Дервиш

Олег Васильевич Северюхин

Разведка была и остается самой древнейшей профессией на нашей Земле. Мы многое не знаем, о чем-то догадываемся, но иногда в нас просыпается генетическая память, открывающая страницы далекой истории, и мы оказываемся там, где делалась большая политика. Французский рыцарь, офицер корпуса пограничной стражи, казачий хорунжий и писарь иранского шаха, генетически связанные между собой, и их приключения при выполнении специальных заданий в интересах Российской империи.

Глава 6. На пороге тайны

Если меня спросить, что такое счастье, то я твердо отвечу, что счастье — это моя жена Наташенька. Никто не понимал меня так, как она.

Наталья Петровна показала себя прекрасной хозяйкой, устроив мой быт так, что приглашение в наш дом считалось чем-то вроде поощрения или награды.

Все было безоблачно, пока однажды утром я не увидел свою жену в слезах. Мне с большим трудом и с помощью множества поцелуев и ласковых слов удалось выяснить причину ее слез.

Оказывается, что я всю ночь говорил что-то на неизвестном языке, кого-то обнимал, то краснел, то бледнел и все время повторял женское имя Гульнар.

— Кто это такая? Ты ее сильно любил и до сих пор вспоминаешь о ней? — допытывалась Наталья Петровна.

Что ей сказать? В Туркестане великое множество красивейших женщин, расцветающих подобно весенним цветам и увядающим в период быстро приходящей осени.

Связывать свою судьбу с Туркестаном я не собирался и поэтому издали любовался этим цветником, не вторгаясь в его пределы и не срывая прекрасный цветок, который завянет в стакане воды.

Знакомых женщин там не было. За честь поруганной женщины они мстят. Причем мстят очень жестоко. Но ни у кого из ревнителей местных законов не было повода обвинить меня в нарушении обычаев. Все это я без утайки рассказал своей жене.

— Николай, — сказала мне Наташенька, — я с утра пойду к брату посмотреть, как он живет, затем нужно зайти к мадемуазель N, я все-таки не оставляю надежды соединить братца моего Николая Петровича с нею узами законного брака. Хватит ему бобылем жить. Он воспитал меня, не создал семью, и я должна ему помочь. А ты, Николенька, попробуй вспомнить и записать то, что тебе приснилось. Можешь даже написать в стихах, — улыбнулась жена. — Поверь, я ни чуточку не буду ревновать тебя к твоему сну. Может быть, немножко. Мне кажется, что в этом сне кроется какая-то тайна.

Поцеловав меня, Наталья Петровна ушла. Я лежал в постели, благо день был воскресный, и кроме военно-исторического кружка в офицерском собрании в пять часов пополудни не было никаких служебных мероприятий.

Прикрыв глаза, я попытался вспомнить этот сон.