Служанка Артемиды

Оливия Кулидж

Юной гречанке предстоит целый год готовиться к празднику в честь богини Артемиды, на котором девочки танцуют танец медведей. Для этого двенадцатилетней Алеции, любимице родителей, придется стать маленькой жрицей и целый год прожить вдали от родного дома, в храме Артемиды…

Особенный день

Самым оживленным местом в доме Конона был внутренний дворик на женской половине. Тут царила Атенаис, любящая хозяйка дома, согревавшая его своей добротой. Еще не рассвело, и слуги зажгли масляные лампы. Серо-зеленые глаза Атенаис поблескивали в их мерцающем свете. Она с нетерпением ждала наступающего дня. Атенаис повернулась к Юнис, служанке, невысокой, седовласой, сухощавой женщине, и та улыбнулась в ответ.

— Сандас помогает мальчику, хозяйка, — сказала Юнис, — они вот-вот придут.

— Девочки, а вы готовы? Филис, ты уверена, что венок ему подойдет? — спросила Атенаис.

Филис только глупо хихикнула. В руках у нее был венок из листьев плюща.

— Да уж, конечно, — ответила ей молоденькая служанка Калина, — у Филис искусные пальцы. Она вполне может свить венок.

Калина всегда была такой, резкой и язвительной. За ней нужен был глаз да глаз.

— Ох, Калина, не надо портить нам день с утра пораньше, — мягко пожурила ее хозяйка.

Калина потупилась, а Юнис поджала губы. Она, казалось, разозлилась всерьез. Больше никто не произнес ни слова, но вскоре тягостную тишину нарушил приход Сандаса. Сандас был слугой и наставником мальчика, сына хозяев дома. Ему было около шестидесяти лет, его волосы и борода давно уже поседели, но он по-прежнему был сухощав и строен. На нем была новая шерстяная туника, свободно спадавшая с согнутых годами плеч и доходившая почти до щиколоток. Она была отбелена до светло-кремового оттенка и перетянута снежно-белым полотняным поясом.

— Ты чудесно выглядишь, Сандас, — приветливо сказала Атенаис.

— Посмотрите-ка лучше на молодого хозяина, — ответил он с поклоном и вывел Клейтоса в освещенный лампой круг света, чтобы продемонстрировать его новый наряд.

Мальчик смущенно улыбался, чувствуя себя страшно неловко из-за всей этой суеты, которую подняли женщины. Клейтосу уже исполнилось пятнадцать. Стройный и загорелый, он был сложен как настоящий бегун. Темные вьющиеся волосы упругими завитками обрамляли его лоб и щеки. На нем была белая шерстяная туника ниже колен, украшенная голубым с золотом орнаментом с вкраплениями пурпура. Ее отделка стоила Юнис больших трудов. Но главным украшением костюма Клейтоса был его плащ.

Старый коричневый плащ, в котором Клейтос ходил в школу или на прогулку, был длинным и неуклюжим. Мальчику приходилось так плотно его запахивать, что он с трудом мог пошевелить руками. Но тут уж ничего нельзя было поделать. В те далекие времена мальчики должны были на людях держаться очень скромно. А сегодня день был особенный, и для праздничной процессии Атенаис выткала сыну короткий голубой плащ, свободно спадающий с плеч. Атенаис была искусной ткачихой, еще до замужества она целый год провела в храме богини Афины, где вместе с другими девочками ткала для богини новое одеяние.

Филис только восхищенно охнула, увидев орнамент, вытканный по краю плаща, а Калина разразилась речью.

— Даже Арахна^[2], которая бросила вызов богине, не могла бы выткать лучше, — восторженно воскликнула служанка.

— Хорошо сказано, Калина, — произнес мужской голос за ее спиной, и девушка, нервно отскочив в сторону, испуганно замолчала.

Это сам хозяин дома вошел на женскую половину, а его похвала была большой редкостью. Он всегда говорил, что Калина слишком много болтает, но этим утром девушке повезло. Конон гордился своим красавцем сыном, но не хотел, чтобы домочадцы заметили это. Он не собирался выражать восторг по поводу гордой посадки его головы, классических черт его лица, смуглых румяных щек или накачанных мускулов, нет, ни в коем случае.

— Посмотри только, какой сочный цвет, — сказал он, приподняв полу плаща сына, — наша мама становится все искусней, твой плащ не идет ни в какое сравнение с моим.

