Нам нельзя

Оливия Лейк, 2021

– Сегодня ты мне не нужна. Да завтра, Колючка. И держись. – Козел! – не выдержав, взбрыкнула я и толкнула в широкие плечи. – Овца. – Ненавижу тебя! – Взаимно. Черт, во что я ввязалась! ******* Мой сводный брат козел. Я всегда это знала, а когда проиграла ему желание – убедилась в сотый раз. Три недели я должна исполнять его приказы, подчиняться беспрекословно. Но проиграла не только я. Он за тот же срок должен найти мне парня. Прекрасного-распрекрасного принца. Сложно, но можно. Или нельзя? НАМ НЕЛЬЗЯ… Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Эрик

Впервые за много лет я проснулся в родном доме в хорошем настроении. Предвкушал. Не каждый день обзаводишься личной рабыней. Откинул одеяло и тяжело вздохнул, рассматривая мачту с раздутыми парусами. Вчера у меня как-то сбился прицел: мысли не о потрахаться были, точнее, о потрахаться, но не с той, которая готова дать. Поэтому мой член как Эйфелева башня сутки уже. Смотрит исключительно вверх.

А ведь у меня рабыня есть. Жаль Кайле нельзя приказать ртом поработать надо мной. Губы растянулись в хищной улыбке. Я не мог получить Колючку в свою постель (странное желание, ведь колючки в кровати обычно ну вообще нихрена приятного), но могу получить завтрак с доставкой.

— Поесть принеси, — бросил в телефон, когда услышал голос Кайлы.

— Что?!

Я отключился. Никаких мне «нет»! Жаль только в пределах разумного.

Вставать не спешил и даже надевать белье — ночью принял душ и упал в подушку лицом: текиловый армрестлинг сделал свое дело. Давно я не практиковался напиваться в дрова в течении часа, а это, между прочим, главное правило любой студенческой вечеринки!

Через пятнадцать минут без стука на пороге появилась Колючка. Лицо по максимуму недовольное, в руках поднос с ножками. Моя ж ты умница! Воспринимает все буквально: в постель так в постель.

— Сама готовила? — спросил, учуяв запах жареного бекона и тостов.

— А что, боишься? — не сдержала ехидства и поставила поднос прямо на меня. Блядь! Чуть член не сломала, зараза!

Я схватил ее за тонкое запястье, кукольное просто.

— Признавайся, плюнула?

— Да не в жизнь! — и невинно захлопала глазками. Они у нее интересные, золотисто-карие. Кайла вообще вся золотистая: кожа, волосы, веснушки. А внизу она такая же? Увы, все рыжие, что были у меня, под ноль выбритые. А мне нравится контрастная полоска на нежной коже, очень сексуально.

— Приберись, пока я ем, — сказал и разжал пальцы. Так просто она не отделается. Пусть помучается, потерпит меня. А я? Как ни странно, присутствие Колючки уже не так сильно бесит, как еще вчера.

— А салфеточку тебе не повязать?

— А ротик тебе не закрыть?

Кайла фыркнула и отвернулась. Футболку мою с кресла взяла, джинсы… Потом носок двумя пальцами подняла, нос свой веснушчатый сморщила.

— В стирку отнеси, — велел, принявшись за яичницу с сыром и зеленью. Ну, неплохо в принципе. Получше, чем вчерашнее мясо у ее маман.

— Это все? — встала напротив, уперев руки в бока. А вырядилась как: короткие шорты неприлично просто обтягивали задницу, а ноги вообще бесконечные. Какая она там девственница?! Не верю!

— А ты не такая уж страшненькая.

— А ты все такой же придурок.

Колючку не смягчить. Мне даже нравилось. Раньше мы как-то мало общались. Поначалу ругались и расходились, потом просто игнорировали друг друга. А оказывается, с ней даже весело может быть. Доводить Колючку всегда было приятно.

— Называй меня хозяин.

— Что? — задохнулась она. — А не пошел бы ты, хозяин!

Я нарочито медленно пригубил кофе и брезгливо скривился.

— Сахара добавь и корицы.

— Там и так две ложки!

— И уменьши температуру на сплите на один градус.

Колючка только губы сжала, клацнула пульт и спокойно ответила:

— За это, Лаваль, ты должен найти мне принца. Распрекрасного!

Я убрал поднос. Жениха ей, значит. Поймала вчера меня, сучка-колючка. Я мог бы назвать тысячи причин моей ненависти, и каждая была бы правдой. Нет, полуправдой. Истинную причину просто невозможно озвучить, а лгать я не любил.

