Тёмный Лес

Олег Лутин

Мир не может без мифологии. Мифы определяют бытие, а не бытие – мифы. Чтобы двигаться вперед, людям нужны грёзы и смыслы, а вовсе не понимание того, как всё устроено на самом деле. Да и существует ли это самое «на самом деле»? «Тёмный Лес» – это сборник из 12 мифов XXI века. И помните, миф – это не выдуманная ложь, это – глубинная правда, скрытая за завесой метафор.

Узор на Панцире Черепахи

Жили-были в Тёмном Лесу Три Ведьмы. Нет в Тёмному Лесу имен, ибо в мудрости своей общаются его жительницы не разумом, но душой. Но мы, в силу несовершенства своего восприятия, увы, не способны различать вещи в отрыве от их ярлыков, а потому, чтобы отличать Трех Ведьм друг от друга будем называть их Девой, Матерью и Старицей. Хотя, несомненно, эти обозначения возраста имеют право считаться именами не более, но и не менее, чем любое иное слово, особенно, соотносящееся с каким-либо признаком своего носителя.

Так вот, мечтали Три Ведьмы обрести божественность. Нарисовать себя звездами на небесах, дабы слава о них жила в вечности по всей Вселенной. Каждая из них шла к этому своим путем. Дева творила эксперименты, низвергая закостенелые представления прошлого, выдумывала всё новые и новые, прежде небывалые заклинания и ритуалы. Мать же, напротив, собирала и хранила всю мудрость, какую только находила в мире, исследуя всё, что было придумано до неё. Старица же дальше всех прочих ведьмы заходила За Грань, постигая Непостижимый Край, где живут тени, которые никто не отбрасывал, кошмары, которых никто не видел во сне.

Но, увы, каждая из них дошла до тупика своего пути. Каждая из них достигла вершины… но вершина эта не доставала до небесной высоты божественности. И тогда решили они объединится, чтобы достичь божественности вместе.

— Слышала я, как шептали тени, — начала Старица, — что лишь тот, кто сотворит собственный мир, может называть себя богом. Но как нам сотворить собственный мир? Разве кто способен на это?

— О! Есть у меня один древний фолиант, что добыла я в хранилищах мудрых сов. Там говорится, что наш мир, Тёмный Лес, был нарисован на панцире Космической Черепахи. И хотя не она создала его, общалась она с тем, кто создал, дав ему клятву хранить этот мир вечность вечностей. Так может она знает секрет миротворения? Вот только, как же нам к ней попасть…

— В этом сложности нет! Я давно работаю над тем, что мир — это лишь восприятие. Управляя своим сознанием, мы можем менять восприятие. И то, что сейчас нам кажется молчащей землей, мы можем увидеть, как вполне себе говорящую черепаху. Позвольте, — она начала смешивать какие-то зелья, чертить какие-то фигуры, а затем дала подругам какой-то порошок.

Вдохнули Три Ведьмы волшебный порошок и небо поменялось местами с землей. Звезды стали лишь овцами, что паслись по ночному небу, еще не зная пастыря. А земля, что была теперь наверху, обратилась в огромную Космическую Черепаху, что медленно плыла сквозь невообразимую бесконечность. И спросили Три Ведьмы:

— О, Космическая Черепаха! Ты хранишь на своем панцире наш мир, Темный Лес. И ты помнишь того, кто его создал. Так может ты знаешь, как нам создать собственный мир?

— Я не знаю. Я помню. Ибо я — память и слепок.

— Память и слепок?

— Так обретается вечность. Так становятся богами. Нарисовав себя звездами на небесах, ты сотворяешь в космосе мир. И этот мир — твой слепок в вечности. Умрешь ты, как человек, но навсегда останешься, как бог.

— То есть ты — создательница Тёмного Леса?!

— Нет. Я память о ней. Но для вас разница несущественна.

— Так как же нам создать собственный мир?

— Три корня питают всякий мир. В самой глубине Вселенной, в слоях ее столь плотных, что само время останавливает там свой ход, там обитает вся память прошлого, все тени забытых эпох. Там живет Невообразимое, и никакая воля не может его изменить. Лишь приняв Невообразимое можно прочитать в его безумных узорах первую часть рецепта. Самую его основу и базу. Ибо не может жить мир, не сложенный по этим узорам, так как если ты не ведаешь Бездну, Бездна сожрет тебя с потрохами.