Это была очень высокая оценка, ведь Конон по случаю торжественной процессии надел великолепный пурпурный плащ, отделанный по краю золотом. Его голову украшал венок из листьев дикой оливы, право на который он получил, став победителем Олимпийских игр. Конон не собирался участвовать в состязаниях, поскольку сегодня соревновались только мальчики, но, как чемпион и гордость Афин, должен был присутствовать на празднестве.

Атенаис счастливо улыбнулась мужу:

— Ты видел только мой подарок, а сегодня каждый ему что-нибудь приготовил. Обрати внимание на пояс, видишь, как он замечательно сделан. Это все Юнис. А ведь у нее от такой тонкой работы глаза болят. Филис сплела венок, и Калина сделала нашему мальчику очень ценный подарок.

На день состязаний Калина дала Клейтосу свое самое дорогое сокровище, талисман, матовый красный камешек с дырочкой, приносящий удачу. Она надела его на ленту, чтобы мальчик мог взять его с собой. Это был самоотверженный поступок, ведь талисман мог потерять свою силу после того, как его носил кто-то другой.

— Сандас всю прошлую ночь трудился над своим подарком, — продолжала Атенаис, — но даже я пока не знаю, что это такое.

Сандас с довольным видом достал из складок своей туники свиток папируса, перевязанный яркой лентой, которую получил от хозяйки, и осторожно развернул его.

— Это всего лишь поэма Пиндара^[3], — сказал он, — я тщательно ее переписал. Та самая поэма, которую Пиндар посвятил юноше, победившему в соревнованиях по спортивной ходьбе на играх Аполлона в Дельфах. По-моему, он никогда не был в Афинах на играх Тезея и не видел, как наши мальчики соревнуются в беге. Но я подумал, что сегодня его стихи не будут лишними.

Клейтос взял поэму из рук Сандаса, не отрывая взгляда от свитка, тяжело вздохнул и провел языком по пересохшим губам.

— Спасибо тебе, Сандас, спасибо, — тихо сказал мальчик, — а что, если…

— Я тоже хочу тебе кое-что подарить, — весело прервал его Конон, — сегодня в моей семье появился второй атлет, и я хочу пожелать ему счастья.

Отец подарил Клейтосу маленький флакончик с ароматическим маслом и маленький скребок, который атлеты использовали для того, чтобы снимать со своего тела пыль и пот. Скребок был сделан из слоновой кости и покрыт тонкой резьбой, а флакон изготовили и искусно расписали лучшие мастера из Коринфа^[4]. На белом фоне тонкими коричневыми линиями была изображена фигурка атлета, повязывающего вокруг головы ленту победителя игр.

Мальчик внимательно рассмотрел замечательные вещицы и снова облизал дрожащие губы.

— Да, а что, если… — он запинался, казалось, комок застрял у него в горле, — а что, если… ведь я могу не выиграть…

Атенаис замерла. Значит, сын знал, что он не самый быстрый бегун в этом году! Может быть, он уже проиграл тренировочный забег. А как его отец, славный чемпион, перенесет поражение сына? Она с тревогой посмотрела на мужа, который в своем праздничном одеянии был похож на бога солнца. Но Конон продолжал спокойно улыбаться:

— Разве ты забыл, что я проиграл свой первый забег на Олимпийских играх? И знаешь, что тогда мне сказал мой отец, твой дед? Я прибежал к нему, обозленный на себя самого и на богов, которые допустили мое поражение, и вот что я услышал: «Сын мой, жизнь предоставляет много случаев добиться славы. Сейчас ты проиграл, что ж, в следующий раз выиграешь. Давай-ка решим, что на самом деле важно. Весь год ты упорно тренировался, под дождем, в грязи и пыли, до пота, а твои товарищи в это время бездельничали. И что же? Ты стал настоящим мужчиной, а славу Афинам ты еще завоюешь, так или иначе». Вот что сказал мне мой отец. И сегодня мои друзья будут радоваться вместе со мной тому, что мой сын хорошо потрудился и из ребенка превратился в стойкого юношу. И чтобы отпраздновать это событие, нам совсем не обязательно, чтобы ты повязал на голову ленту победителя.

— Отец, — начал было мальчик, но Конон прервал Клейтоса, опасаясь, что слезы брызнут у него из глаз.

— Пора идти, а то процессия начнется без нас. Отдай флакон Сандасу, и пусть он возьмет его с собой. Но запомни, этот флакон только для таких важных событий, как сегодняшнее. Не советую тебе брать его с собой на тренировки, а то я очень рассержусь.

Клейтос собрался с духом и улыбнулся Атенаис:

— Мама, пожелай мне удачи, и если богам будет угодно, я вернусь с лентой победителя.