— Не Лаваль, а хозяин, — медленно повторил, чтобы дошло наконец.

— А не сходить бы вам в пешее эротическое, хозяин?

— В эротическое я хожу только в компании. Хочешь со мной?

Кайла перехватила ворох вещей и нервно сдула с лица ярко-рыжую прядь. «Да, Колючка, там, где ты учишься, я уже преподаю. Ни тебе тягаться со мной в словесных бомбардировках». Но потенциал определенно есть.

— Тебя еще воспитывать и воспитывать, детка, — сказал, не задумываясь, какой хотел бы ее видеть. Вот какой? Какой должна быть Колючка, чтобы не бесить меня? Чтобы не возбуждать меня? И ведь ничего не сделала для этого! Колдовство какое-то. Не зря рыжих всегда ведьмами считали.

— Поздно за воспитание решил взяться, братец.

Вот сейчас как встану, светану причиндалами, и сразу понятно станет, что нихрена мы не брат и сестра!

— Какой я тебе брат, Хьюз? Где я, — показал наверх. — И где ты, — пальцем вниз. — Мы всегда будем в разных плоскостях, Колючка.

— И слава богу! Потому что ты последний человек на земле, с кем хотелось бы родней быть!

— Кофе неси, — буркнул отчего-то обиженно. Не рада она, конечно! Да пальцами щелкну, и сама ко мне приходить будет на все готовая, в рот смотреть, только мне не нужно. Если бы я хотел трахнуть ее, то сделал бы и давно освободился, но нам нельзя. Сестра ведь, пусть и сводная. Черт. Это все усложняет. Именно поэтому мы до сих пор ведем диалог. Раскушу эту «не такую» и забуду, как страшный сон. Я же все-таки человек, существо социальное: с отцом, с братом общаться нормально хочу, а не раз в год и то по обещанию. И все из-за пигалицы рыжей.

Телефон на зарядке пискнул сообщением. Ладно, хватит прокрастинировать, у меня еще дела.

Кайла

— М-мм, кофе, — повела носом мама.

Сегодня они улетают в отпуск: все довольны, кроме меня. Даже Эрик светится как рождественская елка. «Хозяин!» — про себя возмутилась я и положила пять ложек сахара в его капучино. Пусть наслаждается, сволочь!

— Все нормально? — обеспокоенно посмотрела на меня мама. — Зачем столько-то?!

— Я не себе.

— А кому?

— Козлу этому.

— Кому? — не поняла мама.

— Пасынку твоему!

— О боже! — закусила губу она и даже мой лоб потрогала. — Кайли, мне стоит беспокоиться?

Я улыбнулась, максимально беззаботно. Не хочу портить отдых семье. А мама, если узнает, как в реальности у нас с Эриком обстоят дела — всю степень нашей взаимной непереносимости — в принципе никуда не поедет. Либо будет названивать в час по сто раз, и в конце концов заработает невроз. А я непременно буду чувствовать себя виноватой.

— Все норм, мам, правда. Мы с Эриком заключили перемирие.

Да, я лукавила. У нас скорее пакт о ненападении. Мы так же друг друга терпеть не могли, но вместо молчаливой ненависти перешли к остро-ядовитому диалогу. Что хуже — даже не знаю.

А ты не такая уж и страшненькая…

Я передернула плечами. С чего это вдруг расщедрился на комплимент? Весьма сомнительный, кстати, но в его духе, конечно. Тогда, на мой день рождения, Эрик обозвал меня назло, специально — в этом я не сомневалась. Но, конечно, он никогда в этом не признается! Не думаю, что я прямо в его вкусе, но уж точно не уродина!

Я взяла кофе и пошла наверх. Нам не избежать общения друг с другом — теперь уж точно! — но ухо нужно держать востро. Эрик определенно что-то задумал, и мне нужно выяснить что. Я ведь будущий журналист!

Стучать не стала — пусть воспринимает как протест! — и, толкнув дверь, смело шагнула в комнату. Через секунду шокировано застыла, хлопая глазами. Мой сводный брат-мерзавец говорил по телефону абсолютно голый, вот вообще просто! Стоит тут двухметровый, загорелый… Везде загорелый, даже там, в паху! Черт, я, кажется, посмотрела на его член! Черт, я до сих пор смотрю!