Второй корень — в душах людских, что живут в настоящем. Миры — это лишь восприятие, картина. А разум людской — холст этой картины. Миры — это взгляд, с помощью которого всё сущее не падает в Бездну Непостижимого. Но мало, чтобы этот взгляд работал, его ещё и должны принять носители, ибо всякий мир существует лишь в глазах смотрящего. Нет носителей — нет и мира.

И третий корень — в мечте. В грезах о будущем. Бесконечно число сотворенных миров. Каждый из них позволяет не пасть в Бездну. Каждый из них выбрали люди. Но если новый мир не отличен ни от одного из старых, то зачем же он нужен? Будет он лишь ответвлением старого мира, но никак не новым самостоятельным миром.

— Благодарим тебя, мудрая Черепаха! Теперь мы знаем, что делать!

Первым делом ведьмы отправились в Непостижимое. Тогда еще не было Королевства Тарр, что отделяет сейчас Тёмный Лес от Непостижимого, и потому граница, которую надо было перейти ведьмам, была весьма зыбкой и тонкой.

Старица сотворила ритуал, и тут же рамки привычного канули в небытие, а кошмарные тени Бездны набросились на Трёх Ведьм. Но Старица была опытна в странствиях по Той Стороне, а потому призвала мотыльков-светлячков, что осветили собой тропу для Трех Ведьм. И они вступили на этот путь в самое сердце Непостижимого.

И вот, прошли они болота, в которых стонали вечно тонущие пропащие души, что слишком слабы, чтобы жить, но слишком трусливы, чтобы умереть, и подошли к Реке Забвения, за которую еще не заходил никто и никогда.

— Дальше дороги нет, — заявила Старица, — вглядитесь во тьму, вслушайтесь в тишину, принюхайтесь к тлену — все они веют из Непостижимого. Но никто не сможет пощупать тот край, никто не вкусит его плодов. А кто сделает это — не вернется назад.

— Но ведь все говорят, что ты заходила куда дальше других!

— Никто до меня не подходил вплотную к реке. Люди бродят по топям перед ней, думая, что это и есть Непостижимое. Но это лишь подступы к нему, его пороги. А само оно лежит по Ту Сторону Реки Забвения. Души, что мучаются здесь — их еще помнят, и потому они не полностью мертвы, в чем-то даже живы. Я же мечтала пообщаться с теми, кто был забыт. И потому не просто подошла вплотную к реке, а шагнула в нее одной ногой, — Старица подняла подол юбки, и ведьмы с ужасом узрели, что одна ее нога — костяная, — такова цена знаний. Когда моя нога умирала, я закричала от боли так громко, как только могла. И этот крик был услышан на Той Стороне. И мне был ответ. Ответ, что нельзя выразить ни на одном живом языке. Ответ, который нельзя пересказать никому живому. Ответ, который не поймет никто, кто не прикасался к смерти сам. Но даже этот ответ был лишь частью того узора, что мы ищем. Знание этой части сделало меня мудрейшей из ведьм… но ее недостаточно для того, что мы задумали, ибо нам нужен весь узор. Тем более, даже эту часть я не могу пересказать вам. Её можно лишь услышать самому.

— Что же нам делать?

— Ты же, как и мы, говорила, что знаешь, что делать!

— Знаю. А потому вглядывайтесь во тьму. Вслушивайтесь в тишину. Принюхивайтесь к тлену. И помните, что второго шанса не будет, — сказала Старица и с головой нырнула в Реку Забвения!

В ужасе были Дева и Мать, но знали они, что второго шанса не будет. Нет ничего невыносимее, невыразимее и непостижимее того, что видели, слышали и чувствовали они, глядя, как умирает их подруга, растворяющаяся в Реке Забвения. Крик ее боли терял человечность, становясь всё более непостижимым, а затем с Той Стороны раздались ответные крики, и ничто известное нам не может их описать или выразить. Не было никаких сил слышать те голоса, но ничего не оставалось ведьмам, как сидеть и смотреть. И нет муки большей, чем эта, ничто не сводит с ума сильнее.

