След Локи, или Необыкновенные приключения в мире информации

Олег Самарцев, 2023

Когда обычный школьник встречает таинственного незнакомца с говорящими воронами, он даже не подозревает какие приключения его ожидают! Потому что незнакомец – греческий бог информации Гермес, а вороны – священные птицы Одина Хугин и Мунин, которые пытаются спасти мир от коварного обманщика и манипулятора Локи. В погоне за Локи нашим героям предстоит преодолеть времена и страны, побывать в древнем Риме и средневековой Венеции, встретить блистательного Аретино и сразиться с убийцами-брави, принять участие в штурме Бастилии и сражении при Геттисберге.Книга в увлекательной форме расскажет о главных аспектах современных медиа, поможет разобраться в том, что такое факт и «газетная утка», понять, как влияет на общество «четвертая власть», чем блогосфера отличается от журналистики. Вместе с главным героем читатель научится осторожно относиться к информации, не верить "желтой прессе" и отличать правду от лжи.Иллюстрации и обложка созданы нейросетью Midjourney.

Глава 7. Умирающая профессия

Гермес начинает действовать, а Борис многое узнает о журналистике, блогерах и манипуляции сознанием, и получает первое задание

Говорили как всегда о работе, но поскольку Бориса тема очень интересовала, он решил, что сочетание конфет, сыра, колбасы и «Фанты» в стеклянных бутылочках — вполне достойное оправдание для присутствия при разговоре.

— Торопитесь насладиться любимым делом и учитесь выращивать капусту на огороде, — говорил очень убежденно Гермес родителям, однако ни иронии, ни шутливости в его интонации Борис не заметил, хотя на Варвару он взглянул с неким лукавством, — Вашей честной журналистике осталось от силы лет десять или двадцать, потом её можно будет смело вычеркивать из реестра профессий…

Гермес явно начинал действовать, подталкивая разговор в нужном направлении, и Борис мгновенно решил ему подыграть.

— Мама так и собирается сделать, — ненавязчиво встрял он, — она уже страницу на букву «Ж» вырвала из справочника профессий и говорит, что журналистом я стану только через её труп…

— И правильно сделала, молодой человек, мама у тебя умница и мыслит на перспективу…

— Не будешь ты никаким журналистом, — твердо сказала мама Лера, но ради справедливости Гермесу всё же возразила, — Серж, я это уже сто лет слышу, то умрет, это умрет. Как в кино, прямо. «Ничего не будет, останется одно телевидение»⁵. Теперь вот новый кумир — социальные сети. Ничего не будет, останется Фейсбук с Телеграмом и Тик-Ток, конечно…

— А почему бы и нет? — лукаво прищурился Гермес, — Аудитория социальных сетей, у Фейсбука того же, ничуть не меньше, чем у прессы и телевидения, и продолжает увеличиваться… Газеты уходят в прошлое, зато клубхаусы, тик-токи и прочие новинки появляются чуть ли не каждый день.

— Да-да-да, блогеры, микроблогеры, гражданские журналисты! — воскликнул отец возмущенно, — Слышали мы про это, да только не надо путать дар божий с яичницей!

— Почему же с яичницей? — хмыкнул Гермес, услышав про «божий дар», — Вполне себе прибыльное дело…

— И что с того, что прибыльное? — ответил отец и даже поморщился, — Блогер к журналистике отношения не имеет — это не профессия…

— Конечно! — живо вскинулась мама, — А ты знаешь, сколько они зарабатывают? Тебе и не снилось!

Гермес утвердительно закивал. Разговор явно шел в нужном направлении.

— С блогерами теперь даже президенты считаются, — заметил он, — Так что монополия журналистики на информационном рынке можно сказать исчезла. Иной блогер заменяет десяток газет по числу читателей…

— Дело не в этом… — папа мрачно задумался, потом твердо сказал, — Что бы вы не говорили, — блогер — это хобби. Может быть и прибыльное, может не и очень, но всё-таки хобби.

— Что значит хобби? — искренне удивился Гермес, — Если это средство заработка, и немалого при том, если тебя читают или смотрят миллионы, то какое же это хобби?