— Фак! — кофе обожгло руку, а чашка полетела вниз. Фарфор на мелкие осколки разлетелся, а черные брызги расписали светлый пол. Я от стыда жуткими красными пятнами пошла: у меня всегда так, когда волнуюсь или смущаюсь.

— Подожди, — отрывисто бросил в телефон Эрик и на меня зыркнул холодными глазами: — Убери здесь и кофе принеси, безрукая безмозглость.

Я только рот открыла — прикрылся бы, не на нудистском пляже! — и тут же закрыла. Эрик все же в своей спальне, и это я без стука вошла.

Второй, точнее, третий кофе сделала как надо, супер бариста просто — не зря все прошлое лето работала в кофе-шопе. Меня бог, наверное, наказал за то что ближнему своему сахарный удар хотела нанести. Нереальной наготой красивого парня наказал. Многие на моем месте были бы довольны, но это же индюк Эрик Лаваль! Мой сводный враг!

Краска немного сошла с лица, когда я наконец села завтракать, рука почти не болела, и я даже практически забыла обнаженную натуру. А-ля натюрель… Голый король, чтоб его!

Просто пила кофе, переключала каналы, останавливаясь на всякой развлекательной лабуде. Потом вспомнила, что мне еще проект сдавать и включила местные новости. Как оказалось, не зря.

Диана Сэвилл, ведущая новостей, говорила возбужденно, взволнованно и немного испуганно.

Нам стало известно, что дочь капитана полиции Мэйсана Вольца подверглась нападению при невыясненных обстоятельствах.

Камера выхватила молоденького корреспондента, нервно атаковавшего здание полиции.

— Без комментариев, — рявкнул капитан Вольц и сел в патрульную машину.

Ничего себе дела…

Я тут же набрала Марсию. Она должна знать подробности. Ее отец служит в полиции.

— Ты уже знаешь?

— Да, — шепнула она. — Приезжай ко мне: здесь отец и капитан.

Марсия тут же отключилась. Это значило одно — подслушивает! Меня дважды приглашать не нужно: я даже переодеваться не стала, схватила ключи и прыгнула в машину.

Дом семьи Кларк находился в старом городе, вдали от океана, если это вообще возможно у нас. Монтерей в свое время был рыбацкой деревней — здесь все неразрывно связаны с водой! Но в Даунтауне лицо города немного менялось: улочки поуже, постройки старше. Нет пафосных новомодных особняков, как наш — да, дом семьи Лавалей я считала своим. А почему бы нет, черт возьми! Эрик мог не принимать меня и маму (хотя с ней у них вроде мир, может, худой, но он лучше доброй ссоры), но мы часть семьи, этого не изменить.

Здесь много старой застройки: викторианский стиль, уютные резные балконы и южный шарм. Тихо и спокойно. Безопасно. Было.

Я припарковалась рядом с полицейской машиной и бегом побежала на крыльцо. Марсия открыла почти сразу и кивнула, чтобы я просочилась внутрь. Значит, есть варик еще что-то узнать. Эх, не вышло. Стражи порядка появились в прихожей. Уезжают.

— Здравствуйте, офицеры! — улыбнулась я и повернулась к Вольцу. — Капитан, я слышала… Можно мы заедем к Анне? Поддержать.

Не скажу, что мы с его дочерью были близкими подругами, но когда-то ходили вместе в театральную студию факультативом, а летом гуляли вместе, когда она приезжала на каникулы из Массачусетского колледжа.

— Спасибо, девочки, — устало почесал переносицу капитан Вольц. Он был мужчиной видным: крепкий поджарый блондин с яркими голубыми глазами, симпатичный даже, но сейчас выглядел очень усталым. Раньше я не давала ему пятидесяти, сейчас он казался даже старше. — Она дома, отдыхает. Анна будет рада.

— Марсия, — отец послал ей предупреждающий взгляд — понятно: чтобы не давили и не расспрашивали. Будто мы сами не знаем. — Родители, когда уезжают? — это уже у меня спросил.

— Сегодня.

— Может, к нам переедешь на это время? Не надо тебе одной оставаться.

С чего это? Я не понимала. Подруга послала странный взгляд.

— Эрик вернулся, мы вдвоем будем.

— Тогда ладно, — кивнул офицер Кларк. — Ведите себя хорошо, — напутствовал, как маленьких, но с такой горчинкой в голосе. Мистер Кларк — полицейский, всего повидал, но ощущалось нечто, гудевшее в воздухе. То, на что реагировали невербально. Что же там за нападение такое?!

