Лева засопел, но не проснулся.

— У меня гражданство! А ты мой муж, мы семья, нас должны пропустить… Пойдем пешком!

— Успокойся, — держа ее за талию, проговорил я. Развернул от двери в салон. — Там может быть опасно. Оставайся здесь, я схожу, разведаю что и почем. Только дай-ка сфотографирую твой паспорт.

Оля села за столик, вынула из сумочки документ и протянула мне.

— Все эти люди замерзнут, когда закончится бензин в машинах. Тут же нет заправки! Неужели они убьют столько народу? Не верю… И ведь правители, сволочи, сейчас наверняка греются на каком-нибудь острове, а нас тут бросили погибать!

— Все будет хорошо, — сказал я совсем не то, что думал. — Дождись меня.

Надел меховую шапку, пуховик, варежки с овчиной и выпрыгнул в мороз. Мимо, кутаясь в воротники, к пропускному пункту тянулись люди, переговаривались, но слова заглушал свист ветра. Я шел вместе со всеми по протоптанной дорожке, мимо машин, выстроившихся в два ряда. Теперь понятно, что происходит: граница на замке. Пока спасающихся канадцев кормят обещаниями, к ней стягивают оружие и технику, чтобы не допустить прорыв, потому что грядет голод, еды на всех не хватит, и правительство решило пожертвовать иностранцами. Все дороги с севера во всем мире заблокированы.

Остается надеяться, что Олю и Лёву пропустят как граждан США. Я как-нибудь выкручусь, ползком проберусь, в военные подамся — благо опыт есть.

А люди… Их приговорили к смерти. Даже если они прорвутся на этом блокпосту, их встретят и расстреляют на следующем.

Творится что-то невообразимое, и дело не только в наступающем леднике. Землетрясения, наводнения, тайфуны, вспышка неизвестной болезни в Австралии, необъяснимая муть на небе, из-за которой не видно звезд — мир погибает. И вряд ли мне удастся защитить жену и семилетнего сына. Что может один человек? Только не сдаваться до последнего. Но если барахтаешься не в молоке, а в воде, из нее не взбить сметаны.

Ноги проваливались в сугробы, глаза щипало от мороза. Еще раз прогремело сообщение от правительства, и я заметил столпотворение: пропускной пункт оцепили военные, одетые в белые ватники поверх формы и шапки-ушанки. Вояки держали черные щиты, какие часто используют при разгоне демонстраций. В двух местах я заметил «хаммеры» с пулеметными точками.

Отсюда было не разглядеть, но я уверен, что военные вооружены автоматами с подствольными гранатометами.

Прибывающие люди выстраивались в три очереди возле заметенного снегом грузовика с, очевидно, обещанными продуктами. Снова повалил снег, из-за секущего ветра на глаза наворачивались слезы, и видимость стремилась к нулю.

К рыку бензогенератора добавился рев моторов, я обернулся на звук. Вздымая фонтаны ледяных брызг, из-за машин, стоявших в два ряда, выскочили один, два, три снегохода, на каждом было по два пассажира. Не сбавляя хода, они неслись на хлипкое ограждение погранзаставы.

— Люди! Нас обрекли на смерть! — крикнули в громкоговоритель, но теперь со стороны ожидающих. — На прорыв!

На месте «хаммеров» расцвели огненные розы взрывов. Громыхнуло. Взвыла сирена. Контрольно-пропускной пункт тоже разворотили из подствольника. По протоптанной людьми дороге к взорванному забору рванул военный грузовик — я шарахнулся к трейлерам, которые тоже завели моторы и поехали к свернутому шлагбауму.

Что же вы делаете, мужики! Точнее, делаете все правильно, но как же не вовремя!

Надо валить! Скоро тут будет кровавая каша.

Я развернулся, отметив, как с территории США поднимается вертолет, и рванул назад. От трейлера я прошел метров двести, Олю боевые действия зацепить не…

Навстречу мне, петляя, неслись два броневика-снегохода с пулеметными точками на крышах, я побежал к трейлерам подальше от бунтовщиков. Колонна машин ожила и двинулась к границе. Наверняка многие водители не знали, что едут на бойню.

Повалил снег стеной, играя на руку канадцам. Позади загрохотал пулемет, что-то бахнуло, и снегоход в десятке метров от меня взлетел в воздух, подкинутый взрывом. Накрыв голову руками, я рухнул в снег. Грянул второй взрыв, засвистели осколки.

Сквозь звон в ушах прорывался грохот стрельбы. Я лежал в снегу, накрыв голову руками. Кричали люди. Толпа хлынула от КПП назад, к своим трейлерам, им наперерез бежали канадские вояки. Неподалеку кто-то заорал, упал в сугроб, запричитал там, потом хрипнул и смолк.

— На прорыв, бараны херовы! — орали канадские военные. — Это наш единственный шанс!

Я приподнял голову. Люди падали, скошенные очередями, из-за снежной пелены было непонятно, кто в кого стреляет: то ли канадцы в толпу, пытаясь развернуть беженцев и прикрыться ими, то ли американцы.

Валяться в сугробе на линии огня было опасно. Отсвечивать — еще опаснее. Но Оля осталась одна…

…Сперва меня ослепило вспышкой, подкинуло вверх, и лишь потом грянул взрыв, оглушая, пронзая болью. Мир превратился в картинку калейдоскопа, погас, сжался до размеров ослепительно-белой точки, куда меня влекло с неудержимой силой.

Мысли успокоились, проблемы отодвинулись — я понял, что умираю. Осталось сожаление, что не обнял жену на прощание. Точка увеличивалась, притягивала, меня обволокло спокойствие, умиротворение, хотелось скорее раствориться в сиянии, стать светом…

А потом удар невиданной силы — и я перестал существовать.