Тут вдруг раздался тихий протестующий голосок:

— А туника! Почему никто не похвалил его тунику?

— Ала, ну как же так, — откликнулась Атенаис, укоризненно улыбаясь, — в присутствии мужчин маленькие девочки никогда не вступают в разговор, пока их не спросят.

Алеция вспыхнула. Она была на четыре года моложе брата и совсем не такая застенчивая, как он. Ее каштановые волосы были уложены вокруг головы, но непокорные завитки выбивались из прически и спадали на лоб, хотя еще было раннее утро и прическу ей только-только сделали. Длинное платье было повязано поясом так неровно, что с одной стороны волочилось по полу, а с другой поднималось выше щиколотки. Но личико девочки было милым. Она повернулась к отцу, застенчиво улыбаясь и, кажется, не испытывая перед ним никакого страха.

Конон улыбнулся в ответ. Если сыном он гордился, то дочку просто обожал. Ободренная девочка подняла свою куклу, которую качала на руке, и показала отцу:

— Я ни слова не сказала. Это все она, это Горго говорила.

Конон громко рассмеялся и убрал волосы, падавшие на лоб дочери. Филис, в чьи обязанности входило помогать Алеции одеваться и причесываться, нервно сосала палец. Но Конон и не думал сердиться.

— Ну что ж, тогда тебе придется научить твою Горго хорошим манерам. Если, конечно, она собирается выходить замуж. Хотя, может быть, она сказала что-то важное?

— Ну конечно. Очень важное. Про тунику Клейтоса. Я ее сделала. Я сама! Я ткала ее целый год.

— Так и есть, Конон, — подтвердила Атенаис, — это первый кусок полотна, который выткала Алеция. Сейчас он уже отбелен, а до этого на нем были пятнышки крови. Ала все пальцы себе исколола. А рука у нее иногда так болела, что девочка плакала, правда, Ала?

Конон серьезно посмотрел на дочь:

— Ну что ж, значит, и Ала стала взрослой в этом году. Она уже почти девушка, а я-то все считал ее ребенком. Сегодня день Клейтоса, и мы должны спешить, а то опоздаем. Но у девочек тоже бывают свои праздники, когда они подрастают. Я возьму Алу на представление, она увидит танец медведей, который исполняют маленькие жрицы во славу богини Артемиды.

Алеция восхищенно ойкнула, крепко прижимая к себе куклу. Ведь до сих пор она покидала свой уютный безопасный дом только для того, чтобы дойти со служанками до колодца и обратно. Согласно обычаю, маленьких девочек не должны были видеть незнакомые люди. Алеция вопросительно взглянула на мать. Она впервые слышала про танец медведей.

— Но ведь Ала еще совсем маленькая, — грустно сказала Атенаис, обернувшись к мужу.

— Пришло ее время, — ответил Конон, его голос не был суровым, но по тону всем сразу становилось ясно, кто был главным в доме.

Примечания

2

Арахна — искусная ткачиха, дочь красильщика тканей из Колофона. Арахна ткала такие прекрасные холсты, что даже окрестные нимфы приходили в восторг. Девушка не знала себе равных и возгордилась настолько, что вызвала на соревнование богиню Афину, которая покровительствовала ткачихам и сама была искуснейшей ткачихой. Афина разгневалась, но сначала решила предостеречь гордячку. Она явилась к ней в образе бедной старухи и напомнила о том, что смертным следует проявлять смирение, иначе на них обрушится гнев богов. Но девушка осталась глуха к увещеваниям и прогнала старуху. Состязание состоялось. Афина выткала на пурпуре торжественное изображение 12 олимпийских богов, а по четырем углам изобразила картины мучений, которым подвергались смертные, нарушившие волю богов. Арахна же выткала изображения любовных похождений Зевса, Посейдона и Диониса, и тем еще больше разгневала Афину. Афина в гневе порвала ткань и ударила ткачиху челноком. В отчаянии Арахна попыталась повеситься, но Афина вынула ее из петли и превратила в паука. Как видишь, дорогой читатель, греческие боги были очень суровы, и состязаться с ними было опасно. (Примеч. пер.)

3

Пиндар — греческий поэт, жил в 522–448 гг. до н. э., был родом из Фив. Пиндар писал оды и гимны богам, эпиникии, то есть хоровые оды с музыкой и плясками в честь победителей олимпийских, пифийских, немейских и истмийских игр. На русский язык его переводил Державин, один из основоположников русской поэзии. (Примеч. пер.)

4

Коринф — в древности центр искусств и художественных промыслов в Греции, знаменит храмами Аполлона, Афродиты и Артемиды и крепостью.