— А дело в ответственности и правилах, в долге перед обществом! В социальной роли, наконец, — энергично возразил отец, — Хобби — это, когда ты выражаешь себя в чем-то таком, что тебе лично нравится. Ну, картины рисуешь, прыгаешь с парашютом, выращиваешь феноменальные тыквы, блог свой ведешь, трюфели ищешь в лесу… Хочешь делай, хочешь нет…. А работа — это когда обязательно, когда по-другому нельзя! Вот если ты отвечаешь за сделанное тобой перед кем-то кроме себя, перед коллегами, перед аудиторией, перед обществом и законом, в конце концов, это и есть профессия.

— Перед законом все отвечают, Коленька, — вклинилась мама Лера, — Попробуй позволь себе лишнее, тут же и спросят… Вот за репосты судить начали.

Отец отмахнулся, явно не собираясь сдавать позиции.

— Работа, профессия — это когда у тебя есть социальная роль, функция, а к ней — методы, то, что называется «ремеслом», которому нужно учиться, то что объединяет тебя со множеством других людей, которые делают такое же дело, как и ты. Есть принципы, нормы, правила, этика… Вот приносят врачи клятву Гиппократа — не навреди и все такое. У журналистов клятвы, конечно, нет, но тоже есть свои жесткие правила, профессиональная этика! А что есть у блогеров? Ничего нет, кроме лайков, репостов и подписчиков.

— Зато сколько подписчиков! — резонно возразила мама.

— Да хоть всё человечество, — с горячностью возразил отец, — А где ответственность? У журналиста, понятно… Чтобы приобрести профессию, надо ей научиться, принять ее правила, освоить технологию, потом поступить на работу, договор подписать, получить опыт, заработать репутацию… И тут все просто — в договоре написано — что тебе можно и чего нельзя, что ты должен делать, а чего не должен или даже, что тебе категорически запрещается. Правила игры, если хочешь. А блогер — всегда сам по себе и сам для себя, как ему заблагорассудится… Правила он сам себе устанавливает, захочет — легко их поменяет…

— А что, блогер, совсем-совсем ни перед кем не отвечает? — не удержался от вопроса Борис, вспомнив сцену из «Двенадцати стульев», в которой Остап Бендер давал сеанс одновременной шахматной игры в Васюках, выдавая себя за гроссмейстера, и тоже изобретал правила на ходу, — И никому ничего не должен?

— Да по большому счету — нет… Разве что перед уголовным кодексом, как и все, — ответил, подумав отец, — То есть, может и отвечает, если порядочный человек и репутацией своей дорожит перед своей совестью. А может и не отвечать, если не хочет и не дорожит… Самореализация — дело не управляемое… Хорошо, если реализуется гражданская позиция или стремление к правде, а если нет? Но для блогера, в отличии от журналиста, никто правил не написал и не напишет, и никто с него, кроме того же уголовного кодекса, ни за что не спросит… Дилетанты!

— Не знаю, не знаю… — сказал Гермес, не слишком убежденный аргументами, — В сущности, раньше журналистикой тоже занимались дилетанты — Цицерон и Юлий Цезарь, Ларошфуко и Вольтер, Герцен, Мирабо, Пушкин, наконец, и даже Екатерина Вторая и кардинал Ришелье… Гениальные дилетанты по сути дела, которые ничем от нынешних блогеров по статусу не отличались. Хотели — писали, не хотели, сочиняли стихи, занимались политикой или управляли государством.

— Вот именно! Только слово «гениальные» здесь ключевое! Нечего и сравнивать! — возмутился отец, но потом задумался, — Может все дело действительно в уровне личности, в ответственности, порядочности, образовании… Даже не знаю… Вольтера хоть блогером назови, хоть журналистом — все равно останется в вечности. А кто про ваших блогеров через пять лет вспомнит? Пришли из ниоткуда и уйдйт в никуда…

Бориса слегка покоробило от такого сравнения, поскольку популярного блогера из соседнего подъезда с десятком тысяч подписчиков он хорошо знал, но трезвым ни разу не видел. Только за одно произнесение его «никнейма» вслух могли запросто выгнать из школы, поскольку он был заимствован из словаря ненормативной лексики, не говоря о самих текстах, от которых Пушкин мог перевернуться в гробу, хотя и сам был не чужд крепкого словца. Подписчикам и поклонником это, напротив, очень нравилось и лайки они ему раздавали без счета. Так что, сравнение соседа с неприличным сетевым именем с Мирабо и кардиналом Ришелье Варваре не понравилось.