— Что-нибудь узнала? — спросила у Марсии, когда остались вдвоем.

— Поехали к Анне, по дороге расскажу.

Следующие пятнадцать минут я смотрела на дорогу и беззвучно открывала рот, как рыба, ей-богу! Ток-шок, просто! Анну Вольц, добрую, порядочную, домашнюю девочку, жестоко изнасиловали. Это само по себе чудовищно, но обстоятельства произошедшего пугали. До жути просто. Она ничего не помнила. Вообще. Прошлые сутки словно ластиком стерли. Хорошим таким: никаких следов в памяти, а вот на теле… Про душу вообще молчу, там после такого шрамы на всю жизнь. Каким бы стойким солдатиком ни была женщина, но изнасилование самое страшное оскорбление, которое можно нанести нашей сущности. Его можно занести в черный список собственной памяти, но забыть не получится.

— Офигеть… — только и выдала я, останавливаясь на светофоре.

— Есть еще кое-что, — Марсия достала клочок бумаги и показала мне. Там было начеркано два имени: Стейси Морански и Саманта Тайлер.

— Кто это?

— Папа говорил по телефону громко, — заговорщически шепнула она. Словно отец мог услышать и надавать по любопытной голове. — Эти две девушки тоже обратились в полицию.

— Их тоже? — ужаснулась я.

— Она рассказали о провалах в памяти. Все возможно.

— А откуда они узнали об Анне и ее случае?

В новостях было только про нападение вроде.

— Ты повтор смотрела. Полиции пришлось сделать заявление. Кто знает, сколько жертв может оказаться у слепых изнасилований.

— Слепых изнасилований?

— Это я придумала. Нужно же как-то это обозвать.

— Гротескно, — выдала и притормозила у дома капитана полиции. Через минуту нас уже пригласили в милый и уютный дом с занавесками в рюшечках и нежными пудровыми диванами в гостиной. В таком гнездышке просто не могло случиться плохое, но случилось, увы…

Что же за сволочь отважилась сделать такое с дочерью главного человека в правоохранительной структуре округа?!

— Миссис Вольц, здравствуйте, — я участливо пожала ее руку. — Мы пришли поддержать Анну.

Она вымученно улыбнулась, не скрывая, что дается это крайне тяжело. Красные глаза, фиолетовые круги под ними, дрожащие пальцы. Миссис Вольц осунулась и постарела вмиг. Боже, как же сложно родителям страдать за детей. Что же мир такой жестокий к хорошим людям?! Черт!

— Она наверху, у себя.

Миссис Вольц проводила нас до двери и, проглотив ком, улыбнулась, постучала и ласково спросила:

— Милая, к тебе Кайла и Марсия.

Пыталась держаться, быть сильной ради дочери. Нам кивнула и оставила открытой дверь.

— Привет! — Марсия не унывала. — Мы не успели купить вкусненькое, но можем заказать пиццу! — и старалась подбодрить.

Я улыбалась, цепко вглядываясь в лицо. Небольшая ссадина возле рта, общая бледность, взгляд потухший — признаться, я боялась чего-то невыносимо шокирующего. Боялась, что не выдержу. Не выдержу перед самой жертвой. Мне плохо, а ей как? Если Анна справляется, то мы просто обязаны ради нее быть сильными.

— Заходите, — она повыше натянула плед, укуталась, словно холодно ей. Или защищается так. Мир вокруг оказался враждебным, очень. Мы все этого не ожидали.

— Можем телек посмотреть, — предложила Марсия и щелкнула пультом.

Следующие полчаса мы смотрели старую комедию с Брэдли Купером и весело комментировали каждый кадр. Анна даже улыбалась. Она расслабилась и выглядела почти прежней, пока не сполз плед, оголив шею.

— Анна… — не выдержала я, увидев жуткие фиолетовые отметины на шее. Ее душили. Боже.

Она запахнула его снова, вся подобравшись, зверьком затравленным на нас поглядывая.

— Прости. Прости меня! Я не должна была… — мне было стыдно, что не смогла сдержать шок. Но я всего лишь человек, девушка двадцати лет, которая все принимает и примеряет на себя. — Убила бы подонка! — я все-таки сказала это вслух.

И почему-то именно это подействовало. Анна немного расслабилась и уже чуть меньше закрывалась от нас. Мы ведь девочки одного возраста, знающие друг друга с младшей школы. Любая из нас могла оказаться в такой ситуации. Наше дело выслушать, предостеречь и поддержать.