И лишь когда голоса стихли, а Река Забвения поглотила Старицу, лишь тогда что есть мочи побежали ведьмы в Темный Лес, ибо не было для них ничего более страшного, чем продолжаться оставаться на берегу этой ужасной Реки. Даже муки пропащих душ, что тонули в призрачных болотах, теперь не казались чем-то ужасным на фоне того, чему ведьмы стали свидетельницами.

— Ты знаешь, что делать? — спросила Мать.

— Я… я надеюсь, — сказала Дева и зарыдала, не выдержав.

— Надежды достаточно. Потому что я в тебя верю, — обняла Деву Мать и тоже заплакала. Так они и рыдали, пока не наплакали целый океан.

И тогда взяла Дева яблоню, вырвав ее с корнем из земли. Попросила она Мать призвать змею, что та и сделала, а затем Дева обмотала этой змеей вырванную яблоню. Взялась Дева за голову змеи, а Матери дала хвост. И стали они пахтать океан слез, что вместе наплакали, поминая Старицу.

Стала из океана выходить соль. И стало этой соли там много, что стала она белоснежной горой, что была чище алмазов. И дошла это гора до самых небес.

— Нам нужно взобраться по этой горе до небес, — пояснила Дева, — и там спеть песнь, что запечатлит нас в вечности. Эта соль — средоточие нашей тоски по нашей подруге. Повинуясь песне, соль сложится в узор Лабиринта. Я назвала его Лунный Лабиринт. Это будут чертоги грез и памяти, ибо памятью и грезами он и будет сплетен. И усопшие, о которых споют песнь под Луной, не будут обречены на Забвение в Бездне или вечное гниение в болотах у ее порогов. Они вознесутся в Лунный Лабиринт. А живые смогут навещать их во снах.

— Отличная идея! Вот только… эта соль зыбка и хрупка, она состоит из очень тонкой материи. Как укрепить ее, чтобы она выдержала нас? Ты знаешь?

— Я знаю, — ответила Дева, а затем пронзила ядовитыми клыками змеи свою промежность.

Кровь Девы смешалась с ядом змеи, а соль из океана слез стала впитывать эту смесь, словно губка, становясь всё прочнее и прочнее, пока не затвердела, как камень, ибо впитала всю кровь Девы, не оставив ни капли. Заплакала Мать, но пошла по этой Дороге Соли до самых небес.

И вот, встала она среди звезд и начала петь. И повинуясь ее песне, стала соль преобразовываться, слагая собой Лунный Лабиринт. И чем безумнее становилась Песнь Матери, тем запутаннее и от того крепче становился этот Лабиринт, подобно тому, как узлы тонких нитей по мере запутанности слагают крепкие сети. Голос ее раздавался все громче и громче, и жители всех миров слышали эту песнь в своих снах. Но с каждым словом всё сильнее теряла Мать рассудок.

Ткань Лабиринта, что теперь освещала небеса серебристым лунным светом, оторвалась от земли Тёмного Леса, став самостоятельными миром на небесах, Луной, что светила ярче всех звезд. Но Мать продолжала петь. Она знала, что пока сознание ее контролирует ткань Лабиринта, она не падет с небес… но потеряв рассудок, она потеряла и контроль, а потому рухнула с небес на землю, разбившись насмерть при падении.

Но дело уже было сделано. И Лунный Лабиринт стал пастырем звезд на небесах, осветив своим серебряным светом грезы обитателей миллионов миров. И во снах все они тянулись сюда, а некоторые и вовсе оставались здесь навечно после смерти, блуждая в безумных узорах его прекрасных чертогов.

А дабы эти души и их посетители-сноходцы вечность вечностей славили Трёх Ведьм, менял Лунный Лабиринт свой облик. То он был Растущей Луной, чем славил Деву, придумавшую то, что дало миллионам душ надежду на вечность. То он был Полной Луной, чем славил Мать, песней своей родившей Лабиринт и воплотившей в нем свои грезы и память. То он был Стареющей Луной, чем славил Старицу, что, шагнув в Забвение, навсегда победила его своим Светом, осветив его мрачные тайны.

Славьте Луну, что дарит нам грезы. Славьте Луну, что запомнит нас после смерти. Славьте Луну, что подарили нам Три Ведьмы: Дева, Мать и Старица. И не бойтесь заплутать в Лунном Лабиринте, ибо всё его чертоги прекрасны.