— Да и не каждого к печатному слову или телеэкрану допускали, — продолжил развивать свою мысль отец, — Сначала нужно было доказать, что ты достоин говорить с публикой, обладать профессиональной или социальной репутацией, умом, ну и талантом конечно… А сейчас что? Сейчас все по-другому — включай компьютер, и вот тебе готовая персональная типография в комплекте с телестудией. Эпоха Гуттенберга сменилась эпохой Цукерберга. Ни ограничений, ни барьеров, ни ответственности… Свобода!

— Простор для манипуляций… — тихо поддакнул Гермес.

— И для манипуляций, и для обмана, и для чего заблагорассудится — хоть доброго, хоть злого… — уверенно подтвердил отец, а Гермес при этих словах многозначительно посмотрел на Бориса. Варвара понял, в какую сторону клонится разговор.

— Мальчики, ну спорьте себе, конечно, — вмешалась мама, которой хотелось уже переменить тему, — Но, Сереженька, согласись, говорить, что журналистика умрет — это явное преувеличение! Конечно, тебе ближе социальные сети и всё такое, но мы же должны смотреть правде в глаза… Журналистика меняется, как и всё вокруг, чему же здесь удивляться?

— Конечно меняется, — охотно согласился Гермес, которому начинавшийся спор доставлял истинное удовольствие, — Но, журналистика меняется не впервые, не так ли? Взять, к примеру, «новый журнализм» Пулитцера и Херста! Поначалу они тоже хотели завлечь массу, сделать журналистику прибыльным бизнесом, и им это несомненно удалось! Упрощай и властвуй — вот элементарная формула Рендольфа Херста.. Писать для народа материалы, которые содержат элементы его примитивной природы — самосохранение, любовь, размножение и тщеславие. А главный критерий — тираж и еще раз тираж! Вот отсюда и таблоиды, и заголовки в аршин и комиксы про «желтых мальчиков», ну и огромные тиражи… Но это — в прошлом веке. А сейчас? Перспективы совсем скверные. Фейки, манипуляции, моделирование социальной реальности, информационные войны и тотальный контроль над общественным сознанием… Нет?

— А какой вывод? К чему всё это?

— А к тому, что игра с информационной реальностью — игра опасная. Кстати, даже до эпохи интернета заигрывание с массой ни к чему хорошему журналистику не привело! В конечном итоге, журналистика доигралась в поддавки с толпой до того, что стала вынуждена угождать этой самой толпе. Так что теперь журналистика волей или неволей вынуждена подстраиваться и сама не заметила как массовая аудитория превратилась из потребителя в безусловного диктатора… Ты, Лерочка, полагаю, падения рейтинга больше всего боишься?

— Шура боится, — буркнул Борис, который понял, о чем идет речь, — А мама ничего не боится, она не из-за рейтинга, она из принципа уродов разыскивает…

— Боря, не груби! Никаких не уродов, а героев программы, судьбы человеческие, если хочешь знать, — возмутилась мама Лера.

— Но в результате все равно из-за рейтинга… — спокойно добавил Гермес специально для Бориса, который был с ним в принципе согласен.

— Какая-то всеядная это тлпа получается… — начал было философствовать он, но Гермес его быстро перебил, оживляясь:

— Дело не во всеядности, а во всемогуществе потребителя. Сегодня журналист далеко не единственный человек, имеющий право на авторство и не единственный, кто дает аудитории информационный продукт, вот в чем дело! Блогеры это поняли сразу — они ведь и есть сам народ. Так что, попадают они в ожидания аудитории порою точнее традиционной прессы. Вот вам и «лайки»…

— Не думаю, что мы говорим о вещах равноценных… — задумчиво положив в рот кусочек сыра, возразил отец, — Журналистика — это как… ну фабрика доверия, что ли, где в основе товара — ответственность, надежность, гарантия качества… А как можно доверять тому, кто и имени-то своего не имеет, а прячется за странной кличкой без лица и без биографии… В конце концов, писал же Бодрийяр о нашем времени, что «мы находимся в мире, в котором становится все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла»⁶… Так что ваши блогеры — это симулякр журналистов, а никакие не журналисты.