— Я ничего не помню, — сказала она. — Со мной сделали такое, а я даже не помню. Я была в госпитале… мне дали таблетку, чтобы вызвать месячные. Нужно исключить… исключить…

— Не надо, не надо… — шептала я, обнимая ее. Марсия гладила по волосам. Мы переглянулись: понятно, что этот мерзавец мог кончить в нее. А рожать от насильника — за гранью добра и зла. — Не рассказывай, если больно. Мы просто помолчим.

— Я проснулась утром, — Анна отстранилась и поглядела в зеркало напротив кровати. — Тело болело, а внизу все ныло… — потом снова ко мне обратилась. — Но я дома была! Мама на смене. Папа на дежурстве. Я одна была, но я этого не помню!

— Большой провал? — уточнила я. Еще не журналист, а уже профдеформация.

— Сутки примерно. Помню утро и снова утро.

— Уверена, твой отец найдет гада и посадит надолго! — твердо заявила Марсия. Я была с ней согласна! Но если бы мне доверили выносить приговор, то я бы посадила сразу в газовую камеру, а лучше четвертовать, предварительно удалив половые признаки! Да, я жестокая!

— Вот тебе и сенсация, — вздохнула Марсия, когда мы сели в машину.

— Лучше бы не было ее, — ответила, отъезжая. Верните мне благополучный сытый городок, в котором ничего не происходит!

Домой приехала к двум часам. Нужно попрощаться с мамой, Дэвидом и Буке подзатыльник отвесить. Надеюсь, она не видела новости…

— Кайла, — махнул отчим, выходя из машины. Тоже куда-то ездил. — Как дела?

— Порядок, — вяло улыбнулась я. Нет, с ним у нас контакт налажен, но сейчас вот вообще не до напутствий.

— Знаешь уже?

Ага, значит, специально поджидал, чтобы предупредить. У его жены и моей матери по совместительству тонкая душевная организация, а Дэвид очень хочет в отпуск.

— Да, — кивнула я.

— Что делать будем? — он облокотился на свою понтовую тачку и на меня серьезно посмотрел. Поддержка моя нужна, приятно.

— А что делать, — я последовала его примеру. Давно не обтирала задницей крыло дорогущего «Бентли». — Вы едете в отпуск, я… — черт, не только я! — Мы на хозяйстве.

— Что-то я после этого случая…

Так корректно изнасилования только адвокаты называют.

— Боюсь уезжать.

Это он еще не знает, что, возможно, «случай» был не один.

— Да все нормально будет. В Штатах каждый день фиксируют более десяти тысяч изнасилований, — я развела руками. Увы, против статистики не попрешь. Что же теперь, отпуск отменять?! — Я буду осторожна, — пообещала клятвенно.

Дэвид выдохнул. Уверена, если бы я попросила остаться — они бы остались. Но отчим целый год пахал (и хорошо вспахал местное общество, между прочим!) и заслужил полежать на солнышке вдали от городской суеты.

— Если что, звони, — он подставил ладонь. Я дала ему пять. — И если Эрик будет…

— Дэвид, — прервала я. — С индюком, точнее, муда… — ну нельзя же так, отец все же! — В общем, с Эриком справлюсь.

— Ну-ну, — очень по-мужски ухмыльнулся он и взял затрещавший айфон. Они со старшим сыном, кстати, очень похожи, только мой сводный братец красивее. Это не комплимент, а констатация факта.

Я вошла в дом, подумать в тишине хотела, но куда там! У нас же война! Очень громкая война! Быстро пошла на звук выстрелов, собиралась уже наорать на Буку, но так и застыла на входе.

Нет, я уже привыкла, что мой младший брат оккупировал гостиную и зависал с приставкой целое лето (и куда наша мать смотрит?!), хотя у него есть своя комната! Но я никак не предполагала, что мой сводный брат, взрослый мужчина, двадцать четыре года как никак, присоединится к нему! Между прочим у Эрика самая большая спальня и напичкана аппаратурой сверху донизу! Какого тогда он здесь делает?!

Они развалились на диване и рубились как в последний раз. Совершенно не похожие — Бука в нашу породу, рыжий, — но родство угадывалось невооруженным глазом. Ноги одинаково раздвинуты, губы поджимали как в зеркале, а с джойстиком работали вообще синхронно. Олимпийское золото им! Задротам компьютерным!