— Впрочем, — махнул рукой Гермес, и тихо произнес, — Да, Бог с ними, с блогерами… Это я так, к слову, для сравнения про них заговорил. Вопрос в другом, кто и с какой целью манипулирует сознанием человечества, кто передвигает «окна Овертона»⁷ от относительного добра к абсолютному злу?

Отец тоже задумался, а потом согласно кивнул.

— Действительно, многие вещи в последнее время мне кажутся необъяснимыми, хотя Кастельс хорошо это сформулировал — «убийственные семантические поля», «фабрики мыслей», «переворачивание новостей»⁸. Нас словно кто-то убеждает в неизбежности замены нормального на противоестественное, толкает к нравственной пропасти, к концу цивилизации… Преступные общества самоубийц, разрушение семьи, выдуманная реальность, не существующие события, выдуманные герои, абсолютизация зла под видом добра и свободы… И, наоборот, полное уничтожение всего того, что раньше считалось моральной основой общества… Все это тревожно.

Отец замолчал, а Гермес держал многозначительную паузу. Борис нетерпеливо посмотрел на Гермеса, потом обратился к отцу и с нажимом спросил:

— Это, как будто злой бог Локи вмешался?

Отец с удивлением посмотрел на него и согласно кивнул.

— Ну можно и так сказать… Без какого-нибудь Локи тут явно не обошлось…

— Мальчики! — укоризненно прервала диалог мама, которая Локи пропустила мимо ушей, а вот за журналистов обиделась, — Перестаньте спорить как дети! Я журналистов тоже не очень люблю, кроме папы, разумеется, но не забывайте, что были ведь кроме «желтых мальчиков» еще Хемингуэй и Кронкайт, Аграновский и Щекочихин, Бернстайн и Вудворд⁹, да много кого было… Так что зачем вы её заранее хороните, не торопитесь — время всё на свои места расставит…

С этим все вынуждены были согласиться и воцарилась невольная пауза. Мама Лера иногда выдавала такие бесспорные вещи — недаром она закончила с отличием журфак МГУ — что спорить с ней было совершенно невозможно.

— Коленька, разлей вино, оно уже достаточно подышало… — скомандовала мама Лера, профессионально меняя тему, и примирительно добавила, — Что вы все Локи, да Локи… Давайте лучше отпразднуем нашу встречу! А то у вас какой-то мифологический спор получается…

— Архетипический мама… Просто у нас хорошо развито метафорического мышления, — блеснул эрудицией Борис, вспомнив утреннюю лекцию Гоголя.

— Боже, — в ужасе всплеснула руками мама, — Где наш ребенок таких слов нахватался? Мы в твои годы, Боренька, про Робинзона Крузо читали, про Маугли и Мумми-Троллей, сбегали с уроков на каток и на пруд, а ты какую-то заумную чушь изучаешь…

— Это материал шестого класса, — мрачно пояснил Борис, — Мне по нему потом еще и ЕГЭ сдавать…

Мама закатила глаза и собралась было его немного потискать от сострадания, но Борис ловко увернулся. Гермес понимающе хрюкнул, отец едва не подавился, и Борис понял, что взрослым надоело говорить о работе и его сейчас отправят спать. Перехватывая инициативу, он встал и вежливо промямлил:

— Спасибо, все было вкусно, особенно эти… трюфели. Ну я, пожалуй, пойду…

Мама улыбнулась и облегченно согласилась:

— Иди-иди, Боренька, завтра у всех хлопотный день… Поживете одни, без присмотра, дядя Сережа заодно тебе и с проектом поможет.

Гермес с энтузиазмом кивнул. Потом, прищурившись, произнес:

— Думаю, Лерочка, Борис все отлично понял… Тем более, именно этими ему и придется заниматься в ближайшее время… Проект — дело серьезное…

— Я не ребенок… — фигурально ответил Варвара, который не сомневался, к чему относится эта туманная реплика, одновременно наслаждаясь, что родители ни о чем не догадываются.