— Есть! — Бука вскочил и станцевал ритуальный танец, празднуя победу. Эрик засмеялся — да так заразительно и обаятельно, гад! — и потрепал его по рыжим волосам. Я, не сдержавшись, фыркнула. Какая братская любовь! Пацан пацана, в общем… Или там было: дурак дурака?

— Это что за обезьяний танец? — да, я милашка.

Меня наконец заметили. Улыбка Эрика… нет, не померкла, но стала какой-то загадочной, а глаза подозрительно засверкали. Его взгляд медленно скользнул вверх-вниз по мне, раза три не меньше! Сейчас скажет какую-нибудь пошлую гадость…

— Чипсы принеси.

Ой, ошибочка вышла, плохой из меня сегодня экстрасенс.

Я не стала пререкаться — не до того сегодня — просто взяла пустую чашку и пошла на кухню. Через секунду поставила перед ними холестериновую отраву.

— Это вредно, между прочим, — не преминула заметить.

— Чего-нибудь хочешь? — Эрик вольготно развалился на диване, еще шире разводя длинные мускулистые ноги. Шорты на нем, слава богу. Бука посмотрел на него, потом на меня и снова на него, затем расплылся в улыбке: он ничего не понимал, но готов поддержать любой движ против меня.

— Ага, — кивнул рыжей башкой. — Сникерс и колу!

— У тебя прыщи на заднице будут, — мрачно проговорила. Ну Риччи, ну предатель!

— Принеси все, что хочет мелкий.

Я отвернулась, чтобы не послать их обоих в дальние дали.

— Круто! — услышала Буку. — Как ты с ней! Я тоже так хочу.

Я сжала кулаки. Козлы Лавали!

Но бог все-таки есть. Когда бросила на колени брата сникерс, мама крикнула:

— Риччи, иди вещи собирай, такси через час!

— Иди-иди, Иуда, — прошипела я, сделав глоток приторной колы. — Фу, — и поставила стакан, устало тряхнув волосами.

Эрик схватил меня за руку и дернул — я упала на диван рядом с ним, сразу вырвав ладонь.

— Чего тебе еще? — сказала достаточно агрессивно. — Ноги помыть? На коленях поползать? Ну, чего?

— На коленях, говоришь, — мягко протянул, почему-то взглядом впиваясь в мои губы.

— Отстань, Лаваль, — взбрыкнула я, пытаясь подняться.

— Хозяин, — строго напомнил Эрик.

— Хозяин! — я даже поклонилась. — Не до игр сейчас, — и откинула голову на мягкие подушки. Что-то так много всего произошло за последние сутки. Не вывести просто.

Эрик как-то напрягся и внимательно на меня посмотрел.

— Что случилось? На полицию нравов нарвалась? — он кивнул на мои шорты. — Или права женщин где-то поперли?

— Не смешно! — я снова вскочила. Эрик опять дернул меня на диван, да так, что мои ноги оказались на его коленях.

— Пусти!

— Да сиди уже и рассказывай.

— Не буду!

— Я приказываю!

— Ты что, новости не видел?! — тихо воскликнула.

Вся игривость слетела с Эрика: взгляд цепкий, внимательный.

— Знаешь ее?

Я только кивнула.

— Больше одна вечером не выходишь, ясно?

— В смысле?

— В прямом! Выходишь только со мной.

— Вот еще! — не выдержала я. — Поздно старшего брата включил!

— Так, Кайла, — грубо начал он, — давай я популярно объясню, как мы будем жить следующие три недели: ты слушаешься и делаешь все, что я велю. Я нахожу тебе ёбаря.

Я аж закашлялась от такой прямоты. Я же просто так ляпнула! Не нужен мне никакой ёб… парень. Я сама в состоянии найти себе мужчину, когда он будет мне нужен! Но вслух не сказала, поздно идти на попятную.

— Мы договаривались — без перегибов, — жестко напомнила я.

— Хватит вести себя как тупая феминистка, — парировал он.

— Хусейн в могиле радуется: вон сколько шовинистов-диктаторов развелось!

— Ключевое было тупая, — оборвал Эрик.

— Знаешь, что? — взорвалась я.

— Что? — не менее опасно ответил он.

— А ничего!

Я глубоко вдохнула. Смысл с ним спорить? Он же упертый, как баран. Нужно просто делать. Буду я еще разрешения спрашивать!