— Тогда вот тебе первое задание, — торжественно сказал Гермес, заранее вступая в права опекуна, — Спать, и думать, как ты проведешь завтрашний день…

Борис, до которого ирония гостя в отличии от родителей дошла, удалился гордо и с чувством собственного достоинства. В его комнате из темноты синевато мерцал монитор, а на столе, освещенные призрачным светом, лежали чудесные очки, подаренные Гермесом. Он выключил компьютер и отправился спать…

Примечания

5

Цитата из фильма «Москва слезам не верит»

6

Очень образованный отец Бориса цитирует известный трактат французского философа Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция» (фр. Simulacres et Simulation), где ученый исследует проблему взаимосвязи между реальностью, символами и обществом, и вводит особое понятие «симулякра». Чтобы пояснить, что такое «симулякр» Бодрийяр даже придумал к своей книге эпиграф из Экклезиаста: «Симулякр — это вовсе не то, что скрывает собой истину, — это истина, скрывающая, что ее нет».

7

Окно О́вертона (окно дискурса) — социологическая концепция, названная именем её автора, американского юриста и общественного деятеля Джозефа Овертона(Joseph Overton; 4 января 1960, Саут-Хейвен — 30 июня 2003). Концепция говорит об изменении рамок допустимого спектра мнений в публичных высказываниях политиков и активистов с точки зрения текущего дискурса (обстоятельств, в которых прозвучало высказывание). Согласно концепции понятие нормального и ненормального, хорошего и плохого, допустимого и недопустимого под воздействием массовой коммуникации могут постепенно меняться на противоположные. Общественные установки, проходя «Окно Овертона» меняются по схеме «немыслимо — радикально — приемлемо — разумно — стандартно — норма». То есть изменения в отношении социальных установок достигаются при помощи последовательных действий, состоящих из вполне четких шагов, влияющих на общественное сознание, передвигающие «окно дискурса» от «немыслимо» до «нормы». Обычно в качестве примера результатов действий «окна Овертона» приводят движение за права женщин, в результате которого было достигнут переход от полного бесправия или ограниченных прав женщины в обществе к полному равноправию. Примеров последствий работы этой концепции множество.

8

Мануэль Кастельс, — испанский философ и социолог, считается одним из величайших специалистов современности в области теории информационного (постинформационного) общества. Образованный отец Бориса цитирует его знаменитую работу «Власть коммуникации», которую в науке по праву считают исчерпывающей энциклопедией «работы» власти в современном медиамире.

9

Карл Бернстайн и Боб Вудворд — американские журналисты, получившие Пулитцеровскую премию за расследование так называемого Уотергейтского скандала в результате которого президент США Ричард Никсон подвергся импичменту и потерял свой пост. Причиной скандала оказалась незаконная слежка в штабе кандидата в президенты от Демократической партии Джорджа Макговерна, противника Никсона на выборах президента, расположенном в вашингтонском комплексе «Уотергейт». Журналисты Карл Бернстайн и Боб Вудворд опубликовали ряд материалов на эту тему в газете The Washington Post, которые во многом сыграли ключевую роль в дальнейшей цепи политических событий, приведших к импичменту Никсона. Этот эпизод навсегда вошел в историю журналистики в качестве классического примера журналистского расследования. Впоследствии Бернстайн и Вудворд написали книгу-бестселлер «Вся президентская рать», по которой в Голиивуде сняли фильм с Дастином Хоффманом и Робертом Редфордом в главных ролях. О роли журналистов в этом процессе в 70-х годах в докладе международной комиссии писал американский исследователь СМИ Самюэль Хантингтон: «В двух самых драматических внутриполитических конфликтах периода никсоновской администрации — конфликтах, вызванных публикацией документов Пентагона и Уотергейтом, — органы массовой информации страны бросили вызов и нанесли поражение главе исполнительной власти. Пресса фактически сыграла ведущую роль в том, что до сих пор не удавалось ни одному отдельно взятому институту, группировке или комбинации институтов в американской истории — лишить своего поста президента, который был избран менее двух лет назад, добившись поддержки большинства, ставшего одним из самых значительных в американской истории».